Руководство французской революции

Великая Французская революция — знаковое событие как для самой Франции, так и всего мира. Те события заложили основу политических моделей европейских стран, в которых высшими ценностями стали свобода, равенство, суверенитет. Все идейные течения XIХ–XX веков формировались под влиянием взглядов выдающихся деятелей Французской революции.

Кто является лидерами Французской революции? Десятилетие революции ознаменовалось множеством легендарных событий, на каждом этапе появлялись новые лидеры. В историю вошли такие деятели: Камиль Демулен, граф де Мирабо, Максимильен Робеспьер, Жан-Поль Марат, Жорж Жак Дантон, Гракх Бабеф.

Камиль Демулен

Франция конца XVIII века в условиях абсолютной монархии переживала тяжелый кризис: хаос в управлении государством, недостаток финансов и продуктов питания. Учредительное собрание обсуждало проект конституции, которая должна была ограничить власть монарха. Но король собрал наемные войска, чтобы разогнать собрание, что стало толчком к общенациональной революции. В июле 1789 года в Париже начались волнения.

Чем известен Камиль Демулен? Молодой адвокат Камиль Демулен участвовал в волнениях, призывал людей к оружию, к провозглашению во Франции республики. Это было основное содержание его трактата «Свободная Франция». Этот призыв был услышан и стал первым толчком к народному противостоянию. Парижане громили оружейные лавки, более 30 тысяч горожан вооружились. Революция началась 14 июля 1789 года со штурма крепости-тюрьмы Бастилии, которая была символом репрессивной мощи государства.

Позже, во время суда над Людовиком XVI, Камиль Демулен выступал за его казнь. В первые годы революции деятель издавал зажигательные политические памфлеты. В тот период возникали политические клубы, в которых велись жаркие споры о свободе и равенстве. Один из таких клубов — клуб кордельеров — Демулен организовал вместе с Маратом и Дантоном. Тогда же стал издавать газету «Старый кордельер».

Когда начался революционный террор, Демулен начал призывать к милосердию. Робеспьер, организатор террора, перестал поддерживать старого друга, с которым они учились вместе в лицее. Демулен и Дантон были арестованы и казнены 5 апреля 1794 года.

Оноре Габриэль Рикети, граф де Мирабо

Почему графа де Мирабо причисляют к лидерам Французской революции? Он был самым знаменитым оратором и активным деятелем начального этапа революции. Неимоверную популярность еще ранее ему принесли резкие нападки на привилегированные сословия.

Граф де Мирабо активно участвовал в прениях при обсуждении конституции. Особенно возросло его влияние, когда он громогласно призвал продолжать работу собрания, несмотря на угрозу его силового разгона.

В августе 1789 года была принята «Декларация прав человека и гражданина» — один из первых в истории демократических документов. Ее автором был де Мирабо. Он считал, что эта Декларация должна стать первой главой конституции.

Проект конституции обсуждали почти два месяца. Граф Мирабо негодовал против многословных прений по всем вопросам. В это время в стране нарастали анархия, голод. Оплотом против этого Мирабо считал монархию. Но из-за такой позиции распространились слухи о его продажности, его положение стало невыносимым и усугубило болезненное состояние. Умер Оноре Габриэль Рикети 2 апреля 1791 года, хоронил его весь Париж.

Максимильен Робеспьер

Самой известной и влиятельной силой Французской революции были якобинцы — политическая партия в Национальном собрании. С. Киселев в статье о политических клубах пишет, что лидеры якобинцев возглавляли такие течения:

• Правое крыло — Дантон.
• Центральное направление — Робеспьер.
• Левое крыло — Марат.

Почему Робеспьера считают лидером революции? Он был одним из основателей влиятельного клуба якобинцев, активно участвовал в дебатах в клубе, в представительных органах, в Конвенте. В революционном правительстве имел огромное влияние. С его именем связан большой террор, поглотивший не только врагов революции, но многих революционеров.

Робеспьер в начале революции стал депутатом Генеральных штатов и Учредительного собрания от третьего сословия — буржуазии, которая вышла на политическую арену и боролась за свои права. Он привлек к себе внимание сотнями речей в этих представительных органах при обсуждении проекта конституции. Мирабо отзывался о Робеспьере: «Он далеко пойдет, потому что верит в то, что говорит».

Робеспьер был членом Комитета общественного спасения, который сосредоточил в своих руках всю власть в стране. Здесь он провозгласил необходимость проведения «большого террора». В своих действиях был очень последовательным, за что получил прозвище Неподкупный. Как пишет исследователь Французской революции А. Чилингарян с соавторами, в рядах якобинцев зрело недовольство его слишком жесткой политикой.

Когда началась борьба за власть между революционными группами, Робеспьер взял на себя роль посредника. Чтобы не допустить раскола, пытался примирить враждующих. Но ультралевые в Конвенте обвинили его в снисходительности к врагам революции. Все попытки возражений они прерывали. Робеспьер со своими сторонниками был арестован, а на следующий день, 28 июля 1794 года, казнен без следствия и суда.

Жан-Поль Марат

До революции Марат был врачом, писал научные труды, за что получил степень доктора медицины в Эдинбургском университете. Занимался просветительской деятельностью, в книге «Цепи рабства» выступал непримиримым врагом деспотизма.

Чем известен Жан-Поль Марат? В начале революции он стал издавать газету «Друг народа». На ее страницах он обличал врагов народных масс, обрушивался на королевскую семью и продажных политиков. Газету читали нарасхват, в народе распространялся дух крайнего революционного фанатизма. Сам автор становился все популярнее, а его выступления — все более энергичными и свирепыми. Парижане стали его самого называть «друг народа».

Последние месяцы жизни Марат тяжело болел, не выходил из дома и нигде не выступал. Из-за тяжелой кожной болезни вынужден был постоянно находиться в специальной ванне. К тому времени он стал объектом ненависти политических противников — жирондистов. Их сторонница Шарлотта Корде убила беспомощного Марата 13 июля 1793 года.

Жорж Жак Дантон

Почему Дантон причислен к лидерам революции? Он был активным участником всех революционных событий, организатором и влиятельным членом клуба якобинцев, где прославился как яркий трибун. Был сторонником низложения монархии, призывал парижан подписывать петицию об этом. Позже был среди основателей Первой Французской республики, министром юстиции в ее правительстве.

Дантон был избран депутатом в революционный Конвент, где выступал за осуждение монархии, за свободу печати. Конвент посылал Дантона в Бельгию для организации жизни в завоеванной области. Позже он выступал против вмешательства во внутренние дела других стран, против завоевательных войн.

Дантон не одобрял и террор, проводимый в стране Комитетом общественного спасения и Робеспьером. Но бывшие соратники обвинили его в снисходительности к врагам революции, в составлении заговора с целью свержения республики. В марте 1794 года Дантон, Демулен и другие их соратники были арестованы и осуждены на казнь. Когда по дороге на эшафот колесница с осужденными проезжала мимо дома Робеспьера, Дантон пророчески выкрикнул бывшему другу, что тот вскоре последует за ним.

Франсуа Ноэль (Гракх) Бабеф

Чем известен Гракх Бабеф? Это политический деятель последнего периода Французской революции. Под влиянием идей просветителей он стал убежденным сторонником общества совершенного равенства, где не будет частной собственности. Из-за таких взглядов его позже стали считать предшественником научного коммунизма.

Бабеф приехал в Париж в 1789 году, застал взятие Бастилии, стал активным участником революционных событий. В первом же своем открытом выступлении призвал отменить избирательный ценз, в 1791 году был сторонником установления республиканского строя. В ходе всей революции отстаивал права неимущих слоев, критиковал якобинцев за пренебрежение к этой проблеме.

Гракх Бабеф разделял многие убеждения Робеспьера, но был более радикальным — его идеалом было достижение фактического равенства среди людей. На страницах издаваемого им журнала Le Tribun du peuple (‘Народный трибун’) он стал организатором коммунистического движения во имя равенства. Позже он готовил народное выступление, но заговор был раскрыт предателем. В мае 1797 году состоялся суд, который приговорил Бабефа к смертной казни.

Революция во Франции выдвинула лидеров, которые выражали стремления народа. Они были во многом первопроходцами. На всех этапах долгой революции проявили себя организаторами народных масс в борьбе за права.

French Revolution

Part of the Atlantic Revolutions
The Storming of the Bastille, 14 July 1789
Date	5 May 1789 – 9 November 1799 (10 years, 6 months, and 4 days)
Location	Kingdom of France
Outcome	Abolition of the Ancien Régime and creation of constitutional monarchy Proclamation of the French First Republic in September 1792 Reign of Terror and Execution of Louis XVI French Revolutionary Wars Establishment of the French Consulate in November 1799

The French Revolution (French: Révolution française [ʁevɔlysjɔ̃ fʁɑ̃sɛːz]) was a period of radical political and societal change in France that began with the Estates General of 1789, and ended with the formation of the French Consulate in November 1799. Many of its ideas are considered fundamental principles of liberal democracy,^[1] while the values and institutions it created remain central to French political discourse.^[2]

Its causes are generally agreed to be a combination of social, political and economic factors, which the Ancien Régime proved unable to manage. In May 1789, widespread social distress led to the convocation of the Estates General, which was converted into a National Assembly in June. Continuing unrest culminated in the Storming of the Bastille on 14 July, which led to a series of radical measures by the Assembly, including the abolition of feudalism, the imposition of state control over the Catholic Church in France, and extension of the right to vote.

The next three years were dominated by the struggle for political control, exacerbated by economic depression and civil disorder. Austria, Britain, Prussia and other external powers sought to restore the Ancien Régime by force, while many French politicians saw war as the best way to unite the nation and preserve the revolution by exporting it to other countries. These factors resulted in the outbreak of the French Revolutionary Wars in April 1792, abolition of the French monarchy and proclamation of the French First Republic in September 1792, followed by the execution of Louis XVI in January 1793.

Following the Paris-based Insurrection of 31 May – 2 June 1793, the constitution was suspended and effective political power passed from the National Convention to the more radical Committee of Public Safety. An estimated 16,000 «counter-revolutionaries» were executed during the subsequent Reign of Terror, which ended with the so-called Thermidorian Reaction in July 1794. Weakened by a combination of external threats and internal opposition, in November 1795 the Republic was replaced by the Directory. Four years later in November 1799, the Consulate seized power in a military coup led by Napoleon Bonaparte. This is generally seen as marking the end of the Revolutionary period.

Causes

The underlying causes of the French Revolution were the Ancien Régime’s inability to manage rising social and economic inequality. Population growth and interest payments on government debt led to economic depression, unemployment, and high food prices.^[3] Combined with a regressive tax system and resistance to reform by the ruling elite, the result was a crisis Louis XVI proved unable to resolve.^[4][5]

Between 1700 and 1789, the French population grew from an estimated 21 to 28 million, while Paris alone had over 600,000 inhabitants, of whom roughly one third had no regular work.^[6] Food production failed to keep up with these numbers, and whilst wages increased by 22% between 1770 and 1790, prices rose by 65% in the same period,^[7] which many blamed on government inaction.^[8] Combined with a series of poor harvests, by 1789 the result was a rural peasantry with nothing to sell, and an urban proletariat whose purchasing power had collapsed.^[9]

High levels of state debt, which acted as a drag on the wider economy, are often attributed to the 1778–1783 Anglo-French War. However, one economic historian argues «neither [its] level in 1788, or previous history, can be considered an explanation for the outbreak of revolution in 1789».^[10] In 1788, the ratio of debt to gross national income in France was 55.6%, compared to 181.8% in Britain, and although French borrowing costs were higher, the percentage of revenue devoted to interest payments was roughly the same in both countries.^[11]

The problem lay in the assessment and collection of the taxes used to fund government expenditure. Rates varied widely from one region to another, were often different from the official amounts, and collected inconsistently. Complexity, as much as the financial burden, caused resentment among all taxpayers; although the nobility paid significantly less than other classes, they complained just as much.^{[12] [a]} Attempts to simplify the system were blocked by the regional Parlements which controlled financial policy. The resulting impasse in the face of widespread economic distress led to the calling of the Estates-General, which became radicalised by the struggle for control of public finances.^[14]

Although willing to consider reforms, Louis XVI often backed down when faced with opposition from conservative elements within the nobility.^[15] The court became the target for popular anger, particularly Queen Marie-Antoinette, who was viewed as a spendthrift Austrian spy, and blamed for the dismissal of ‘progressive’ ministers like Jacques Necker. For their opponents, Enlightenment ideas on equality and democracy provided an intellectual framework for dealing with these issues, while the 1774 American Revolution was seen as confirmation of their practical application.^[16]

Crisis of the Ancien Régime

Financial crisis

The French state faced a series of budgetary crises during the 18th century, caused primarily by structural deficiencies rather than lack of resources. Unlike Britain, where Parliament determined both expenditures and taxes, in France the Crown controlled spending, but not revenue.^[17] National taxes could only be approved by the Estates-General, which had not sat since 1614; its revenue functions had been assumed by regional parlements, the most powerful being the Parlement de Paris (see Map).^[18]

Although willing to authorise one-time taxes, these bodies were reluctant to pass long-term measures, while collection was outsourced to private individuals. This significantly reduced the yield from those that were approved and as a result, France struggled to service its debt despite being larger and wealthier than Britain.^[17] Following partial default in 1770, within five years the budget had been balanced thanks to reforms instituted by Turgot, the Controller-General of Finances. This reduced government borrowing costs from 12% per year to under 6%, but he was dismissed in May 1776 after arguing France could not afford to intervene in the American Revolutionary War.^[19]

Two ministers followed in quick succession before the Swiss banker Necker took over in July 1777. He was able to fund the war through loans rather than taxes, but his dire warnings about the impact on national finances led to his replacement in 1781 by Charles Alexandre de Calonne.^[20] Continued French intervention in America and the associated 1778 to 1783 Anglo-French War could only be funded by issuing substantial quantities of new state debt. This created a large rentier class who lived on the interest, primarily members of the French nobility or commercial classes. By 1785, the government was struggling to cover these payments; since defaulting on the debt would negatively impact much of French society, the only other option was to increase taxes. When the parlements refused to collect them, Calonne persuaded Louis to summon the Assembly of Notables, an advisory council dominated by the upper nobility, which met in February 1787. Led by de Brienne, a former archbishop of Toulouse,^[b] the Assembly also refused to approve new taxes, arguing this could only be done by the Estates.^[22]

De Brienne, who succeeded Calonne in May 1787, tried to address the budgetary impasse without raising taxes by devaluing the coinage instead; the result was runaway inflation, worsening the plight of the farmers and urban poor.^[23] By 1788, total state debt had increased to an unprecedented 4.5 billion livres. In a last attempt to resolve the crisis, Necker returned as Finance Minister in August 1788 but was unable to reach an agreement on how to increase revenue. In May 1789, Louis summoned the Estates-General for the first time in over a hundred and fifty years.^[24]

Estates-General of 1789

The Estates-General was divided into three: the First for members of the clergy, Second for the nobility, and Third for the «commons».^[25] Since each operated as a separate body, the First and Second Estates could combine to outvote the Third, despite representing less than 5% of the population, while both were largely exempt from tax.^[26]

In the 1789 elections, the First Estate returned 303 deputies, representing 100,000 Catholic clergy. The Church as a whole owned nearly 10% of all French land, in addition to receiving annual tithes paid by peasants.^[27] However, more than two-thirds of the clergy lived on less than 500 livres per year, and were often closer to the urban and rural poor than those elected for the Third Estate, where voting was restricted to male French taxpayers, aged 25 or over.^[28] As a result, half of the 610 deputies elected to the Third Estate in 1789 were lawyers or local officials, nearly a third businessmen, while fifty-one were wealthy land owners.^[29]

The Second Estate elected 291 deputies, representing about 400,000 men and women, who owned about 25% of the land and collected seigneurial dues and rents from their tenants. Like the clergy, this was not a uniform body, and was divided into the noblesse d’épée, or traditional aristocracy, and the noblesse de robe. The latter derived rank from judicial or administrative posts and tended to be hard-working professionals, who dominated the regional parlements and were often intensely socially conservative.^[30]

To assist delegates, each region completed a list of grievances, known as Cahiers de doléances.^[31] Although they contained ideas that would have seemed radical only months before, most supported the monarchy, and assumed the Estates-General would agree to financial reforms, rather than fundamental constitutional change.^[32] The lifting of press censorship allowed widespread distribution of political writings, mostly written by liberal members of the aristocracy and upper middle-class.^[33] Abbé Sieyès, a political theorist and priest elected to the Third Estate, argued it should take precedence over the other two as it represented 95% of the population.^[34]

The Estates-General convened in the Menus-Plaisirs du Roi on 5 May 1789, near the Palace of Versailles rather than in Paris; the choice of location was interpreted as an attempt to control their debates. As was customary, each Estate assembled in separate rooms, whose furnishings and opening ceremonies deliberately emphasised the superiority of the First and Second Estates. The Second Estate ruled only landowners could sit as deputies, excluding the immensely popular Comte de Mirabeau.^[35]

To prevent the Third Estate being outvoted by the other two, Sieyès sought to combine all three. His method was to require all deputies be approved by the Estates-General as a whole, instead of each Estate verifying its own members. This meant their legitimacy derived from the Estates-General, forcing them to continue sitting as one body.^[36] Sitting as the Estates-General, on 10 June members of the Third Estate began verifying their own deputies, a process completed on 17 June. Two days later, they were joined by over 100 members of the First Estate, and declared themselves the National Assembly. The remaining deputies from the other two Estates were invited to join, but the Assembly made it clear they intended to legislate with or without their support.^[37]

In an attempt to prevent the Assembly from convening, Louis XVI closed the Salle des États, claiming he needed it for a royal speech. On 20 June, the Assembly met in a tennis court outside Versailles, and swore not to disperse until a new constitution had been agreed. Messages of support poured in from Paris and other cities; by 27 June, they had been joined by the majority of the First Estate, plus forty-seven members of the Second, and Louis backed down.^[38]

Constitutional monarchy (July 1789 – September 1792)

Abolition of the Ancien Régime

Even these limited reforms went too far for Marie Antoinette and Louis’ younger brother the Comte d’Artois; on their advice, Louis dismissed Necker again as chief minister on 11 July.^[39] On 12 July, the Assembly went into a non-stop session after rumours circulated he was planning to use the Swiss Guards to force it to close. The news brought crowds of protestors into the streets, and soldiers of the elite Gardes Françaises regiment refused to disperse them.^[40]

On the 14th, many of these soldiers joined the mob in attacking the Bastille, a royal fortress with large stores of arms and ammunition. Its governor, Bernard-René de Launay, surrendered after several hours of fighting that cost the lives of 83 attackers. Taken to the Hôtel de Ville, he was executed, his head placed on a pike and paraded around the city; the fortress was then torn down in a remarkably short time. Although rumoured to hold many prisoners, the Bastille held only seven: four forgers, a lunatic, a failed assassin, and a deviant nobleman. Nevertheless, as a potent symbol of the Ancien Régime, its destruction was viewed as a triumph and Bastille Day is still celebrated every year.^[41] In French culture, some see its fall as the start of the Revolution.^[42]

Alarmed by the prospect of losing control of the capital, Louis appointed the Marquis de Lafayette commander of the National Guard, with Jean-Sylvain Bailly as head of a new administrative structure known as the Commune. On 17 July, Louis visited Paris accompanied by 100 deputies, where he was greeted by Bailly and accepted a tricolore cockade to loud cheers. However, it was clear power had shifted from his court; he was welcomed as ‘Louis XVI, father of the French and king of a free people.’^[43]

The short-lived unity enforced on the Assembly by a common threat quickly dissipated. Deputies argued over constitutional forms, while civil authority rapidly deteriorated. On 22 July, former Finance Minister Joseph Foullon and his son were lynched by a Parisian mob, and neither Bailly nor Lafayette could prevent it. In rural areas, wild rumours and paranoia resulted in the formation of militia and an agrarian insurrection known as la Grande Peur.^[44] The breakdown of law and order and frequent attacks on aristocratic property led much of the nobility to flee abroad. These émigrés funded reactionary forces within France and urged foreign monarchs to back a counter-revolution.^[45]

In response, the Assembly published the August Decrees which abolished feudalism. Over 25% of French farmland was subject to feudal dues, providing the nobility with most of their income; these were now cancelled, along with church tithes. While their former tenants were supposed to pay them compensation, collecting it proved impossible, and the obligation was annulled in 1793.^[46] Other decrees included equality before the law, opening public office to all, freedom of worship, and cancellation of special privileges held by provinces and towns.^[47]

With the suspension of the 13 regional parlements in November, the key institutional pillars of the old regime had all been abolished in less than four months. From its early stages, the Revolution therefore displayed signs of its radical nature; what remained unclear was the constitutional mechanism for turning intentions into practical applications.^[48]

Creating a new constitution

On 9 July, the National Assembly appointed a committee to draft a constitution and statement of rights.^[49] Twenty drafts were submitted, which were used by a sub-committee to create a Declaration of the Rights of Man and of the Citizen, with Mirabeau being the most prominent member.^[50] The Declaration was approved by the Assembly and published on 26 August as a statement of principle.^[51]

The Assembly now concentrated on the constitution itself. Mounier and his monarchist supporters advocated a bicameral system, with an upper house appointed by the king, who would also have the right to appoint ministers and veto legislation. On 10 September, the majority of the Assembly, led by Sieyès and Talleyrand, voted in favour of a single body, and the following day approved a «suspensive veto» for the king, meaning Louis could delay implementation of a law, but not block it indefinitely. In October, the Assembly voted to restrict political rights, including voting rights, to «active citizens», defined as French males over the age of 25 who paid direct taxes equal to three days’ labour. The remainder were designated «passive citizens», restricted to «civil rights», a distinction opposed by a significant minority, including the Jacobin clubs.^[52][53] By mid-1790, the main elements of a constitutional monarchy were in place, although the constitution was not accepted by Louis until 1791.^[54]

Food shortages and the worsening economy caused frustration at the lack of progress, and led to popular unrest in Paris. This came to a head in late September 1789, when the Flanders Regiment arrived in Versailles to reinforce the Royal bodyguard, and were welcomed with a formal banquet as was common practice. The radical press described this as a ‘gluttonous orgy’, and claimed the tricolour cockade had been abused, while the Assembly viewed their arrival as an attempt to intimidate them.^[55]

On 5 October, crowds of women assembled outside the Hôtel de Ville, agitating against high food prices and shortages.^[56] These protests quickly turned political, and after seizing weapons stored at the Hôtel de Ville, some 7,000 of them marched on Versailles, where they entered the Assembly to present their demands. They were followed to Versailles by 15,000 members of the National Guard under Lafayette, who was virtually «a prisoner of his own troops».^[57]

When the National Guard arrived later that evening, Lafayette persuaded Louis the safety of his family required their relocation to Paris. Next morning, some of the protestors broke into the Royal apartments, searching for Marie Antoinette, who escaped. They ransacked the palace, killing several guards. Order was eventually restored, and the Royal family and Assembly left for Paris, escorted by the National Guard.^[58] Louis had announced his acceptance of the August Decrees and the Declaration, and his official title changed from ‘King of France’ to ‘King of the French’.^[59]

The Revolution and the Church

Historian John McManners argues «in eighteenth-century France, throne and altar were commonly spoken of as in close alliance; their simultaneous collapse … would one day provide the final proof of their interdependence.» One suggestion is that after a century of persecution, some French Protestants actively supported an anti-Catholic regime, a resentment fuelled by Enlightenment thinkers such as Voltaire.^[60] Jean-Jacques Rousseau, considered a philosophical founder of the revolution,^{[61][62] [63]} wrote it was «manifestly contrary to the law of nature… that a handful of people should gorge themselves with superfluities, while the hungry multitude goes in want of necessities.»^[64]

The Revolution caused a massive shift of power from the Catholic Church to the state; although the extent of religious belief has been questioned, elimination of tolerance for religious minorities meant by 1789 being French also meant being Catholic.^[65] The church was the largest individual landowner in France, controlling nearly 10% of all estates and levied tithes, effectively a 10% tax on income, collected from peasant farmers in the form of crops. In return, it provided a minimal level of social support.^[66]

The August decrees abolished tithes, and on 2 November the Assembly confiscated all church property, the value of which was used to back a new paper currency known as assignats. In return, the state assumed responsibilities such as paying the clergy and caring for the poor, the sick and the orphaned.^[67] On 13 February 1790, religious orders and monasteries were dissolved, while monks and nuns were encouraged to return to private life.^[68]

The Civil Constitution of the Clergy of 12 July 1790 made them employees of the state, as well as establishing rates of pay and a system for electing priests and bishops. Pope Pius VI and many French Catholics objected to this since it denied the authority of the Pope over the French Church. In October, thirty bishops wrote a declaration denouncing the law, further fuelling opposition.^[69]

When clergy were required to swear loyalty to the Civil Constitution in November 1790, it split the church between the 24% who complied, and the majority who refused.^[70] This stiffened popular resistance against state interference, especially in traditionally Catholic areas such as Normandy, Brittany and the Vendée, where only a few priests took the oath and the civilian population turned against the revolution.^[69] The result was state-led persecution of «Refractory clergy», many of whom were forced into exile, deported, or executed.^[71]

Political divisions

The period from October 1789 to spring 1791 is usually seen as one of relative tranquility, when some of the most important legislative reforms were enacted. However, conflict over the source of legitimate authority was more apparent in the provinces, where officers of the Ancien Régime had been swept away, but not yet replaced by new structures. This was less obvious in Paris, since the National Guard made it the best policed city in Europe, but disorder in the provinces inevitably affected members of the Assembly.^[72]

Centrists led by Sieyès, Lafayette, Mirabeau and Bailly created a majority by forging consensus with monarchiens like Mounier, and independents including Adrien Duport, Barnave and Alexandre Lameth. At one end of the political spectrum, reactionaries like Cazalès and Maury denounced the Revolution in all its forms, with radicals like Maximilien Robespierre at the other. He and Jean-Paul Marat opposed the criteria for ‘active citizens’, gaining them substantial support among the Parisian proletariat, many of whom had been disenfranchised by the measure. ^[73]

On 14 July 1790, celebrations were held throughout France commemorating the fall of the Bastille, with participants swearing an oath of fidelity to ‘the nation, the law and the king.’ The Fête de la Fédération in Paris was attended by the Royal family, with Talleyrand performing a mass. Despite this show of unity, the Assembly was increasingly divided, while external players like the Paris Commune and National Guard competed for power. One of the most significant was the Jacobin club; originally a forum for general debate, by August 1790 it had over 150 members, split into different factions.^[74]

The Assembly continued to develop new institutions; in September 1790, the regional Parlements were abolished and their legal functions replaced by a new independent judiciary, with jury trials for criminal cases. However, moderate deputies were uneasy at popular demands for universal suffrage, labour unions and cheap bread, and over the winter of 1790 and 1791, they passed a series of measures intended to disarm popular radicalism. These included exclusion of poorer citizens from the National Guard, limits on use of petitions and posters, and the June 1791 Le Chapelier Law suppressing trade guilds and any form of worker organisation.^[75]

The traditional force for preserving law and order was the army, which was increasingly divided between officers, who largely came from the nobility, and ordinary soldiers. In August 1790, the loyalist General Bouillé suppressed a serious mutiny at Nancy; although congratulated by the Assembly, he was criticised by Jacobin radicals for the severity of his actions. Growing disorder meant many professional officers either left or became émigrés, further destabilising the institution.^[76]

Varennes and after

Held in the Tuileries Palace under virtual house arrest, Louis XVI was urged by his brother and wife to re-assert his independence by taking refuge with Bouillé, who was based at Montmédy with 10,000 soldiers considered loyal to the Crown.^[77] The royal family left the palace in disguise on the night of 20 June 1791; late the next day, Louis was recognised as he passed through Varennes, arrested and taken back to Paris. The attempted escape had a profound impact on public opinion; since it was clear Louis had been seeking refuge in Austria, the Assembly now demanded oaths of loyalty to the regime, and began preparing for war, while fear of ‘spies and traitors’ became pervasive.^[78]

Despite calls to replace the monarchy with a republic, Louis retained his position but was generally regarded with acute suspicion and forced to swear allegiance to the constitution. A new decree stated retracting this oath, making war upon the nation, or permitting anyone to do so in his name would be considered abdication. However, radicals led by Jacques Pierre Brissot prepared a petition demanding his deposition, and on 17 July, an immense crowd gathered in the Champ de Mars to sign. Led by Lafayette, the National Guard was ordered to «preserve public order» and responded to a barrage of stones by firing into the crowd, killing between 13 and 50 people.^[79]

The massacre badly damaged Lafayette’s reputation; the authorities responded by closing radical clubs and newspapers, while their leaders went into exile or hiding, including Marat.^[80] On 27 August, Emperor Leopold II and King Frederick William II of Prussia issued the Declaration of Pillnitz declaring their support for Louis, and hinting at an invasion of France on his behalf. In reality, the meeting between Leopold and Frederick was primarily to discuss the Partitions of Poland; the Declaration was intended to satisfy Comte d’Artois and other French émigrés but the threat rallied popular support behind the regime.^[81]

Based on a motion proposed by Robespierre, existing deputies were barred from elections held in early September for the French Legislative Assembly. Although Robespierre himself was one of those excluded, his support in the clubs gave him a political power base not available to Lafayette and Bailly, who resigned respectively as head of the National Guard and the Paris Commune. The new laws were gathered together in the 1791 Constitution, and submitted to Louis XVI, who pledged to defend it «from enemies at home and abroad». On 30 September, the Constituent Assembly was dissolved, and the Legislative Assembly convened the next day.^[82]

Fall of the monarchy

The Legislative Assembly is often dismissed by historians as an ineffective body, compromised by divisions over the role of the monarchy, an issue exacerbated when Louis attempted to prevent or reverse limitations on his powers.^[83] At the same time, restricting the vote to those who paid a minimal amount of tax disenfranchised a significant proportion of the 6 million Frenchmen over 25, while only 10% of those able to vote actually did so. Finally, poor harvests and rising food prices led to unrest among the urban class known as Sans-culottes, who saw the new regime as failing to meet their demands for bread and work.^[84]

This meant the new constitution was opposed by significant elements inside and outside the Assembly, itself split into three main groups. 245 members were affiliated with Barnave’s Feuillants, constitutional monarchists who considered the Revolution had gone far enough, while another 136 were Jacobin leftists who supported a republic, led by Brissot and usually referred to as Brissotins.^[85] The remaining 345 belonged to La Plaine, a centrist faction who switched votes depending on the issue, but many of whom shared doubts as to whether Louis was committed to the Revolution.^[85] After he officially accepted the new Constitution, one recorded response was «Vive le roi, s’il est de bon foi!«, or «Long live the king – if he keeps his word».^[86]

Although a minority in the Assembly, control of key committees allowed the Brissotins to provoke Louis into using his veto. They first managed to pass decrees confiscating émigré property, and threatening them with the death penalty.^[87] This was followed by measures against non-juring priests, whose opposition to the Civil Constitution led to a state of near civil war in southern France, which Bernave tried to defuse by relaxing the more punitive provisions. On 29 November, the Assembly approved a decree giving refractory clergy eight days to comply, or face charges of ‘conspiracy against the nation’, an act opposed even by Robespierre.^[88] When Louis vetoed both, his opponents were able to portray him as opposed to reform in general.^[89]

Brissot accompanied this with a campaign for war against Austria and Prussia, often interpreted as a mixture of calculation and idealism. While exploiting popular anti-Austrianism, it reflected a genuine belief in exporting the values of political liberty and popular sovereignty.^[90] Simultaneously, conservatives headed by Marie Antoinette also favoured war, seeing it as a way to regain control of the military, and restore royal authority. In December 1791, Louis made a speech in the Assembly giving foreign powers a month to disband the émigrés or face war, an act greeted with enthusiasm by supporters, but suspicion from opponents.^[91]

Bernave’s inability to build a consensus in the Assembly resulted in the appointment of a new government, chiefly composed of Brissotins. On 20 April 1792, the French Revolutionary Wars began when French armies attacked Austrian and Prussian forces along their borders, before suffering a series of disastrous defeats. In an effort to mobilise popular support, the government ordered non-juring priests to swear the oath or be deported, dissolved the Constitutional Guard and replaced it with 20,000 fédérés; Louis agreed to disband the Guard, but vetoed the other two proposals, while Lafayette called on the Assembly to suppress the clubs.^[92]

Popular anger increased when details of the Brunswick Manifesto reached Paris on 1 August, threatening ‘unforgettable vengeance’ should any oppose the Allies in seeking to restore the power of the monarchy. On the morning of 10 August, a combined force of the Paris National Guard and provincial fédérés attacked the Tuileries Palace, killing many of the Swiss Guards protecting it.^[93] Louis and his family took refuge with the Assembly and shortly after 11:00 am, the deputies present voted to ‘temporarily relieve the king’, effectively suspending the monarchy.^[94]

First Republic (1792–1795)

Proclamation of the First Republic

In late August, elections were held for the National Convention. New restrictions on the franchise meant the number of votes cast fell to 3.3 million, versus 4 million in 1791, while intimidation was widespread.^[95] The Brissotins now split between moderate Girondins led by Brissot, and radical Montagnards, headed by Robespierre, Georges Danton and Jean-Paul Marat. While loyalties constantly shifted, voting patterns suggest roughly 160 of the 749 deputies can generally be categorised as Girondists, with another 200 Montagnards. The remainder were part of a centrist faction known as La Plaine, headed by Bertrand Barère, Pierre Joseph Cambon and Lazare Carnot.^[96]

In the September Massacres, between 1,100 and 1,600 prisoners held in Parisian jails were summarily executed, the vast majority being common criminals.^[97] A response to the capture of Longwy and Verdun by Prussia, the perpetrators were largely National Guard members and fédérés on their way to the front. While responsibility is still disputed, even moderates expressed sympathy for the action, which soon spread to the provinces. One suggestion is that the killings stemmed from concern over growing lawlessness, rather than political ideology.^[98]

On 20 September, the French defeated the Prussians at Valmy. Emboldened by this, on 22 September the Convention replaced the monarchy with the French First Republic and introduced a new calendar, with 1792 becoming «Year One».^[99] The next few months were taken up with the trial of Citoyen Louis Capet, formerly Louis XVI. While evenly divided on the question of his guilt, members of the Convention were increasingly influenced by radicals based within the Jacobin clubs and Paris Commune. The Brunswick Manifesto made it easy to portray Louis as a threat to the Revolution, especially when extracts from his personal correspondence showed him conspiring with Royalist exiles.^[100]

On 17 January 1793, Louis was sentenced to death for «conspiracy against public liberty and general safety». 361 deputies were in favour, 288 against, while another 72 voted to execute him, subject to delaying conditions. The sentence was carried out on 21 January on the Place de la Révolution, now the Place de la Concorde.^[101] Conservatives across Europe now called for the destruction of revolutionary France, and in February the Convention responded by declaring war on Britain and the Dutch Republic. Together with Austria and Prussia, these two countries were later joined by Spain, Portugal, Naples, and Tuscany in the War of the First Coalition.^[102]

Political crisis and fall of the Girondins

The Girondins hoped war would unite the people behind the government and provide an excuse for rising prices and food shortages, but found themselves the target of popular anger. Many left for the provinces. The first conscription measure or levée en masse on 24 February sparked riots in Paris and other regional centres. Already unsettled by changes imposed on the church, in March the traditionally conservative and royalist Vendée rose in revolt. On 18th, Dumouriez was defeated at Neerwinden and defected to the Austrians. Uprisings followed in Bordeaux, Lyon, Toulon, Marseilles and Caen. The Republic seemed on the verge of collapse.^[103]

The crisis led to the creation on 6 April 1793 of the Committee of Public Safety, an executive committee accountable to the convention.^[104] The Girondins made a fatal political error by indicting Marat before the Revolutionary Tribunal for allegedly directing the September massacres; he was quickly acquitted, further isolating the Girondins from the sans-culottes. When Jacques Hébert called for a popular revolt against the «henchmen of Louis Capet» on 24 May, he was arrested by the Commission of Twelve, a Girondin-dominated tribunal set up to expose ‘plots’. In response to protests by the Commune, the Commission warned «if by your incessant rebellions something befalls the representatives of the nation,…Paris will be obliterated».^[103]

Growing discontent allowed the clubs to mobilise against the Girondins. Backed by the Commune and elements of the National Guard, on 31 May they attempted to seize power in a coup. Although the coup failed, on 2 June the convention was surrounded by a crowd of up to 80,000, demanding cheap bread, unemployment pay and political reforms, including restriction of the vote to the sans-culottes, and the right to remove deputies at will.^[105] Ten members of the commission and another twenty-nine members of the Girondin faction were arrested, and on 10 June, the Montagnards took over the Committee of Public Safety.^[106]

Meanwhile, a committee led by Robespierre’s close ally Saint-Just was tasked with preparing a new Constitution. Completed in only eight days, it was ratified by the convention on 24 June, and contained radical reforms, including universal male suffrage. However, normal legal processes were suspended following the assassination of Marat on 13 July by the Girondist Charlotte Corday, which the Committee of Public Safety used as an excuse to take control. The 1793 Constitution was suspended indefinitely in October.^[107]

Key areas of focus for the new government included creating a new state ideology, economic regulation and winning the war.^[108] They were helped by divisions among their internal opponents; while areas like the Vendée and Brittany wanted to restore the monarchy, most supported the Republic but opposed the regime in Paris. On 17 August, the Convention voted a second levée en masse; despite initial problems in equipping and supplying such large numbers, by mid-October Republican forces had re-taken Lyon, Marseilles and Bordeaux, while defeating Coalition armies at Hondschoote and Wattignies.^[109] The new class of military leaders included a young colonel named Napoleon Bonaparte, who was appointed commander of artillery at the siege of Toulon thanks to his friendship with Augustin Robespierre. His success in that role resulted in promotion to the Army of Italy in April 1794, and the beginning of his rise to military and political power.^[110]

Reign of Terror

Although intended to bolster revolutionary fervour, the Reign of Terror rapidly degenerated into the settlement of personal grievances. At the end of July, the Convention set price controls on a wide range of goods, with the death penalty for hoarders. On 9 September, ‘revolutionary groups’ were established to enforce these controls, while the Law of Suspects on 17th approved the arrest of suspected «enemies of freedom». This initiated what has become known as the «Terror». From September 1793 to July 1794, around 300,000 were arrested,^[111] with some 16,600 people executed on charges of counter-revolutionary activity, while another 40,000 may have been summarily executed, or died awaiting trial.^[112]

Price controls made farmers reluctant to sell their produce in Parisian markets, and by early September, the city was suffering acute food shortages. At the same time, the war increased public debt, which the Assembly tried to finance by selling confiscated property. However, few would buy assets that might be repossessed by their former owners, a concern that could only be achieved by military victory. This meant the financial position worsened as threats to the Republic increased, while printing assignats to deal with the deficit further increased inflation.^[113]

On 10 October, the Convention recognised the Committee of Public Safety as the supreme Revolutionary Government, and suspended the Constitution until peace was achieved.^[107] In mid-October, Marie Antoinette was convicted of a long list of crimes, and guillotined; two weeks later, the Girondist leaders arrested in June were also executed, along with Philippe Égalité. The «Terror» was not confined to Paris, with over 2,000 killed in Lyons after its recapture.^[114]

At Cholet on 17 October, the Republican army won a decisive victory over the Vendée rebels, and the survivors escaped into Brittany. Another defeat at Le Mans on 23 December ended the rebellion as a major threat, although the insurgency continued until 1796. The extent of the repression that followed has been debated by French historians since the mid-19th century.^[115] Between November 1793 to February 1794, over 4,000 were drowned in the Loire at Nantes under the supervision of Jean-Baptiste Carrier. Historian Reynald Secher claims that as many as 117,000 died between 1793 and 1796. Although those numbers have been challenged, François Furet concluded it «not only revealed massacre and destruction on an unprecedented scale, but a zeal so violent that it has bestowed as its legacy much of the region’s identity.»^{[116] [c]}

At the height of the Terror, not even its supporters were immune from suspicion, leading to divisions within the Montagnard faction between radical Hébertists and moderates led by Danton.^[d] Robespierre saw their dispute as de-stabilising the regime, and, as a deist, objected to the anti-religious policies advocated by the atheist Hébert, who was arrested and executed on 24 March with 19 of his colleagues, including Carrier.^[120] To retain the loyalty of the remaining Hébertists, Danton was arrested and executed on 5 April with Camille Desmoulins, after a show trial that arguably did more damage to Robespierre than any other act in this period.^[121]

The Law of 22 Prairial (10 June) denied «enemies of the people» the right to defend themselves. Those arrested in the provinces were now sent to Paris for judgement; from March to July, executions in Paris increased from five to twenty-six a day.^[122] Many Jacobins ridiculed the festival of the Cult of the Supreme Being on 8 June, a lavish and expensive ceremony led by Robespierre, who was also accused of circulating claims he was a second Messiah. Relaxation of price controls and rampant inflation caused increasing unrest among the sans-culottes, but the improved military situation reduced fears the Republic was in danger. Fearing their own survival depended on Robespierre’s removal, on 29 June three members of the Committee of Public Safety openly accused him of being a dictator.^[123]

Robespierre responded by refusing to attend Committee meetings, allowing his opponents to build a coalition against him. In a speech made to the Convention on 26 July, he claimed certain members were conspiring against the Republic, an almost certain death sentence if confirmed. When he refused to provide names, the session broke up in confusion. That evening he repeated these claims at the Jacobins club, where it was greeted with demands for execution of the ‘traitors’. Fearing the consequences if they did not act first, his opponents attacked Robespierre and his allies in the Convention next day. When Robespierre attempted to speak, his voice failed, one deputy crying «The blood of Danton chokes him!»^[124]

After the Convention authorised his arrest, he and his supporters took refuge in the Hotel de Ville, which was defended by elements of the National Guard. Other units loyal to the Convention stormed the building that evening and detained Robespierre, who severely injured himself attempting suicide. He was executed on 28 July with 19 colleagues, including Saint-Just and Georges Couthon, followed by 83 members of the Commune.^[125] The Law of 22 Prairial was repealed, any surviving Girondists reinstated as deputies, and the Jacobin Club was closed and banned.^[126]

There are various interpretations of the Terror and the violence with which it was conducted; Marxist historian Albert Soboul saw it as essential to defend the Revolution from external and internal threats. François Furet argues the intense ideological commitment of the revolutionaries and their utopian goals required the extermination of any opposition.^[127] A middle position suggests violence was not inevitable but the product of a series of complex internal events, exacerbated by war.^[128]

Thermidorian reaction

The bloodshed did not end with the death of Robespierre; Southern France saw a wave of revenge killings, directed against alleged Jacobins, Republican officials and Protestants. Although the victors of Thermidor asserted control over the Commune by executing their leaders, some of those closely involved in the «Terror» retained their positions. They included Paul Barras, later chief executive of the French Directory, and Joseph Fouché, director of the killings in Lyon who served as Minister of Police under the Directory, the Consulate and Empire.^[129] Despite his links to Augustin Robespierre, military success in Italy meant Napoleon Bonaparte escaped censure.^[130]

The December 1794 Treaty of La Jaunaye ended the Chouannerie in western France by allowing freedom of worship and the return of non-juring priests.^[131] This was accompanied by military success; in January 1795, French forces helped the Dutch Patriots set up the Batavian Republic, securing their northern border.^[132] The war with Prussia was concluded in favour of France by the Peace of Basel in April 1795, while Spain made peace shortly thereafter.^[133]

However, the Republic still faced a crisis at home. Food shortages arising from a poor 1794 harvest were exacerbated in Northern France by the need to supply the army in Flanders, while the winter was the worst since 1709.^[134] By April 1795, people were starving and the assignat was worth only 8% of its face value; in desperation, the Parisian poor rose again.^[135] They were quickly dispersed and the main impact was another round of arrests, while Jacobin prisoners in Lyon were summarily executed.^[136]

A committee drafted a new constitution, approved by plebiscite on 23 September 1795 and put into place on 27th.^[137] Largely designed by Pierre Daunou and Boissy d’Anglas, it established a bicameral legislature, intended to slow down the legislative process, ending the wild swings of policy under the previous unicameral systems. The Council of 500 was responsible for drafting legislation, which was reviewed and approved by the Council of Ancients, an upper house containing 250 men over the age of 40. Executive power was in the hands of five Directors, selected by the Council of Ancients from a list provided by the lower house, with a five-year mandate.^[138]

Deputies were chosen by indirect election, a total franchise of around 5 million voting in primaries for 30,000 electors, or 0.6% of the population. Since they were also subject to stringent property qualification, it guaranteed the return of conservative or moderate deputies. In addition, rather than dissolving the previous legislature as in 1791 and 1792, the so-called ‘law of two-thirds’ ruled only 150 new deputies would be elected each year. The remaining 600 Conventionnels kept their seats, a move intended to ensure stability.^[139]

The Directory (1795–1799)

Jacobin sympathisers viewed the Directory as a betrayal of the Revolution, while Bonapartists later justified Napoleon’s coup by emphasising its corruption.^[140] The regime also faced internal unrest, a weak economy, and an expensive war, while the Council of 500 could block legislation at will. Since the Directors had no power to call new elections, the only way to break a deadlock was rule by decree, or use force. As a result, the Directory was characterised by «chronic violence, ambivalent forms of justice, and repeated recourse to heavy-handed repression.»^[141]

Retention of the Conventionnels ensured the Thermidorians held a majority in the legislature and three of the five Directors, but they were increasingly challenged by the right. On 5 October, Convention troops led by Napoleon put down a royalist rising in Paris; when the first elections were held two weeks later, over 100 of the 150 new deputies were royalists of some sort.^[142] The power of the Parisian sans-culottes had been broken by the suppression of the May 1795 revolt; relieved of pressure from below, the Jacobin clubs became supporters of the Directory, largely to prevent restoration of the monarchy.^[143]

Removal of price controls and a collapse in the value of the assignat led to inflation and soaring food prices. By April 1796, over 500,000 Parisians were unemployed, resulting in the May insurrection known as the Conspiracy of the Equals. Led by the revolutionary François-Noël Babeuf, their demands included immediate implementation of the 1793 Constitution, and a more equitable distribution of wealth. Despite support from sections of the military, the revolt was easily crushed, while Babeuf and other leaders were executed.^[144] Nevertheless, by 1799 the economy had been stabilised, and important reforms made allowing steady expansion of French industry. Many of these remained in place for much of the 19th century.^[145]

Prior to 1797, three of the five Directors were firmly Republican; Barras, Révellière-Lépeaux and Jean-François Rewbell, as were around 40% of the legislature. The same percentage were broadly centrist or unaffiliated, along with two Directors, Étienne-François Letourneur and Lazare Carnot. Although only 20% were committed Royalists, many centrists supported the restoration of the exiled Louis XVIII of France in the belief this would bring peace.^[146] The elections of May 1797 resulted in significant gains for the right, with Royalists Jean-Charles Pichegru elected President of the Council of 500, and Barthélemy appointed a Director.^[147]

With Royalists apparently on the verge of power, Republicans attempted a pre-emptive coup on 4 September. Using troops from Napoleon’s Army of Italy under Pierre Augereau, the Council of 500 was forced to approve the arrest of Barthélemy, Pichegru and Carnot. The elections were annulled, sixty-three leading Royalists deported to French Guiana, and new laws passed against émigrés, Royalists and ultra-Jacobins. The removal of his conservative opponents opened the way for direct conflict between Barras, and those on the left.^[148]

Fighting continued despite general war weariness, and the 1798 elections saw a resurgence in Jacobin strength. Napoleon’s invasion of Egypt in July 1798 confirmed European fears of French expansionism, and the War of the Second Coalition began in November. Without a majority in the legislature, the Directors relied on the army to enforce decrees, and extract revenue from conquered territories. Generals like Napoleon and Joubert were now central to the political process, while both the army and Directory became notorious for their corruption.^[149]

It has been suggested the Directory collapsed because by 1799, many ‘preferred the uncertainties of authoritarian rule to the continuing ambiguities of parliamentary politics’.^[150] The architect of its end was Sieyès, who when asked what he had done during the Terror allegedly answered «I survived». Nominated to the Directory, his first action was to remove Barras, with the help of allies including Talleyrand, and Napoleon’s brother Lucien, President of the Council of 500.^[151] On 9 November 1799, the Coup of 18 Brumaire replaced the five Directors with the French Consulate, which consisted of three members, Napoleon, Sieyès, and Roger Ducos. Most historians consider this the end point of the French Revolution.^[152]

Role of ideology

The role of ideology in the Revolution is controversial with Jonathan Israel stating that the «radical Enlightenment» was the primary driving force of the Revolution.^[153] Cobban, however, argues «[t]he actions of the revolutionaries were most often prescribed by the need to find practical solutions to immediate problems, using the resources at hand, not by pre-conceived theories.»^[154]

The identification of ideologies is complicated by the profusion of revolutionary clubs, factions and publications, absence of formal political parties, and individual flexibility in the face of changing circumstances.^[155] In addition, although the Declaration of the Rights of Man was a fundamental document for all revolutionary factions, its interpretation varied widely.^[156]

While all revolutionaries professed their devotion to liberty in principle, «it appeared to mean whatever those in power wanted.»^[157] For example, the liberties specified in the Rights of Man were limited by law when they might «cause harm to others, or be abused». Prior to 1792, Jacobins and others frequently opposed press restrictions on the grounds these violated a basic right.^[158] However, the radical National Convention passed laws in September 1793 and July 1794 imposing the death penalty for offences such as «disparaging the National Convention», and «misleading public opinion.»^[159]

While revolutionaries also endorsed the principle of equality, few advocated equality of wealth since property was also viewed as a right.^[160] The National Assembly opposed equal political rights for women,^[161] while the abolition of slavery in the colonies was delayed until February 1794 because it conflicted with the property rights of slave owners, and many feared it would disrupt trade.^[162] Political equality for male citizens was another divisive issue, with the 1791 constitution limiting the right to vote and stand for office to males over 25 who met a property qualification, so-called «active citizens». This restriction was opposed by many activists, including Robespierre, the Jacobins, and Cordeliers.^[163]

The principle that sovereignty resided in the nation was a key concept of the Revolution.^[164] However, Israel argues this obscures ideological differences over whether the will of the nation was best expressed through representative assemblies and constitutions, or direct action by revolutionary crowds, and popular assemblies such as the sections of the Paris commune.^[165] Many considered constitutional monarchy as incompatible with the principle of popular sovereignty, ^[166] but prior to 1792, there was a strong bloc with an ideological commitment to such a system, based on the writings of Hobbes, Locke, Montesquieu and Voltaire.^[167]

Israel argues the nationalisation of church property and the establishment of the Constitutional Church reflected an ideological commitment to secularism, and a determination to undermine a bastion of old regime privilege.^[168] While Cobban agrees the Constitutional Church was motivated by ideology, he sees its origins in the anti-clericalism of Voltaire and other Enlightenment figures.^[169]

Jacobins were hostile to formal political parties and factions which they saw as a threat to national unity and the general will, with «political virtue» and «love of country» key elements of their ideology.^[170][171] They viewed the ideal revolutionary as selfless, sincere, free of political ambition, and devoted to the nation.^[172] The disputes leading to the departure first of the Feuillants, then later the Girondists, were conducted in terms of the relative political virtue and patriotism of the disputants. In December 1793, all members of the Jacobin clubs were subject to a «purifying scrutiny», to determine whether they were «men of virtue».^[173]

French Revolutionary Wars

The Revolution initiated a series of conflicts that began in 1792 and ended only with Napoleon’s defeat at Waterloo in 1815. In its early stages, this seemed unlikely; the 1791 Constitution specifically disavowed «war for the purpose of conquest», and although traditional tensions between France and Austria re-emerged in the 1780s, Emperor Joseph II cautiously welcomed the reforms. Austria was at war with the Ottomans, as were the Russians, while both were negotiating with Prussia over partitioning Poland. Most importantly, Britain preferred peace, and as Emperor Leopold II stated after the Declaration of Pillnitz, «without England, there is no case».^[174]

In late 1791, factions within the Assembly came to see war as a way to unite the country and secure the Revolution by eliminating hostile forces on its borders and establishing its «natural frontiers».^[175] France declared war on Austria in April 1792 and issued the first conscription orders, with recruits serving for twelve months. By the time peace finally came in 1815, the conflict had involved every major European power as well as the United States, redrawn the map of Europe and expanded into the Americas, the Middle East, and the Indian Ocean.^[176]

From 1701 to 1801, the population of Europe grew from 118 to 187 million; combined with new mass production techniques, this allowed belligerents to support large armies, requiring the mobilisation of national resources. It was a different kind of war, fought by nations rather than kings, intended to destroy their opponents’ ability to resist, but also to implement deep-ranging social change. While all wars are political to some degree, this period was remarkable for the emphasis placed on reshaping boundaries and the creation of entirely new European states.^[177]

In April 1792, French armies invaded the Austrian Netherlands but suffered a series of setbacks before victory over an Austrian-Prussian army at Valmy in September. After defeating a second Austrian army at Jemappes on 6 November, they occupied the Netherlands, areas of the Rhineland, Nice and Savoy. Emboldened by this success, in February 1793 France declared war on the Dutch Republic, Spain and Britain, beginning the War of the First Coalition.^[178] However, the expiration of the 12-month term for the 1792 recruits forced the French to relinquish their conquests. In August, new conscription measures were passed and by May 1794 the French army had between 750,000 and 800,000 men.^[179] Despite high rates of desertion, this was large enough to manage multiple internal and external threats; for comparison, the combined Prussian-Austrian army was less than 90,000.^[180]

By February 1795, France had annexed the Austrian Netherlands, established their frontier on the left bank of the Rhine and replaced the Dutch Republic with the Batavian Republic, a satellite state. These victories led to the collapse of the anti-French coalition; Prussia made peace in April 1795, followed soon after by Spain, leaving Britain and Austria as the only major powers still in the war.^[181] In October 1797, a series of defeats by Bonaparte in Italy led Austria to agree to the Treaty of Campo Formio, in which they formally ceded the Netherlands and recognised the Cisalpine Republic.^[182]

Fighting continued for two reasons; first, French state finances had come to rely on indemnities levied on their defeated opponents. Second, armies were primarily loyal to their generals, for whom the wealth achieved by victory and the status it conferred became objectives in themselves. Leading soldiers like Hoche, Pichegru and Carnot wielded significant political influence and often set policy; Campo Formio was approved by Bonaparte, not the Directory, which strongly objected to terms it considered too lenient.^[182]

Despite these concerns, the Directory never developed a realistic peace programme, fearing the destabilising effects of peace and the consequent demobilisation of hundreds of thousands of young men. As long as the generals and their armies stayed away from Paris, they were happy to allow them to continue fighting, a key factor behind sanctioning Bonaparte’s invasion of Egypt. This resulted in aggressive and opportunistic policies, leading to the War of the Second Coalition in November 1798.^[183]

Slavery and the colonies

In 1789, the most populous French colonies were Saint-Domingue (today Haiti), Martinique, Guadeloupe, the Île Bourbon (Réunion) and the Île de la France. These colonies produced commodities such as sugar, coffee and cotton for exclusive export to France. There were about 700,000 slaves in the colonies, of which about 500,000 were in Saint-Domingue. Colonial products accounted for about a third of France’s exports.^[184]

In February 1788, the Société des Amis des Noirs (Society of the Friends of Blacks) was formed in France with the aim of abolishing slavery in the empire. In August 1789, colonial slave owners and merchants formed the rival Club de Massiac to represent their interests. When the Constituent Assembly adopted the Declaration of the Rights of Man and of the Citizen in August 1789, delegates representing the colonial landowners successfully argued that the principles should not apply in the colonies as they would bring economic ruin and disrupt trade. Colonial landowners also gained control of the Colonial Committee of the Assembly from where they exerted a powerful influence against abolition.^[185][186]

People of colour also faced social and legal discrimination in mainland France and its colonies, including a bar on their access to professions such as law, medicine and pharmacy.^[187] In 1789–90, a delegation of free coloureds, led by Vincent Ogé and Julien Raimond, unsuccessfully lobbied the Assembly to end discrimination against free coloureds. Ogé left for Saint-Domingue where an uprising against white landowners broke out in October 1790. The revolt failed and Ogé was killed.^[188][186]

In May 1791, the National Assembly granted full political rights to coloureds born of two free parents, but left the rights of freed slaves to be determined by the colonial assemblies. The assemblies refused to implement the decree and fighting broke out between the coloured population of Saint-Domingue and white colonists, each side recruiting slaves to their forces. A major slave revolt followed in August.^[189]

In March 1792, the Legislative Assembly responded to the revolt by granting citizenship to all free coloureds and sending two commissioners, Sonthonax and Polvérel, and 6,000 troops to Saint-Domingue to enforce the decree. On arrival in September, the commissioners announced that slavery would remain in force. Over 72,00 slaves were still in revolt, mostly in the north.^[190]

Brissot and his supporters envisaged an eventual abolition of slavery but their immediate concern was securing trade and the support of merchants for the revolutionary wars. After Brissot’s fall, the new constitution of June 1793 included a new Declaration of the Rights of Man and the Citizen, but excluded the colonies from its provisions. In any event, the new constitution was suspended until France was at peace.^[191]

In early 1793, royalist planters from Guadeloupe and Saint-Domingue formed an alliance with Britain. The Spanish supported insurgent slaves, led by Jean-François Papillon and Georges Biassou, in the north of Saint-Domingue. White planters loyal to the republic sent representatives to Paris to convince the Jacobin controlled Convention that those calling for the abolition of slavery were British agents and supporters of Brissot, hoping to disrupt trade.^[192]

In June, the commissioners in Saint-Domingue freed 10,000 slaves fighting for the republic. As the royalists and their British and Spanish supporters were also offering freedom for slaves willing to fight for their cause, the commissioners outbid them by abolishing slavery in the north in August, and throughout the colony in October. Representatives were sent to Paris to gain the approval of the Convention for the decision.^[192][193]

The Convention voted for the abolition of slavery in the colonies on 4 February 1794 and decreed that all residents of the colonies had the full rights of French citizens irrespective of colour.^[194] An army of 1,000 sans-culottes led by Victor Hugues was sent to Guadeloupe to expel the British and enforce the decree. The army recruited former slaves and eventually numbered 11,000, capturing Guadeloupe and other smaller islands. Abolition was also proclaimed on Guyane. Martinique remained under British occupation, while colonial landowners in Réunion and the Îles Mascareignes repulsed the republicans.^[195] Black armies drove the Spanish out of Saint-Domingue in 1795, and the last of the British withdrew in 1798.^[196]

In republican controlled areas from 1793 to 1799, freed slaves were required to work on their former plantations or for their former masters if they were in domestic service. They were paid a wage and gained property rights. Black and coloured generals were effectively in control of large areas of Guadeloupe and Saint-Domingue, including Toussaint Louverture in the north of Saint-Domingue, and André Rigaud in the south. Régent states that the restrictions on the freedom of employment and movement of former slaves meant that, «only whites, persons of color already freed before the decree, and former slaves in the army or on warships really benefited from general emancipation.»^[197]

Media and symbolism

Newspapers

Newspapers and pamphlets played a central role in stimulating and defining the Revolution. Prior to 1789, there have been a small number of heavily censored newspapers that needed a royal licence to operate, but the Estates-General created an enormous demand for news, and over 130 newspapers appeared by the end of the year. Among the most significant were Marat’s L’Ami du peuple and Elysée Loustallot’s Revolutions de Paris [fr].^[198] Over the next decade, more than 2,000 newspapers were founded, 500 in Paris alone. Most lasted only a matter of weeks but they became the main communication medium, combined with the very large pamphlet literature.^[199]

Newspapers were read aloud in taverns and clubs, and circulated hand to hand. There was a widespread assumption that writing was a vocation, not a business, and the role of the press was the advancement of civic republicanism.^[200] By 1793 the radicals were most active but initially the royalists flooded the country with their publication the «L’Ami du Roi [fr]» (Friends of the King) until they were suppressed.^[201]

Revolutionary symbols

To illustrate the differences between the new Republic and the old regime, the leaders needed to implement a new set of symbols to be celebrated instead of the old religious and monarchical symbols. To this end, symbols were borrowed from historic cultures and redefined, while those of the old regime were either destroyed or reattributed acceptable characteristics. These revised symbols were used to instil in the public a new sense of tradition and reverence for the Enlightenment and the Republic.^[202]

La Marseillaise

«La Marseillaise» (French pronunciation: [la maʁsɛjɛːz]) became the national anthem of France. The song was written and composed in 1792 by Claude Joseph Rouget de Lisle, and was originally titled «Chant de guerre pour l’Armée du Rhin«. The French National Convention adopted it as the First Republic’s anthem in 1795. It acquired its nickname after being sung in Paris by volunteers from Marseille marching on the capital.

The song is the first example of the «European march» anthemic style, while the evocative melody and lyrics led to its widespread use as a song of revolution and incorporation into many pieces of classical and popular music. De Lisle was instructed to ‘produce a hymn which conveys to the soul of the people the enthusiasm which it (the music) suggests.’^[204]

Guillotine

The guillotine remains «the principal symbol of the Terror in the French Revolution.»^[205] Invented by a physician during the Revolution as a quicker, more efficient and more distinctive form of execution, the guillotine became a part of popular culture and historic memory. It was celebrated on the left as the people’s avenger, for example in the revolutionary song La guillotine permanente,^[206] and cursed as the symbol of the Terror by the right.^[207]

Its operation became a popular entertainment that attracted great crowds of spectators. Vendors sold programmes listing the names of those scheduled to die. Many people came day after day and vied for the best locations from which to observe the proceedings; knitting women (tricoteuses) formed a cadre of hardcore regulars, inciting the crowd. Parents often brought their children. By the end of the Terror, the crowds had thinned drastically. Repetition had staled even this most grisly of entertainments, and audiences grew bored.^[208]

Cockade, tricolore, and liberty cap

Cockades were widely worn by revolutionaries beginning in 1789. They now pinned the blue-and-red cockade of Paris onto the white cockade of the Ancien Régime. Camille Desmoulins asked his followers to wear green cockades on 12 July 1789. The Paris militia, formed on 13 July, adopted a blue and red cockade. Blue and red are the traditional colours of Paris, and they are used on the city’s coat of arms. Cockades with various colour schemes were used during the storming of the Bastille on 14 July.^[209]

The Liberty cap, also known as the Phrygian cap, or pileus, is a brimless, felt cap that is conical in shape with the tip pulled forward. It reflects Roman republicanism and liberty, alluding to the Roman ritual of manumission, in which a freed slave receives the bonnet as a symbol of his newfound liberty.^[210]

Role of women

Deprived of political rights by the Ancien Régime, the Revolution initially allowed women to participate, although only to a limited degree. Activists included Girondists like Olympe de Gouges, author of the Declaration of the Rights of Woman and of the Female Citizen, and Charlotte Corday, killer of Marat. Others like Théroigne de Méricourt, Pauline Léon and the Society of Revolutionary Republican Women supported the Jacobins, staged demonstrations in the National Assembly and took part in the October 1789 March to Versailles. Despite this, the 1791 and 1793 constitutions denied them political rights and democratic citizenship.^[211]

In 1793, the Society of Revolutionary Republican Women campaigned for strict price controls on bread, and a law that would compel all women to wear the tricolour cockade. Although both demands were successful, in October the male-dominated Jacobins who then controlled the government denounced the Society as dangerous rabble-rousers, and made all women’s clubs and associations illegal. Organised women were permanently shut out of the French Revolution after 30 October 1793.^[212]

At the same time, especially in the provinces, women played a prominent role in resisting social changes introduced by the Revolution. This was particularly so in terms of the reduced role of the Catholic Church; for those living in rural areas, closing of the churches meant a loss of normality.^[213] This sparked a counter-revolutionary movement led by women; while supporting other political and social changes, they opposed the dissolution of the Catholic Church and revolutionary cults like the Cult of the Supreme Being.^[214] Olwen Hufton argues some wanted to protect the Church from heretical changes enforced by revolutionaries, viewing themselves as «defenders of faith».^[215]

Prominent women

Olympe de Gouges was an author whose publications emphasised that while women and men were different, this should not prevent equality under the law. In her Declaration of the Rights of Woman and of the Female Citizen she insisted women deserved rights, especially in areas concerning them directly, such as divorce and recognition of illegitimate children.^[216] Along with other Girondists, she was executed in November 1793 during the Terror.

Madame Roland, also known as Manon or Marie Roland, was another important female activist whose political focus was not specifically women but other aspects of the government. A Girondist, her personal letters to leaders of the Revolution influenced policy; in addition, she often hosted political gatherings of the Brissotins, a political group which allowed women to join. She too was executed in November 1793.^[217]

Economic policies

The Revolution abolished many economic constraints imposed by the Ancien Régime, including church tithes and feudal dues although tenants often paid higher rents and taxes.^[218] All church lands were nationalised, along with those owned by Royalist exiles, which were used to back paper currency known as assignats, and the feudal guild system eliminated.^[219] It also abolished the highly inefficient system of tax farming, whereby private individuals would collect taxes for a hefty fee. The government seized the foundations that had been set up (starting in the 13th century) to provide an annual stream of revenue for hospitals, poor relief, and education. The state sold the lands but typically local authorities did not replace the funding and so most of the nation’s charitable and school systems were massively disrupted^[220]

Between 1790 and 1796, industrial and agricultural output dropped, foreign trade plunged, and prices soared, forcing the government to finance expenditure by issuing ever increasing quantities assignats. When this resulted in escalating inflation, the response was to impose price controls and persecute private speculators and traders, creating a Black market. Between 1789 and 1793, the annual deficit increased from 10% to 64% of gross national product, while annual inflation reached 3,500% after a poor harvest in 1794 and the removal of price controls. The assignats were withdrawn in 1796 but inflation continued until the introduction of the gold-based Franc germinal in 1803.^[221]

Long-term impact

The French Revolution had a major impact on western history, by ending feudalism in France and creating a path for advances in individual freedoms throughout Europe.^[222][2] The revolution represented the most significant challenge to political absolutism up to that point in history and spread democratic ideals throughout Europe and ultimately the world.^[223] Its impact on French nationalism was profound, while also stimulating nationalist movements throughout Europe.^[224] Some modern historians argue the concept of the nation state was a direct consequence of the revolution.^[225] As such, the revolution is often seen as the dividing point between the early modern and late modern periods of western history.^[226]

France

Within France itself, the revolution permanently crippled the power of the aristocracy and drained the wealth of the Church, although the two institutions survived despite the damage they sustained. After the collapse of the First French Empire in 1815, the French public lost many of the rights and privileges earned since the revolution, but remembered the participatory politics that characterised the period. According to Paul Hanson, «Thousands of men and even many women gained firsthand experience in the political arena: they talked, read, and listened in new ways; they voted; they joined new organisations; and they marched for their political goals. Revolution became a tradition, and republicanism an enduring option.»^[227]

Hanson suggests the French underwent a fundamental transformation in self-identity, evidenced by the elimination of privileges and their replacement by intrinsic human rights, as well as a decline in social deference that highlighted the principle of equality throughout the revolution.^[228]

The central elements of 1789 were the slogan «Liberty, Equality and Fraternity» and «The Declaration of the Rights of Man and the Citizen», which Lefebvre called, «the incarnation of the Revolution as a whole.»^[229]

The long-term impact on France was profound, shaping politics, society, religion and ideas, and polarising politics for more than a century. Historian François Aulard writes:

«From the social point of view, the Revolution consisted in the suppression of what was called the feudal system, in the emancipation of the individual, in greater division of landed property, the abolition of the privileges of noble birth, the establishment of equality, the simplification of life…. The French Revolution differed from other revolutions in being not merely national, for it aimed at benefiting all humanity.»^{[230][title missing]}

Status of the Catholic Church

One of the most heated controversies during the Revolution was the status of the Catholic Church.^[231] In 1788, it held a dominant position within society; to be French meant to be a Catholic. By 1799, much of its property and institutions had been confiscated and its senior leaders dead or in exile. Its cultural influence was also under attack, with efforts made to strip civil life of religious elements such as Sundays, holy days, saints, prayers, rituals and ceremonies. Ultimately these attempts not only failed but aroused a furious reaction among the pious; opposition to these changes was a key factor behind the revolt in the Vendée.^[232]

Over the centuries, charitable foundations had been set up to fund hospitals, poor relief, and schools; when these were confiscated and sold off, the funding was not replaced, causing massive disruption to these support systems.^[218] Under the Ancien Régime, medical assistance for the rural poor was often provided by nuns, acting as nurses but also physicians, surgeons, and apothecaries; the Revolution abolished most of these orders without replacing organised nursing support.^[233] Demand remained strong and after 1800 nuns resumed their work in hospitals and on rural estates. They were tolerated by officials because they had widespread support and were a link between elite male physicians and distrustful peasants who needed help.^[234]

The church was a primary target during the Terror, due to its association with «counter-revolutionary» elements, resulting in the persecution of priests and destruction of churches and religious images throughout France. An effort was made to replace the Catholic Church altogether with the Cult of Reason, and with civic festivals replacing religious ones, leading to attacks by locals on state officials. These policies were promoted by the atheist Hébert and opposed by the deist Robespierre, who denounced the campaign and replaced the Cult of Reason with the Cult of the Supreme Being.^[235]

The Concordat of 1801 established the rules for a relationship between the Catholic Church and French State that lasted until it was abrogated by the French Third Republic on 11 December 1905. The Concordat was a compromise that restored some of the Church’s traditional roles but not its power, lands or monasteries; the clergy became public officials controlled by Paris, not Rome, while Protestants and Jews gained equal rights.^[236] However, debate continues into the present over the role of religion in the public sphere and related issues such as church-controlled schools. Recent arguments over the use of Muslim religious symbols in schools, such as wearing headscarves, have been explicitly linked to the conflict over Catholic rituals and symbols during the Revolution.^[237]

Economics

Two thirds of France was employed in agriculture, which was transformed by the Revolution. With the breakup of large estates controlled by the Church and the nobility and worked by hired hands, rural France became more a land of small independent farms. Harvest taxes were ended, such as the tithe and seigneurial dues, much to the relief of the peasants. Primogeniture was ended both for nobles and peasants, thereby weakening the family patriarch, and led to a fall in the born rate since all children had a share in the family property.^[238] Cobban argues the Revolution bequeathed to the nation «a ruling class of landowners.»^[239]

In the cities, entrepreneurship on a small scale flourished, as restrictive monopolies, privileges, barriers, rules, taxes and guilds gave way. However, the British blockade virtually ended overseas and colonial trade, hurting the cities and their supply chains. Overall, the Revolution did not greatly change the French business system, and probably helped freeze in place the horizons of the small business owner. The typical businessman owned a small store, mill or shop, with family help and a few paid employees; large-scale industry was less common than in other industrialising nations.^[240]

Economic historians dispute the impact on income per capita caused by the emigration of more than 100,000 individuals during the Revolution, the vast majority of whom were supporters of the old regime. One suggestion is the resulting fragmentation of agricultural holdings had a significant negative impact in the early years of 19th century, then became positive in the second half of the century because it facilitated the rise in human capital investments.^[241] Others argue the redistribution of land had an immediate positive impact on agricultural productivity, before the scale of these gains gradually declined over the course of the 19th century.^[242]

Constitutionalism

The Revolution meant an end to arbitrary royal rule and held out the promise of rule by law under a constitutional order, but it did not rule out a monarch. Napoleon as emperor set up a constitutional system (although he remained in full control), and the restored Bourbons were forced to go along with one. After the abdication of Napoleon III in 1871, the monarchists probably had a voting majority, but they were so factionalised they could not agree on who should be king, and instead the French Third Republic was launched with a deep commitment to upholding the ideals of the Revolution.^[243][244] The conservative Catholic enemies of the Revolution came to power in Vichy France (1940–44), and tried with little success to undo its heritage, but they kept it a republic. Vichy denied the principle of equality and tried to replace the Revolutionary watchwords «Liberty, Equality, Fraternity» with «Work, Family, and Fatherland.» However, there were no efforts by the Bourbons, Vichy or anyone else to restore the privileges that had been stripped away from the nobility in 1789. France permanently became a society of equals under the law.^[227]

Communism

The Jacobin cause was picked up by Marxists in the mid-19th century and became an element of communist thought around the world. In the Soviet Union, «Gracchus» Babeuf was regarded as a hero.^[245]

Europe outside France

Economic historians Dan Bogart, Mauricio Drelichman, Oscar Gelderblom, and Jean-Laurent Rosenthal described codified law as the French Revolution’s «most significant export.» They wrote, «While restoration returned most of their power to the absolute monarchs who had been deposed by Napoleon, only the most recalcitrant ones, such as Ferdinand VII of Spain, went to the trouble of completely reversing the legal innovations brought on by the French.»^[246] They also note that the French Revolution and the Napoleonic Wars caused England, Spain, Prussia and the Dutch Republic to centralize their fiscal systems to an unprecedented extent in order to finance the military campaigns of the Napoleonic Wars.^[246]

According to Daron Acemoglu, Davide Cantoni, Simon Johnson, and James A. Robinson the French Revolution had long-term effects in Europe. They suggest that «areas that were occupied by the French and that underwent radical institutional reform experienced more rapid urbanization and economic growth, especially after 1850. There is no evidence of a negative effect of French invasion.»^[247]

Britain

On 16 July 1789, two days after the Storming of the Bastille, John Frederick Sackville, serving as ambassador to France, reported to Secretary of State for Foreign Affairs Francis Osborne, 5th Duke of Leeds, «Thus, my Lord, the greatest revolution that we know anything of has been effected with, comparatively speaking – if the magnitude of the event is considered – the loss of very few lives. From this moment we may consider France as a free country, the King a very limited monarch, and the nobility as reduced to a level with the rest of the nation.^[248]» Yet in Britain the majority, especially among the aristocracy, strongly opposed the French Revolution. Britain led and funded the series of coalitions that fought France from 1793 to 1815, and then restored the Bourbons.

Philosophically and politically, Britain was in debate over the rights and wrongs of revolution, in the abstract and in practicalities. The Revolution Controversy was a «pamphlet war» set off by the publication of A Discourse on the Love of Our Country, a speech given by Richard Price to the Revolution Society on 4 November 1789, supporting the French Revolution. Edmund Burke responded in November 1790 with his own pamphlet, Reflections on the Revolution in France, attacking the French Revolution as a threat to the aristocracy of all countries.^[249][250] William Coxe opposed Price’s premise that one’s country is principles and people, not the State itself.^[251]

Conversely, two seminal political pieces of political history were written in Price’s favour, supporting the general right of the French people to replace their State. One of the first of these «pamphlets» into print was A Vindication of the Rights of Men by Mary Wollstonecraft (better known for her later treatise, sometimes described as the first feminist text, A Vindication of the Rights of Woman); Wollstonecraft’s title was echoed by Thomas Paine’s Rights of Man, published a few months later. In 1792 Christopher Wyvill published Defence of Dr. Price and the Reformers of England, a plea for reform and moderation.^[252]

This exchange of ideas has been described as «one of the great political debates in British history».^[253] Even in France, there was a varying degree of agreement during this debate, English participants generally opposing the violent means that the Revolution bent itself to for its ends.^[254]

In Ireland, the effect was to transform what had been an attempt by Protestant settlers to gain some autonomy into a mass movement led by the Society of United Irishmen involving Catholics and Protestants. It stimulated the demand for further reform throughout Ireland, especially in Ulster. The upshot was a revolt in 1798, led by Wolfe Tone, that was crushed by Britain.^[255]

Germany

German reaction to the Revolution swung from favourable to antagonistic. At first it brought liberal and democratic ideas, the end of guilds, serfdom and the Jewish ghetto. It brought economic freedoms and agrarian and legal reform. Above all the antagonism helped stimulate and shape German nationalism.^[256]

Switzerland

The French invaded Switzerland and turned it into the «Helvetic Republic» (1798–1803), a French puppet state. French interference with localism and traditions was deeply resented in Switzerland, although some reforms took hold and survived in the later period of restoration.^[257][258]

Belgium

The region of modern-day Belgium was divided between two polities: the Austrian Netherlands and Prince-Bishopric of Liège. Both territories experienced revolutions in 1789. In the Austrian Netherlands, the Brabant Revolution succeeded in expelling Austrian forces and established the new United Belgian States. The Liège Revolution expelled the tyrannical Prince-Bishop and installed a republic. Both failed to attract international support. By December 1790, the Brabant revolution had been crushed and Liège was subdued the following year.

During the Revolutionary Wars, the French invaded and occupied the region between 1794 and 1814, a time known as the French period. The new government enforced new reforms, incorporating the region into France itself. New rulers were sent in by Paris. Belgian men were drafted into the French wars and heavily taxed. Nearly everyone was Catholic, but the Church was repressed. Resistance was strong in every sector, as Belgian nationalism emerged to oppose French rule. The French legal system, however, was adopted, with its equal legal rights, and abolition of class distinctions.^[259]

Antwerp regained access to the sea and grew quickly as a major port and business centre. France promoted commerce and capitalism, paving the way for the ascent of the bourgeoisie and the rapid growth of manufacturing and mining. In economics, therefore, the nobility declined while middle-class Belgian entrepreneurs flourished because of their inclusion in a large market, paving the way for Belgium’s leadership role after 1815 in the Industrial Revolution on the Continent.^[260][261]

Scandinavia

The Kingdom of Denmark adopted liberalising reforms in line with those of the French Revolution, with no direct contact. Reform was gradual and the regime itself carried out agrarian reforms that had the effect of weakening absolutism by creating a class of independent peasant freeholders. Much of the initiative came from well-organised liberals who directed political change in the first half of the 19th century.^[262]

The Constitution of Norway of 1814 was inspired by the French Revolution,^[263] and was considered to be one of the most liberal and democratic constitutions at the time.^[264]

North America

Canada

Coverage of the Revolution in the then Province of Quebec took place against the background of an ongoing campaign for constitutional reform by Loyalist emigrants from the United States. With the press reliant on reprinting articles from British newspapers, local opinion followed them in being generally positive on the aims and objectives of the revolutionaries.^[265] This made it increasingly difficult to justify the withholding of electoral rights, with the British Home Secretary William Grenville remarking it was difficult to deny «to so large a body of British Subjects, the benefits of the British Constitution». This led to the «Constitutional Act 1791», which split the Province into two separate colonies, each with its own electoral assembly, the predominantly French-speaking Lower Canada and predominantly English-speaking Upper Canada.^[266]

French migration into the Canadas significantly declined during and after the Revolution, with only limited numbers of artisans, professionals, and religious emigres permitted to settle in that period.^[267] Most emigres settled in Montreal or Quebec City.^[267] The influx of religious migrants also reinvigorated the local Catholic Church, with exiled priests establishing a number of parishes throughout the Canadas.^[267]

United States

The French Revolution deeply polarised American politics, and this polarisation led to the creation of the First Party System. In 1793, as war broke out in Europe, the Democratic-Republican Party led by former American minister to France Thomas Jefferson favored revolutionary France and pointed to the 1778 treaty that was still in effect. George Washington and his unanimous cabinet, including Jefferson, decided that the treaty did not bind the United States to enter the war. Washington proclaimed neutrality instead.^[268] Under President John Adams, a Federalist, an undeclared naval war took place with France from 1798 until 1799, often called the «Quasi War».

Historiography

The first writings on the French revolution were near contemporaneous with events and mainly divided along ideological lines. These included Edmund Burke’s conservative critique Reflections on the Revolution in France (1790) and Thomas Paine’s response Rights of Man (1791).^[269] From 1815, narrative histories dominated, often based on first-hand experience of the revolutionary years. By the mid-nineteenth century, more scholarly histories appeared, written by specialists and based on original documents and a more critical assessment of contemporary accounts.^[270]

Dupuy identifies three main strands in nineteenth century historiography of the Revolution. The first is represented by reactionary writers who rejected the revolutionary ideals of popular sovereignty, civil equality, and the promotion of rationality, progress and personal happiness over religious faith. The second stream is those writers who celebrated its democratic, and republican values. The third were liberals like Germaine de Staël and Guizot, who accepted the necessity of reforms establishing a constitution and the rights of man, but rejected state interference with private property and individual rights, even when supported by a democratic majority.^[271]

Rudé and Doyle identify Jules Michelet with the democratic republican interpretations, and Thiers, Mignet and Tocqueville with the liberal strand.^[272] In The Old Regime and the Revolution (1856), Tocqueville stressed the continuities between the reforms of the old regime and the revolutionary period, and argued the Revolution occurred because the middle classes and peasantry were becoming freer and more prosperous under the old regime, and therefore more conscious of the remaining aristocratic privileges and feudal impositions.^[272]

Dupuy sees Hippolyte Taine’s Origins of Contemporary France (1875–94) as modern in its use of departmental archives, but sees him as a reactionary, given his contempt for the crowd, and Revolutionary values.^[273] Rudé argues Alphonse Aulard, in The French Revolution, a Political History, 1789–1804 (1905), was the first historian to use primary sources in his democratic, and republican interpretation of the Revolution.^[274]

In A Socialist History of the French Revolution, written between 1901 and 1904, Jean Jaurès presented an interpretation heavily influenced by Marx and Michelet, which provided an analysis of the role of peasants and the urban poor in the revolutionary decade.^{[273] [275]} Georges Lefebvre elaborated a Marxist socio-economic analysis of the revolution with detailed studies of peasants, the rural panic of 1789, and the behaviour of revolutionary crowds.^{[276] [277]} Albert Soboul, also writing in the Marxist-Republican tradition, published a major study of the sans-culottes in 1958. Socio-economic analysis and focus on the experiences of ordinary people dominated French studies of the Revolution after World War II.^[278]

Alfred Cobban challenged Jacobin-Marxist social and economic explanations of the revolution in two important works, The Myth of the French Revolution (1955) and Social Interpretation of the French Revolution (1964). He argued the Revolution was primarily a political conflict, which ended in a victory for conservative property owners, a result which retarded economic development.^[279][280]

In their 1965 work, La Revolution française, François Furet and Denis Richet also argued for the primacy of political decisions, contrasting the reformist period of 1789 to 1790 with the following interventions of the urban masses which led to radicalisation and an ungovernable situation.^[281] Furet later argued that a clearer distinction needed to be made between analyses of political events, and of social and economic changes which usually take place over a much longer period than the Jacobin-Marxist school allowed.^[282]

From the 1990s, Western scholars largely abandoned Marxist interpretations of the revolution in terms of bourgeoisie-proletarian class struggle as anachronistic. However, no new explanatory model has gained widespread support.^[226][283] The historiography of the Revolution has expanded into areas such as cultural and regional histories, visual representations, transnational interpretations, and decolonisation.^[281]

Recent studies of the French colonies during this period have moved away from the Jacobin-Marxist approach of C. L. R. James’ The Black Jacobins (1938) and Aimé Césaire’s Toussaint Louverture: La Révolution française et le problème colonial (1960). Scholars such as Michel-Rolph Traillot and Anthony Hurley emphasis the cultural traditions of colonial slaves, arguing that the Haitian revolution was not a derivative of the French revolution.^[284]

See also

• Age of Revolution
• Bourgeois revolution
• Cordeliers
• Glossary of the French Revolution
• History of France
• List of people associated with the French Revolution
• List of political groups in the French Revolution
• List of films set during the French Revolution and French Revolutionary Wars
• Musée de la Révolution française
• Paris in the 18th Century
• Timeline of the French Revolution

Notes

References

Sources

Bibliography

External links

• Museum of the French Revolution (French)
• Primary source documents from The Internet Modern History Sourcebook.
• Liberty, Equality, Fraternity: Exploring the French Revolution, a collaborative site by the Center for History and New Media (George Mason University) and the American Social History Project (City University of New York).
• Vancea, S. The Cahiers de Doleances of 1789, Clio History Journal, 2008.
• French Revolution Digital Archive a collaboration of the Stanford University Libraries and the Bibliothèque nationale de France, containing 12000 digitised images
• The guillotined of the French Revolution factsheets of all the sentenced to death of the French Revolution
• Jean-Baptiste Lingaud papers, Kislak Center for Special Collections, Rare Books and Manuscripts, University of Pennsylvania. Includes a vast number of name lists and secret surveillance records as well as arrest warrants for aristocrats and their sympathisers. Most notable in this part of the collection are letters and documents from the Revolutionary Committee and the Surveillance Committee.
• French Revolution Pamphlets, Division of Special Collections, University of Alabama Libraries. Over 300 digitised pamphlets, from writers including Robespierre, St. Juste, Desmoulins, and Danton.
• «The French Revolution’s Legacy» BBC Radio 4 discussion with Stefan Collini, Anne Janowitz and Andrew Roberts (In Our Time, 14 June 2001)

Эпоха Французской революции

Хроника Французской революции, даты и события

История Французской революции: от Генеральных штатов до Термидора

Свержение монархии

Сначала погибает монархия, затем — король

Террор 1793 —1794 гг. и Термидор: «Революция пожирает своих детей»

Французская революция и Наполеон Бонапарт

Идеи Французской революции

Дата Французской революции — 1789 — 1794 гг. Нижняя граница хронологических рамок — 14 июля 1789 г. — день взятия Бастилии, а верхняя, 1794 год — термидорианский переворот и казнь М. Робеспьера. Дата окончания революции — дискуссионная. Историки датируют конец революции также 1799 годом (когда к власти пришёл Бонапарт), 1804 годом (учреждение империи) или даже 1815 годом (возвращение монархии и Бурбонов на трон).

Эпоха Французской революции

Как это часто бывает накануне революций, Франции в непростой период её истории не повезло с королём. Людовик XVI из династии Бурбонов, в сущности, был неплохим человеком, но не государственным деятелем (что роднит его со многими «товарищами по несчастью», к примеру, с Николаем II). Он легко поддавался чужому влиянию (королевы Марии-Антуанетты или министров) и больше любил столярное ремесло и охоту, чем управление государством. В былые десятилетия это не сыграло бы никакой существенной роли — в 1720 — 1770-е годы страна переживала экономический рост, за которым следовал и рост демографический. Но он закончился. Обострилась хроническая проблема: финансы Франции «пели романсы» уже давно. Аристократия и двор тратили колоссальные деньги: дворцы, увеселения, бессмысленные войны… Платили же за всё это политически бесправные буржуа, мещане и крестьяне — «третье сословие». Последние, конечно, выражали по этому поводу всё больше неудовольствия.

Во второй половине 1780-х гг. начался очевидный экономический кризис. Огромный внешний долг, разорение французских предприятий, чья продукция не выдерживала конкуренции с импортными товарами, растущая безработица, неурожай и рост цен на хлеб и вино (а это самое главное!) не оставляли выбора: Франции требовался пересмотр системы налогообложения. Третье сословие — а это 94% населения — не могло больше платить, разоряться и спокойно смотреть, как остальные 6% (дворянство и духовенство) транжирят их деньги. Нужен был всеобщий поземельный налог. Тягу третьего сословия к справедливости подпитывали просветители: идеи эпохи Просвещения о естественных правах человека и равенстве всех людей подкрепляли уверенность в том, что дворяне и церковь тоже должны пополнять казну, а кроме того, неплохо было бы освободиться от их гнёта.

Людовик XVI. (Wikimedia Commons)

Кризис всё больше пробуждал интерес «низов» к политике, но аристократия и духовенство упорно отказывались платить, хотя даже король уже ясно видел угрозу народных волнений. В этих обстоятельствах по совету министра финансов Жака Неккера Людовик XVI в январе 1789 года согласился созвать Генеральные штаты (собрание представителей трёх сословий с совещательными полномочиями).

Хроника Французской революции, или Кратко о произошедшем:

Май 1789 года — начало работы Генеральных Штатов и сословного конфликта

17 июня 1789 года — депутаты третьего сословия объявили себя Национальным собранием

14 июля 1789 года — взятие Бастилии

26 августа 1789 года — принятие Декларации прав человека и гражданина

3 сентября 1791 года — Национальное собрание принимает Конституцию

Октябрь 1791 года — выборы в парламент — Законодательное собрание

Апрель 1792 года — начало войны с Австрией и Пруссией

Сентябрь 1792 года — созыв Национального Конвента и провозглашение республики

21 января 1793 года — казнь Людовика XVI

Май 1793 года — начало якобинской диктатуры и террора

27 июля 1794 года — термидорианский переворот

22 августа 1795 года — Национальный Конвент принимает новую республиканскую конституцию

9 ноября 1799 года — свержение Директории и начало военной диктатуры Наполеона Бонапарта

История Французской революции: от Генеральных Штатов до Термидора

Созыв Генеральных Штатов вызвал небывалое воодушевление общества. Если бы тогда среди французов оказался молодой Цой, французы пели бы на площадях «Changements!» («Перемен!»). К тому времени социальные проблемы уже вылились в беспорядки (в Реймсе, Марселе и Париже). Депутаты собирались защищать интересы своих сословий, избиратели надеялись, что третье сословие, которое было «никем», «станет чем-то». Витали даже пробуждённые просветителями мысли об ограничении власти монарха конституцией.

5 мая 1789 г. Генеральные Штаты провели в Версале первое заседание (1165 представителей). Почти 1,5 месяца депутаты спорили, как им голосовать: по традиции (одно сословие — один голос) или по справедливости (один депутат — один голос). При традиционном регламенте депутаты третьего сословия оказались бы в безнадёжном положении — их было вдвое больше (половина Штатов), но они не смогли бы провести ни одного предложения в своих интересах. В качестве компромисса король предоставил третьему сословию два голоса, но это не решило проблему.

Договориться стороны не смогли, но буржуазия, мещане и крестьяне уже чувствовали, что сила за ними. 17 июня палата третьего сословия при поддержке либеральных дворян объявила, что образует Национальное собрание. Консерваторы от дворянства и духовенства отказались принимать в нём участие и пошли к королю. Людовик, переживавший недавнюю смерть старшего сына, без долгих раздумий (но и без большой охоты) согласился их поддержать; 20 июня сторонники идеи Национального собрания оказались перед закрытой дверью зала заседаний — там якобы начался ремонт. Депутаты отправились в соседнее здание (королевский «Зал для игры в мяч») и поклялись, что не разойдутся, пока не примут конституцию.

Клятва в зале для игры в мяч 20 июня 1789 года. Жак-Луи Давид. (Wikimedia Commons)

Через три дня Людовик поставил перед собранием условие — либо они голосуют по сословиям и занимаются проблемами налогов, либо он их распустит. Депутаты не подчинились. Третье сословие поддержало либерально настроенное духовенство и дворянство. 9 июля они объявили себя уже не просто Национальным, а Учредительным собранием. Власть ускользала из рук короля. Сам он не предпринимал никаких действий, но и не мешал консерваторам. К Парижу стягивались войска.

В то же время в очередной раз сильно подорожал хлеб. Слух о том, что Людовик XVI хочет с помощью армии разогнать Национальное собрание, лишь усилил гнев горожан, вызванный дороговизной. Начались стихийные митинги, в которых участвовали даже отдельные гвардейцы. 14 июля парижане ворвались в арсенал, а затем с оружием в руках захватили Бастилию — королевскую тюрьму, в которой обычно содержали политических заключённых (но которых к тому моменту там уже не было). Коменданта крепости и нескольких солдат гарнизона толпа растерзала на куски, преступников (всего 7 человек) выпустили из камер.

[Сборник: Бастилия]

День 14 июля принято считать датой начала Великой французской революции, хотя событие это имело, скорее, психологическое значение: общество продемонстрировало, что готово биться за свои права. После взятия Бастилии по Франции прокатилась волна бунтов. Провинциальные революционные муниципалитеты подчинялись Учредительному собранию и разгоняли старые структуры власти. Бедняки громили дома богачей, дворяне начали бежать за границу.

Учредительное собрание в Версале продолжило свою работу. Людовик XVI мог бы попытаться утопить бунт в крови, но в этой ситуации было неясно, как поведут себя солдаты. Так что если до этого он и собирался решить дело силой, то передумал. Он признал собрание, но действовал по-прежнему непоследовательно. Людовику пришлось санкционировать назначение депутата маркиза Жильбера Лафайета командующим Национальной гвардией (милицией из добровольцев), но он отказывался утвердить принятые собранием законы о наделении всех французских крестьян личной свободой и отмене сословных привилегий. Венцом законотворчества лета 1789 года стало уничтожение неограниченной монархии: 26 августа 1789 г. Учредительное собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина.

Декларация прав человека и гражданина легла в основу будущей конституции. Она провозгласила суверенитет нации, право на собственность и безопасность, свободу личности, слова и убеждений, а также равенство всех граждан перед законом вне зависимости от происхождения. Этот документ означал свержение Старого порядка и вызвал протест аристократии.

Взятие Бастилии. Жан-Пьер Уэль. (Wikimedia Commons)

Свержение монархии

Чтобы заставить Людовика подписать Декларацию и декреты собрания, потребовался ещё один бунт. Крестьяне всё ещё не возили хлеб в Париж в прежних объёмах из-за неясной политической ситуации (мало ли!) Социальное напряжение подогревало возмущение против короля. 5 октября 1789 года толпа, с которой шла и Национальная гвардия Лафайета, ворвалась в Версальский дворец. Сначала демонстранты (в том числе голодные женщины) потребовали гарантии поставок хлеба, а затем — чтобы король переехал в Париж вместе с Учредительным собранием. Там Людовик оказался бы в окружении парижан и под их контролем. Король обещал подписать Декларацию, а после того, как ночью убили двух его гвардейцев, согласился и переехать в Париж.

[Сборник: Свержение монархии во Франции]

Почти на два года во Франции установилось относительное спокойствие. Роялисты строили планы, как задушить революцию и вернуть свои былые привилегии. Короля, заложника Собрания, они стремились вызволить из «золотой клетки» — дворца Тюильри. Летом 1791 года Людовик, который и сам чувствовал себя, мягко говоря, неуютно, совершил фатальную ошибку — попытался бежать с семьёй (под видом русских). У границы его узнали и остановили. Национальная гвардия вернула короля в Париж. После этого отношение парижан к монарху стало намного хуже (и особенно к королеве Марии-Антуанетте, «австриячке»). 17 июле на Марсовом поле начался сбор подписей за свержение короля. Звучали знаменитые слова: «Свобода! Равенство! Братство!» (лозунг за несколько месяцев до этого впервые произнёс адвокат и депутат Максимилиан Робеспьер) и требования суда над Людовиком. Митинг пришлось разгонять национальным гвардейцам — погибло около 50 человек. Чтобы уладить политический кризис, умеренные депутаты Законодательного собрания сделали вид, что короля хотели похитить.

В это время монархи Европы думали, как остановить революционную заразу. Вести о происходившем в Париже быстро распространялись за пределами Франции; французские дворяне-эмигранты рассказывали об ужасах революции, а французские депутаты-жирондисты (из департамента Жиронда) стремились нести идеи революции и другим народам; жирондисты быстро стали одной из самых влиятельных партий. С этим надо было что-то делать. 27 августа 1791 года прусский король Вильгельм II и император Священной Римской империи Леопольд II (брат Марии-Антуанетты) заявили, что готовы помочь Людовику XVI, в том числе с помощью военной силы. Но до войны ещё не дошло — пока что.

3 сентября 1791 года Национальное собрание приняло конституцию, которая гарантировала равенство граждан перед законом и вводила принцип разделения властей. Власть короля была ограничена исполнительными функциями (назначать министров и послов, командовать войсками), а право издавать законы передавалось Законодательному собранию. Людовику ничего не оставалось, кроме как присягнуть конституции.

Возвращение семьи Людовика в Париж. (Wikimedia Commons)

Сначала погибает монархия, затем — король

Подписав основной закон, Учредительное собрание закрылось. Ни один из депутатов не мог в последующем избираться в парламент (в качестве подтверждения своего бескорыстия). Это решение имело довольно неприятные последствия. К 1791 году общество радикализировалось. Кризис всё ещё давал о себе знать, а воодушевление революцией на октябрьских выборах побуждало французов голосовать за амбициозных демагогов. У власти оказалось больше республиканцев и людей без опыта законодательной деятельности. Очень скоро это проявилось в работе Законодательного собрания. Межпартийные споры мешали решать экономические и политические проблемы. Волнения и беспорядки вспыхивали то тут, то там — то горожане недовольны ценами, то крестьяне выступают против церковной реформы.

Законодательное собрание состояло из 745 депутатов; из них 260 — фельяны, сторонники конституционной монархии, 130 — республиканцы; остальные — центристы — вставали то на одну, то на другую сторону.

Весной Франция оказалась перед угрозой войны. При поддержке Австрии и Пруссии в Вормсе собралась 15-тысячная армия принца Конде (армия эмигрантов-роялистов). 20 апреля 1792 года жирондисты (крыло республиканцев) провели решение об объявлении войны Австрии в ответ на угрозы помочь заточённому в Тюильри Людовику. Затем в войну втянулась и Пруссия (а в 1793 г. — Англия и Испания).

Французская армия воевала без особого успеха. Офицеры и солдаты не доверяли друг другу. Денег на войну не хватало. Многие дворяне вовсе желали своему отечеству поражения. Людовик же сидел в Тюильри и надеялся, что скоро войска родственников жены его освободят и втайне переписывался с австрийцами (в сущности, эта надежда была соломинкой для утопающего — авторитет его к тому времени был уже так невысок, что многие перестали называть его «королём», и всё громче раздавались голоса республиканцев).

Законодательное собрание. (Wikimedia Commons)

В июле австро-прусские войска вторглись в пределы Франции. Жирондисты обвинили Людовика в предательстве. К Парижу со всей страны подходили тысячи так называемых федератов — национальных гвардейцев. Эти революционно настроенные люди должны были уйти на фронт, но вместо этого потребовали отречения короля. К ним присоединились многие парижане, а затем и якобинцы во главе с Робеспьером (они же требовали собрать Национальный Конвент и пересмотреть конституцию).

Якобинцы — политическая партия эпохи Французской революции. Выросла из политического клуба, который собирался в монастыре св. Якова (подобных клубов в 1790-е годы было множество). Политики Якобинского клуба стремились к установлению республики, тотальной свободе и равенству граждан, считали террор способом создать нравственное общество.

10 августа 1792 года в ответ на угрозу Австрии разрушить Париж, если революционеры навредят Людовику, парижане восстали. Вместе с федератами они пошли на штурм Тюильри. Толпа перебила защитников дворца и даже королевских слуг, после чего Законодательное собрание (только оно могло теперь уберечь короля от кровавой расправы) арестовало монарха и лишило его власти. На следующий день депутаты приняли решение провести выборы в Национальный Конвент (по сути, новое Учредительное собрание).

По мере того, как австрийцы и пруссаки приближались к Парижу, усиливалась «охота на ведьм». Начались массовые убийства «предателей». Однако в начале осени французская армия наконец заставила отступить австрийцев. 20 сентября 1792 г. собрался Национальный Конвент, в котором вскоре развернулась борьба жирондистов и якобинцев. А пока что они сошлись в главном — отменили монархию и объявили Францию республикой.

Людовик XVI оказался в западне. Революционеры нашли в Тюильри сейф, в котором король хранил свою переписку с роялистами-эмигрантами и австрийцами: в письмах он просил о вторжении во Францию. Конвент принял решение судить Людовика. Под давлением общества большинство депутатов приговорило бывшего монарха к смертной казни за измену. 21 января 1793 года король лишился головы.

Штурм Тюильри. (Wikimedia Commons)

Террор 1793 — 1794 гг. и Термидор: «Революция пожирает своих детей»

Казнь короля сделала революционную Францию врагом почти всех её соседей. Сложилась Первая антифранцузская коалиция (Австрия, Пруссия, Англия, Испания, Голландия, Португалия, итальянские и немецкие княжества). Конвент призвал в армию 300 тыс. человек и учредил Революционный трибунал для разгрома контрреволюции внутри страны. Очень скоро его жертвами стали сами депутаты Конвента: якобинцы окончательно перессорились с более умеренными жирондистами (некоторые из которых пытались спасти короля от смерти). Теперь уже последние были объявлены предателями. В мае 1793 года власть в Конвенте захватили якобинцы, которые при поддержке Национальной гвардии и толпы арестовали 29 жирондистов. Началась якобинская диктатура.

[Сборник: Кровавый закат Французской революции]

Сторонники жирондистов вооружались по всей стране. 13 июля республиканка Шарлотта Корде убила якобинца Марата. Назревала гражданская война. Против якобинцев вооружались и роялисты, которые возглавляли повстанческие отряды. Тулон сдался англичанам. Революционное правительство якобинцев (во главе его стояли Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон) всеми силами пыталось привлечь массы на свою сторону, в том числе террором против «спекулянтов», задравших цены. Робеспьер назвал новый способ управления «деспотизмом свободы», но на деле это был деспотизм якобинского Комитета общественного спасения.

Францию захлестнула волна террора. Полетели головы — Марии-Антуанетты, жирондистов, дворян, просто «неблагонадёжных» граждан. В тюрьму мог попасть любой, кто «ничего не сделал против свободы, (но) равным образом ничего не сделал и в её пользу». Террор позволил якобинцам восстановить свою власть над Лионом (где казнили 2 тыс. жителей), Нантом (где утопили ещё несколько тысяч), Бордо, Тулоном и рядом других городов. Параллельно Конвент укреплял армию и налаживал её снабжение, благодаря чему-удавалось сдерживать войска коалиции.

Мария-Антуанетта перед казнью. (Wikimedia Commons)

Ещё один символ Французской революции — новый календарь, утверждённый Конвентом 5 октября 1793 года. Календарь ввёл новые названия месяцев и заменил христианский порядок летоисчисления на революционный — от первого года Республики. Дата могла выглядеть так: «22 прериаля II года Республики» (10 июня 1794 года).

Террор продолжался весь период якобинской диктатуры как средство построения «царства добродетели». В 1794 году появилось понятие «врага народа». Для таких «врагов» у якобинцев было только одно — гильотина. Якобинцы казнили тысячами, пока оппозиция не решилась ответить на диктат силой. Заговор созрел в самом Конвенте. 9 термидора II года Республики (27 июля 1794 года) часть депутатов назвала Робеспьера тираном. Большинство в Конвенте приняло решение арестовать якобинцев. На другой день гильотина отрубила головы Робеспьеру, Сен-Жюсту и их ближайшим сподвижникам.

Французская революция и Наполеон Бонапарт — продолжение или конец?

Террор закончился, наиболее опасных робеспьеристов казнили, а клуб якобинцев закрыли. Но завершилась ли революция? На этот вопрос отвечают по-разному. Революционное управление Францией никуда не испарилось. Правил Конвент. Не стало лучше и экономическое положение, а значит, не стоило ждать и политической стабилизации. В Париже шли голодные волнения. Весной 1795 года восставшие даже ворвались в здание Конвента и убили депутата. Тем не менее Конвент сумел принять 22 августа новую конституцию: законодательную власть получил двухпалатный парламент — Законодательный корпус, исполнительную — Директория из пяти человек (назначенных парламентом). В октябре Конвент закрылся.

[Сборник: Наполеон]

В это время начала всходить звезда Наполеона. Это с его помощью революционеры брали Тулон, и это он спас Конвент от очередного восстания в Париже в 1795 году. В 1796-м он начал одерживать блестящие победы в Италии, где действовал против австрийских и прусских войск. На фоне падения популярности Директории (коррумпированной и не очень успешной) Бонапарт завоёвывал всё больше симпатий французов. В 1799 году Франция вновь потерпела несколько военных поражений в боях с армиями Второй коалиции, и Директория стала политическим банкротом. Избиратель искал опору то в монархистах, то в левых, но боялся и террора, и реставрации монархии. Заговоры плелись вовсю. Один из них составил сам член Директории — Сийес, и привлёк на свою сторону Бонапарта. 9 ноября 1799 года (18 брюмера) Бонапарт взял власть в Париже. Законодательный корпус наделил консульскими полномочиями Наполеона, Сиейса и Дюко. Но сила (а значит, и реальная власть) теперь были за Бонапартом. Началась новая диктатура — военная.

Наполеон — первый консул. (Wikimedia Commons)

Большинство историков сходится на том, что переворот 18 брюмера завершил Французскую революцию 18-го века. С другой стороны, революция — это процесс. Наполеоновская Франция строилась, в том числе, на революционных идеалах и сохранила многие достижения и символы революции (равенство всех перед законом, светский характер государства и др.). Гражданский кодекс Наполеона (1804) тоже можно расценивать как продолжение революционного законотворчества.

Идеи Французской революции

Французская революция разделила историю мира на «до» и «после». «До» — «Старый порядок», «после» — наступил век прогресса. Многие историки вслед за Эриком Хобсбаумом отчитывают начало 19-го века не с 1801 года, а с 1789-го, когда идеи Французской революции придали Европе новый облик и предопределили её историю на долгое время вперёд, до Первой мировой войны. Французы не первыми призвали к жизни античную идею республики (республики к тому времени уже были в США и Голландии), но первыми сделали её такой притягательной. Они первыми воплотили в такой мере принцип разделения властей, заявили о всеобщем праве на бесплатное школьное образование, жёстко отделили от образования церковь, избавились от феодальных пережитков прошлого, смели все сословные барьеры, расширили гражданские права и распространили идеи свободы по планете. За этой революцией и республикой последовали следующие, которые ориентировались на французский опыт.

Открытка 1917 года. (Wikimedia Commons)

Огромное влияние оказала Французская революция и на нашу, российскую историю. Русские интеллигенты 19-го века и революционеры зачитывались книгами просветителей, либеральных и социалистических мыслителей и историков Франции. Революционные идеалы пропитали русскую культуру — ну, часть её точно. Неслучайно Романовых нередко сравнивали с Бурбонами, а когда разразились события 1905 года, а затем и 1917-го, русскую революцию постоянно сравнивали с событиями 1789 — 1799 гг.: одних называли якобинцами, других — роялистами и т. д. Опыт Франции изучали В. И. Ленин и другие теоретики марксизма. Символы (взять хотя бы «Марсельезу») и идеи Французской революции брали на вооружение и либералы-февралисты, и большевики, пусть и со своей интерпретацией. «Свобода! Равенство! Братство!» писали на плакатах в 1917 году. Эти принципы лежат в основе десятков государств, и эти слова уже никогда не вычеркнуть из истории.

Великая французская революция
Взятие Бастилии, 14 июля 1789 года
Страна	Франция
Дата	14 июля 1789 года — 9 ноября 1799 года
Причины	кризис абсолютистской системы
Итоги	упразднение монархии, создание Первой французской республики
Движущие силы	третье сословие: буржуазия, крестьянство и городское плебейство
Противники	монархия, аристократия

Вели́кая францу́зская револю́ция (фр. Révolution française) — крупнейшая трансформация социальной и политической системы Франции, приведшая к уничтожению в стране Старого порядка (фр. Ancien Régime) и абсолютной монархии, и провозглашению Первой французской республики (сентябрь 1792) де-юре свободных и равных граждан под девизом «Свобода, равенство, братство».

Началом революции стало взятие Бастилии 14 июля 1789 года, а окончанием историки считают 9 ноября 1799 года (переворот 18 брюмера).

Причины революции[править | править вики-текст]

Франция в XVIII веке была абсолютной монархией, опиравшейся на бюрократическую централизацию и регулярную армию. Существовавший в стране социально-экономический и политический режим сложился в результате сложных компромиссов, выработанных в ходе длительного политического противостояния и гражданских войн XIV—XVI вв. Один из таких компромиссов существовал между королевской властью и привилегированными сословиями — за отказ от политических прав государственная власть всеми бывшими в её распоряжении средствами охраняла социальные привилегии этих двух сословий. Другой компромисс существовал по отношению к крестьянству — в течение длительной серии крестьянских войн XIV—XVI вв. крестьяне добились отмены подавляющего большинства денежных налогов и перехода к натуральным отношениям в сельском хозяйстве. Третий компромисс существовал в отношении буржуазии (которая в то время являлась средним классом, в интересах которой правительство тоже делало немало, сохраняя ряд привилегий буржуазии по отношению к основной массе населения (крестьянству) и поддерживая существование десятков тысяч мелких предприятий, владельцы которых и составляли слой французских буржуа). Однако сложившийся в результате этих сложных компромиссов режим не обеспечивал нормального развития Франции, которая в XVIII в. начала отставать от своих соседей, прежде всего от Англии. Кроме того, чрезмерная эксплуатация всё больше вооружала против монархии народные массы, жизненные интересы которых совершенно игнорировались государством.

Постепенно в течение XVIII в. в верхах французского общества зрело понимание того, что старый порядок с его неразвитостью рыночных отношений, хаосом в системе управления, коррумпированной системой продажи государственных должностей, отсутствием чёткого законодательства, запутанной системой налогообложения и архаичной системой сословных привилегий нужно реформировать. Кроме того, королевская власть теряла доверие в глазах духовенства, дворянства и буржуазии, среди которых утверждалась мысль, что власть короля является узурпацией по отношению к правам сословий и корпораций (точка зрения Монтескье) или по отношению к правам народа (точка зрения Руссо). Благодаря деятельности просветителей, из которых особенно важны физиократы и энциклопедисты, в умах образованной части французского общества произошёл переворот. Наконец, при Людовике XV и в ещё большей мере при Людовике XVI были начаты либеральные реформы в политической и экономической областях. Предоставление некоторых политических прав третьему сословию наряду со значительным ухудшением его экономического положения в результате реформ неизбежно вели к краху Старого порядка.

Абсолютная монархия[править | править вики-текст]

Предреволюционный кризис[править | править вики-текст]

Во Франции предреволюционной эпохи в силу аграрной отсталости и спекуляций хлебом высшими сословиями голод был не редкостью. Голод случался почти каждые 15 лет, но локальные кризисы почти ежегодно^[1]. Непосредственно в предреволюционные годы Францию поразил ряд стихийных бедствий. Засуха 1785 года вызвала фуражный голод. В 1787 году наблюдался недород шёлковых коконов. Это повлекло за собой сокращение лионского шёлкоткацкого производства. В конце 1788 года только в Лионе насчитывалось 20-25 тыс. безработных. Сильный град в июле 1788 года уничтожил урожай зерновых во многих провинциях. Крайне суровая зима 1788/89 годов погубила многие виноградники и часть урожая. Цены на продовольствие поднялись. Снабжение рынков хлебом и другими продуктами резко ухудшилось. В довершение всего начался промышленный кризис, толчком к которому послужил англо-французский торговый договор 1786 года. По этому договору обе стороны значительно понизили таможенные пошлины. Договор оказался убийственным для французского производства, которое не могло выдержать конкуренции более дешёвых английских товаров, хлынувших во Францию^[2][3]. Тысячи французских предприятий разорились. Резко выросла безработица.

Предреволюционный кризис ведёт своё начало от участия Франции в американской войне за независимость. Восстание английских колоний можно рассматривать одной из непосредственных причин Французской революции, и потому, что идеи прав человека нашли сильный отклик во Франции и перекликались с идеями Просвещения, и из-за того что Людовик XVI получил свои финансы в очень плохом состоянии. Министр финансов Неккер финансировал войну с помощью займов, но с течением времени и это стало невозможным. После заключения мира в 1783 дефицит королевской казны составлял более 20 процентов. В 1788 расходы составляли 629 млн ливров, в то время как налоги приносили только 503 млн. Поднять традиционные налоги, которые в основном платили крестьяне, в условиях экономического спада 80-х было невозможно. Современники обвиняли двор в расточительности. Общественное мнение всех сословий единогласно считало, что утверждение налогов должно быть прерогативой Генеральных штатов и выборных представителей^[4].

Некоторое время преемник Неккера Калонн по-прежнему продолжал практику займов. Когда же источники займов начали иссякать, 20 августа 1786 Калонн уведомил короля, что реформа финансов необходима^[5]. Для покрытия дефицита (фр. Precis d’un plan d’amelioration des finances) предлагалось заменить двадцатину, которую платило фактически лишь третье сословие, новым поземельным налогом, который падал бы на все земли в королевстве, в том числе и на земли дворянства и духовенства. Для преодоления кризиса нужно было, чтобы налоги платили все^[6]. Для оживления торговли предлагалось ввести свободу хлебной торговли и отменить внутренние таможенные пошлины. Калонн возвращался также к планам Тюрго и Неккера относительно местного самоуправления. Предлагалось создать окружные, провинциальные и общинные собрания, в которых участвовали бы все собственники с годовым доходом не менее 600 ливров^[7].

Понимая, что подобная программа не найдёт поддержки со стороны парламентов, Калонн посоветовал королю созвать нотаблей, из которых каждый персонально приглашался королём и на лояльность которых можно было рассчитывать. Таким образом правительство обращалось к аристократии — спасти финансы монархии и основы старого режима, спасти большинство своих привилегий, пожертвовав только частью^[8]. Но в то же время это являлось первой уступкой абсолютизма: король советовался со своей аристократией, а не уведомлял её о своей воле^[9].

Аристократическая фронда[править | править вики-текст]

Нотабли собрались в Версале 22 февраля 1787. Среди них были принцы крови, герцоги, маршалы, епископы и архиепископы, президенты парламентов, интенданты, депутаты провинциальных штатов, мэры главных городов — всего 144 персоны. Отражая преобладающее мнение привилегированных сословий, нотабли выразили своё возмущение предложениями реформы избрать провинциальные ассамблеи без сословного различия, а также нападками на права духовенства. Как и следовало ожидать, они осудили прямой поземельный налог и потребовали в первую очередь изучить доклад казначейства. Поражённые услышанным в докладе состоянием финансов, они объявили самого Калонна главным виновником дефицита. В результате Людовику XVI пришлось дать отставку Калонну 8 апреля 1787^[10].

Преемником Калонна по рекомендации королевы Марии-Антуанетты был назначен Ломени де Бриенн, которому нотабли предоставили заём в 67 млн ливров, что позволило заткнуть некоторые дыры в бюджете. Но утвердить поземельный налог, падавший на все сословия, нотабли отказались, сославшись на свою неправомочность. Это означало, что они отсылали короля к Генеральным штатам. Ломени де Бриенн был вынужден проводить политику, намеченную его предшественником. Один за другим появляются эдикты короля о свободе хлебной торговли, о замене дорожной барщины денежным налогом, о гербовом и иных сборах, о возвращении гражданских прав протестантам, о создании провинциальных собраний, в которых третье сословие имело представительство, равное представительству двух привилегированных сословий, вместе взятых, наконец, о поземельном налоге, падающем на все сословия. Но Парижский и иные парламенты отказываются регистрировать эти эдикты. 6 августа 1787 устраивается заседание с присутствием короля (фр. Lit de justice), и спорные эдикты вносятся в книги Парижского парламента. Но на другой день парламент отменяет как незаконные постановления, принятые накануне по приказу короля. Король высылает Парижский парламент в Труа, но это вызывает такую бурю протестов, что Людовик XVI вскоре амнистирует непокорный парламент, который теперь также требует созыва Генеральных штатов^[11].

Движение за восстановление прав парламентов, начатое судейской аристократией, всё более перерастало в движение за созыв Генеральных штатов. Привилегированные сословия заботились теперь лишь о том, чтобы Генеральные штаты были созваны в старых формах и третье сословие получило лишь одну треть мест и чтобы голосование производилось посословно. Это давало большинство привилегированным сословиям в Генеральных штатах и право диктовать свою политическую волю королю на руинах абсолютизма. Многие историки называют этот период «аристократической революцией», и конфликт аристократии с монархией с появлением на сцене третьего сословия становится общенациональным^[12].

Созыв Генеральных штатов[править | править вики-текст]

В конце августа 1788 министерство Ломени де Бриенна получило отставку и к власти вновь был призван Неккер (с титулом генерального директора финансов). Неккер вновь стал регулировать хлебную торговлю. Он воспретил экспорт хлеба и приказал закупать хлеб за границей. Восстановили также обязательство продавать зерно и муку только на рынках. Местным властям было разрешено производить учёт зерна и муки и заставлять владельцев вывозить свои запасы на рынки. Но пресечь рост цен на хлеб и другие продукты Неккеру не удалось. Королевский регламент 24 января 1789 года постановил созвать Генеральные штаты и указывал целью будущего собрания «установление постоянного и неизменного порядка во всех частях управления, касающихся счастья подданных и благосостояния королевства, наискорейшее по возможности врачевание болезней государства и уничтожение всяких злоупотреблений». Избирательное право дано было всем французам мужского пола, достигшим двадцатипятилетнего возраста, имевшим постоянное место жительства и занесённым в списки налогов. Выборы были двухстепенные (а иногда трёхстепенные), то есть сначала выбирались представители населения (выборщики), которые и определяли депутатов собрания^[13].

При этом король выражал желание, чтобы «и на крайних пределах его королевства, и в наименее известных селениях за каждым была обеспечена возможность довести до его сведения свои желания и свои жалобы». Эти наказы (фр. cahiers de doleances), «список жалоб», отразили настроения и требования различных групп населения. Наказы от третьего сословия требовали, чтобы все без исключения дворянские и церковные земли облагались налогом в том же размере, как и земли непривилегированных, требовали не только периодического созыва Генеральных штатов, но и того, чтобы они представляли не сословия, а нацию и чтобы министры были ответственны перед нацией, представленной в Генеральных штатах. Крестьянские наказы требовали уничтожения всех феодальных прав сеньоров, всех феодальных платежей, десятины, исключительного для дворян права охоты, рыбной ловли, возвращения захваченных сеньорами общинных земель. Буржуазия требовала отмены всех стеснений торговли и промышленности. Все наказы осуждали судебный произвол (фр. lettres de cachet), требовали суда присяжных, свободы слова и печати^[14].

Выборы в Генеральные штаты вызвали невиданный подъём политической активности и сопровождались изданием многочисленных брошюр и памфлетов, авторы которых излагали свои взгляды на проблемы дня и формулировали самые различные социально-экономические и политические требования. Большой успех имела брошюра аббата Сийеса «Что такое третье сословие?». Автор её доказывал, что только третье сословие составляет нацию, а привилегированные — чужды нации, бремя, лежащее на нации. Именно в этой брошюре был сформулирован знаменитый афоризм: «Что такое третье сословие? Всё. Чем оно было до сих пор в политическом отношении? Ничем. Чего оно требует? Стать чем-то». Центром оппозиции или «патриотической партии» стал возникший в Париже Комитет тридцати. Он включал в себя героя Войны за независимость Америки маркиза Лафайета, аббата Сийеса, епископа Талейрана, графа Мирабо, советника Парламента Дюпора. Комитет развернул активную агитацию в поддержку требования удвоить представительство третьего сословия и ввести поголовное (фр.  par tête) голосование депутатов^[15].

Вопрос о порядке работы Штатов вызвал острые разногласия. Генеральные штаты созывались в последний раз в 1614. Тогда, традиционно, все сословия имели равное представительство, а голосование проходило по сословиям (фр.  par ordre): один голос имело духовенство, один — дворянство и один — третье сословие. В то же время провинциальные ассамблеи, созданные Ломени де Бриенном в 1787, имели двойное представительство третьего сословия и этого же хотела подавляющая часть населения страны. Того же хотел и Неккер, понимавший, что ему нужна более широкая опора в проведении необходимых реформ и преодолении оппозиции привилегированных сословий. 27 декабря 1788 было объявлено, что третье сословие в Генеральных штатах получит двойное представительство. Вопрос же о порядке голосования остался нерешённым^[16].

Провозглашение Национального собрания[править | править вики-текст]

5 мая 1789 в зале дворца «Малые забавы» (фр. Menus plaisirs) Версаля состоялось торжественное открытие Генеральных штатов. Депутаты были размещены посословно: справа от кресла короля сидело духовенство, слева — дворянство, напротив — третье сословие. Заседание открыл король, который предостерёг депутатов от «опасных нововведений» (фр. innovations dangereuses) и дал понять, что видит задачу Генеральных штатов лишь в том, чтобы изыскать средства для пополнения государственной казны. Между тем страна ждала от Генеральных штатов реформ. Конфликт между сословиями в Генеральных штатах начался уже 6 мая, когда депутаты духовенства и дворянства собрались на отдельные заседания, чтобы приступить к проверке полномочий депутатов. Депутаты третьего сословия отказались конституироваться в особую палату и пригласили депутатов от духовенства и дворянства к совместной проверке полномочий. Начались долгие переговоры между сословиями^[17].

В конце концов в рядах депутатов, сначала от духовенства, а затем и от дворянства, наметился раскол. 10 июня аббат Сийес предложил обратиться к привилегированным сословиям с последним приглашением и 12 июня началась перекличка депутатов всех трёх сословий по бальяжным спискам. В последующие дни к депутатам третьего сословия присоединилось около 20 депутатов от духовенства и 17 июня большинство в 490 голосов против 90 провозгласило себя Национальным собранием (фр. Assemblee nationale). Через два дня депутаты от духовенства после бурных прений постановили присоединиться к третьему сословию. Людовик XVI и его окружение были крайне недовольны и король распорядился закрыть зал «Малых забав» под предлогом ремонта^[18].

Утром 20 июня депутаты третьего сословия нашли зал заседаний запертым. Тогда они собрались в Зале для игры в мяч (фр. Jeu de paume) и по предложению Мунье дали клятву не расходиться до тех пор, пока не выработают конституцию. 23 июня в зале «Малых забав» для Генеральных штатов было устроено «королевское заседание» (фр. Lit de justice). Депутаты были рассажены посословно, как и 5 мая. Версаль был наводнён войсками. Король объявил, что отменяет постановления, принятые 17 июня и не допустит ни ограничения своей власти, ни нарушения традиционных прав дворянства и духовенства, и приказал депутатам разойтись^[19].

Уверенный в том, что его повеления будут немедленно выполнены, король удалился. Вместе с ним ушла большая часть духовенства и почти все дворяне. Но депутаты третьего сословия остались сидеть на своих местах. Когда церемониймейстер напомнил председателю Байи о повелении короля, Байи ответил: «Собравшейся нации не приказывают». Затем поднялся Мирабо и произнёс: «Ступайте и скажите вашему господину, что мы находимся здесь по воле народа и оставим наши места, только уступая силе штыков!». Король приказал лейб-гвардии разогнать непослушных депутатов. Но когда гвардейцы пытались войти в зал «Малых забав», дорогу им со шпагами в руках преградили маркиз Лафайет и ещё несколько оставшихся знатных дворян. На этом же заседании по предложению Мирабо ассамблея объявила о неприкосновенности членов Национального собрания, и что всякий, кто посягнёт на их неприкосновенность, подлежит уголовной ответственности^[2].

На другой день большинство духовенства, а ещё через день 47 депутатов от дворян присоединились к Национальному собранию. А 27 июня король приказал присоединиться остальным депутатам от дворянства и духовенства. Так совершилось преобразование Генеральных штатов в Национальное собрание, которое 9 июля объявило себя Учредительным национальным собранием (фр. Assemblee nationale constituante) в знак того, что считает своей главной задачей выработку конституции. В этот же день оно заслушало Мунье об основах будущей конституции, а 11 июля Лафайет представил проект Декларации прав человека, которую он считал необходимым предпослать конституции^[20].

Но положение Собрания было непрочным. Король и его окружение не хотели примириться с поражением и готовились к разгону Собрания. 26 июня король отдал приказ о концентрации в Париже и его окрестностях армии в 20 000, преимущественно наёмных немецких и швейцарских полков. Войска расположились в Сен-Дени, Сен-Клу, Севре и на Марсовом поле. Прибытие войск сразу же накалило атмосферу в Париже. В саду Пале-Рояля стихийно возникли митинги, на которых раздавались призывы оказать отпор «иностранным наймитам». 8 июля Национальное собрание обратилось к королю с адресом, прося его отозвать войска из Парижа. Король ответил, что вызвал войска для охраны Собрания, но если присутствие войск в Париже беспокоит Собрание, то он готов перенести место его заседаний в Нуайон или Суассон. Это показывало, что король готовит разгон Собрания^[21].

11 июля Людовик XVI дал отставку Неккеру и преобразовал министерство, поставив во главе его барона Бретейля, предлагавшего принять самые крайние меры против Парижа. «Если нужно будет сжечь Париж, мы сожжём Париж», — говорил он. Пост военного министра в новом кабинете занял маршал Брольи. Это было министерство государственного переворота. Казалось, дело Национального собрания потерпело поражение^[22].

Оно было спасено общенациональной революцией.

Взятие Бастилии[править | править вики-текст]

Отставка Неккера произвела немедленную реакцию. Передвижения правительственных войск подтверждали подозрения «аристократического заговора», а у людей состоятельных отставка вызвала панику, поскольку именно в нём они видели человека, способного предотвратить банкротство государства^[23].

Париж узнал об отставке после полудня 12 июля. Был воскресный день. Толпы народа высыпали на улицы. Бюсты Неккера несли по всему городу. В Пале-Рояле молодой адвокат Камиль Демулен бросил клич: «К оружию!». Вскоре этот клич гремел повсюду. Французская гвардия (фр. Gardes françaises), среди которых были будущие генералы республики Лефевр, Гюлен, Эли, Лазар Гош, почти целиком перешла на сторону народа. Начались стычки с войсками. Драгуны немецкого полка (фр. Royal-Allemand) атаковали толпу у сада Тюильри, но отступили под градом камней. Барон де Безенваль, комендант Парижа приказал правительственным войскам отступить из города на Марсово поле (фр. Champ-de-Mars)^[24].

На другой день, 13 июля, восстание ещё более разрослось. С раннего утра гудел набат. Около 8 часов утра в ратуше (фр. Hôtel de ville) собрались парижские выборщики. Был создан новый орган муниципальной власти — Постоянный комитет с целью возглавить и одновременно контролировать движение. На первом же заседании принимается решение о создании в Париже «гражданской милиции». Это было рождение парижской революционной Коммуны и Национальной гвардии^[25].

Ждали атаки со стороны правительственных войск. Начали возводить баррикады, но не было достаточно вооружения для их защиты. По всему городу начался поиск оружия. Врывались в оружейные лавки, захватывая там всё, что могли найти. Утром 14 июля толпа захватила 32 000 ружей и пушки в Доме инвалидов, но пороха было недостаточно. Тогда направились к Бастилии. Эта крепость-тюрьма символизировала в общественном сознании репрессивную мощь государства. Реально же там находилось семь узников и чуть больше сотни солдат гарнизона, в основном инвалидов. После нескольких часов осады комендант де Лонэ капитулировал. Гарнизон потерял только одного человека убитым, а парижане 98 убитыми и 73 ранеными. После капитуляции семеро из гарнизона, включая самого коменданта, были растерзаны толпой^[26].

Конституционная монархия[править | править вики-текст]

Муниципальная и крестьянская революции[править | править вики-текст]

Король вынужден был признать существование Учредительного собрания. Дважды уволенный Неккер был снова призван к власти, а 17 июля Людовик XVI в сопровождении делегации Национального собрания прибыл в Париж и принял из рук мэра Байи трехцветную кокарду, символизировавшую победу революции и присоединение к ней короля (красный и синий — цвета парижского герба, белый — цвет королевского знамени). Началась первая волна эмиграции; непримиримо настроенная высшая аристократия начала покидать Францию, включая брата короля, графа д’Артуа^[27].

Ещё до отставки Неккера множество городов посылали адреса в поддержку Национального собрания, до 40 перед 14 июля. Началась «муниципальная революция», ускорившаяся после отставки Неккера и охватившая всю страну после 14 июля. Бордо, Кан, Анжер, Амьен, Вернон, Дижон, Лион и многие другие города были охвачены восстаниями. Интенданты, губернаторы, военные коменданты на местах либо бежали, либо утратили реальную власть. По примеру Парижа начались образовываться коммуны и национальная гвардия. Городские коммуны начали формировать федеральные объединения. В течение нескольких недель королевское правительство потеряло всякую власть над страной, провинции признавали теперь только Национальное собрание^[28].

Экономический кризис и голод привёл к появлению в сельской местности множества бродяг, бездомных и мародёрствующих банд. Надежды крестьян на облегчение налогов, выраженные ещё в наказах, слухи об «аристократическом заговоре», приближение сбора нового урожая, всё это породило мириады страхов в деревне. Во второй половине июля разразился «Великий страх» (фр. Grande peur), породивший цепную реакцию по всей стране^[29]. Возбуждённые крестьяне объединялись и вооружались, чтобы защитить свой урожай от бродячих банд, якобы нанятых аристократами; жгли замки сеньоров и уничтожали документы о землевладении. В некоторых провинциях было сожжено или разрушено около половины помещичьих усадеб^[30].

Во время заседания «ночи чудес» (фр. La Nuit des Miracles) 4 августа и декретами 4-11 августа Учредительное собрание ответило на революцию крестьян и отменило личные феодальные повинности, сеньориальные суды, церковную десятину, привилегии отдельных провинций, городов и корпораций и объявило равенство всех перед законом в уплате государственных налогов и в праве занимать гражданские, военные и церковные должности. Но объявило при этом о ликвидации только «косвенных» повинностей (т. н. баналитетов): оставлялись «реальные» повинности крестьян, в частности, поземельный и подушный налоги^[31].

26 августа 1789 г. Учредительное собрание приняло «Декларацию прав человека и гражданина» — один из первых документов демократического конституционализма. «Старому режиму», основанному на сословных привилегиях и произволе властей, были противопоставлены равенство всех перед законом, неотчуждаемость «естественных» прав человека, народный суверенитет, свобода взглядов, принцип «дозволено всё, что не запрещено законом» и другие демократические установки революционного просветительства, ставшие отныне требованиями права и действующего законодательства. Статья 1-я Декларации гласила: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах». В статье 2-й гарантировались «естественные и неотъемлемые права человека», под которыми понимались «свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению». Источником верховной власти (суверенитета) объявлялась «нация», а закон — выражением «всеобщей воли»^[32].

Поход на Версаль[править | править вики-текст]

Людовик XVI отказался санкционировать Декларацию и декреты 5—11 августа. В Париже обстановка была напряжённой. Урожай в 1789 был хороший, но подвоз хлеба в Париж не увеличился. У булочных выстраивались длинные очереди^[33].

В то же время в Версаль стекались офицеры, дворяне, кавалеры ордена Святого Людовика. 1 октября лейб-гвардия короля устроила банкет в честь новоприбывшего Фландрского полка. Участники банкета, возбуждённые вином и музыкой, восторженно кричали: «Да здравствует король!». Сначала лейб-гвардейцы, а затем и другие офицеры сорвали с себя трёхцветные кокарды и топтали их ногами, прикрепляя белые и чёрные кокарды короля и королевы. В Париже это вызвало новый взрыв страха «аристократического заговора» и требований переместить короля в Париж^[34].

Утром 5 октября огромные толпы женщин, напрасно простоявшиx всю ночь в очередях у булочных, заполнили Гревскую площадь и окружили ратушу (фр. Hôtel-de-Ville). Многие считали, что с продовольствием станет лучше, если король будет находиться в Париже. Раздавались крики: «Хлеба! На Версаль!». Затем ударили в набат. Около полудня 6-7 тыс. человек, преимущественно женщин, с ружьями, пиками, пистолетами и двумя пушками двинулись на Версаль. Несколько часов спустя, по решению Коммуны, Лафайет повел в Версаль Национальную гвардию^[35].

Около 11 вечера король известил о своем согласии утвердить Декларацию прав и другие декреты. Однако ночью толпа ворвалась во дворец, убив двух гвардейцев короля. Только вмешательство Лафайета предотвратило дальнейшее кровопролитие. По совету Лафайета король вышел на балкон вместе с королевой и дофином. Народ встретил его криками: «Короля в Париж! Короля в Париж!»^[28].

6 октября из Версаля в Париж направилась примечательная процессия. Впереди шла Национальная гвардия; на штыках у гвардейцев было воткнуто по хлебу. Затем следовали женщины, одни восседая на пушках, другие в каретах, третьи пешком и наконец карета с королевской семьей. Женщины плясали и пели: «Мы везём пекаря, пекаршу и маленького пекарёнка!». Вслед за королевской семьей в Париж перебралось и Национальное собрание^[36].

Реконструкция Франции[править | править вики-текст]

Учредительное собрание повело курс на создание во Франции конституционной монархии. Декретами от 8 и 10 октября 1789 был изменён традиционный титул французских королей: из «милостью божьей, короля Франции и Наварры», Людовик XVI стал «милостью божьей и в силу конституционного закона государства королём французов». Король остался главой государства и исполнительной власти, но править он мог лишь на основании закона. Законодательная власть принадлежала Национальному собранию, которое фактически стало высшей властью в стране. За королём было сохранено право назначать министров. Король не мог больше безгранично черпать из государственной казны. Право объявлять войну и заключать мир перешло к Национальному собранию. Декретом от 19 июня 1790 были отменены институт наследственного дворянства и все связанные с ним титулы. Называть себя маркизом, графом и пр. было запрещено. Граждане могли носить только фамилию главы семьи^[37].

Центральная администрация была реорганизована. Исчезли королевские советы и статс-секретари. Отныне назначались шесть министров: внутренних дел, юстиции, финансов, иностранных дел, военный, военно-морского флота. По муниципальному закону от 14—22 декабря 1789 городам и провинциям было предоставлено самое широкое самоуправление. Упразднялись все агенты центральной власти на местах. Должности интендантов и их субделегатов были уничтожены. Декретом от 15 января 1790 Собрание установило новое административное устройство страны. Система деления Франции на провинции, губернаторства, женералитэ, бальяжи, сенешальства перестала существовать. Страна была разделена на 83 департамента, примерно равных по территории. Департаменты подразделялись на округа (дистрикты). Дистрикты разделялись на кантоны. Низшей административной единицей являлась коммуна (община). Коммуны больших городов разделялись на секции (районы, участки). Париж был разделён на 48 секций (вместо ранее существовавших 60 округов)^[38].

Судебная реформа была проведена на тех же основаниях, что и административная реформа. Все старые судебные учреждения, включая и парламенты, были ликвидированы. Продажа судебных должностей, как и всяких других, была отменена. В каждом кантоне учреждался мировой суд, в каждом округе — суд дистрикта, в каждом главном городе департамента — уголовный суд. Создавались также единый для всей страны Кассационный суд, имевший право аннулировать приговоры судов других инстанций и направлять дела на новое рассмотрение, и Национальный Верховный суд, компетенции которого подлежали правонарушения со стороны министров и высших должностных лиц, а также преступления против безопасности государства. Суды всех инстанций являлись выборными (на основе имущественного ценза и других ограничений) и судили с участием присяжных^[39].

Отменялись все привилегии и другие формы государственной регламентации экономической деятельности — цеха, корпорации, монополии и т. д. Ликвидировались таможни внутри страны на границах различных областей. Вместо многочисленных прежних налогов вводилось три новых — на земельную собственность, движимое имущество и торгово-промышленную деятельность. Учредительное собрание поставило «под охрану нации» гигантский государственный долг. 10 октября Талейран предложил использовать для погашения государственного долга церковные имущества, которые надлежало передать в распоряжение нации и продать. Декретами, принятыми в июне-ноябре 1790 оно осуществило так называемое «гражданское устройство духовенства», то есть провело реформу церкви, лишившую её прежнего привилегированного положения в обществе и превратившую церковь в орган государства. Из ведения церкви изымались регистрация рождений, смертей, браков, которые передавались государственным органам. Законным признавался только гражданский брак. Упразднялись все церковные титулы, кроме епископа и кюре (приходского священника). Епископы и приходские священники избирались выборщиками, первые — выборщиками департамента, вторые — приходскими выборщиками. Утверждение епископов папой (как главой вселенской католической церкви) отменялось: отныне французские епископы лишь извещали папу о своём избрании. Все священнослужители обязаны были принести специальную присягу «гражданскому устройству духовенства» под угрозой отставки^[40].

Церковная реформа вызвала раскол среди французского духовенства. После того как папа не признал «гражданского устройства» церкви во Франции, все французские епископы, за исключением 7, отказались принести гражданскую присягу. Их примеру последовало около половины низшего духовенства. Между присяжным (фр. assermente), или конституционным, и неприсяжным (фр. refractaires) духовенством возникла острая борьба, значительно осложнившая политическую обстановку в стране. В дальнейшем «неприсяжные» священники, сохранившие влияние на значительные массы верующих, становятся одной из важнейших сил контрреволюции^[41].

К этому времени наметился раскол среди депутатов Учредительного собрания. На волне общественной поддержки начали выделяться новые левые: Петион, Грегуар, Робеспьер. Вдобавок появились клубы и организации по всей стране. В Париже центрами радикализма стали клуб Якобинцев и Кордельеров. Конституционалисты в лице Мирабо, и после его внезапной смерти в апреле 1791, «триумвират» Барнав, Дюпор и Ламет считали, что события выходят за рамки принципов 1789 года и стремились приостановить развитие революции, повысив избирательный ценз, ограничив свободу прессы и активность клубов. Для этого им необходимо было оставаться у власти и пользоваться полной поддержкой короля. Внезапно почва разверзлась под ними. Людовик XVI бежал^[42].

Вареннский кризис[править | править вики-текст]

Попытка побега короля является одним из наиболее важных событий революции. Внутренне это было очевидным доказательством несовместимости монархии и революционной Франции и уничтожило попытку установить конституционную монархию. Внешне это ускорило приближение военного конфликта с монархической Европой^[43].

Около полуночи 20 июня 1791 года король, переодетый слугой, попытался бежать, но был узнан на границе в Варенне почтовым служащим ночью 21-22 июня. Королевскую семью вернули обратно в Париж вечером 25 июня среди мёртвого безмолвия парижан и национальных гвардейцев, державших свои ружья дулом вниз^[44].

Страна восприняла известие о побеге как шок, как объявление войны, в которой её король находится в стане врага. С этого момента начинается радикализация революции (кому же тогда можно доверять, если сам король оказался изменником?). Впервые с начала Революции в печати стали открыто обсуждать возможность установления республики. Однако депутаты-конституционалисты, не желая углублять кризис и ставить под вопрос плоды почти двухлетней работы над Конституцией, взяли короля под защиту и заявили, что он был похищен. Кордельеры призвали горожан провести 17 июля на Марсовом поле сбор подписей под петицией с требованием об отречении короля. Городские власти запретили манифестацию. На Марсово поле прибыли мэр Байи и Лафайет с отрядом национальной гвардии. Национальные гвардейцы открыли огонь, убив несколько десятков человек. Это был первый раскол самого третьего сословия^[45].

3 сентября 1791 года Национальное собрание приняло Конституцию. По ней предлагалось созвать Законодательное собрание — однопалатный парламент на основе высокого имущественного ценза. «Активных» граждан, получивших право голоса по конституции, оказалось всего 4,3 млн, а выборщиков, избиравших депутатов, — всего 50 тыс. В новый парламент не могли быть избраны депутаты Национального собрания. Законодательное собрание открылось 1 октября 1791 года. Король присягнул новой конституции и был восстановлен в своих функциях, но не в доверии к нему всей страны^[46].

В Европе побег короля вызвал сильную эмоциональную реакцию. 27 августа 1791 года австрийский император Леопо́льд II и прусский король Фридрих Вильгельм II подписали Пильницкую декларацию, угрожая революционной Франции вооружённой интервенцией. С этого момента война казалась неизбежной. Ещё с 14 июля 1789 года началась эмиграция аристократии. Центр эмиграции находился в Кобленце, совсем недалеко от французской границы. Военная интервенция была последней надеждой аристократии. В то же время началась «революционная пропаганда» левой части Законодательного собрания с целью нанести решительный удар монархической Европе и зачеркнуть всякие надежды двора на реставрацию. Война, по мнению жирондистов, приведёт их к власти и покончит с двойной игрой короля. 20 апреля 1792 года Законодательное собрание объявило войну королю Венгрии и Богемии^[47].

Падение монархии[править | править вики-текст]

Война началась неудачно для французских войск. Французская армия была в состоянии хаоса и множество офицеров, в основном дворян, эмигрировало или перешло на сторону врага. Генералы возложили ответственность на недисциплинированность войск и военное министерство. Законодательное собрание приняло декреты, необходимые для национальной обороны, включая создание военного лагеря «федератов» (фр. fédérés) возле Парижа. Король, надеясь на скорое прибытие австрийских войск, наложил вето на декреты и сместил министерство Жиронды^[48].

20 июня 1792 была организована демонстрация с целью оказать давление на короля. Во дворце, наводнённом демонстрантами, король вынужден был надеть фригийский колпак санкюлотов и выпить за здоровье нации, но отказался утвердить декреты и вернуть министров^[49].

1 августа пришло известие о манифесте герцога Брауншвейгского с угрозой «военной экзекуции» Парижа в случае насилия над королём. Манифест произвёл обратное действие и возбудил республиканские чувства и требования низложения короля. После вступление в войну Пруссии (6 июля), 11 июля 1792 Законодательное собрание провозглашает «Отечество в опасности» (фр. La patrie est en danger), но отказывается рассматривать требования о низложении короля^[50].

В ночь с 9-10 августа была сформирована повстанческая Коммуна из представителей 28 секций Парижа. 10 августа 1792 года около 20 тысяч национальных гвардейцев, федератов и санкюлотов окружили королевский дворец. Штурм был недолгим, но кровопролитным. Король Людовик XVI вместе с семьёй укрылся в Законодательном собрании и был низложен. 13 августа 1792 года Людовик XVI вместе с семьёй был переведён в тюрьму Тампль^[51]. Законодательное собрание проголосовало за созыв Национального конвента на основе всеобщего избирательного права, который должен будет принять решение о будущей организации государства^[52].

В конце августа прусская армия предприняла наступление на Париж и 2 сентября 1792 года взяла Верден. Парижская Коммуна закрыла оппозиционную прессу и начала производить обыски по всей столице, арестовав ряд неприсягнувших священников, дворян и аристократов. 11 августа Законодательное собрание предоставило муниципалитетам полномочия арестовывать «подозрительных»^[53]. Добровольцы готовились уходить на фронт, и быстро распространились слухи, что их отправка станет сигналом для заключённых поднять восстание. Последовала волна казней в тюрьмах, что позже получило название «Сентябрьские убийства»^[54], в ходе которых было убито до 2 000 человек, 1 100 — 1 400 только в Париже.^[55]

Первая республика[править | править вики-текст]

Национальный конвент[править | править вики-текст]

21 сентября 1792 года в Париже открыл свои заседания Национальный конвент. 22 сентября Конвент упразднил монархию и провозгласил Францию республикой. Количественно Конвент состоял из 160 жирондистов, 200 монтаньяров и 389 депутатов Равнины (фр. La Plaine ou le Marais), всего 749 депутатов ^{[пр 1]}. Треть депутатов участвовала в предыдущих собраниях и принесла с собой все предыдущие разногласия и конфликты^[57].

22 сентября пришло известие о битве при Вальми. Военная ситуация изменилась: после Вальми прусские войска отступили, и в ноябре французские войска заняли левый берег Рейна. Австрийцы, осаждавшие Лилль, 6 ноября были разбиты Дюмурье в битве при Жемаппе и эвакуировали Австрийские Нидерланды. Была занята Ницца, и Савойя провозгласила союз с Францией^[58].

Лидеры Жиронды вновь возвращаются к революционной пропаганде, объявив «мир хижинам, войну дворцам» (фр. paix aux chaumières, guerre aux châteaux). В это же время появляется концепция «естественных границ» Франции с границей по Рейну. Французское наступление в Бельгии угрожало британским интересам в Голландии, что вело к созданию первой коалиции. Решительный разрыв произошёл после казни короля, и 7 марта Франция объявила войну Англии, а затем Испании^[59]. В марте 1793 года начался Вандейский мятеж. Для спасения революции 6 апреля 1793 года создаётся Комитет общественного спасения, наиболее влиятельным членом которого стал Дантон.

Суд над Людовиком XVI[править | править вики-текст]

После восстания 10 августа 1792 Людовик XVI был низложен и помещен под сильную стражу в Тампле. Находка тайного сейфа в Тюильри 20 ноября 1792 сделала суд над королём неизбежным. Документы, найденные в нём, вне всякого сомнения доказывали измену короля^[60].

Судебный процесс начался 10 декабря. Людовик XVI был классифицирован как враг и «узурпатор», чуждый телу нации. Голосование началось 14 января 1793. Голосование за виновность короля было единогласным. О результате голосования председатель Конвента, Верньо, объявил: «От имени французского народа Национальный Конвент объявил Людовика Капета виновным в злоумышлении против свободы нации и общей безопасности государства»^[61].

Голосование о наказании началось 16 января и продолжалось до утра следующего дня. Из присутствующих 721 депутатов, 387 высказались за смертную казнь. По приказу Конвента вся Национальная гвардия Парижа была выстроена по обе стороны пути на эшафот. Утром 21 января Людовик XVI был обезглавлен на площади Революции^[62].

Падение Жиронды[править | править вики-текст]

Экономическая ситуация в начале 1793 года всё более ухудшается и в крупных городах начинаются волнения. Секционные активисты Парижа начали требовать «максимум» на основные продукты питания. Беспорядки и агитация продолжаются всю весну 1793-го и Конвент создает Комиссию Двенадцати по их расследованию, в которую вошли только жирондисты. По приказу комиссии были арестованы несколько секционных агитаторов и 25 мая Коммуна потребовала их освобождения; в то же время общие собрания секций Парижа составили список 22 видных жирондистов и потребовали их ареста. В Конвенте в ответ на это Максимен Инар заявил, что Париж будет разрушен, если парижские секции выступят против депутатов провинции^[63].

Якобинцы объявили себя в состоянии восстания и 29 мая делегаты, представляющие тридцать три парижские секции, сформировали повстанческий комитет. 2 июня 80 000 вооружённых санкюлотов окружили Конвент. После попытки депутатов выйти в демонстративной процессии и, натолкнувшись на вооружённых национальных гвардейцев, депутаты подчинились давлению и объявили об аресте 29 ведущих жирондистов^[64].

Федералистский мятеж начался до восстания 31 мая — 2 июня. В Лионе глава местных якобинцев Шалье был арестован ещё 29 мая, а 16 июля казнён. Многие жирондисты бежали из-под домашнего ареста в Париже, а известие о насильственном изгнании депутатов-жирондистов из Конвента вызвало в провинции движение протеста и охватило крупные города юга — Бордо, Марсель, Ним^[65]. 13 июля Шарлотта Корде убила идола санкюлотов Жана-Поля Марата. Она была в контакте с жирондистами в Нормандии и они, как полагают, использовали её в качестве своего агента^[66]. Помимо всего этого, пришло известие о беспрецедентной измене: Тулон и находящаяся там эскадра были сданы врагу^[67].

Якобинский конвент[править | править вики-текст]

Пришедшие к власти монтаньяры столкнулись с драматическими обстоятельствами — федералистский мятеж, война в Вандее, военные неудачи, ухудшение экономической ситуации. Несмотря ни на что, гражданской войны избежать не удалось^[68]. К середине июня около шестидесяти департаментов были охвачены более или менее открытым восстанием. Однако пограничные районы страны остались верны Конвенту ^[69].

Июль и август были неважные месяцы на границах. Майнц, символ победы прошлого года, капитулировал перед прусскими войсками, а австрийцы захватили крепости Конде и Валансьен и вторглись в северную Францию. Испанские войска пересекли Пиренеи и начали наступление на Перпиньян. Пьемонт воспользовался восстанием в Лионе и вторгся во Францию с востока. На Корсике Паоли поднял восстание и с британской помощью изгнал французов с острова. Английские войска начали осаду Дюнкерка в августе и в октябре союзники вторглись в Эльзас. Военная ситуация стала отчаянной^[70].

В течение всего июня монтаньяры занимали выжидательную позицию, ожидая реакцию на восстание в Париже. Тем не менее, они не забыли о крестьянах. Крестьяне составляли самую большую часть Франции и в такой обстановке было важно удовлетворить их требования. Именно им восстание 31 мая (как и 14 июля и 10 августа) принесло существенные и постоянные выгоды. 3 июня были приняты законы о продаже имущества эмигрантов небольшими частями с условием уплаты в течение 10 лет; 10 июня был провозглашён дополнительный раздел общинных земель; и 17 июля закон об отмене сеньоральных повинностей и феодальных прав без всякой компенсации^[68].

Конвент утвердил новую Конституцию в надежде оградить себя от обвинения в диктатуре и умиротворить департаменты. Декларация прав, которая предшествовала тексту Конституции, торжественно подтвердила неделимость государства и свободу слова, равенство и право сопротивления угнетению. Это выходило далеко за рамки Декларации 1789 года, добавив право на социальную помощь, работу, образование и восстание. Всякая политическая и социальная тирания отменялась^[71]. Национальный суверенитет был расширен через институт референдума — Конституция должна была быть ратифицирована народом, как и законы в некоторых, точно определённых обстоятельствах^[72]. Конституция была представлена для всеобщей ратификации и принята огромным большинством в 1 801 918 за и 17 610 против. Результаты плебисцита были обнародованы 10 августа 1793 года, но применение Конституции, текст которой был помещён в «священный ковчег» в зале заседаний Конвента, было отложено до заключения мира^[73].

Революционное правительство[править | править вики-текст]

«Временное правительство Франции будет революционным до заключения мира» — декрет Конвента от 19 вандемьера II года (10 октября 1793)^[74].

Конвент обновил состав Комитета общественного спасения (фр. Comité du salut public): Дантон был из него исключён 10 июля. Кутон, Сен-Жюст, Жанбон Сен-Андре и Приёр из Марны составили ядро нового комитета. К ним добавили Барера и Ленде, 27 июля Робеспьера, a затем 14 августа Карно и Приёра из департамента Кот-д’Ор; Колло д’Эрбуа и Бийо-Варенна — 6 сентября^[75]. Прежде всего комитет должен был утвердить себя и выбрать те требования народа, которые были наиболее подходящими для достижения целей ассамблеи: сокрушить врагов Республики и зачеркнуть последние надежды аристократии на реставрацию. Управлять во имя Конвента и в то же время контролировать его, сдерживать санкюлотов без охлаждения их энтузиазма — это был необходимый баланс революционного правительства^[76].

Под двойным знаменем фиксирования цен и террора давление санкюлотов достигло своего пика летом 1793 года. Кризис в снабжении продовольствием оставался главной причиной недовольства санкюлотов; лидеры «бешеных» требуют от Конвента установления «максимума». В августе серия декретов дали комитету полномочия по контролю над обращением зерна, а также утвердили свирепые наказания за их нарушение. В каждом районе были созданы «хранилища изобилия». 23 августа декрет о массовой мобилизации (фр. levée en masse) объявлял всё взрослое население республики «находящимся в состоянии постоянной реквизиции»^[77].

5 сентября парижане попытались повторить восстание 2 июня. Вооруженные секции снова окружили Конвент с требованием создания внутренней революционной армии, ареста «подозрительных» и чистки комитетов. Вероятно, это был ключевой день в формировании революционного правительства: Конвент поддался давлению, но сохранил контроль над событиями. Это поставило террор на повестку дня — 5 сентября, 9-го создание революционной армии, 11-го — декрет о «максимуме» на хлеб (общий контроль цен и заработной платы — 29 сентября), 14-го реорганизация Революционного Трибунала, 17-го закон о «подозрительных», и 20-го декрет давал право местным революционным комитетам задачу составления списков^[78].

Эта сумма учреждений, мер и процедур была закреплена в декрете от 14 фримера (4 декабря 1793), который определил это постепенное развитие централизованной диктатуры, основанной на терроре. В центре был Конвент, исполнительной властью которого был Комитет общественного спасения, наделённый огромными полномочиями: он интерпретировал декреты Конвента и определял способы их применения; под его непосредственным руководством были все государственные органы и служащие; он определял военную и дипломатическую деятельность, назначал генералов и членов других комитетов при условии ратификации их Конвентом. Он был ответственным за ведение войны, общественный порядок, обеспечение и снабжение населения. Парижская коммуна, известный бастион санкюлотов, также была нейтрализована, попав под его контроль^[78].

Организация победы[править | править вики-текст]

Блокада принудила Францию к автаркии; чтобы сохранить Республику, правительство мобилизовало все производительные силы и приняло необходимость контролируемой экономики, которую вводили экспромтом как того требовала ситуация^[79]. Необходимо было разработать военное производство, возродить внешнюю торговлю и найти новые ресурсы в самой Франции, а времени было мало. Обстоятельства постепенно вынудили правительство взять на себя руководство экономикой всей страны^[80].

Все материальные ресурсы стали предметом реквизиции. Фермеры сдавали зерно, фураж, шерсть, лен, коноплю, а ремесленники и торговцы — выпускаемую продукцию. Сырьё тщательно искали — металл всех видов, церковные колокола, старую бумагу, ветошь и пергамент, травы, хворост и даже пепел для производства калийных солей и каштаны для их перегонки. Все предприятия были переданы в распоряжение нации — леса, рудники, карьеры, печи, горны, кожевенные заводы, фабрики по производству бумаги и тканей, мастерские по изготовлению обуви. Труд и ценность произведённого подлежали регулированию цен. Никто не имел права спекулировать, пока Отечество находилось в опасности. Вооружение вызывало большую обеспокоенность. Уже в сентябре 1793 был дан толчок по созданию национальных мануфактур для военной промышленности — создание фабрики в Париже для производства ружей и личного оружия, гренельский пороховой завод^[81]. Особое обращение было сделано учёным. Монж, Вандермонд, Бертолле, Дарсе, Фуркруа усовершенствовали металлургию и производство оружия^[82]. В Мёдоне проводились эксперименты по аэронавтике. Во время битвы при Флерюсе воздушный шар был поднят над теми же местами, что и в будущей войне 1914. И ничем не меньше, как «чудом» для современников, было получение семафором Шаппа на Монмартре в течение часа известий о падении Ле-Кенуа, находящейся в удалении 120 миль от Парижа^[83].

Летний набор (фр. Levée en masse) был завершён, и к июлю общая численность армии достигла 650 000. Трудности были огромны. Производство на нужды войны началось только в сентябре. Армия находилась в состоянии реорганизации. Весной 1794 была предпринята система «амальгамы», слияние добровольческих батальонов с линейной армией. Два батальона добровольцев соединялись с одним батальоном линейной армии, составляя полубригаду или полк. В то же время было восстановлено единоначалие и дисциплина. Чистка армии исключила большинство дворян. В целях воспитания новых офицерских кадров по декрету 13 прериаля (1 июня 1794) был основан Колледж Марса (фр. Ecole de Mars) — каждый дистрикт посылал туда по шесть юношей. Командующих армиями утверждал Конвент^[84].

Постепенно возникло военное командование, несравненное по качеству: Марсо, Гош, Журдан, Бонапарт, Клебер, Массена, как и офицерский состав, отличный не только в военных качествах, но и в чувстве гражданской ответственности^[85].

Террор[править | править вики-текст]

Хотя террор был организован в сентябре 1793 года, он, на самом деле, не применялся до октября, и только в результате давления со стороны санкюлотов^[86]. Большие политические процессы начались в октябре. Королева Мария-Антуанетта была гильотинирована 16 октября. Специальным указом ограничили защиту 21 жирондиста, и они погибли 31-го, Верньо и Бриссо в том числе^[87].

На вершине аппарата террора находился Комитет общественной безопасности, второй орган государства, состоящий из двенадцати членов, избираемых каждый месяц в соответствии с правилами Конвента и наделённый функциями общественной безопасности, слежения и полиции, как гражданской так и военной. Он использовал большой штат чиновников, возглавлял сеть местных революционных комитетов и применял закон о «подозрительных» путём просеивания сквозь тысячи местных доносов и арестов, которые он затем должен был предоставить в Революционный трибунал^[88].

Террор применялся к врагам Республики где бы они ни были, был социально неразборчив и направлен политически. Его жертвы принадлежали ко всем классам, которые ненавидели революцию или жили в тех регионах, где угроза восстания была наиболее серьёзной. «Тяжесть репрессивных мер в провинциях», — пишет Матьез, — «находилась в прямой зависимости от опасности мятежа»^[89].

Таким же образом, депутаты, отправленные Конвентом как «представители в миссии» (фр. les représentants en mission), были вооружены широкими полномочиями и действовали в соответствии с ситуацией и собственного темперамента: в июле Робер Ленде усмирил жирондистское восстание на западе без единого смертного приговора; в Лионе, несколько месяцев спустя, Колло д’Эрбуа и Жозеф Фуше полагались на частые суммарные казни, применяя массовые расстрелы, потому что гильотина работала недостаточно быстро^{[90][пр 2]}.

Победа начала определяться осенью 1793 года. Конец федералистского мятежа ознаменовался взятием Лиона 9 октября и 19 декабря — Тулона. 17 октября вандейское восстание было подавлено в Шоле и 14 декабря в Ле-Мане после ожесточённых уличных боёв. Города вдоль границ были освобождены. Дюнкерк — после победы при Ондскоте (8 сентября), Мобёж — после победы при Ваттиньи (6 октября), Ландау — после победы при Висамбуре (26 декабря). Келлерман оттеснил испанцев к Бидасоа и Савойя была освобождена. Гош и Пишегрю нанесли ряд поражений пруссакам и австрийцам в Эльзасе^[92].

Борьба фракций[править | править вики-текст]

Ещё с сентября 1793 можно было ясно определить два крыла среди революционеров. Одно было тем, что позже назвали эбертистами — хотя сам Эбер никогда не был лидером фракции — и проповедовали войну насмерть, частично приняв программу «бешеных», которую одобряли санкюлоты. Они пошли на соглашение с монтаньярами, надеясь через них осуществлять давление на Конвент. Они доминировали в клубе Кордельеров, заполнили военное министерство Бушотта, и могли увлечь за собой Коммуну^[93]. Другое крыло возникло в ответ на растущую централизацию революционного правительства и диктатуру комитетов — дантонисты; вокруг депутатов Конвента: Дантон, Делакруа, Демулен, как наиболее заметные среди них.

Продолжающийся с 1790 года религиозный конфликт был подоплёкой предпринятой эбертистами кампании «дехристианизации». Федералистский мятеж усилил контрреволюционную агитацию «неприсягнувших» священников. Принятие Конвентом 5 октября нового, революционного календаря, призванного заменить прежний, связанный с христианством, «ультрас» использовали как повод для начала кампании против католической веры^[94]. В Париже это движение возглавила Коммуна. Католические храмы закрывались, священников принуждали к отречению от сана, глумились над христианскими святынями. Взамен католицизма пытались насадить «культ Разума». Движение принесло ещё больше волнений в департаментах и компрометировало революцию в глазах глубоко верующей страны. Большинство Конвента крайне негативно отнеслось к этой инициативе и привело к ещё большей поляризации между фракциями. В конце ноября — начале декабря против «дехристианизации» решительно выступили Робеспьер и Дантон, положив ей конец^[95].

Ставя приоритет национальной обороны над всеми другими соображениями, Комитет общественного спасения старался держаться промежуточной позиции между модерантизмом и экстремизмом. Революционное правительство не намерено было уступать эбертистам в ущерб революционному единству, в то время как требования умеренных подрывали контролируемую экономику, необходимую для ведения военных действий, и террор, который обеспечивал всеобщее повиновение^[96]. Но в конце зимы 1793 нехватка продуктов питания приняла резкий поворот к худшему. Эбертисты начали требовать применение жёстких мер и сначала Комитет вёл себя примирительно. Конвент проголосовал около 15 млн ливров на облегчение кризиса^[97], 3 вантоза Барер от имени комитета общественного спасения представил новый общий «максимум» и 8-го декрет о конфискации имущества «подозрительных» и распределения его среди нуждающихся — вантозские декреты (фр. Loi de ventôse an II). Кордельеры полагали, что, если они усилят давление, то восторжествуют раз и навсегда. Были призывы к восстанию, хотя это было, наверное, в качестве новой демонстрации, как в сентябре 1793.

Но 22 вантоза II года (12 марта 1794 г.) Комитет решил покончить с эбертистами. К Эберу, Ронсену, Венсану и Моморо были добавлены иностранцы Проли, Клоотс и Перейра с тем, чтобы представить их как участников «иностранного заговора». Все были казнены 4 жерминаля (24 марта 1794)^[98]. Затем Комитет обратился к дантонистам, некоторые из которых были причастны к финансовым махинациям. 5 апреля Дантон, Делакруа, Демулен, Филиппо были казнены^[99].

Драма жерминаля полностью изменила политическую ситуацию. Санкюлоты были ошеломлены казнью эбертистов. Все их позиции влияния были утеряны: революционная армия была расформирована, инспекторы уволены, Бушотт потерял военное министерство, клуб Кордельеров был подавлен и запуган, и под давлением правительства было закрыто 39 революционных комитетов. Произошла чистка Коммуны и она была заполнена номинантами Комитета. С казнью дантонистов большинство ассамблеи впервые пришло в ужас от ею же созданного правительства^[100].

Комитет играл роль посредника между собранием и секциями. Уничтожив лидеров секций комитеты порвали с санкюлотами, источником власти правительства, давления которых так опасался Конвент со времени восстания 31 мая. Уничтожив дантонистов, оно посеяло страх среди членов собрания, который легко мог перейти в бунт. Правительству казалось, что оно имело поддержку большинства собрания. Оно ошибалось. Освободив Конвент от давления секций, оно осталось на милости собрания. Оставался только внутренний раскол правительства, чтобы его уничтожить^[101].

Термидорианский переворот[править | править вики-текст]

Основные усилия правительства были направлены на военную победу и мобилизация всех ресурсов начала приносить свои плоды. К лету 1794 года республика создала 14 армий и 8 мессидора 2 года (26 июня 1794) была одержана решающая победа при Флерюсе. Бельгия была открыта французским войскам. 10 июля Пишегрю занял Брюссель и соединился с Самбро-Маасской армией Журдана. Революционная экспансия началась. Но победы в войне начали ставить под сомнение смысл продолжения террора^[102].

Централизация революционного правительства, террор и казни оппонентов справа и слева привело решение всяческих политических разногласий в поле заговоров и интриг. Централизация привела к сосредоточению революционного правосудия в Париже. Представители на местах были отозваны и многие из них, такие как Тальен в Бордо, Фуше в Лионе, Каррье в Нанте, чувствовали себя под непосредственной угрозой за эксцессы террора в провинции во время подавления федералистского восстания и войны в Вандее. Теперь эти эксцессы представлялись компрометацией революции и Робеспьер не преминул выразить это, например, Фуше. В Комитете общественного спасения усилились разногласия, приведшие к расколу правительства^[103].

После казни эбертистов и дантонистов и празднования фестиваля Верховного Существа фигура Робеспьера приобрела преувеличенное значение в глазах революционной Франции. В свою очередь он не считался с чувствительностью своих коллег, что могло показаться расчётом или властолюбием. В своей последней речи в Конвенте, 8 термидора, он обвинил своих оппонентов в интриганстве и вынес вопрос о расколе на суд Конвента. У Робеспьера потребовали, чтобы он назвал имена обвиняемых, однако, он отказался. Эта неудача уничтожила его, так как депутаты предположили, что он требует карт-бланш^[104]. Этой ночью была образована непростая коалиция между радикалами и умеренными в собрании, между депутатами, которым угрожала непосредственная опасность, членами комитетов и депутатами равнины. На следующий день, 9 термидора, Робеспьеру и его сторонникам не было позволено говорить, и против них был объявлен обвинительный декрет.

Парижская Коммуна призвала к восстанию, освободила арестованных депутатов и мобилизовала 2-3 тысячи национальных гвардейцев^[105]. Ночь 9-10 термидора была одной из самых хаотичных в Париже, когда Коммуна и Конвент соревновались за поддержку секций. Конвент объявил восставших вне закона; Баррасу был поставлена задача мобилизации вооруженных сил Конвента, и секции Парижа, деморализованные казнью эбертистов и экономической политикой Коммуны, после некоторых колебаний поддержали Конвент. Национальные гвардейцы и артиллеристы, собранные Коммуной у ратуши, остались без инструкций и разошлись. Около двух часов утра колонна секции Гравилье во главе с Леонардом Бурдоном ворвалась в ратушу (фр. Hôtel de Ville) и арестовали мятежников.

Вечером 10 термидора (28 июля 1794) Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон и девятнадцать их сторонников были казнены без суда и следствия. На следующий день был казнён семьдесят один функционер восставшей Коммуны, крупнейшая массовая казнь за всю историю революции^[106].

Термидорианская реакция[править | править вики-текст]

Комитет общественного спасения был исполнительной властью и, в условиях войны с первой коалицией, внутренней гражданской войны, был наделён широкими прерогативами. Конвент подтверждал и избирал его состав каждый месяц, обеспечивая централизацию и постоянный состав исполнительной власти. Теперь же, после военных побед и падения робеспьеристов, Конвент отказался подтвердить столь широкие полномочия, тем более, что угроза восстаний со стороны санкюлотов была устранена. Было решено, что ни один из членов руководящих комитетов не должен занимать должность в течение более четырёх месяцев и его состав должен быть обновляем на треть ежемесячно. Комитет был ограничен только в область ведения войны и дипломатии. Сейчас будут, в общей сложности, шестнадцать комитетов с равными правами. Осознавая опасность фрагментации, термидорианцы, наученные опытом, ещё больше боялись монополизации власти. В течение нескольких недель революционное правительство было демонтировано^[107].

Ослабление власти привело к ослаблению террора, подчинению которому обеспечивалась общенациональная мобилизация. После 9-го термидора Якобинский клуб был закрыт, в Конвент вернулись уцелевшие жирондисты. В конце августа парижская Коммуна была упразднена и заменена «административной комиссией полиции» (фр. commission administrative de police). В июне 1795 само слово «революционер», слово-символ всего якобинского периода, было запрещено^[108]. Термидорианцы отменили меры государственного вмешательства в экономику, ликвидировали «максимум» 4 нивоза (24 декабря 1794 года). Результатом явился рост цен, инфляция, срыв продовольственного снабжения^[109]. Бедствиям низов и среднего класса противостояло богатство нуворишей: они лихорадочно наживались, жадно пользовались богатством, бесцеремонно афишируя его. В 1795 году, доведённое до голода, население Парижа дважды поднимало восстания (12 жерминаля и 1 прериаля) с требованиями «хлеба и конституции 1793 года», но Конвент подавил восстания с помощью военной силы^[110].

Термидорианцы разрушили революционное правительство, но тем не менее пожали плоды национальной обороны. Осенью была занята Голландия и в январе 1795 провозглашена Батавская республика. В то же время начался распад первой коалиции. 5 апреля 1795 был заключен Базельский мир с Пруссией и 22 июля мир с Испанией. Теперь республика провозгласила левый берег Рейна своей «естественной границей» и аннексировала Бельгию. Австрия отказалась признать Рейн восточной границей Франции и война возобновилась.

22 августа 1795 года Конвент принял новую конституцию. Законодательная власть поручалась двум палатам — Совету пятисот и Совету старейшин, был введён значительный избирательный ценз. Исполнительная власть была отдана в руки Директории — пяти директоров, избираемых Советом старейшин из кандидатов, представленных Советом пятисот. Боясь, что выборы в новые законодательные советы дадут большинство противникам республики, Конвент решил, что две трети «пятисот» и «старейшин» будут на первый раз обязательно взяты из членов Конвента^[111].

Когда была объявлена указанная мера, роялисты в самом Париже подняли восстание 13-го вандемьера (5 октября 1795 года), в котором главное участие принадлежало центральным секциям города, полагавшим, что Конвент нарушил «суверенитет народа». Большая часть столицы была в руках повстанцев; был сформирован центральный повстанческий комитет и Конвент осаждён. Баррас привлёк молодого генерала Наполеона Бонапарта, бывшего робеспьериста, как и других генералов — Карто, Брюна, Луазона, Дюпона. Мюрат захватил пушки из лагеря в Саблоне, и повстанцы, не имея артиллерии, были отброшены и рассеяны^[112].

26 октября 1795 года Конвент самораспустился, уступив место советам пятисот и старейшин и Директории^{[пр 3]}.

Директория[править | править вики-текст]

Победив своих противников справа и слева, термидорианцы надеялись вернуться к принципам 1789 и придать стабильность республике на основе новой конституции — «середина между монархией и анархией» — по выражению Антуана Тибодо^[114]. Директории досталось тяжёлое экономическое и финансовое положение, усугублявшееся продолжающейся войной на континенте. События с 1789 раскололи страну политически, идеологически и религиозно. Исключив народ и аристократию, режим зависел от узкого круга выборщиков, предусматриваемых цензом конституции III года, а они всё более и более двигались вправо^[115].

Попытка стабилизации[править | править вики-текст]

Зимой 1795 экономический кризис достиг своего пика. Бумажные деньги печатались каждую ночь для использования на следующий день. 30 плювиоза IV года (19 февраля 1796) выпуск ассигнатов был прекращён. Правительство решило вновь вернуться к звонкой монете. Результатом была растрата большей части оставшегося национального достояния в интересах спекулянтов^[116]. В сельской местности бандитизм распространился настолько, что даже мобильные колонны Национальной гвардии и угроза смертной казни не привели к улучшению. В Париже многие бы умерли от голода, если бы Директория не продолжила распределение продовольствия^[117].

Это привело к возобновлению якобинской агитации. Но на этот раз якобинцы прибегли к заговорам и Гракх Бабёф возглавляет «тайную повстанческую директорию» Заговора Равных (фр. Conjuration des Égaux)^[117]. Зимой 1795-96 образовался союз бывших якобинцев с целью свержения Директории. Движение «во имя равенства» было организовано в виде ряда концентрических уровней; был сформирован внутренний повстанческий комитет. План был оригинален и бедность парижских предместий ужасающей, но санкюлоты, деморализованные и запуганные после прериаля, не откликнулись на призывы бабувистов^[118]. Заговорщики были преданы полицейским шпионом. Сто тридцать один человек был арестован и тридцать расстреляны на месте; соратники Бабёфа были привлечены к суду; Бабёфа и Дартэ гильотинировали через год^[119].

Война на континенте продолжалась. Нанести удар по Англии республика была не в состоянии, оставалось сломить Австрию. 9 апреля 1796 года генерал Бонапарт вывел свою армию в Италию. В ослепительной кампании последовали ряд побед — Лоди (10 мая 1796), Кастильоне (15 августа), Арколе (15-17 ноября), Риволи (14 января 1797). 17 октября в Кампо-Формио был заключён мир с Австрией, закончивший войну первой коалиции, из которой Франция вышла победительницей, хотя Великобритания продолжала воевать^[120].

Согласно конституции первые выборы трети депутатов, в том числе и «вечных», в жерминале V года (март-апрель 1797), оказались успехом для монархистов. Республиканское большинство термидорианцев исчезло. В советах пятисот и старейшин большинство принадлежало противникам Директории^[121]. Правые в советах решили выхолостить власть Директории, лишив её финансовых полномочий. В отсутствие указаний в Конституции III года по вопросу возникновения такого конфликта, Директория при поддержке Бонапарта и Гоша решила прибегнуть к силе^[122]. 18 фрюктидора V года (4 сентября 1797) Париж был помещён на военное положение. Декрет Директории объявлял, что все, кто призывает к реставрации монархии, будут расстреляны на месте. В 49 департаментах выборы были аннулированы, 177 депутатов были лишены полномочий, а 65 были приговорены к «сухой гильотине» — депортации в Гвиану. Эмигрантам, вернувшимся самовольно, было предложено в двухнедельный срок покинуть Францию под угрозой смерти^[123].

Кризис 1799 года[править | править вики-текст]

Переворот 18 фрюктидора является поворотом в истории режима, установленного термидорианцами — это положило конец конституционному и либеральному эксперименту. Был нанесён сокрушительный удар монархистам, но в то же время влияние армии намного усилилось^[124].

После договора Кампо-Формио только Великобритания противостояла Франции. Вместо концентрации своего внимания на оставшемся противнике и поддержания мира на континенте, Директория начала политику континентальной экспансии, уничтожившей все возможности стабилизации в Европе. Последовал египетский поход, который добавил к славе Бонапарта. Франция окружила себя «дочерними» республиками, сателлитами, политически зависимыми и экономически эксплуатируемыми: Батавская республика, Гельветическая республика в Швейцарии, Цизальпинская, Римская и Партенопейская (Неапольская) в Италии^[125].

Весной 1799 война становится всеобщей. Вторая коалиция объединила Британию, Австрию, Неаполь и Швецию. Египетский поход привёл Турцию и Россию в её ряды^[126]. Военные действия начались для Директории крайне неудачно. Вскоре Италия и часть Швейцарии были потеряны и республике пришлось оборонять свои «естественные границы». Как и в 1792-93 гг. Франция оказалась перед угрозой вторжения^[127]. Опасность пробудила национальную энергию и последнее революционное усилие. 30 прериаля VII года (июнь 18, 1799) советы переизбрали членов Директории, приведя «настоящих» республиканцев к власти и провели меры, в некоторой мере напоминавшие меры II года. По предложению генерала Журдана был объявлен призыв пяти возрастов. Был введён принудительный заём на 100 млн франков. 12 июля был принят закон о заложниках из числа бывших дворян^[128].

Военные неудачи стали поводом роялистских восстаний на юге и возобновления гражданской войны в Вандее. В то же время страх перед возвращением тени якобинизма привел к решению покончить раз и навсегда с возможностью повторения времён республики 1793 года^[129].

18 брюмера[править | править вики-текст]

К этому времени военная ситуация изменилась. Сам успех коалиции в Италии привёл к изменению планов. Было решено перебросить австрийские войска из Швейцарии в Бельгию и заменить их русскими войсками с целью вторжения во Францию. Переброска была произведена настолько плохо, что позволила французским войскам вновь занять Швейцарию и разбить противников по частям^[130].

В этой тревожной обстановке брюмерианцы планируют ещё один, более решительный, переворот. Ещё раз, как и в фрюктидоре, нужно призвать армию, чтобы произвести чистку ассамблеи^[131]. Заговорщикам была нужна «сабля». Они обратились к республиканским генералам. Первый выбор, генерал Жубер был убит при Нови. В этот момент пришло известие о прибытии во Францию Бонапарта^[132]. От Фрежюса до Парижа Бонапарта приветствовали как спасителя. Приехав в Париж 16 октября 1799 года, он немедленно нашёл себя в центре политических интриг^[133]. Брюмерианцы обратились к нему как к человеку, который хорошо подходил им по его популярности, военной репутации, амбиции и даже по его якобинскому прошлому^[131].

Играя на страхах «террористического» заговора, брюмерианцы убедили советы встретиться 10 ноября 1799 в пригороде Парижа, Сен-Клу; для подавления «заговора» Бонапарт назначался командующим 17-й дивизией, расположенной в департаменте Сены. Двое директоров, Сийес и Дюко, сами заговорщики, подали в отставку, а третьего, Барраса, к ней принудили. В Сен-Клу Наполеон объявил Совету Старейшин, что Директория самораспустилась и о создании комиссии по новой конституции. Совет Пятисот трудно было так легко убедить, и, когда Бонапарт вошёл без приглашения в палату заседаний, раздались крики «Вне закона!» Наполеон потерял самообладание, но его брат Люсьен спас ситуацию, вызвав гвардию в зал заседаний. Совет пятисот был изгнан из палаты, Директория распущена, и все полномочия были возложены на временное правительство из трёх консулов — Сийеса, Роже́ Дюко́ и Бонапарта^[133].

Слухи, пришедшие из Сен-Клу вечером 19 брюмера, совершенно не удивили Париж. Военные неудачи, с которыми смогли справиться только в последний момент, экономический кризис, возвращение гражданской войны — всё это говорило о неудаче всего периода стабилизации при Директории^[134].

Переворот 18 брюмера считается концом Великой французской революции.

Итоги революции[править | править вики-текст]

Революция привела к краху старого порядка и утверждению во Франции нового, более демократичного и прогрессивного общества. Однако, говоря о достигнутых целях и жертвах революции, многие историки склоняются к выводу, что те же цели могли быть достигнуты и без такого огромного количества жертв. Как указывает американский историк Р. Палмер, распространённой является точка зрения о том, что «спустя полвека после 1789 г. … условия во Франции были бы такими же и в том случае, если бы никакой революции не произошло»^[135]. Алексис Токвиль писал, что крах Старого порядка произошёл бы и без всякой революции, но только постепенно. Пьер Губер отмечал, что многие пережитки Старого порядка остались и после революции и вновь расцвели под властью Бурбонов, установившейся начиная с 1815 г.^[136].

В то же время ряд авторов указывает, что революция принесла народу Франции освобождение от тяжёлого гнёта, чего невозможно было достичь иным путём. «Сбалансированный» взгляд на революцию рассматривает её как большую трагедию в истории Франции, но вместе с тем неизбежную, вытекавшую из остроты классовых противоречий и накопившихся экономических и политических проблем^[137].

Большинство историков полагает, что Великая французская революция имела огромное международное значение, способствовала распространению прогрессивных идей во всём мире, оказала влияние на серию революций в Латинской Америке, в результате которых последняя освободилась от колониальной зависимости, и на ряд других событий первой половины XIX в.

Историография и в культуре[править | править вики-текст]

Историографии Великой французской революции уже более двухсот лет и историки пытаются ответить на вопросы относительно истоков революции, её значения и последствий. Посвященная ей историческая литература поистине необъятна. Но и в наше время научное истолкование этого величайшего события в новой истории ещё весьма далеко от своего завершения. В историографии идут длительные, горячие споры, причём не по каким-либо частностям или деталям, а по главным, коренным вопросам. Споры вызывает вопрос о хронологических рамках революции. Когда эта революция началась, когда кончилась, да и была ли во Франции конца XVIII века одна революция или несколько? На эти вопросы в исторической литературе давались и даются самые различные ответы. Еще в либеральной историографии XIX — начала XX века сложилось представление о Великой французской революции как об одной и единой революции: «единое целое» — по выражению Клемансо (фр. La Révolution est un bloc), прошедшей в своем развитии ряд этапов. Французские историки периода Реставрации (Минье, Тьер) считали и консулат и империю Наполеона закономерными этапами развития революции. Олар, глава республиканской школы в историографии Французской революции, сложившейся на рубеже XIX и XX веков, отказывался признавать «императорский деспотизм» фазой революции и ограничивал ее периодом 1789—1804 годов. Представители известной «русской школы» историков Французской революции (Кареев, Тарле) исключали из числа этапов развития революции и консулат, т.е. понимали под нею период 1789—1799 годов^[138].

Без строгой историографии, заставляющей критически думать о подходах к истории, наши политические взгляды и наша риторическая стратегия были бы основаны только на наших предрассудках и страстях политического или идеологического момента. Как и в XIX веке, историю без историографии можно было бы читать просто как литературу, но это вряд ли будет рассматриваться как часть социальных наук^[139]. «Чтобы восстановить историческую жизнь, — писал Мишле, — за ней надо терпеливо следовать на всех ее путях, наблюдать все ее формы, все ее элементы. Но надо также с еще большей страстью воспроизводить, восстанавливать все это в целом, взаимодействие этих различных сил в мощном движении, которое превратилось бы в саму жизнь»^[140].

Комментарии[править | править вики-текст]

Примечания[править | править вики-текст]

Литература[править | править вики-текст]

• Адо, А. В. Документы Истории Великой Французской Революции. — М.: Издательство Московского Университета, 1990. — Т. I.
• Адо А. В. Крестьяне и Великая Французская революция. Крестьянские движения в 1789-94 гг. (М.: изд-во МГУ. 1987)
• Актуальные проблемы изучения истории Великой французской революции (материалы «круглого стола» 19-20 сентября 1988 г.). М., 1989
• Алексаха, А. Г. Введение в прогрессологию. — M., 2004.
• Бадак, А. Всемирная история. — Минск, 1998. — Т. 16.
• Бачко Б.. Как выйти из Террора? Термидор и Революция. Пер. с фр. и посл. Д. Ю. Бовыкина. М.: BALTRUS, 2006
• Бовыкин Д. Ю. Революция окончена? Итоги Термидора. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2005
• Гордон А. В. Падение жирондистов. Народное восстание в Париже 31 мая — 2июня 1793 (М.: Наука. 1988)
• Дживелегов А. К. Армия Великой французской революции и её вожди: исторический очерк (М.)
• Исторические этюды о французской революции. Памяти В. М. Далина (к 95-летию со дня рождения). Институт всеобщей истории РАН. М., 1998.
• Жорес Ж. Социалистическая история французской революции. В 6 тт. (М.: Прогресс. 1976—1983)
  • том I, книга 1
  • том I, книга 2
  • том II
  • том III
  • том IV
  • том V
  • том VI
• Захер Я. М. Движение «бешеных» (М.: изд-во социально-экономической литературы. 1961)
• Карлейль Томас. Французская революция. История / Пер. с англ. Ю. В. Дубровина, Е. А. Мельниковой. М.: Мысль, 1991. 576 с.: ил.
• Кошен О. Малый народ и революция. М.: Айрис-Пресс, 2003.
• Кропоткин П. А. Великая Французская революция. 1789—1793. М., 2003.
• Левандовский А. Максимилиан Робеспьер. М.: Молодая гвардия, 1959. (ЖЗЛ)
• Левандовский А. Дантон. М.: Молодая гвардия, 1964. (ЖЗЛ)
• Манфред А. З. Внешняя политика Франции 1871—1891 годов. М.: Изд-во АН СССР, 1952.
• Манфред А. З. Великая французская революция. М., 1983.
• Манфред А. З. Три портрета эпохи Великой Французской революции (Мирабо, Руссо, Робеспьер). М.: Мысль, 1989. 432 с.
• Матьез А. Французская революция. В 3 тт. / Пер. с франц. К.Цидербаума, С.Лосева. М., 1928—1930. Переиздано: Р-н-Д, Феникс. 1995
• Минье Ф. История Французской революции с 1789 по 1814 гг. М., 2006.
• Олар А. Политическая история Французской революции. М., 1938. Ч. 1, Ч. 2 Ч. 3 Ч. 4
• Первый взрыв французской революции. Из донесений русского посланника в Париже И. М. Симолина вице-канцлеру А. И. Остерману // Русский архив, 1875. — Кн. 2. — Вып. 8. — С. 410—413.
• Попов Ю. В. Публицисты Великой французской революции. М.: Изд-во МГУ, 2001.
• Проблемы всеобщей истории. Историографический сборник. — Л.: Издательство Ленинградского университета, 1967.
• Ревуненков В.Г. Очерки по истории Великой французской революции. Часть 1. Падение монархии. 1789-1792. — Ленинград: Издательство Ленинградского университета, 1982.
• Ревуненков В. Г. Парижские санкюлоты эпохи Великой Французской революции. Л., 1971.
• Собуль А. Из истории Великой буржуазной революции 1789—1794 гг. и Революции 1848 г. во Франции (М.: Иностранная литература. 1960)
• Собуль А. Парижские санкюлоты во время якобинской диктатуры: народное движение и революционное правительство, 2 июня 1793 года — 9 термидора II года (М.: Прогресс. 1966)
• Собуль А. Первая республика (1792—1804 гг.) (М.: Прогресс. 1974)
• Собуль А. Проблема нации в ходе социальной борьбы в годы Французской буржуазной революции XVIII века. Новая и новейшая история, 1963, № 6. С.43-58.
• Тарле Е. В. Рабочий класс во Франции в эпоху революции
• Токвиль А. Старый порядок и революция. Пер. с фр. М. Федоровой. М.: Моск. философский фонд, 1997.
• Тырсенко А. В. Фейяны: у истоков французского либерализма (М.: изд-во МГУ. 1999.
• Фридлянд Г. С. Дантон. М. 1965.
• Юре Ф. Постижение Французской революции. СПб., 1998.
• Хобсбаум Э. Эхо «Марсельезы». М., «Интер-Версо», 1991.
• Чудинов, А. В. Французская революция: история и мифы. — М.: Наука, 2006.
• Чудинов А. В. Ученые и Французская революция
• Bouloiseau, Marc. The Jacobin Republic: 1792–1794. — Cambridge: Cambridge University Press, 1983. — ISBN 0-521-28918-1.
• Doyle, William. The Oxford History of the French Revolution. — Oxford: Oxford University Press, 2002. — ISBN 978-0199252985.
• Dupuy, Roger. La République jacobine. Terreur, guerre et gouvernement révolutionnaire (1792—1794). — Paris: Le Seuil, 2005.
• Goubert, P. L’Ancien Regime. — Paris, 1969. — Т. 1.
• Goubert, P. L’Ancien Regime. — Paris, 1973. — Т. 2.
• Furet, François. The French Revolution: 1770-1814. — London: Wiley-Blackwell, 1996. — ISBN 0-631-20299-4.
• Greer, Donald. Incidence of the Terror During the French Revolution: A Statistical Interpretation. — Peter Smith Pub Inc, 1935. — ISBN 978-0-8446-1211-9.
• Hampson, Norman. A Social History of the French Revolution. — Routledge: University of Toronto Press, 1988. — ISBN 0-710-06525-6.
• Jordan, David. The King’s Trial:Luis XVI vs. the French Revolution. — Berkely: University of California Press, 1979. — ISBN 0-520-04399-5.
• Kates, Gary. The french revolution: Recent debates and new controversies. — London: Routledge, 1998.
• Lefebvre, George. The French Revolution: from its Origins to 1793. — New York: Columbia University Press, 1962. — Т. 1. — ISBN 0-231-08599-0.
• Lefebvre, George. The Coming of The French Revolution. — Princeton: Princeton University Press, 1989. — ISBN 0-691-00751-9.
• Lefebvre, George. The French Revolution: from 1793 to 1799. — New York: Columbia University Press, 1963. — Т. II. — ISBN 0-231-08599-0.
• Lefebvre, George. The Thermidorians & the Directory. — New York: Random House, 1964.
• Mathiez, Albert. The French Revolution. — New York: Alfred a Knopf, 1929.
• Palmer, R. The World of the French Revolution. — New York, 1971.
• Rude, George. The French Revolution. — New York: Grove Weidenfeld, 1991. — ISBN 0-8021-3272-3.
• Soboul, Albert. The French Revolution: 1787-1799. — New York: Random House, 1975. — ISBN 0-394-47392-2.
• Soboul, Albert. Understanding the french revolution. — New York: International publishers, 1988.
• Thompson J. M. The French Revolution. — Oxford: Basil Blackwell, 1959.
• Thompson J. M. Robespierre. — London: Blackwell Pub, 1988. — Т. 2. — ISBN 063115504X.
• Vovelle Michel. The Fall of the French monarchy 1787-1792. — Cambridge: Cambridge University Press, 1984. — ISBN 0-521-28916-5.
• Wallerstein, I. The Modern World-System III. The Second Era of Great Expansion of the Capitalist World-Economy, 1730-1840s.. — San Diego, 1989.
• Woronoff, Denis. The Thermidorean regime and the directory: 1794–1799. — Cambridge: Cambridge University Press, 1984. — ISBN 0-521-28917-3.

Ссылки[править | править вики-текст]

	Великая французская революция в Викитеке
	Великая французская революция на Викискладе

• Великая французская революция и Век просвещения. Документы (свидетельства, мемуары, письма, декреты), научная, публицистическая и художественная литература. Сочинения авторов 18 в. Дискуссии, альтернативное моделирование исторических событий.
• Великая французская революция. Статьи из энциклопедий, хроника революции, статьи и публикации, биографии политических деятелей, карты.
• Великая французская революция. Ссылки по персоналиям деятелей Великой французской революции в научных трудах, романах, очерках и стихах.
• Материалы по истории Французской революции на официальном сайте Французского ежегодника.
• Цифровой архив Французской революции Стэнфордский университет, Национальная библиотека Франции

Сборники документов:

• Атеизм и борьба с церковью в эпоху Великой французской революции / под ред. Фридлянда (М.: ОГИЗ — государственное антирелигиозное издательство. 1933)
• Документы истории Великой французской революции (М.: изд-во МГУ. 1990, 1992). Т.1 Т.2
• Педагогические идеи Великой французской революции: речи и доклады Мирабо, Талейрана, Кондорсе, Лавуазье и др. / перевод и вступит.статья О. Е. Сыркиной, под ред. А. П. Пинкевича (М.: Работник просвещения. 1926)
• Революционное правительство во Франции в эпоху Конвента, 1792—1794 / сост., перевод Н. П. Фрейберг и Н. М. Лукина М.: издательство Коммунистической Академии. 1927)
• Французская революция в документах, 1789—1794 / сост. Я. М. Захер (Л.: Прибой. 1926)
• Французская революция в провинции и на фронте (донесения комиссаров Конвента) (М.-Л.: государственное изд-во. МСМXXIV)