Под чьим руководством проводилась экономическая реформа

Экономи́ческая рефо́рма 1965 года в СССР — реформа экономической политики Советского Союза, проводимая в рамках Золотой Пятилетки 1966—1970 годов, которая продолжила ранее начатую Никитой Хрущёвым политику частичной децентрализации управления предприятиями и «расширение самостоятельности» путём введения для последних показателя прибыльности и прибыли, большей свободы в распоряжении последней^[1][2], освобождение или смягчение ряда плановых показателей, установленных Госпланом^[3], а также личное стимулирование труда работников^[4][5]. В СССР реформа известна как Косыгинская реформа, на Западе — как реформа Либермана^[6]. Председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин явился главным инициатором и руководителем проведения реформы^[4]. Разработка осуществлялась под руководством экономиста Евсея Либермана в период 1963—1965 годов^[7].

Предыстория[править | править код]

Традиционно проведение реформы связывали с усложнением экономических связей, что снижало эффективность директивного планирования (в 1966 году промышленность СССР включала более трёхсот отраслей, 47 тыс. предприятий, 12,8 тыс. первичных строительных организаций)^[8], и со стремлением более полно использовать интенсивные факторы экономического роста. Последнее было достижимо посредством повышения производительности труда через улучшение его культуры, интенсивности и организации, а также эффективного использования имеющихся ресурсов. Было признано, что существующая система планирования недостаточно заинтересовывает предприятия в принятии высоких плановых заданий, во внедрении организационных и технических новшеств^[9].

Впервые основные идеи реформы были обнародованы в статье профессора Харьковского инженерно-экономического института и Харьковского государственного университета Е. Г. Либермана «План, прибыль, премия» в газете «Правда»^[10] и его докладе «О совершенствовании планирования и материального поощрения работы промышленных предприятий», направленном в ЦК КПСС^{[источник не указан 1257 дней]}. Поддержку предложениям Либермана высказали экономисты В. С. Немчинов, С. Г. Струмилин, эксперты Госплана СССР, руководители предприятий и др.

Статья положила начало общесоюзной экономической дискуссии в прессе и ряду экономических экспериментов^[11], подтвердивших эффективность предложенных мероприятий. В западной прессе и советологии концепция реформ получила название либерманизм.

Как альтернатива реформе в среде интеллигенции «технократического» направления рассматривались идеи академика В. М. Глушкова, с 1962 года развивавшего программу тотальной информатизации экономических процессов с применением системы ОГАС, которая должна была базироваться на создававшейся Единой государственной сети вычислительных центров (ЕГС ВЦ)^[12].

Решающим аргументом стало то, что Либерман издержки на проведение своей реформы оценил в стоимость бумаги, на которой будут напечатаны соответствующие указы, а первые результаты пообещал уже через считанные месяцы. Косыгин — самый «прижимистый» член Политбюро, умевший считать народную копейку, — выбрал реформу Либермана^{[источник не указан 1504 дня]}.

Реформа[править | править код]

Основные положения[править | править код]

Реализуемая после отстранения от власти Н. С. Хрущёва реформа представлялась как разрыв с проявлениями присущего советской экономической политике второй половины 1950-х — начала 1960-х годов «субъективизма» и «прожектёрства», практикой административных и волевых решений. Декларировалось повышение научного уровня руководства экономикой, основанного на законах политэкономии социализма. Проведение реформы осуществлялось под руководством Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина.

Реформа вводилась в действие группой постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР, распространявших её положения на отдельные отрасли и секторы народного хозяйства:

• «Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства» (Постановление сентябрьского 1965 г. Пленума ЦК КПСС)^[13]
• «О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства» (постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 4 октября 1965 г.)
• «Положение о социалистическом государственном производственном предприятии», утверждено СМ СССР 4 октября 1965 г.^[14]
• «О мерах по дальнейшему улучшению кредитования и расчётов в народном хозяйстве и повышению роли кредита в стимулировании производства» (постановление СМ СССР от 3 апреля 1967 г.)
• «О переводе совхозов и других государственных сельскохозяйственных предприятий на полный хозяйственный расчёт» (13 апреля 1967 г.)^[15]
• «О переводе предприятий Министерства гражданской авиации на новую систему планирования и экономического стимулирования» (от 7 июня 1967 г.)^[16]
• «О переводе железных дорог Министерства путей сообщения на новую систему планирования и экономического стимулирования» (от 23 июня 1967 г.)^[17]
• «О переводе предприятий Министерства морского флота на новую систему планирования и экономического стимулирования» (от 7 июля 1967 г.)^[18]
• «О переводе предприятий речного транспорта союзных республик на новую систему планирования и экономического стимулирования» (7 июля 1967 г.)^[19]
• «О переводе эксплуатационных предприятий и производственно-технических управлений связи системы Министерства связи СССР на новую систему планирования и экономического стимулирования» (8 июля 1968 г.)^[20]
• «О совершенствовании планирования и капитального строительства и об усилении экономического стимулирования строительного производства» (28 мая 1969 г.)^[21]

Реформа представляла собой комплекс из пяти групп следующих мероприятий.

• Ликвидировались органы территориального хозяйственного управления и планирования — советы народного хозяйства, созданные в 1957 г., предприятия становились основной хозяйственной единицей. Восстанавливалась система отраслевого управления промышленностью, общесоюзные, союзно-республиканские и республиканские министерства и ведомства.
• Сокращалось количество директивных плановых показателей (с 30 до 9). Действующими оставались показатели по: общему объёму продукции в действующих оптовых ценах; важнейшей продукции в натуральном измерении; общему фонду заработной платы; общей суммы прибыли и рентабельности, выраженной как отношение прибыли к сумме основных фондов и нормируемых оборотных средств; платежам в бюджет и ассигнованиям из бюджета; общему объёму капитальных вложений; заданий по внедрению новой техники; объёму поставок сырья, материалов и оборудования.
• Расширялась хозяйственная самостоятельность предприятий. Предприятия обязаны были самостоятельно определять детальную номенклатуру и ассортимент продукции, за счёт собственных средств осуществлять инвестиции в производство, устанавливать долговременные договорные связи с поставщиками и потребителями, определять численность персонала, размеры его материального поощрения. За невыполнение договорных обязательств предприятия подвергались финансовым санкциям, усиливалось значение хозяйственного арбитража.
• Ключевое значение придавалось интегральным показателям экономической эффективности производства — прибыли и рентабельности. За счёт прибыли предприятия получали возможность формировать ряд фондов — фонды развития производства, материального поощрения, социально-культурного назначения, жилищного строительства, др. Использовать фонды предприятия могли по своему усмотрению (разумеется, в рамках существующего законодательства).
• Ценовая политика: оптовая цена реализации должна была обеспечивать предприятию заданную рентабельность производства. Вводились нормативы длительного действия — не подлежащие пересмотру в течение определённого периода нормы плановой себестоимости продукции.

В сельском хозяйстве закупочные цены на продукцию повышались в 1,5—2 раза, вводилась льготная оплата сверхпланового урожая, снижались цены на запчасти и технику, уменьшились ставки подоходного налога на крестьян.

Новая система народнохозяйственного планирования была закреплена в статье 16 Конституции СССР 1977 года:

Экономика СССР составляет единый народнохозяйственный комплекс, охватывающий все звенья общественного производства, распределения и обмена на территории страны. Руководство экономикой осуществляется на основе государственных планов экономического и социального развития, с учётом отраслевого и территориального принципов, при сочетании централизованного управления с хозяйственной самостоятельностью и инициативой предприятий, объединений и других организаций. При этом активно используется хозяйственный расчёт, прибыль, себестоимость, другие экономические рычаги и стимулы.

Реализация[править | править код]

Основные мероприятия реформы были введены в действие на протяжении 8-й пятилетки (1966—1970 годы). К осени 1967 года по новой системе работали 5,5 тыс. предприятий (1/3 промышленной продукции, 45 % прибыли), к апрелю 1969 года — 32 тыс. предприятий (77 % продукции).

На протяжении пятилетки фиксировались рекордные темпы экономического роста. В 1966—1979 годы среднегодовые темпы роста национального дохода в СССР составляли 6,1 %. Был осуществлён ряд крупных хозяйственных проектов (создание Единой энергосистемы, внедрение автоматизированных систем управления на предприятиях, развитие гражданского автомобилестроения и пр.). Высокими были темпы роста жилищного строительства, развития социальной сферы, финансировавшихся за счёт средств предприятий. Объём промышленного производства вырос на 50 %^[22]. Было построено около 1900^[22] крупных предприятий, в том числе Волжский автозавод в Тольятти.

Восьмая пятилетка получила образное название «золотой»^[23].

Реформа имела выраженный эффект разового привлечения резервов роста: повысилась скорость обращения в фазе «товар — деньги», уменьшилась «штурмовщина», увеличилась ритмичность поставок и расчётов, улучшалось использование основных фондов. Предприятия разрабатывали индивидуальные гибкие системы поощрения^[24].

Среднегодовые темпы роста, %

Годы	Валовой общественный продукт	Национальный доход
1961—1965	6,5	6,5
1966—1970	7,4	7,7
1971—1975	6,4	5,7
1975—1979	4,4	4,4

Экономические показатели относительно предыдущего года (1960 год = 100)

Год	Валовая продукция[единица измерения?]	Численность персонала	Основные производственные фонды
1965	148	123	186
1970	163	115	152
1975	137	108	151
1979	116	107	134

Щёкинский эксперимент[править | править код]

В августе 1967 года на Щёкинском химическом комбинате был начат экономический эксперимент по проверке основных положений реформы, получивший известность как Щёкинский эксперимент.

Суть эксперимента заключалась во внедрении на предприятии элементов хозрасчёта с целью повышения производительности труда. В частности, предприятию был определён стабильный фонд зарплаты на 1967—1970 годы, а вся экономия этого фонда при повышении производительности труда и при сокращении числа работников оставалась в распоряжении коллектива предприятия^[25]. За два года такой работы число рабочих на комбинате сократилось на 870 человек, за 10 лет объём выпускаемой продукции вырос в 2,7 раза, производительность труда в 3,4 раза, почти в 4 раза повысилась рентабельность, расходы заработной платы на рубль товарной продукции снизились с 13,9 до 5 копеек^[25]. Через некоторое время эксперимент фактически прекратился — в 1976 году комбинат добился 143 % использования проектной мощности, но с планом не справился, что привело к лишению тринадцатой зарплаты и потере выплачиваемой надбавки^[25]. Этот опыт получил одобрение ЦК и в 1967—1969 годах щёкинский эксперимент был внедрён на многих предприятиях^[25]. Так в составе Дальневосточного морского пароходства на начало 1975 года на 140 судах было высвобождено 730 человек, но сказался износ: пароходство за пятилетку сократилось на 20 судов, а поступило лишь три современных судна^[25].

Развитие реформы[править | править код]

В 1970-е годы Совет Министров и Госплан СССР приняли решения, призванные скорректировать выявившиеся негативные стороны реформированной хозяйственной системы — тенденцию к росту цен, стремление использовать максимально затратные схемы хозяйственных отношений (в том числе с принесением в жертву инновационного развития), обеспечивающие наиболее высокие показатели по т.н. «валовой выручке», поскольку именно этот показатель присутствовал в государственном плане.

Постановлением СМ СССР «О некоторых мерах по улучшению планирования и экономического стимулирования промышленного производства» от 21 июня 1971 года были восстановлены, начиная с 9-го пятилетнего плана 1971—1975 годов, директивные задания по росту производительности труда, в заданиях по реализации выделялся объём новой продукции.

В 1970-е годы многоступенчатая система управления промышленностью была заменена на двух- и трёхзвенную (министерство — объединение — предприятие; министерство — хозрасчётный комбинат — шахтоуправление). Соответственно, были перераспределены и децентрализованы функции управления и планирования.

В 1970 году существовало 608 объединений (6,2 % занятого персонала, 6,7 % реализуемой продукции), в 1977 году — 3670 объединений (45 % персонала, 44,3 % реализованной продукции), например: ЗИЛ, АЗЛК, Воскресенскцемент, Электросила, АвтоГАЗ, АвтоВАЗ, КамАЗ, Уралмаш, Позитрон, Большевичка.

Новообразованные объединения и комбинаты действовали на основах хозрасчёта, осуществляли основную инвестиционную деятельность, кооперировали хозяйственные связи предприятий. Министерствам отводилась роль проводника общей научно-технической политики. Резко сокращалось количество форм документации и показателей отчётности. Реорганизация сопровождалась значительным высвобождением управленческого персонала.

Были отмечены и негативные тенденции: быстрый износ основных средств без их своевременного обновления, уклон интереса к «сиюминутной» выгоде без заинтересованности в реализации стратегических целей, повышение криминализации отношений как внутри предприятий, так и между ними (расцвет «цеховиков»).

Постановлением ЦК КПСС «О дальнейшем совершенствовании хозяйственного механизма и задачах партийных и государственных органов» от 12 июля 1979 года вводился новый плановый показатель чистой (нормативной) продукции, учитывавший вновь созданную стоимость — зарплата плюс усреднённая прибыль. Его задачей было остановить тенденцию к росту цен и затрат. Вводились поощрительные надбавки к цене на новую и высококачественную продукцию и стабильные долговременные нормативы для фондов экономического стимулирования. Расширялась практика составления целевых комплексных научно-технических, экономических и социальных программ развития регионов и производственно-территориальных комплексов, развитие получал принцип нормативов длительного действия.

В пореформенный период в экономике СССР происходил выраженный сдвиг в сторону интенсивных факторов экономического роста. Основным фактором роста было повышение производительности общественного труда и экономии живого труда, то есть уменьшалась роль основного экстенсивного фактора — увеличения числа занятых, — что было характерно для 1930—1950-х годов.

Соотношение факторов экономического роста, %^[26]

	1961—1965	1966—1970	1971—1975	1976—1979
Прирост национального дохода	37	45	32	19
Среднегодовой темп прироста	6,5	7,7	5,7	4,4
Производительность общественного труда	31	39	25	14
Среднегодовой темп прироста	5,6	6,8	4,6	3,3
Занятые в материальном производстве (прирост)	10,2	6,0	6,4	3,9
Среднегодовой темп прироста	2,00	1,20	1,25	0,95
Динамика фондоотдачи (отношение роста национального дохода к росту основных производственных фондов)	0,86	0,98	0,87	0,89
Динамика материалоёмкости (отношение общественного продукта к национальному доходу) за период	1,00	0,99	1,03	1,00

Во второй половине 1960-х — 1970-е годы реформа подверглась критике «слева» со стороны группы учёных, авторов т. н. системы оптимального функционирования экономики (СОФЭ). К ним относились директор Центрального экономико-математического института АН СССР Н. П. Федоренко, А. И. Каценелинбойген, С. С. Шаталин, И. Я. Бирман, поддержанные академиком Г. А. Арбатовым. Авторы СОФЭ в качестве альтернативы реформе предложили создать конструктивную экономико-математическую модель социалистической экономики. Будучи альтернативой «описательной» политической экономии, СОФЭ должна была полностью вытеснить товарное производство, заменив его системой экономико-математического планирования и учёта. Впервые СОФЭ была представлена на научно-теоретической конференции Института экономики АН СССР в 1967 году. СОФЭ находила поддержку в ЦЭМИ, Институте США и Канады, аппарате ЦК КПСС. Оппонентами выступали Совет Министров, Госплан, Институт экономики АН СССР: профессора Я. А. Кронрод и Н. А. Цаголов, Л. И. Абалкин.

Несостоятельность СОФЭ была признана расширенным совещанием Госплана СССР с участием ведущих учёных-экономистов в 1970 году^[27]. Политизируя вопрос, сторонники СОФЭ ставили в вину Косыгину заигрывание с Западом, непростительные уступки ему, «предательство» социализма, «перетаскивание» на советскую почву чуждых народу идей, чем содействовали торможению и определённому затуханию реформаторских усилий^[28].

Свёртывание реформы[править | править код]

Среди причин «захлёбывания» реформы обычно приводятся сопротивление консервативной части Политбюро ЦК (негативную позицию по отношению к реформе занимал председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорный), а также ужесточение внутриполитического курса под влиянием Пражской весны 1968 года^[29]. По воспоминаниям заместителя Косыгина Н. К. Байбакова, особенно негативную роль играло внутриаппаратное соперничество между А. Н. Косыгиным и его замом Н. А. Тихоновым^[30]. Контрпродуктивными были разногласия между Совмином, Госпланом СССР, с одной стороны, и Министерством обороны — с другой. Маршал Д. Ф. Устинов выступал за постоянный рост военных расходов, против увеличения которых выступали Косыгин и Байбаков.

Неблагоприятным фактором для развития реформ мог также быть рост поступлений от экспорта нефти (так, открытое в 1965 году Самотлорское нефтяное месторождение было пущено в эксплуатацию через четыре года, а нефтяной кризис 1973 года поднял цены на нефть в разы), позволивший консервативному крылу советского руководства маскировать экономические проблемы СССР, в частности покрывать дефицит продовольствия за счёт поставок по импорту: закупок кормового зерна в Канаде и мороженной говядины и китового мяса в Австралии^{[источник не указан 396 дней]}.

А. Н. Косыгину приписываются слова, сказанные в беседе с главой правительства Чехословакии Любомиром Штроугалом в 1971 году: «Ничего не осталось. Всё рухнуло. Все работы остановлены, а реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят… Реформу торпедируют. Людей, с которыми я разрабатывал материалы съезда, уже отстранили, а призвали совсем других. И я уже ничего не жду»^[31].

Итоги[править | править код]

В современной историографии доминирует точка зрения о сворачивании реформы либо о её полной неудаче^{[неавторитетный источник?]}:

Если в 1967 году (в разгар косыгинских реформ) на закупку зерна было затрачено 50,2 тонны золота, то в 1972 году — 458,2 тонны (!) (эти данные историки А. Коротков и А. Степанов обнаружили в архивах Политбюро ЦК КПСС). Это были не реформы, а путь в никуда…^[30]

Оценивая итоги реформы, в частности, феномен «замедления темпов роста» в 1970—1980-е годы, следует принимать во внимание ряд факторов, влиявших на темп и качество экономического развития:

• исчерпание экстенсивных факторов роста, прежде всего, из-за исчерпания резервов мобильной рабочей силы и снижения экономической отдачи от увеличения занятости (из-за технологического застоя, вызванного изначально заложенным в реформе отсутствием стимула к снижению себестоимости, и негибкого планового характера сферы услуг);
• необходимость прямого и косвенного дотирования неэффективных предприятий, отраслей и экономик отдельных территорий, вызванная усилением ведомственного и территориального лоббизма и стремлением союзного руководства избегать непопулярных решений;
• социальные программы 1970-х годов (сокращение рабочего времени, рост доходов населения)^[32]
• затратные программы хозяйственного развития Сибири и Дальнего Востока, не давшие ожидавшейся валовой прибыли в краткосрочном периоде;
• крайне затратную программу развития вооружённых сил Брежнева—Гречко—Горшкова^[33];
• кредиты СССР странам третьего мира в рамках борьбы за влияние в мире (Африка, Ближневосточный конфликт и пр.).

В ходе реформы в СССР была сделана попытка перехода к интенсивному экономическому росту, само понятие экономической эффективности (выраженное в показателе валовой прибыли предприятия) создало условия для дальнейшей децентрализации хозяйственной жизни и создания постиндустриальной экономики.

Наработки реформы 1965 года использовались при подготовке экономической реформы 1987—1988 годов, в том числе Закона «О государственном предприятии».

См. также[править | править код]

• Экономическая реформа 1957 года в СССР
• Эксперимент в Акчи

Примечания[править | править код]

Литература[править | править код]

• Косыгина реформа 1965 // Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов. — М. : Большая российская энциклопедия, 2004—2017.
• Ольсевич Ю. Я., Грегори П. Плановая система в ретроспективе: анализ и интервью с руководителями планирования СССР. — М., 2000.
• Упущенный шанс или последний клапан? (к 50-летию косыгинских реформ 1965 г.) / Под науч. ред. Р. М. Нуреева. — М.: КНОРУС, 2017. — 352 с.

Ссылки[править | править код]

• История несостоявшейся реформы
• Пихорович В. Д. Невостребованная альтернатива рыночной реформе 1965 года
• Нерешение актуальных задач отечественной элитой в середине XX века по О. А. Матвейчеву

The 1965 Soviet economic reform, sometimes called the Kosygin reform (Russian: Косыгинская реформа) or Liberman reform, was a set of planned changes in the economy of the USSR. A centerpiece of these changes was the introduction of profitability and sales as the two key indicators of enterprise success. Some of an enterprise’s profits would go to three funds, used to reward workers and expand operations; most would go to the central budget.

The reforms were introduced politically by Alexei Kosygin—who had just become Premier of the Soviet Union following the removal of Nikita Khrushchev—and ratified by the Central Committee in September 1965. They reflected some long-simmering wishes of the USSR’s mathematically-oriented economic planners, and initiated the shift towards increased decentralization in the process of economic planning. The reforms, coincided with the Eighth Five-Year Plan, led to continued growth of the Soviet economy. Central planners were ultimately unsatisfied with the impact of the reform, and most changes were reversed by the early 1970s.

Background[edit]

Under Lenin, the New Economic Policy had allowed and used the concepts of profit and incentives for regulation of the Soviet economy. Stalin transformed this policy rapidly with the collectivization of farms and nationalization of industry, which was the result of the acceleration of central planning as exemplified by the «Five-Year Plans».^[1] Since about 1930, the Soviet Union had used a centralized system to manage its economy. In this system, a single bureaucracy created economic plans, which assigned workers to jobs, set wages, dictated resource allocation, established the levels of trade with other countries, and planned the course of technological progress. Retail prices for consumer goods were fixed at levels intended for market clearing. The prices of wholesale goods were fixed, also, but these served an accounting function more than a market mechanism. Collective farms also paid centrally determined prices for the supplies they needed, and unlike other sectors their workers received wages directly dependent on the profitability of the operation.^[2]

Although Soviet enterprises were theoretically governed by the principle of khozraschet (Russian: хозрасчёт, lit. ‘business bookkeeping’, or «accounting»)—which required them to meet planners’ expectations within the system of set prices for their inputs and outputs—they had little control over the biggest decisions affecting their operations.^[3] Managers did have a responsibility to plan future gross output, which they chronically underestimated in order to later exceed the prediction.^[4] The managers then received bonuses (premia) for surplus product regardless of whether it was produced in a cost-effective manner or whether their enterprise was profitable overall. The bonuses for output came in amounts sometimes equal to the managers’ basic salaries. The system also incentivized pointless increases in the size, weight, and cost of production outputs, simply because ‘more’ had been produced.^[5]

Rise of the optimal planners[edit]

The economic reforms emerged during a period of great ideological debate over economic planning. More mathematical, «cybernetic», viewpoints were at first considered deviant from orthodox Marxist economics, which considered the value of good to derive strictly from labor.^[6] This doctrine, elaborated in such works as Stalin’s 1952 book, Economic Problems of Socialism in the USSR, described the price system as a capitalist relic which would eventually disappear from communist society.^[7]

Nevertheless, computerized economics gained an important role for top planners, even while conventional Marxist–Leninist political economy was taught in most schools and promoted for public consumption.^[8][9] The rising influence of statistical planning in the Soviet economy was reflected in the creation of the Central Economic Mathematical Institute (Центральный экономико-математический институт; TSEMI), led by Vasily Sergeevich Nemchinov.^[10] Nemchinov, along with linear programming inventor Leonid Kantorovich and investment analyst Viktor Valentinovich Novozhilov, received the Lenin Prize in 1965.^[11] The battle between «optimal» planning and convention planning raged throughout the 1960s.^[12]

Another tendency in economic planning emphasized «normative value of processing», or the importance of needs and wants in evaluating the value of production.^[13]

Kosygin and Brezhnev replace Khrushchev[edit]

Major changes throughout the Soviet world became possible in 1964 with the ousting of Nikita Khrushchev and the rise of Alexei Kosygin and Leonid Brezhnev.^[14] Economic policy was a significant area of retrospective anti-Khrushchev criticism in the Soviet press.^[15][16] This ‘reformist’ economic tendency in the Soviet Union had corollaries and some mutual reinforcement in Eastern Europe.^[17]

Kosygin criticized the inefficiency and inertia of economic policy under the previous administration.^[18] He presented a plan, including the ideas expressed by Liberman and Nemchinov, to the Communist Party Central Committee Plenum in September 1965.^[19] The Central Committee’s acceptance of the plan became crucial for practical implementation of theoretical ideas.^[20]

Rationale[edit]

Lack of incentives[edit]

According to official rationale for the reform, the increasing complexity of economic relations reduced the efficacy of economic planning and therefore reduced economic growth. It was recognized that the existing system of planning did not motivate enterprises to reach high rates of production or to introduce organizational or technical innovations.^[21] There were no incentives for that.^[21]

Given more freedom to deviate publicly from party orthodoxy, newspapers offered new proposals for the Soviet economy. Aircraft engineer O. Antonov published an article in Izvestia on November 22, 1961, with the title «For All and For Oneself»—advocating more power for enterprise directors.^[22]

Liberman’s proposals[edit]

A widely publicized economic rationale for reform came from Evsei Liberman of the Kharkov Institute of Engineering and Economics. An article by Liberman on this topic, titled «Plans, Profits, and Bonuses» appeared in Pravda in September 1962.^[14] Liberman, influenced by the economic «optimizers»,^[23][24] argued for the (re)introduction of profitability as a core economic indicator.^[22][25] Liberman advanced the idea that the social interest could be advanced through careful setting of microeconomic parameters: «What is profitable for society should be profitable for every enterprise.»^[26]

These proposals were controversial, and criticized especially as regressions towards a capitalist economic system. Critics also argued that reliance on profitability would skew the proportions in which different goods were produced.^[27][28]

V. Trapeznikov advocated a position similar to Liberman’s, in Pravda, August 1964, writing that

[…] the time has come to discard the obsolete forms of economic management based on directive norms, and to pass over to a simpler, cheaper and more efficient type of control of the activities of enterprises. This control must be patterned so that the personnel of an enterprise find it economically profitable to organize that work along lines that are profitable to the national economy as well.^[29]

Unlike Liberman in 1962, Trapeznikov suggested that the need for reform had been embraced by party decisionmakers and would soon become a reality. In the following month, Pravda published six more articles from academicians, planners, and managers advocating reform. The last of these came from Liberman. This time, criticism was muted.^[29]

Several economic experiments were initiated to test Liberman’s proposals. These began in 1964 with new policies for two garment factories: the Bolshevichka in Moscow and the Mayak in Gorky.^[19][30] When operations at the garment factories proved tolerably successful, the experiment was expanded to about 400 other enterprises, mostly in large cities.^[31][32] One experiment in Lviv involved a coal mine and factories producing clothing, shoes, and heavy lifting equipment.^[33] The coal mine, in particular, reportedly became more profitable after shifting to a system using bonuses and more independent decisionmaking.^[34] Some of the experimental plants ran into problems, however, due to the unreliability of suppliers continuing to operate on the old system.^[32] The Mayak plant faced a dilemma in trying to implement the centrally mandated experimental reforms, while simultaneously receiving contradictory orders from the local sovnarkhoz (regional council).^[35]

Design[edit]

The reform was administered by the Central Committee of the Communist Party of the Soviet Union and the Council of Ministers. It consisted of five «groups of activities»:

1. The enterprises became main economic units.
2. The number of policy targets was reduced from 30 to 9 (the rest remained indicators).^[36] The big nine were: total output at current wholesale prices, the most important products in physical units, the total payroll, total profits and profitability, expressed as the ratio of profit to fixed assets and working capital normalized; payments to the budget and appropriations from the budget; total capital investment targets for the introduction of new technology; and the volume of supply of raw materials and equipment.
3. Economic independence of enterprises. Enterprises were required to determine the detailed range and variety of products, using their own funds to invest in production, establish long-term contractual arrangements with suppliers and customers and to determine the number of personnel.
4. Key importance was attributed to the integral indicators of economic efficiency of production — profits and profitability. There was the opportunity to create a number of funds based on the expense of profits — funds for the development of production, material incentives, housing, etc. The enterprise was allowed to use the funds at its discretion.
5. Pricing: Wholesale sales prices would be recalibrated to reflect costs and encourage economic efficiency.^[37]

Profits, bonuses, and wages[edit]

The most important changes resulting from the Liberman/Kosygin reforms involved the role of profit in the Soviet economic system. Rentabelnost’ («profitability», Russian: рентабельность) and realizatsiya («sales», Russian: реализация) became the twin success indicators for enterprises. Rentabelnost’ was defined in terms of the ratio between profits and capital, while realizatsiya (also meaning «implementation») depended on the total volume of sales.^[38][39] Success by these measurements led to the allocation of money to a fund, which could be disbursed according to a pre-defined sequence. The funds first went to pay for capital—including interest paid to Gosbank, the State Bank. Then, they went to the new incentive funds. Finally, they could be used by an enterprise to expand its capital for operations. Any profit extending above the maximum for spending would go to the central budget.^[40]

The three «incentive» funds were:^[41][42]

1. The material incentive fund (MIF): money for cash bonuses to workers of profitable enterprises;
2. The socio-cultural and housing fund (SCF): A fund for social and cultural programming;^{[clarification needed]} and
3. The production development fund (PDF): A ‘development’ fund for the overall organization.

Formerly, bonuses had come from the same fund as wages.^[43] Now, enterprise managers had slightly more discretion over how to allocate them.^[44] They could move some amounts of money between the bonus fund and the social welfare fund.^[45] They also had more power to influence wages by classifying different workers.^[44]

In practice, the bonuses had the greatest impact on the payment of elite personnel (technicians and «employees» as opposed to «workers»), thereby counteracting the effect of Khrushchev-era wage reforms.^[46][47]

An experimental system introduced at some enterprises offered extra bonuses for specific achievements—not just as a portion of total profits. For example, engineers using fuel more efficiently (during a shortage) could receive large premia calculated as a percentage of the money they saved.^[48]

Along with more direct responsibility for the wage fund, enterprises also gained the power to fire workers. In fact, the reform gave new incentive for layoffs, which in some cases could increase profitability. (When these occurred, the workers did not have a ‘social safety net’ in place in the form of unemployment insurance and career assistance).^[49]

Enterprise accounting[edit]

To encourage accurate planning, enterprises now would be punished for performing below or above their planned goals.^[50][51]

Enterprises would also pay rent for land and natural resources. The rationale for this practice was economic optimization. For example, land of differing quality required different inputs of manpower to achieve the same outputs, and thus should factor differently into the budget of an enterprise.^[52]

Bank loans, to be repaid later with interest, would be used to fund more investment projects—to incentive the careful use of funds and the speedy creation of profit.^[53] Five different interest rates would be set, ranging from preferential to normal to punitive.^[54]

An additional capital charge—i.e., tax—would be assessed for each enterprise based on the capital it retained: working capital, equipment, and surplus stocks.^[55]

More enterprise control over investment decisions[edit]

Enterprises were to submit annual plans, called tekhpromfinplans (from Russian: техпромфинплан (ru:Техпрофинплан) — technical and financial production plan), stipulating production plans by quarter and month. Higher-ups would then approve these plans (or not) and allocate supplies and money.^[56] The enterprise then sells its products, within the constraints of the plan. It is empowered to reject or return (within ten days) unneeded inputs to the supplier.^[57]

The key change which represented «decentralization» was the delegation of responsibility over modernization investments. However, modernization plans remained subject to central approval, as well as approval from the bank which lent the money.^[58]

The amount of development expected under these auspices fell far short of expectations, as the necessary labour and materials were simply undersupplied.^[59] One response to this problem in 1969 was to shift more incentives to the contractors.^[60]

For the «optimal planners» this limited decentralization was inadequate, and the new importance assigned to «profit» was incomplete because enterprises did not control enough of the factors which might affect it. As a deputy director of TSEMI commented in 1966:

We say: comrades, if you want to introduce profit, then it is necessary to reconstruct the whole system of prices, the system of incentives, in short, to alter a great deal in the existing forms and methods of economic management. If this is not done, then the introduction of profit will bring about no effect whatsoever.^[61]

The plan also called for the cultivation of a new breed of managers;^[62] As Kosygin in Pravda (September 28, 1965):

…initiative based on know-how, efficiency, a businesslike approach, a feeling for the new, and the ability to use production resources in each specific circumstance with maximum effectiveness, herein is the essence of the new demands.

Political reorganization[edit]

In previous eras, an important layer of administrative control over production had been sovnarkhozy (совнархо́зы, a contraction of words meaning «Council of National Economy»), the regional economic councils created on December 1, 1917, under the control of the Supreme Soviet of the National Economy (VSNKh, Vesenkha, a similar contraction). These councils spelled the end of a short-lived phase of worker control over production, which the Bolsheviks regarded as inefficient.^[63] Under the New Economic Policy beginning in 1921, enterprises were classified based on their relative interdependence (and necessity to war production) or autonomy (i.e. those «endowed with complete financial and commercial independence»). The many enterprises in the latter category were not nationalized, but instead placed under the guidance of the VSNKh, with the plan to group them into «trusts» based on production chains or geographic proximity.^[64] This model underwent various reorganizations, including the strengthening of edinonachalie, control of production units by a single manager. These single managers at times controlled a wide range of production activities within a single area.^[65] The economic reform of 1957 reintroduced the sovnarkhozy, 104 in number, to govern production by region. Where applicable, these corresponded closely with the boundaries of the oblasty (political jurisdictions).^[66] Complaints immediately arose that these councils did not optimize overall production chains, due to their regional focus, and that they conflicted with the authority of Gosplan.^[67] In 1962, the 104 sovnarkhozy were consolidated into 47 larger jurisdictions (one of which controlled all of Uzbekistan, Turkmenistan, Tadzhikistan, and Kirgizia). However, by 1962–1963, the sovnarkhozy were becoming subordinate to numerous other agencies and organizations. Gosplan was to be stripped of its planning authority in favor of a revitalized VSNKh.^[68]

Kosygin took aim at these «outdated forms of management» and included in his 1965 speech a return to ministries as core administrators. His plan resembled the ministry system under Stalin, but with a smaller number: nine all-Union ministries organized by industry (e.g., Ministry of Light Industry, Ministry of the Radio Industry, Ministry of the Chemical Industry) and eleven supervising operations within each union-republic. The latter regional agencies reported both to the local council and to the central ministry with jurisdiction over their production type. Gosplan had the responsibility for creating annual and long-term plans, and for guiding development and resource management. Gossnab became the primary coordinator of material-technical supply, and was charged with large-scale analysis (possibly using computers) to increase supply chain efficiency.^[69]

The 1965 reforms somewhat altered the role of the Party in economic administration.^[70] Local officials were to oversee operations from a distance to ensure compliance with the spirit of the reforms.^[71]

Refinement of central planning[edit]

The plan called for more detailed and scientific central planning, including annual targets.^[72][73] These plans would be calculated using computer systems.^[72]

Distribution of supplies and products would take place in different ways. Central planners would allocate certain scarce and vital goods. For others, enterprises could form «direct ties» within which they developed a contractual exchange relationship.^[74]

Implementation[edit]

The authors of the reforms knew from the outset that changes would take effect gradually, based on the careful writing of plans through the years 1966 and 1967.^[75] The first 43 enterprises, along with several «experiments» for which planning began before the September 1965 Plenum, shifted to the new model at the beginning of 1966.^[76][77] Transfer of another 180–200 was accomplished in early 1966.^[78] These were already profitable, well-positioned businesses, and reflected well on the reform in early evaluations.^[79] On July 1, 1966, 430 more enterprises were transferred; these included some large operations and themselves constituted 12% of total production. By the end of 1966, more than 704 enterprises had switched.^[80][81]

The Eighth Five-Year Plan would have instantiated some of the proposed reforms.^[82] (The Five-Year Plan dealt with a broad range of issues, with more of a focus on people’s overall living conditions. It was expected to be implemented within the Party.)^[83]

Most light industry was to transfer at the beginning of 1967. The remaining enterprises to switch over in two stages, taking effect on July 1, 1967, and January 1, 1968.^[78] The complete transfer of all enterprises proceeded steadily, if not exactly on schedule. By April 1, 1967, 2,500 enterprises, responsible for 20% of output, had switched. By the end of the year, 7,000 industrial enterprises (out of 45,000), 1,500 trucking firms (out of 4,100), and all 25 railroad systems had transferred. Together these made up the backbone of Soviet industry.^[80] They were followed by smaller enterprises: 11,000 more in 1968.^[84]

The plan met with considerable initial confusion from enterprise managers who, throughout their careers, had underestimated their potential output in order to later exceed their quota.^[4] Also difficult was the requirement to comply with the new directives before all aspects of the economy (i.e., prices, resource availability) had shifted over.^[85] And the reluctance of certain bureaucrats to comply with the new policies was the subject of sustained criticism in the press, including multiple editorials by Liberman himself. In April 1966, for example, Liberman recommended creating a «brain trust of the reconstruction» which could veto counter-reformist policies in the bureaucracy.^[86] Officials the higher administrative levels (i.e., the ministries), continued to issue orders at odds with the profitability plans of the enterprise managers.^[87] Some traditional problems—such as accumulation (which undercut profitability) of surplus valuable supplies, lest they be needed later in a time of shortage—persisted.^[88] Gossnab and the ministries were blamed for failing to make the appropriate inputs available to the enterprises.^[89]

A price revision, the first since 1955, was announced in mid-1966, apparently following some non-trivial internal disputes.^[90] The revision called for moderate re-alignment of prices, to conform more with production costs, and went into effect in July 1967.^[91] Wholesale fuel and ore prices increased substantially.^[92] Prices on consumer goods did not officially increase at all; yet consumers paid higher prices for things they wanted and needed, since newer, more expensive goods were introduced to the market, and the old versions withdrawn.^[93]

Results[edit]

The economy grew more in 1966–1970 than it did in 1961–1965.^[94] Many enterprises were encouraged to sell or give away excess equipment, since all available capital was factored into the calculation of productivity. Certain measurements of efficiency improved. These included rising sales per rouble worth of capital and falling wages per rouble of sales.^[95][96] The enterprises rendered large portions of their profits, sometimes 80%, to the central budget. These payments of «free» remaining profits substantially exceeded capital charges.^[97]

However, central planners were not satisfied with the impact of the reform. In particular, they observed that wages had increased without a commensurate rise in productivity.^[94] Many of the specific changes were revised or reversed in 1969–1971.^[98]

The reforms somewhat reduced the role of the Party in micromanaging economic operations.^[70] The backlash against economic reformism joined with opposition to political liberalization to trigger the full-blown invasion of Czechoslovakia in 1968.^[99]

Soviet officials and press nevertheless continued to advance the idea of the 1965 reform. Kosygin commented on June 10, 1970:

The essence of the reform is, while perfecting centralized planning, to raise the initiative and interest of enterprises in the fullest use of production resources and to raise the efficiency of production in order to unify the interests of workers, enterprises, and society as a whole by means of the system of economic stimuli.^[100]

See also[edit]

• 1973 Soviet economic reform
• Bibliography of the Post Stalinist Soviet Union § Economics

References[edit]

Sources[edit]

• Adam, Jan. Economic Reforms in the Soviet Union and Eastern Europe since the 1960s. Hong Kong: Macmillan Press, 1989. ISBN 0333389476
• Ellman, Michael. Soviet Planning Today: Proposals for an Optimally Functioning Economic System. University of Cambridge Department of Applied Economics, Occasional Paper 25. Cambridge University Press, 1971. ISBN 0521081564
• Feiwel, George R. The Soviet Quest for Economic Efficiency: Issues, Controversies, and Reforms: Expanded and Updated Edition. New York: Praeger, 1972.
• Katz, Abraham. The Politics of Economic Reform in the Soviet Union. New York: Praeger, 1972.
• Tubis, Richard Irving. Decision-Making in the Soviet Economic Bureaucracy: Administrative Implementation of the 1965 Economic Reform. Political science dissertation accepted at University of Illinois, Urbana–Champaign, August 1973.

Further reading[edit]

• Nove, Alec. An Economic History of the USSR, 1917-1991. London: Penguin, 1992.
• Smith-Peter, Susan. «Communism and Regionalism.» In Regionalism and Modern Europe: Identity Construction and Movements from 1890 to the Present Day. Ed. Xose M. Nunez Seixas and Eric Storm. London: Bloomsbury Academic, 2019, 135-149.
• Feygin, Yakov. 2017. “Reforming The Cold War State: Economic Thought, Internationalization, And The Politics Of Soviet Reform, 1955-1985.” PhD Dissertation, University of Pennsylvania.

В августе 1967 года на Щёкинском химическом комбинате (Тульская область) начался интересный эксперимент по повышению производительности труда. Предприятию определялся стабильный фонд заработной платы и план по производству продукции. Если комбинат выполнял план с меньшим количеством работников, вся экономия за счет сокращения рабочих рук поступала в распоряжение комбината.

Работал принцип «персонала меньше — продукции больше». Сэкономленные деньги шли на повышение заработной платы и нужды предприятия.

За два года работы в новых условиях число рабочих на комбинате сократилось на 870 человек. За десять лет объём продукции возрос в 2,7 раза, а производительность труда — в 3,4 раза. Знаменитый на всю страну опыт получил одобрение ЦК КПСС — за два года число последователей щёкинского метода, увеличилось с 30 до 200.

Щёкинский эксперимент состоялся благодаря экономической реформе 1965 года, инициатором которой выступил председатель совета министров СССР Алексей Косыгин. В ее центре — расширение полномочий предприятий, их свобода в распоряжении прибылью, снижение плановых показателей. Несоответствие преобразований принципам плановой экономики, сложившимся в СССР, привело к разногласиям в Политбюро. Несмотря на первые успехи, результаты были противоречивыми, и косыгинская реформа была свернута.

Вперед к рынку

Реформа стартовала в сентябре 1965 года с выступления Алексея Косыгина на пленуме ЦК КПСС, где он говорил о задачах на восьмую пятилетку. До этого Косыгин два года курировал подготовку реформы в правительстве Никиты Хрущева.

Если экономика сталинских времен предусматривала общегосударственный хозрасчет, где все отрасли связаны между собой, а за планирование показателей отвечал Госплан СССР, то преобразования Косыгина предполагали децентрализацию и самостоятельность предприятий. Вместо показателя валовой продукции как основного показателя эффективности предприятия, на первый план вышли прибыль, рентабельность и показатель реализации продукции.

Предприятия должны были самостоятельно планировать свое развитие, разрабатывать решения по капиталовложениям, ассортименту и эффективной реализации продукции. Они сами определяли численность персонала и размеры его материального поощрения. Чем активнее принимались эти решения и оптимизировалось производство, тем успешнее предприятие было в плане прибыли. За счет прибыли формировались фонды, средства которых расходовались по собственному усмотрению руководства, в том числе и для материального поощрения работников.

В рамках реформы также восстанавливалось отраслевое управление промышленностью и ликвидировались территориальные совнархозы. Цели реформы — повышение производительности труда, повышение качества продукции, научно-технический прогресс.

«Осознание нарастающих проблем, связанных с неэффективностью советской экономики, в середине 1960-х годов подтолкнуло руководство страны к попытке провести экономические реформы… Это последняя серьезная попытка найти пути изменения системы управления советской экономикой, открыть дорогу восстановлению рыночных механизмов, демонтированных на рубеже 1920–1930-х годов, инициированная до начала глубокого кризиса социалистической системы», — писал Егор Гайдар в книге «Гибель Империи».

Несколько творцов

Экономическую реформу 1965 года называют иногда реформой Либермана. Харьковский ученый-экономист Евсей Либерман является истинным «отцом» реформы, пишет советский публицист Михаил Антонов в книге «Капитализму в России не бывать!».

«Ещё в 1962 году в «Правде» появилась его нашумевшая тогда статья «План, прибыль, премия», в которой впервые предлагалось сделать главным критерием эффективности работы предприятия прибыль и рентабельность, то есть отношение прибыли к основным и нормируемым оборотным фондам. В последующих статьях Либермана под кричащими заголовками («Откройте сейф с алмазами» и др.) эта идея получила дальнейшее развитие», — пишет Антонов.

Однако другие ни явным, ни теневым лидером экономической реформы Либермана не считают. Замысел секретно обсуждали в Совмине и Госплане еще в начале 1960-х, а формулировать ее принципы Косыгин начал еще 1958 году, пишет журналист и писатель Виктор Андриянов, ссылаясь на личный блокнот политика.

«Он действительно был ее инициатором. К выработке нового хозяйственного механизма Председатель Совета Министров привлек самых авторитетных специалистов, ученых-экономистов. Всех их освободили от текущей работы: думайте и предлагаете», — пишет Андриянов в книге и Косыгине (серия ЖЗЛ). В подготовке реформы приняли участие академики Василий Немчинов и Леонид Канторович.

Дискуссия, которая велась в Совмине, стала публичной именно тогда, когда в 1962 году вышла статья Либермана «План, прибыль, премия». Экономист ратовал за то, чтобы прибыль стала определяющим критерием при составлении плана производства. Предприятия должны были стать более самостоятельными и решать, как тратить фонды «на нужды коллективного и личного поощрения». Эти постулаты и будут озвучены Косыгиным в сентябре 1965 года.

Еще до старта реформы, в 1962 году Хрущёв дал добро на проведение хозяйственного эксперимента на ряде предприятий в духе концепции Либермана, пишет Антонов. Косыгин тогда противился проведению эксперимента и реформы, которую ему впоследствии пришлось поддержать, утверждает он.

Однако, статья Либермана в «Правде» не появилась бы без одобрения руководства страны. В этом смысле инициативы Косыгина и Либермана никак не связаны между собой, и нельзя говорить, что председатель Совмина взял за основу идеи ученого, пишет Андриянов.

Золотые результаты и крах

К 1969 году по новой системе работало более 32 тысяч предприятий, которые обеспечивали 77% продукции СССР. Внедрение новых механизмов позволило ускорить темпы экономического роста и промышленного экспорта, способствовало повышению уровня жизни.

За годы восьмой пятилетки национальный доход увеличился на 42%, объем промышленного производства вырос в 1,5 раза, сельскохозяйственного – на 21%.

К 1970 году Советский Союз обосновался на высоких позициях в таблице ооновского Индекса развития человеческого потенциала, который считается наиболее авторитетным показателем уровня жизни, приводит статистику публицист Арсений Замостьянов.

«Трудно сказать, в какой степени это было результатом реформаторских усилий, но восьмая пятилетка (1966–1970) по темпам экономического роста оказалась самой успешной за последние три десятилетия существования СССР», — писал Егор Гайдар.

Другая сторона медали — предприятия искусственно повышали себестоимость продукции, а теневая экономика росла. После «золотой» пятилетки темпы роста замедлились.

Противники реформ выступали против самостоятельности предприятий, опасаясь за их подконтрольность центру. Сыграла роль и либерализация в Чехословакии — Пражская весна 1968 года, возможно, напугавшая членов Политбюро. Возрождение рыночных факторов в развитии экономики посчитали вредными и опасными. В 70-е реформа была свернута. Однако широкие права, данные предприятиям и союзным республикам полностью отобрать уже было невозможно. Косыгинскую реформу называют и попыткой разрушить СССР и не случившимся спасением советской экономики.

«Ничего не осталось, все рухнуло. Реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят. Людей, с которыми я разрабатывал материалы, уже отстранили. И я уже ничего не жду…» — говорил Косыгин в 1971 году премьер-министру Чехословакии Любомиру Штроугалу (цитата — «Российская газета»).

СОВЕТСКАЯ ЭКОНОМИКА: ПУТИ ВЫХОДА ИЗ КРИЗИСА

Падение темпов роста производства, связанное с низкой отдачей капиталовложений, продоволственный кризис 1962-1964 гг., усугубленные реформационной лихорадкой последних лет правления Н. С. Хрущева, привели экономику СССР в предкризисное состояние. Было свернуто начавшееся в 1962 г. обсуждение в печати основ новых экономических реформ, разработанных группой экономистов под руководством Либермана. Административные реформы заменили необходимые экономические преобразования. В этих условиях против экономического волюнтаризма Хрущева выступили хозяйственники-технократы, сплотившиеся вокруг своего лидера А. Н. Косыгина, поддержавшего решение октябрьского пленума ЦК КПСС 1964 г. об отставке Хрущева.

С 1965 г. стала проводиться хозяйственная реформа, задуманная еще в хрущевский период, но затем свернутая. Перед экономической реформой 1965 г. стояли те же задачи, что и перед хрущевскими преобразованиями: разрешение кризисных явлений советской плановой экономики. В первую очередь имелись в виду малая отдача капиталовложений и незавершенное строительство (долгострой), низкая производительность труда, отстававшая от роста зарплаты, плохое качество товаров и их недостаточный ассортимент, проблема трудовых ресурсов. Однако, в отличие от преобразований Хрущева, реформы, задуманные новым руководством, не должны были затрагивать политических основ общества, без крайностей предыдущего десятилетия. Не подвергались сомнению основные принципы советской социалистической экономики: государственный контроль над собственностью, централизованное планирование, контроль над показателями производства и т. д. Стержнем нового политического курса и хозяйственной реформы 1965 г. была идея долгосрочного и постепенного совершенствования социализма и курс на стабильность управленческих структур. Коренные экономические реформы не затрагивали социальную и политическую систему общества и не ставили под сомнение механизм партийного руководства.

Начало экономическим преобразованиям положили реформы в сельском хозяйстве — наиболее кризисном участке советской экономики. На мартовском пленуме ЦК КПСС 1965 г. поборником реформ в сельском хозяйстве выступил Л. И. Брежнев. Он предложил увеличить капиталовложения в сельское хозяйство с одновременным стимулированием производительности труда. Фактически это бы-ла попытка интенсификации сельского хозяйства. Аграрный сектор советской экономики должен был получить дополнительное количество машин, удобрений и электроэнергии. Общая сумма капиталовложений в сельское хозяйство в 1966-1980 гг. составила. 383 млрд рублей, что превышало более чем в три раза все предыдущие инвестиции в аграрный сектор. Была принята новая долгосрочная система планирования производства. С совхозов и колхозов списывались долги, повышались закупочные цены и устанавливались надбавки до 50% за сверхплановую продажу продукции государству, а также за ее качество. За 1965-1977 гг. закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию возросли примерно в полтора раза почти без изменения розничных цен. С 1965 г. менялась система кредитования колхозов, получавших возможность прямого банковского кредитования в отличие от прежней системы кредитов через заготовительные организации.

Был понижен и подоходный налог с колхозов, взимаемый теперь с чистого дохода.

В 60-70-х гг. были провозглашены широкомасштабные программы мелиорации и строительства ирригационных каналов. стабилизации эксплуатации целинных земель и особый план возрождения нечерноземных земель центра России. В строй были введены Большой Ставропольский, Северо-Крымский, Каракумский и другие каналы. С целью повышения жизненного уровня крестьян большую экономическую самостоятельность получили колхозы и совхозы, где вводились элементы хозрасчета.

В 1969 г., через 35 лет после предыдущего съезда, состоялся III съезд колхозников. Был одобрен новый типовой устав, который отменял старую систему оплаты по трудодням и вводил гарантированную помесячную оплату, при этом денежная часть доходов выросла по отношению к натуральной оплате. В уставе закреплялись пенсионное обеспечение колхозников и система отпусков. Жизненный уровень сельского населения в 70-е гг. значительно вырос, хотя ликвидировать разницу между городом и деревней так и не удалось, ежегодно деревню покидало до 700 тыс. человек. Новые программы, делавшие ставку на рост капиталовложений, вступали в противоречие с прежним курсом интенсивного развития. К середине 70-х гг. экономические преобразования в сельском хозяйстве приобретали все более дотационный и экстенсивный характер.

Параллельно с преобразованиями в сельском хозяйстве развивалась реформа промышленности. Активную роль в ее разработке и осуществлении сыграл А. Н. Косыгин, ставший 15 октября 1964 г. председателем Совета Министров. Начало преобразованиям положил сентябрьский 1965 г. пленум ЦК КПСС. Решения пленума определяли три главных направления реформы: изменение плановых показателей и отчетности, расширение хозяйственной самостоятельности предприятий и усиление материальной заинтересованности рабочих в результатах их труда.

Число плановых показателей для предприятий снижалось с 30 до 9. В дополнение к валовому показателю (т. е. стоимости произведенной продукции), определяющему ранее эффективность производства, вводился отчетный показатель стоимости реализованной продукции. Предприятие теперь было заинтересовано не только произвести, но и продать продукцию. При этом показатель рентабельности предприятия исчислялся как отношение прибыли к сумме основных фондов и оборотных средств. Провозглашалась недопустимость изменения плана без согласования с предприятием, в свою очередь, само предприятие могло самостоятельно распределять выпуск продукции в рамках заданного плана, Таким образом, предприятие получало относительную производственную самостоятельность в вопросах внутреннего планирования выпуска продукции. В целях материального стимулирования производства часть прибыли предприятия оставалась в его распоряжении. На предприятиях создавались фонды стимулирования, которые использовались для нужд развития предприятия, материального поощрения работников, проведения социально-культурных мероприятий, жилищного строительства и т. д. Предусматривалось увеличение премий в случае запланированного перевыполнения плана.

В 1966 г. начался перевод промышленных предприятий на новые условия работы. К концу 1970 г. из 49 тыс. предприятий реформа затронула в той или иной степени 41 тыс. предприятий. Между тем уже в самом начале реформ наблюдалось охлаждение к ним со стороны партийной элиты. На состоявшемся в апреле 1966 г. XXIII съезде КПСС ход экономических преобразований был лишь вскользь затронут в отчетном докладе Брежнева. Определенная оппозиция преобразованиям исходила и со стороны министерств, не желавших отказаться от контроля над предприятиями даже в тех рамках, которые предусматривались реформами. При этом, несмотря на большую самостоятельность предприятий, количество министерств в конце 60-х — 70-е гг. неуклонно увеличивалось. Только в машиностроительной промышленности в 1965 г. дополнительно было создано 8 общесоюзных ведомств, а к концу 1975 г. насчитывалось уже 35 промышленных министерств. 10 июля 1967 г. было принято «Общее положение о министерствах СССР», расширившее права центральных органов власти.

Многие позитивные реформы при формальном подходе министерств становились препятствием для развития производства. Примером может служить введение твердой платы за используемые производственные фонды, не пересматривавшейся в зависимости от размера прибыли. Эта мера должна была стимулировать предприятия более эффективно использовать свое оборудование, снижая себестоимость продукции. Вместе с тем министерство финансов требовало вносить плату за все имеющееся (используемое и неиспользуемое) оборудование на момент последней ревизии. Если предприятие избавлялось от ненужного оборудования, оно все равно платило за него до следующей ревизии. В результате за 1965-1985 гг. доля оборудования, заменяемого из-за технологической отсталости и изношенности, сократилась почти в два раза. Серьезные недостатки крылись и в спускаемой сверху норме прибыли. Министерства и предприятия по-прежнему сами определяли цены выпускаемой продукции, искусственно их завышая. Только в машиностроении за 1966-1970 гг. оптовые цены увеличились на 25-30%. Эффективность образованного в 1965 г. Госкомитета цен, боровшегося с этим явлением, оказалась низкой. Созданный одновременно другой комитет (Госснаб) директивно определял поставщиков и потребителей для предприятий, сужая рамки их самостоятельности.

Главной причиной постоянных сбоев в экономике оставалась «ведомственность». Не существовало практически никакой серьезной прямой связи между соседними предприятиями и организациями, если они принадлежали разным министерствам. Таким образом, расширение допущенной самостоятельности предприятий плохо сочеталось с усилением административных и экономических полномочий ведомств. Все сильнее давало себя знать отсутствие простора для продвижения вперед. Накопившиеся к концу восьмой пятилетки нерешенные проблемы образовали серьезные завалы и препоны на пути внедрения новых методов планирования и хозяйствования, что привело к кризисной ситуации в ведущих отраслях народного хозяйства, к постепенному свертыванию реформ. Хотя первые два года хозяйственной реформы дали значительный результат, в дальнейшем ее эффективность снизилась. Реформа коснулась, в первую очередь, предприятий, не затрагивая верх экономической пирамиды: министерства, централизацию управления и административно-командный аппарат. Постепенно ограничивались права предприятий, возрастало количество плановых показателей, участились корректировки планов. Реформа затухала.

И.С. Ратьковский, М.В. Ходяков. История Советской России

http://www.bibliotekar.ru/sovetskaya-rossiya/94.htm

“ПЛАН, ПРИБЫЛЬ, ПРЕМИЯ”

Как обеспечить максимальную эффективность работы предприятий, при которой рост производства сопровождался бы постоянным улучшением качества продукции? Этой проблемой экономисты занимались давно, но с начала 60-х гг. их выступления уже приобрели характер целенаправленной дискуссии. Предметом спора стали предложения харьковского экономиста Е.Г. Либермана, сделанные им на основе анализа опыта работы Экономической лаборатории Харьковского совнархоза и опубликованные в 1962 г . в журнале «Вопросы экономики», а затем и в «Правде» (статья «План, прибыль, премия). В обобщенном варианте эти предложения сводились к следующему:

1. Современный порядок планирования работы предприятий не заинтересовывает их в эффективной, качественной работе. Одна из причин такого положения — ограничение хозяйственной самостоятельности и инициативы предприятий .

2. Задача расширения инициативы и самостоятельности предприятий может быть решена на основе использования принципа « долевого участия в доходе »: чем больше ценностей создало предприятие для общества, тем большая сумма должна отчисляться в его поощрительный фонд, независимо от того, произведены эти ценности в рамках плана или сверх него.

3. Принцип «долевого участия» реализуется в форме планового норматива длительного действия по рентабельности производства. Формирование нормативов происходит дифференцированно по различным отраслям и группам предприятий, находящимся примерно в одинаковых естественных и технических условиях.

4. Использование нормативов длительного действия позволит оценивать работу предприятий по конечной эффективности , а не по большому числу показателей, детально регламентирующих хозяйственную жизнь предприятий.

5. Дело не в показателях, а в системе взаимоотношений предприятия с народным хозяйством . Необходимы существенные коррективы в порядке планирования производства сверху донизу.

6. Усилить и улучшить централизованное планирование путем доведения обязательных заданий только до совнархозов. Ликвидировать практику разверстки заданий совнархозами между предприятиями «по достигнутому уровню».

7. Планы предприятий после согласования и утверждения объемно-номенклатурной программы полностью составляются самими предприятиями .

8. Необходимо разработать порядок использования единых фондов поощрения из прибылей предприятий, имея в виду расширение прав предприятий в расходовании фондов на нужды коллективного и личного поощрения.

Идеи Е. Либермана представляли собой попытку создания концепции «сквозного» совершенствования хозяйственного механизма сверху донизу — от реорганизации централизованного планирования до разработки экономических основ развития производственного самоуправления (принцип «долевого участия»).

Идею «сквозной» экономической реформы разрабатывал тогда целый ряд экономистов. В одном из наиболее проработанных вариантов ее представлял B.C. Немчинов. В его работах мысль о переводе экономики на научные основы управления проводилась в предложениях по построению плановых моделей народного хозяйства (модели расширенного воспроизводства, модели отраслевого и территориального общественного разделения труда, модели планового ценообразования и др.), с помощью которых стал бы возможен расчет различных балансов и оптимумов, в том числе и определение оптимального режима экономического развития на тот или иной период.

(…)

Дискуссия незаметно сосредоточилась на одной проблеме — проблеме материального стимулирования (привлечение внимания общественности к этому вопросу было признано фактически единственным достоинством выступления Либермана). Научный совет по хозяйственному расчету и материальному стимулированию производства при Академии наук СССР на своем заседании признал «схему Е.Г. Либермана» в принципе неприемлемой, поскольку ее автор, «нарушив меру и необходимые пропорции, доводит ряд правильных положений до такой их трактовки, которая вместо пользы сулит отрицательные последствия».

Справедливости ради надо отметить, что в критике было и рациональное зерно, например, когда речь шла о недопустимости абсолютизации того или иного показателя учета и оценки работы предприятий. Однако главный пункт обвинений, предъявленных Либерману, заключался в другом: его упрекали не более и не менее как в покушении на основу основ социалистической экономики — централизованное государственное планирование.

А.Н. Боханов, М.М. Горинов. История России с древнейших времен до конца XX века

http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Bohan_3/47.php

РЕАКЦИЯ ТРУДЯЩИХСЯ

На предприятия города и области газеты поступили поздно – в 3-4 часа дня. Из бесед с работниками, которые успели ознакомиться с докладом, можно сделать вывод о единодушном одобрении предложений, высказанных в докладе тов. Косыгина А.Н.

Приводим отдельные высказывания.

Орлов – начальник отдела труда и зарплаты телефонного завода: Очень хорошо, что под экономику предприятия подведена научная основа, а не лозунги о необходимости улучшить экономику. Мы не будем иметь плановых показателей по повышению производительности труда, установленных сверху – но производительность труда будет главным вопросом всей нашей работы.

Петухов – машинист завалочной машины мартеновского цеха Чусовского металлургического завода: Раньше нас призывали работать прибыльно, но все это было только призывом. Как бы я ни работал, я не ощущал этой прибыли. Сейчас, видимо, будет другое дело. Каждый из нас может почувствовать, что такое прибыль.

Информация Пермского обкома КПСС в ЦК КПСС об откликах трудящихся области на доклад Председателя Совета Министров СССР А.Н.Косыгина на Сентябрьском (1965 г.) Пленуме ЦК КПСС «Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства», 28 сентября 1965 г.