Партийное руководство экономикой ссср

Основной смысл социально-экономических преобразований после Октябрьской революции – отмена частной собственности на средства производства и замена ее общенародной собственностью. В 1917-1918 гг. были последовательно национализированы банки, крупная промышленность, а затем и вся промышленность. Правда в период Новой экономической политики частная собственность вернулась, но лишь в ограниченных масштабах и ненадолго, после чего исчезла совсем. В результате коллективизации частная собственность исчезла и в деревне.

Трехступенчатая система управления

Вся экономика оказалась формально в руках общества, а фактически в руках государства. В результате возникло абсолютно новое явление – народнохозяйственный комплекс, объединивший все предприятия экономики. Рынок был ликвидирован, а рыночное регулирование стало невозможным. Но такой сложный комплекс не мог существовать без управления. Управлять им должно было государство, потому что в отсутствии частного собственника, больше было некому.

Для этого нужно создать органы управления причем такие, которых раньше не было, так как ни в одном обществе не возникала задача управления экономикой как целостным комплексом.

Первым таким органом был Высший совет народного хозяйства (ВСНХ). Он имел региональную развертку, губернские и уездные совнархозы.

Первоначально предполагалось, что система совнархозов будет опираться на рабочие комитеты предприятий, которые управляют предприятием, а заодно выдвигают своих представителей в уездный совнархоз. Затем уездные совнархозы выдвигают своих представителей в губернские и так до самого верха.

Но уже гражданская война потребовала профессионального управления экономикой. В связи с этим принцип организации совнархозов был изменен: руководители стали не избираться, а назначаться советами своего уровня: уездный – уездным советом, ВСНХ – ВЦИКОМ и Советом народных комиссаров. Выстроена вертикаль: решения вышестоящих совнархозов были обязательны для нижестоящих. Но эта вертикаль не была жесткой, так как назначались и отчитывались совнархозы перед своими советами, а не перед вышестоящими совнархозами.

В условиях гражданской войны такая система была неизбежной, так как у центра не было реальной возможности контролировать регионы. После войны за счет партийной вертикали удалось восстановить контроль. Это дало возможность укрепить вертикаль и в управлении хозяйством. Тем более, что восстановление крупной промышленности сделало такое укрепление необходимым: крупный завод не мог быть частью уездной экономики – уездная экономика его просто не потянет. Однако полностью отказаться от территориального принципа тогда было невозможно, так как становым хребтом политической системы были советы. Нельзя было покушаться на их прерогативу владеть всем на своей территории. Поэтому приняли компромиссное решение: создать систему трестов –организаций, объединяющих предприятия одной отрасли на одной территории. К концу 1922 года около 90% промышленных предприятий были объединены в 421 трест. К лету 1923 года насчитывалось 478 трестов, из которых только 40% относились к ведению ВСНХ СССР, а остальные – местного подчинения. Естественно ВСНХ подчинила себе тресты, в которые входили крупные предприятия.

К периоду первых пятилеток трестовская система была недостаточна. Требовалась большая концентрация управления предприятиями внутри отрасли. С другой стороны, советская вертикаль уже не играла такой роли в политической системе. Ключевой стала партийная вертикаль. Экономическими правами советов можно было пренебречь.

Поэтому в 1926 году в системе ВСНХ были созданы главки по управлению отдельными отраслями промышленности – прообразы будущих наркоматов. В 1928 году главки начали расчленяться на специализированные управления. К примеру, Главметалл разделили на главные управления по черной металлургии, по добыче и обработке цветных металлов, машиностроения и металлообработки. Аналогичные меры намечались и в отношении Главхима, и в лесобумажной промышленности. В этом же году именно главкам и управлениям передали функции оперативного планирования в своих отраслях.

Практически в рамках ВСНХ были созданы, хотя еще и не оформлены, отраслевые наркоматы.

В 1932 году по результатам первой пятилетки, был решен переход полностью на отраслевой принцип организации экономики: ВСНХ был преобразован в наркомат тяжелой промышленности, а все остальные отрасли получили свои наркоматы, в которые были преобразованы главки и управления ВСНХ. По мере развития промышленности “распочкование” наркоматов (министерств) продолжалось. В позднесоветский период их было более 60.

В результате сложилась трехступенчатая система, которая с небольшим перерывом проработала до конца советской власти. В 1957 году Никита Хрущев восстановил совнархозы, надеясь, что горизонтальные связи дадут больший экономический эффект, чем вертикальные. В 1963 году он ликвидировал отраслевые министерства и воссоздал ВСНХ. Однако эксперимент ожидаемого результата не дал. В 1965 году система отраслевых министерств была восстановлена.

Совнарком (совет министров) определял стратегические задачи, утверждал планы наркоматов (министерств), назначал и снимает их руководителей, получал и утверждал их отчеты. Наркоматы (министерства) распределяли задачи, поставленные перед министерством между предприятиями, контролировали исполнение плановых заданий предприятиями, назначали и снимали руководителей предприятий. Предприятия производили продукцию и выполняли план. В этой трехступенчатой схеме иногда возникала еще одна промежуточная ступень: республиканские наркоматы (министерства). Но они принципиально ничего не меняли и были лишь дополнительным передаточным звеном между союзными органами и предприятиями.

Такая вертикальная структура позволила сконцентрировать огромные ресурсы и сделать, казалась бы, невозможное: провести индустриализацию, выиграть войну и полететь в космос.

Описанная структура – это только основа системы. Чтобы она заработала потребовались еще учреждения.

Государственный плановый комитет Совета Министров СССР (Госплан). Советскую экономику недаром называли плановой. Практически план выполнял ту функцию, которую должен был исполнять рынок.

План и его исполнение стали главным стимулом для всех от рабочего до министра. Он был законом и его исполнение было обязанностью гражданина, а неисполнение – преступлением. За неисполнение до 1953 года можно было понести и уголовную ответственность. Кроме функции стимула план исполнял еще две функции. Во-первых, долгосрочное планирование. Именно в нем закладывались направления развития экономики и не в виде абстрактных пожеланий, а – конкретных заданий отраслям, выполнение которых и создавало это будущее.

Во-вторых, баланс между отраслями. В рыночной экономике баланс создает рынок – все, что превышает сбалансированные потребности, просто не находит спроса. В отсутствии рынка каждое предприятие производит сколько может, поэтому дисбалансы здесь неизбежны и губительны. Если вы произвели 1000 часов и 500 стрелок к ним, то у вас 250 часов и 750 недоделанных заготовок. Поэтому важнейшая задача планирования – это следить за соблюдением баланса, закладывая в план достаточное количество и стрелок к часам, и шин к автомобилям.

Такой подход требовал от самого плана четкости, точности и сбалансированности. Вот с этой задачей и справлялся госплан. Отмечу, что делалось это довольно неплохо. Хотя задача становилась все более сложной. Росла номенклатура товаров, сбалансировать десятки и сотни тысяч продуктов становилось все труднее. В 1960-х предпринималась попытка заменить планирование в штуках на планирование в рублях. Реформу остановили по политическим соображениям. Притом, что у нас не было сводного ценообразования и безналичных денег, полное осуществление реформы привело бы страну к катастрофе на 20 лет раньше.

Государственный комитет СССР по материально-техническому снабжению (Госснаб). После баланса важная функция заключалась в использовании произведенного и получении ресурсов для продолжения производства. В рыночной экономике эту функцию выполняет рынок. В СССР, где рынка не было, специальный орган – Госснаб. Он выполнял следующие функции: реализация планов материально-технического снабжения, распределение по потребителям продукции по установленной номенклатуре, обеспечение межотраслевых кооперированных поставок, контроль своевременность выполнения планов поставки продукции.

В целом это удавалось, а вот в частностях постоянно были недоработки. Обеспечить всех и всем просто не успевали: необходимые изделия могли оказаться в избытке в одном регионе и отсутствовать в другом. В результате возникла параллельная система снабжения, когда специальные люди – снабженцы – обменивали на своем теневом рынке одну промышленную продукцию на другую. Именно система снабжения показала, что плановая экономика имеет свои пределы.

Далее необходимо говорить о роли финансового блока: министерства финансов и Государственного банка СССР. Но денежное обращение при социализме тема настолько сложная, что мы не пытаемся взяться за нее. Отметим лишь, что министр финансов всегда находился на особой позиции будучи по должности заместителем главы правительства. Хотя деньги большой роли непосредственно в экономики никогда не играли. Безналичные деньги отрасль или предприятие могли получить в любом объеме, перерасход их, как и экономия, на деятельности предприятия практически не отражалась. Однако превратить их в наличные было нельзя. Поэтому финансовая сфера была не столько механизмом управления, сколько механизмом контроля и учета.

В целом можно сказать следующее:

Отказ от частной собственности привел к отказу от рынка. Это потребовало изменить всю систему управления экономикой и создать новую централизованную плановую экономику. Сложившаяся система оказалась довольно эффективной. Вертикальная структура позволила сконцентрировать огромные ресурсы и сделать практически невозможное: провести индустриализацию, выиграть войну и полететь в космос.

Впоследствии усложнение номенклатуры товаров привело к сбоям в ее работе. В конце концов пуговицы победили космические корабли. И все просто развалилось.

Контроль: внутренний, партийный и внешний

Социализм основан на учете и контроле. В экономике здесь тоже, что и с управлением. Вертикально интегрированная система контроля заменяет собой механизмы рынка. Следует выделить три блока.

Внутренний. Первый механизм контроля – отчетность самой экономической системы, включая отчеты предприятий и организаций об исполнении ими плана. Это сильный механизм, но не абсолютный. Всегда есть опасность приписок. И что, может быть еще хуже, не всегда понятно: “Наличие количества гарантирует ли качество?”. В 1930-40-е годы это было неважно, а потом становилось все важнее. Качество продукции по отчетам оценить нельзя.

Второй механизм – госприемка, когда продукцию принимали независимые приемщики. Если в военной сфере есть уголовная ответственность за неправильную приемку, то в гражданской сфере внешнее давление со стороны руководителей предприятий, партийных органов и так далее оказывалось сильнее, чем страх. В результате госприемка сводилась к формальной процедуре.

Третий механизм – госконтроль. Наркомат Рабоче-крестьянской инспекции, а затем министерство государственного контроля обладали правами и ресурсами для контроля. Даже они не всегда и не везде могли успеть – контроль их был выборочный. Когда в 1962 создали объединенный Комитет партийно-государственного контроля, он был могучим только с виду: его региональные подразделения возглавляли местные партийные функционеры, а на предприятиях местные инженеры. И те, и другие не были заинтересованы “выносить сор из избы”. В результате возможностей у контрольной структуры оказалось меньше, чем раньше. В 1965 году после реорганизации ведомства в Комитет народного контроля организация стала абсолютно декоративной.

Партийный. Контроль партийных организаций. Он осуществлялся как через партийные организации, так и через систему КПК (комитета партийного контроля). Его представители находились в каждой партийной организации. Дело в том, что с конца 1960-х годов система КПК была подчинена региональным партийным комитетам, а главой подразделения КПК был один из секретарей партийного комитета. К этим же секретарям стекалась информация из первичных партийных организаций. В том-то и дело, что партийным функционерам было невыгодно вскрывать недостатки, поскольку они несли за них ответственность наравне с руководителями предприятий.

Внешний. Это контроль органов внутренних дел (госбезопасности). Невыполнение плана и обман вышестоящих органов власти мог рассматриваться как преступление, более того, как вредительство. Такой механизм контроля имел свою логику. Однако это была не экономическая логика: страх – сильный стимул, но краткосрочный, от него устают. После 1953 года силовые органы сами были поставлены под контроль местных партийных органов. У чекистов пропал стимул выявлять ошибки хозяйственников, так как выявив их, они подставляли под удар своих партийных кураторов.

У советского государства было достаточно контрольных механизмов, но с определенного момента исчез стимул их выявлять, так как контролеру самому стало невыгодно замечать ошибки и недостатки. На смену контролю пришла полная противоположность – круговая порука.

Выводы

Эксперимент по созданию нерыночной экономики удался, но не до конца. Советский Союз смог сформировать действующую систему управления, которая за счет концентрации ресурсов, решила многие, казалось бы, неразрешимые задачи. При этом она не смогла стать гибкой – на редкие большие вызовы она эффективно отвечала, но на малые каждодневные вызовы она ответить не смогла. Система оказалась чрезвычайной: она легко могла сделать скачок, но ей очень трудно было спокойно двигаться по дороге.

Дмитрий Журавлев – директор Института региональных проблема, специально для ИА “Реалист”

Член-корреспондент АН СССР Д. М. Кукин

Весь советский народ в настоящее время живет идеями XXIV съезда Коммунистической партии Советского Союза, который определил задачи партии и народа на предстоящую пятилетку. В его решениях четко и ясно изложена программа подъема экономики и культуры, повышения благосостояния трудящихся, развития социалистической демократии и укрепления единства советского общества, программа настойчивой и упорной борьбы против империализма и агрессии, за мир, демократию и социализм. Съезд вызвал огромный всенародный подъем в нашей стране. Он вдохновил миллионы строителей коммунизма на самоотверженный труд, еще выше поднял их революционный энтузиазм. Советские люди полны решимости претворить в жизнь предначертания Коммунистической партии, зная, что выполнением пятилетнего плана они внесут достойный вклад в еще большее сплочение и укрепление сил мирового социалистического содружества, вновь продемонстрируют преимущества социалистической плановой системы хозяйства.

Важное место в разработанной XXIV съездом программе дальнейшего строительства коммунизма занимают вопросы усиления оборонной мощи Советского государства. И это понятно. «Пока мы живем в неспокойном мире, — говорил Л. И. Брежнев в Отчетном докладе Центрального Комитета, — эта задача остается одной из самых главных!»¹ . Партия делала и делает все возможное, чтобы оградить советский народ, все страны социалистического содружества от опасности империалистической агрессии.

Однако среди западных политиков далеко не все учатся на уроках истории. Наиболее агрессивные силы империализма сознательно пренебрегают уроками второй мировой войны, мечтают «переиграть» ее и с этой целью развернули бешеную гонку вооружений. Главные усилия их агрессивной стратегии направлены против СССР и других стран социализма. Реакционные круги Запада стремятся всячески преуменьшить вклад Советского Союза в разгром германского фашизма и таким путем подготовить условия для пересмотра итогов минувшей войны. Но всему миру известно, что именно советский народ вынес на своих плечах основную тяжесть борьбы с гитлеровскими полчищами. Его подвиг в Великой Отечественной войне, которая была главной частью всей второй мировой войны, будет жить всегда в памяти народов, и никому не удастся умалить решающую роль Советского Союза в достижении по-

В основу статьи положены доклады автора, сделанные на Всесоюзной научной сессии по проблеме «Советский тыл в Великой Отечественной войне» и на заседании Отделения истории АН СССР в мае 1971 года.

¹ «Материалы XXIV съезда КПСС». М. 1971, стр. 81.

стр. 27

беды над смертельным врагом всего прогрессивного человечества — германским фашизмом.

Победа СССР в Великой Отечественной войне явилась закономерным результатом всей предшествующей деятельности Коммунистической партии, осуществленных под ее руководством великих созидательных преобразований: индустриализации, коллективизации, культурной революции. Центральный Комитет партии и Советское правительство видели надвигавшуюся военную опасность и принимали все меры к тому, чтобы сорвать планы поджигателей войны, а если потребуется, поднять весь советский народ на защиту великих завоеваний Октября. Они настойчиво осуществляли мероприятия по укреплению обороноспособности страны, намеченные XVIII съездом партии, готовили нашу Родину к отражению империалистической агрессии. В результате этого расширялась энергетическая база СССР, увеличивалась добыча топлива, высокими темпами развивались черная и цветная металлургия, машиностроение, химическая промышленность, улучшалась работа всех видов транспорта. Большие средства выделялись для быстрого подъема оборонной промышленности. За три с половиной года третьей пятилетки капиталовложения в нее составили более одной четверти всех капиталовложений в промышленность страны² . Создавалась вторая военно-промышленная база в районах Поволжья, Урала, Сибири, усиливалась дальневосточная военно-промышленная база. Партия готовила страну к возможной войне на два фронта в случае нападения империалистов в Европе и Азии.

Большое внимание было уделено перевооружению Красной ^Армии и Флота на базе новейшей техники. ЦК ВКП(б) поставил задачу ликвидировать имевшее место по некоторым видам боевой техники несоответствие требованиям современной войны и поднять технический уровень вооруженных сил на более высокую ступень.

Особое значение придавалось авиации, так как ее роль во всех армиях мира резко возросла. В сентябре 1939 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «О реконструкции существующих и строительстве новых самолетных заводов», в котором было намечено в ближайшие два года построить девять новых и реконструировать девять старых авиационных заводов. Это давало возможность к концу 1941 г. увеличить количество таких заводов в 2 раза по сравнению с 1939 г., а мощности самолетостроения — более чем в 1,5 раза. Одновременно строились новые авиамоторные заводы. К началу 1941 г. их количество должно было увеличиться по сравнению с 1939 г. почти в 2 раза³ . В феврале 1940 г. ЦК партии обязал Горьковский, Челябинский и другие обкомы взять под свой неослабный контроль строительство и работу действующих предприятий авиационной промышленности, оказывать им всемерную помощь в достижении намеченных производственных темпов, улучшать политическое воспитание масс на этих предприятиях. Спустя некоторое время Центральный Комитет предложил директорам авиационных заводов ежедневно сообщать о количестве принятых самолетов и моторов. В декабре 1940 г. ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли постановление «Об ответственности наркомов, директоров предприятий и начальников железных дорог за выполнение заказов и перевозку грузов для авиационной промышленности». Им вменялось в обязанность заказы для авиационной промышленности выполнять в первую очередь, комплектно и в установленные сроки (стр. 118).

² См. «История Коммунистической партии Советского Союза». Т. 5. Кн. 1. М. 1970, стр. 117 (в дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте статьи).

³ См. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 1. М. 1960, стр. 413, 414.

стр. 28

Все эти меры Коммунистической партии и Советского правительства обеспечили коренную перестройку авиационной промышленности и подготовили ее к массовому выпуску боевых самолетов новых типов, по ряду показателей превосходивших лучшие марки самолетов капиталистических стран. В первой половине 1941 г. самолетостроительные заводы СССР выпустили около 2700 истребителей новых типов, бомбардировщиков и штурмовиков (стр. 124). И хотя к началу Великой Отечественной войны нам не удалось полностью перевооружить свою авиацию, однако авиационная промышленность была подготовлена к серийному производству новой техники.

Значительные усилия предпринимались партией для развития в стране танковой промышленности. По указанию Центрального Комитета и Советского правительства коллективы конструкторов под руководством Ж. Я. Котина и М. И. Кошкина, А. А. Морозова и Н. А. Кучеренко за сравнительно небольшой период создали новые типы танков — КВ и Т-34. Осенью 1939 г. эти танки прошли испытание и получили высокую оценку Наркомата обороны. 5 июня 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «О производстве танков Т-34 в 1940 году» (стр. 125). В нем были разработаны важные мероприятия, для выполнения которых привлекались не только танковые заводы, но и многие другие крупные предприятия и наркоматы. Это постановление сыграло огромную роль в решительном улучшении организации производства танков новых образцов. Выпуск их, несмотря на все трудности производственного характера, из месяца в месяц увеличивался. Уже в первой половине 1941 г. танковые заводы выпустили более 1 500 новых боевых машин⁴ .

Дальнейшее развитие получила артиллерия всех видов. Появились первые реактивные установки, каких не знала ни одна армия мира. В январе 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) вынесло решение об увеличении производства минометов и мин (стр. 125). Налаживался выпуск новых образцов стрелково- пулеметного оружия и прежде всего автоматов. К середине 1941 г. их было выпущено более 100 тыс. штук (стр. 125). Все эти и другие мероприятия Центрального Комитета партии и Советского правительства были рассчитаны на то, чтобы создать необходимые условия для технического переоснащения Красной Армии.

В целях укрепления обороноспособности страны ЦК партии и Советское правительство большое внимание уделили увеличению государственных резервов и мобилизационных запасов. В августе 1940 г. они приняли постановление «О плане накопления госрезервов и мобзапасов на 1940 год» (стр. 121). В июне следующего года аналогичное постановление было принято на 1941 год (стр. 121). Настойчиво и последовательно партия и правительство проводили их в жизнь. В результате за два года (с января 1939 г. по январь 1941 г.) резервы и мобилизационные запасы увеличились: чугуна в 5 раз, проката в 2 раза, меди более чем в 2 раза, цинка в 2,2 раза, свинца в 1,6 раза (стр. 121). Общая стоимость государственных материальных резервов выросла за 1,5 предвоенных года с 4 до 7,6 млрд. рублей⁵ . Принимались меры к усилению боевой мощи Военно-Морского Флота. За 1938 — 1940 гг. он получил от судостроительной промышленности 265 новых боевых кораблей (стр. 126). Так были созданы необходимые условия для того, чтобы в случае нападения агрессора на Советский Союз можно было в короткие сроки перестроить народное хозяйство страны на военный лад и в то же время удовлетворить потребности промышленности и армии в первые месяцы войны.

⁴ Там же, стр. 415.

⁵ Н. Вознесенский. Военная экономика СССР в период Отечественной войны. М. 1947, стр. 154.

стр. 29

Исключительно важную роль в дальнейшем улучшении работы промышленности, и прежде всего оборонной, сыграли решения XVIII партийной конференции, состоявшейся в феврале 1941 года. Партия потребовала перестроить работу промышленности таким образом, чтобы она в любое время была готова выполнять те задачи, которые встанут перед ней в случае войны. Конференция наметила крупные хозяйственно-политические и организационные мероприятия, на осуществление которых мобилизовывались вся партия, все трудящиеся. Меры, которые партия энергично проводила в предвоенные годы с целью повышения обороноспособности страны, укрепления ее вооруженных сил, были направлены на то, чтобы в обстановке начавшейся второй мировой войны советский народ смог отстоять свою свободу и независимость. К сожалению, не все то, что было намечено, удалось полностью осуществить. Просчеты в оценке возможного времени нападения и связанные с этим упущения в подготовке к отражению первых ударов врага сыграли свою отрицательную роль, особенно в начальный период войны.

Для мобилизации всех сил народа на отпор врагу Центральный Комитет выработал развернутую программу, в основу которой легли ленинские идеи о защите социалистического Отечества. Программным документом стала Директива ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР партийным и советским организациям прифронтовых областей от 29 июня 1941 года. Вся жизнь нашей партии и страны перестраивалась на военный лад. На первый план выдвигались задачи всесторонней и повседневной помощи действующей армии, создания слаженной военной экономики. «Задача большевиков, — указывалось в Директиве, — сплотить весь народ вокруг Коммунистической партии, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии, для победы»⁶ . Партия четко и ясно указала пути решения этой задачи. Необходимо было в короткий срок превратить нашу страну в единый боевой лагерь, подчинить всю ее внутреннюю жизнь интересам войны. Директива ЦК ВКП(б) и СНК СССР, разосланная Центральным Комитетам компартий союзных республик, крайкомам, обкомам, а в прифронтовых областях и районным комитетам партии, широко обсуждалась на партийных комитетах, на собраниях партийного актива многих городов и районов. Принятые ими решения были направлены на полную реализацию задач, поставленных Центральным Комитетом и правительством перед местными партийными и советскими органами. 3 июля 1941 г. по поручению Политбюро ЦК ВКП(б) выступил по радио И. В. Сталин. В основу его речи была положена Директива ЦК и СНК от 29 июня. «Все для фронта, все для победы!», «Все силы на разгром врага!» — под такими боевыми лозунгами наша страна вступила в новый, исключительно трудный и ответственный период своего развития. Эти лозунги определяли содержание, формы и методы работы партии в условиях войны.

Учитывая обстановку, сложившуюся в результате нападения фашистской Германии, партия в первые же дни войны перестроила организацию управления Советским государством на основе ленинского принципа максимальной централизации в условиях войны политического, хозяйственного и военного руководства. Политбюро ЦК ВКП(б) решило сосредоточить всю полноту власти в руках одного чрезвычайного органа — Государственного Комитета Обороны, которому и поручило проводить в жизнь выработанную на период войны политику партии. Постановления ГКО имели силу законов, их обязаны были выполнять все партийные, советские, хозяйственные, военные, профсоюзные, комсомольские организации, все граждане СССР. ГКО был коллективным органом, и вся его деятельность направлялась Политбюро ЦК ВКП(б) и Центральным Комитетом партии, В первый год войны такие же чрезвы-

⁶ «КПСС о Вооруженных Силах Советского Союза». М. 1969, стр. 301.

стр. 30

чайные органы партийного руководства были созданы в Сталинграде, Севастополе, Ростове-на-Дону и других городах. Городские комитеты обороны, возглавляемые первыми секретарями обкомов и горкомов партии, существовали более чем в 60 городах (стр. 165). Это были военно-организаторские и мобилизационные центры, направлявшие в интересах фронта всю деятельность местных партийных, советских, хозяйственных, профсоюзных и комсомольских организаций. Они объединяли гражданскую и военную власть. Наличие в центре и на местах комитетов обороны обеспечивало достижение необходимой централизации в руководстве государством и давало возможность оперативно решить все проблемы, которые выдвигала война.

С самого начала Великой Отечественной войны перед Коммунистической партией встала задача использовать для нужд фронта с наибольшей эффективностью преимущества экономической системы социализма и прежде всего централизованное управление социалистической экономикой, ее плановый характер и свободный труд советских людей, основанный на общественной собственности на средства производства. В современной войне, учил В. И. Ленин, «экономическая организация имеет решающее значение»⁷ . Выполняя это ленинское указание, партия разработала военно-экономическую политику Советского государства и возглавила борьбу за ее претворение в жизнь. Партийное руководство военной экономикой Советского Союза осуществлялось Центральным Комитетом партии, его Политбюро. На заседаниях Политбюро решались важнейшие народнохозяйственные вопросы. Тем членам и кандидатам в члены Политбюро, которые были в то же время и членами ГКО, поручалось общее руководство основными отраслями военного хозяйства. Почти три четверти всех членов и половина кандидатов в члены Центрального Комитета, будучи наделены чрезвычайными полномочиями, принимали участие в организации военной экономики, нередко совмещая эту работу с военной. Для принятия оперативных мер на места выезжали комиссии во главе с членами Политбюро или членами ЦК. Центральный Комитет партии систематически заслушивал отчеты ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов об их руководстве хозяйством и принимал решения, определяющие направление деятельности всех партийных и хозяйственных организаций.

Серьезная ответственность за развитие военной экономики ложилась в условиях войны на местные партийные органы, которые в связи с массовой эвакуацией и нарушением межведомственных и внутриведомственных связей вынуждены были брать на себя функции непосредственного хозяйственного руководства. Резко расширился созданный по решению XVIII партийной конференции институт отраслевых секретарей партийных органов, увеличилось число отраслевых отделов. По мере развертывания военного производства учреждались отделы авиационной, танковой промышленности, вооружения, боеприпасов, а также отделы по важнейшим отраслям тяжелой индустрии во главе с секретарями партийных органов. Был расширен институт парторгов ЦК ВКП(б), ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов на предприятиях, имевших особо важное значение для военной экономики. Для усиления партийного руководства сельским хозяйством в условиях, когда численность коммунистов и сеть партийных организаций на селе сократились, была вновь создана система политотделов МТС и совхозов. Все эти чрезвычайные формы партийного руководства помогли партии усилить свое влияние на развитие народного хозяйства, в кратчайшие сроки перевести его на обслуживание нужд фронта.

Деятельность партии по перестройке советской экономики на военный лад и мобилизации всех ее ресурсов на удовлетворение потребно-

⁷ В. И. Ленин. ПСС. Т. 34, стр. 194.

стр. 31

стей фронта протекала в исключительно трудных условиях перераспределения партийных сил в пользу организаций Красной Армии и Военно-Морского Флота. Коммунистическая партия стала сражающейся, воюющей партией. Коммунисты первыми уходили на фронт. Перед войной в территориальных организациях сосредоточивалось свыше 85% членов и кандидатов в члены ВКП(б). За первые шесть месяцев войны в партийные организации вооруженных сил влилось более 1 100 тысяч коммунистов — треть состава территориальных организаций (стр. 172). К концу 1941 г. в Красной Армии и Флоте имелось более 26,2 тысячи первичных партийных организаций, в 2 раза больше, чём перед войной (стр. 176). К этому времени численность коммунистов в территориальных партийных организациях сократилась более чем в 2 раза, а сеть первичных парторганизаций уменьшилась более чем на одну треть (стр. 275).

Под руководством партии было произведено перераспределение трудовых, материальных и финансовых ресурсов, осуществлено перебазирование производительных сил государства на Восток, восточные районы превратились в основную военно-промышленную базу страны. Главные направления перестройки народного хозяйства на военный лад были определены мобилизационным народнохозяйственным планом на III квартал 1941 г., который был утвержден ЦК ВКП(б) и СНК СССР 30 июня 1941 года⁸ . Основное внимание в нем сосредоточивалось на перестройке промышленности. Работа всех предприятий — больших и малых — подчинялась интересам фронта. Для этого требовалось резко поднять производство на оборонных заводах, организовать выпуск военной продукции на машиностроительных заводах, переключить все усилия тяжелой промышленности на обеспечение военного производства, наладить выпуск продукции для фронта на предприятиях легкой, пищевой и местной промышленности. Партия поставила перед работниками промышленности задачу добиться, чтобы каждый завод, каждая фабрика вносили свой посильный вклад в общее дело борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. По заданию ЦК партии и ГКО аппарат Госплана СССР разрабатывал планы выпуска военной продукции всеми предприятиями независимо от их ведомственного подчинения и контролировал материально- техническое обеспечение военного производства. Он получал ежедневные сводки выполнения графика выпуска военной продукции.

Особая ответственность возлагалась на предприятия военной промышленности. Все ее отрасли получали максимальное развитие, при этом наибольшее внимание уделялось решающим отраслям — авиастроению и танкостроению. Вопросы производства танков и самолетов находились под особым контролем партии и правительства. Уже 24 — 25 июня 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) рассмотрело возможности увеличить в стране выпуск танков и самолетов и приняло постановления, предусматривающие расширение производственных мощностей танкостроения и самолетостроения, увеличение плана выпуска танков и самолетов. 11 сентября 1941 г. танкостроение выделилось из Наркомата среднего машиностроения в самостоятельный наркомат (стр. 282 — 283). Наркоматам авиационной и танковой промышленности были переданы некоторые крупные машиностроительные заводы, и, кроме того, выполнение заказов этих наркоматов поручалось предприятиям других отраслей промышленности. В интересах производства танков и самолетов перераспределялись ресурсы рабочей силы, металла, электроэнергии и т. д. Центральный Комитет партии систематически принимал меры к увеличению выпуска минометов, противотанковых и танковых пушек. С первых

⁸ «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 2. М. 1961, стр. 139.

стр. 32

дней войны началось массовое производство реактивных минометов, которые солдаты на фронте любовно называли «катюшами». 26 ноября 1941 г. Наркомат общего машиностроения был преобразован в Наркомат минометной промышленности (стр. 284). С этого времени все основные отрасли военной промышленности (авиастроение, танкостроение, судостроение, производство минометов, вооружения и боеприпасов) получили специализированное руководство. Большое внимание Центральный Комитет партии уделял производству боеприпасов. Буквально на второй день войны, на основе решения Политбюро ЦК ВКП(б), был введен в действие мобилизационный план по производству боеприпасов. Его выполнение непосредственно контролировалось ЦК партии через специальных уполномоченных, как правило, работников ЦК ВКП(б), секретарей крайкомов и обкомов партии.

Одним из важных условий быстрой перестройки экономики на военный лад являлось перераспределение финансовых ресурсов. Война потребовала резкого увеличения военных расходов. Уже во втором полугодии 1941 г. они выросли по сравнению с первым, мирным полугодием на 20,6 млрд. рублей (стр. 285). Чтобы покрыть растущие с каждым днем военные расходы, нужны были дополнительные средства. В связи с этим вводились новые налоги и сборы с населения, выпускались государственные займы, а также привлекались трудовые сбережения советских людей, находившиеся в сберегательных кассах.

С началом войны исключительно важной и сложной проблемой стала проблема людских ресурсов. Миллионы людей ушли на фронт. Кроме того, многие, не успев эвакуироваться, остались на временно оккупированной врагом советской территории. Вследствие этого средняя численность рабочих и служащих в народном хозяйстве резко сократилась. Если в первом, предвоенном полугодии 1941 г. в стране было 31,8 млн. рабочих и служащих, то во втором полугодии их стало уже 22,8 млн., а в 1942 г. — только 18,4 миллиона (стр. 286). В июне 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) решило образовать при СНК СССР Комитет по распределению рабочей силы (стр. 286). Партия считала необходимым, во- первых, правильно распределить имевшиеся трудовые ресурсы, а во-вторых, максимально привлечь к труду дополнительное число советских людей. По ее призыву на заводы, фабрики, шахты, рудники пришли женщины-домохозяйки, учащиеся старших классов средних школ, студенты вузов, пенсионеры. Сотни тысяч квалифицированных молодых рабочих, главным образом для оборонной промышленности, готовила система государственных трудовых резервов.

В целях успешного решения проблемы рабочей силы в стране Политбюро ЦК ВКП(б) 25 июня 1941 г. рассмотрело вопрос о режиме рабочего времени. В связи с этим Президиум Верховного Совета СССР 26 июня принял Указ «О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время»: на производстве вводились обязательные сверхурочные работы и отменялись отпуска⁹. В соответствии с постановлением СНК СССР «О предоставлении совнаркомам республик и край-(обл)исполкомам права переводить рабочих и служащих на другую работу» (июль 1941 г.) осуществлялся перевод рабочих и служащих предприятий легкой и пищевой промышленности, а также работников управленческого аппарата на предприятия военной промышленности (стр. 286 — 287). Исключительно важное значение имел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий», принятый в декабре 1941 года (стр. 287). Он способствовал ликвидации текучести и закреплению рабочих и служащих, занятых на военном

⁹ «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917 — 1967 гг.)». Т. 3. М. 1968, стр. 37 — 38.

стр. 33

производстве. Огромные усилия партии и правительства, направленные на удовлетворение потребностей военной промышленности в рабочей силе, создали необходимые условия для выполнения плана.

Одним из главных мероприятий партии по перестройке промышленности для обеспечения нужд фронта явилась эвакуация из прифронтовой зоны в глубокий тыл страны предприятий и целых отраслей промышленности, сырья, различного ценного имущества и многомиллионного населения. Эту невиданную по масштабам работу надо было выполнить в предельно короткие сроки (4 — 5 месяцев), чтобы не дать врагу, стремившемуся прорваться в глубь страны, разграбить и уничтожить ее богатства. 24 июня 1941 г. по решению Политбюро ЦК ВКП(б) был создан Совет по эвакуации, а еще через 3 дня ЦК партии и СНК СССР приняли постановление «О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества» (стр. 288 — 289). На выполнение этой важнейшей задачи Центральный Комитет и Советское правительство мобилизовали все партийные, советские и хозяйственные организации. Некоторые наркоматы выделяли уполномоченных Совета по эвакуации, а в помощь им — комиссии по эвакуации. Наркоматы совместно с местными партийными организациями занимались подготовкой на Востоке всего необходимого для приема и размещения оборудования и людей. Государственный Комитет Обороны в директиве от 4 июля 1941 г. определил основные направления хозяйственной политики в условиях вынужденной эвакуации промышленности. Он предложил специальной комиссии во главе с председателем Госплана СССР Н. А. Вознесенским выработать военно- хозяйственный план обеспечения обороны страны с учетом использования «ресурсов и предприятий, существующих на Волге, в Западной Сибири и на Урале, а также ресурсов и предприятий, вывозимых в указанные районы в порядке эвакуации»¹⁰ . В августе 1941 г. Госплан СССР разработал, а Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило военно-хозяйственный план на IV квартал 1941 г. и на 1942 г., наметивший пути развития основной военно- промышленной базы на Востоке страны и предусматривавший сосредоточение там значительной части эвакуированных предприятий¹¹ .

С первых недель войны началось перемещение на Восток производительных сил СССР: сотен заводов и фабрик, десятков тысяч станков, прокатных станов, турбин и моторов, миллионов людей. На местах эвакуацией руководили партийные органы, которые своими уполномоченными назначали, как правило, секретарей областных, городских и районных комитетов партии. Эвакуация предприятий происходила в крайне сложных условиях. Необходимо было, чтобы каждый завод, выполнявший военные заказы, работал до тех пор, пока позволяла обстановка на фронте. Государственный Комитет обороны потребовал: выдавать продукцию до последней возможности, начинать демонтаж лишь по приказу уполномоченного Государственного Комитета Обороны или наркомата (см. стр. 289 — 290). Нередко предприятия демонтировались и грузились на железной дороге под бомбежкой вражеской авиации. Сотни железнодорожных эшелонов непрерывным потоком шли на Восток. Около 1,5 млн. вагонов с эвакуируемым грузом было перевезено в течение июля — ноября 1941 года. В районы Поволжья, Урала, Сибири, Казахстана и Средней Азии за первые 6 месяцев войны было перебазировано 1 523 промышленных предприятия. Свыше 10 млн. человек эвакуировалось в восточные районы страны (стр. 293). Это был период, когда большая часть военной промышленности находилась в движении. Только в условиях социалистического строя возможно было организовать и осуществить перемещение заводов, фабрик и людей в таких масштабах, на такие расстояния и в такие сроки.

¹⁰ Там же, стр. 42.

¹¹ Там же, стр. 44 — 48.

стр. 34

Под руководством Центрального Комитета партии партийные органы Поволжья, Урала, Сибири, Казахстана и Средней Азии провели огромную подготовительную работу по приему, размещению и быстрому вводу в эксплуатацию перебазированных предприятий. В июле 1941 г. ЦК ВКП(б) провел в Свердловске совещание секретарей обкомов Урала. Там были всесторонне рассмотрены вопросы приема эвакуированных предприятий и населения. Представители Центрального Комитета участвовали в заседаниях бюро обкомов партии, на которых обсуждались возможности быстрого пуска перебазированных заводов и фабрик. Под руководством ЦК компартий союзных республик и обкомов были созданы областные партийно-советские комиссии, которые учитывали и размещали пребывавшие предприятия и эвакуированное население. Все эти вопросы обсуждались на пленумах местных партийных органов.

Население восточных районов страны под руководством партийных организаций с большим энтузиазмом участвовало в восстановлении и пуске прибывших предприятий. В необычайно трудных условиях военного времени люди работали по 14 и более часов в сутки, проявляя массовый героизм. Благодаря этому в конце 1941 г. многие эвакуированные предприятия военной промышленности возобновили выпуск боевой техники и вооружения. Весной 1942 г. военную продукцию давала уже большая часть этих предприятий. Восток превращался в основную базу военной экономики СССР, в главный арсенал Красной Армии. Там создавалась мощная танкостроительная промышленность, новая база авиастроения, крупные центры по производству артиллерийского и стрелкового вооружения, боеприпасов. В первой половине 1942 г. в военной промышленности потерянные мощности были не только восстановлены, но и значительно перекрыты. Уже в марте 1942 г. восточные районы давали военной продукции столько, сколько выпускалось в начале Великой Отечественной войны на всей территории СССР¹² . Там производилось три четверти всей боевой техники, вооружения и боеприпасов. Благодаря героическим усилиям рабочих, инженеров, техников эвакуированная промышленность быстро была восстановлена. Это была первая крупная экономическая победа, одержанная советским народом под руководством Коммунистической партии и Советского правительства в исключительно трудных условиях войны. Она еще раз продемонстрировала величайшую организаторскую деятельность партии, созданной и воспитанной великим Лениным.

Центральный Комитет партии принимал срочные меры к тому, чтобы развернуть на Урале и в Сибири строительство новых мощностей черной металлургии как основы военного производства. Еще в ноябре 1941 г., в наиболее критический для военной экономики период, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О развитии черной металлургии на Урале и в Сибири в 1942 году». Была определена программа строительства новых мощностей черной металлургии, которая со всей настойчивостью проводилась в жизнь нашей партией (стр. 297). Уже в 1944 г. в восточных районах СССР производилось чугуна на 46%, стали- на 44% и проката — на 42% больше, чем в 1940 году¹³ . Вопросам снабжения военной промышленности металлом наша партия уделяла неослабное внимание, ибо металл определял судьбу всех отраслей военной промышленности. Учитывая особое значение черной металлургии, ГКО в феврале 1943 г. принял специальное постановление «О мерах неотложной помощи черной металлургии». В нем, в частности, говорилось, что предоставление предприятиям черной металлургии топлива, электроэнергии и сырья является важнейшей народнохозяйственной задачей. ГКО обязал всех наркомов обеспечивать выполнение заказов чер-

¹² См. Н. Вознесенский. Указ. соч., стр. 43.

¹³ Там же, стр. 80.

стр. 35

ной металлургии в первую очередь и два раза в месяц представлять в ГКО отчет об этом. Первые секретари обкомов партии, прежде всего Свердловского, Челябинского, Пермского, Кемеровского, Новосибирского и Карагандинского, должны были добиться бесперебойной работы всех предприятий черной металлургии и оказывать им ежедневную помощь, «особенно по обеспечению их топливом, сырьем, электроэнергией, представляя в ЦК ВКП(б) два раза в месяц отчет о ходе выполнения»¹⁴ . Из года в год росли капиталовложения в черную металлургию. В 1944 г. они увеличились по сравнению с 1940 г. почти в 2 раза (стр. 456). Строились новые домны, мартеновские печи, прокатные станы и т. д. Всего за три года Отечественной войны (1942, 1943 и 1944 гг.) было введено в действие 24 доменные печи, 128 мартеновских печей, 65 прокатных станов (стр. 457). С каждым годом страна получала все больше и больше металла. В 1945 г. производство чугуна в СССР составило 59%, стали — 67% и проката — 65% довоенного уровня (стр. 457). Напряженно и самоотверженно трудились металлурги страны, снабжая металлом во все возрастающем количестве военную промышленность. В короткие сроки они освоили выпуск новых марок чугуна, высоколегированных сталей, проката и брони, необходимых для производства боевой техники.

Огромное внимание партия и правительство уделяли вопросам добычи топлива. Это была одна из самых сложных проблем военной экономики. Росло военное производство, росли и потребности в каменном угле. В то же время источники его добычи в первый период войны значительно сократились. Был временно потерян Донбасс, вышла из строя «Московская кочегарка». Оккупированные врагом районы страны давали до войны 63% общей добычи угля¹⁵ . Центр снабжения страны топливом переместился в Кузбасс и Караганду. Большие задачи партия поставила и перед горняками Урала, Дальнего Востока, Печорского угольного бассейна. 8 декабря 1941 г. Совет Народных Комиссаров СССР, выполняя указания Центрального Комитета партии, принял постановление «О развитии добычи угля в восточных районах СССР». Перед угольной промышленностью была поставлена задача увеличить среднесуточную добычу угля в восточных районах со 180 тыс. тонн в ноябре 1941 г. до 265 тыс. тонн во II квартале 1942 года. В постановлении определялся объем строительства новых шахт и сроки их пуска в эксплуатацию¹⁶ . Однако и в Кузбассе и в Карагандинском угольном бассейне вследствие ряда крупных недостатков в хозяйственном и партийном руководстве добыча угля, особенно коксующегося, необходимого металлургии, за 8 месяцев 1942 г. не только не поднялась, но даже снизилась: Кузбасс, выполнив производственный план на 70,8%, недодал стране 5200 тыс. т угля, Карагандинский угольный бассейн выполнил план на 76,3% и недодал стране 1300 тыс. т угля¹⁷ .

24 сентября 1942 г. Центральный Комитет партии, рассмотрев создавшееся положение, принял постановления о мерах по улучшению партийной работы в угольных районах Кузбасса и Карагандинском угольном бассейне¹⁸ . Он обязал Новосибирский и Карагандинский обкомы партии тщательно разобраться в положении дел на каждой шахте в отдельности, добиться того, чтобы в кратчайший срок шахты стали

¹⁴ «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917 — 1967 гг.)». Т. 3, стр. 95

¹⁵ «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 2, стр. 155.

¹⁶ Там же.

¹⁷ «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917 — 1967 гг.)». Т. 3, стр. 73, 77.

¹⁸ Там же, стр. 73-80.

стр. 36

выполнять установленный им план добычи угля, и предупредил, что за невыполнение плана руководители обкомов и соответствующих горкомов партии будут строго наказываться. Центральный Комитет предложил парторганизациям «покончить с неправильной практикой отрыва партийно- массовой работы от задач выполнения государственного плана угольной промышленностью и добиться того, чтобы увеличение добычи угля стало главным во всей деятельности партийных организаций и их партийно-массовой работе»¹⁹ . Для повышения уровня партийной работы ЦК ВКП (б) усилил руководящие партийные органы угольных бассейнов Востока, направив туда группу партийных работников, командировал в угольные районы бригады ЦК ВКП (б) для оказания помощи партийным организациям, а также дополнительно ввел на многих крупных шахтах должность парторгов ЦК и освобожденных секретарей партбюро.

Одновременно партия и правительство приняли меры к увеличению капиталовложений в угольную промышленность. В 1943 г. они составили 1,3 млрд. руб. (почти в два раза больше, чем в 1942 г.), а в 1944 г. — 2,3 млрд. рублей (стр. 454). Наряду с этим совершенствовались организация труда на шахтах и организация подготовки новых кадров квалифицированных рабочих, повышалась заработная плата шахтерам, улучшались условия их труда и быта. На шахтах страны развертывалось социалистическое соревнование. После разгрома немецко-фашистских захватчиков под Москвой, Сталинградом и в Донбассе немедленно началось восстановление Подмосковного и Донецкого угольных бассейнов. Все эти меры партии и правительства способствовали увеличению добычи угля. В целом по стране в годы войны его добывалось: за второе полугодие 1941 г. — 59,5 млн. т, за 1942 г. — 75,5 млн. т, за 1943 г. -93,1 млн. т, за 1944 г. -121,5 млн. т, за 1945 г. -149,3 млн. тонн (стр. 452 — 453, карта). Это давало возможность все полнее удовлетворить потребности военного хозяйства в топливе.

С каждым днем войны росли потребности промышленности и фронта в жидком топливе. Однако в 1943 г. страна получила всего около 18 млн. т нефти, или на 4 млн. т меньше, чем в 1942 году²⁰ . В результате прорыва врага на Северный Кавказ создалась опасность захвата им основных нефтяных районов Советского Союза. В связи с этим многие нефтяные скважины в Грозном были законсервированы. Партия и правительство принимали меры к увеличению добычи нефти в районах «Второго Баку» (Урало-Волжский нефтяной район), Казахстана и Средней Азии. С целью расширения там нефтепромыслов были увеличены капиталовложения, из Грозного и Баку перебрасывались технические средства и оборудование. Местные партийные органы, всесторонне обсудив вопросы форсированного развития нефтяных промыслов, наметили конкретную программу действий, призвали работников нефтяной промышленности использовать все имевшиеся на предприятиях внутренние ресурсы для увеличения добычи нефти, ускорить ввод в строй новых скважин, активно применять прогрессивные методы работы. Нефтяники с большим энтузиазмом добивались выполнения поставленных перед ними задач. За 1943 г. они увеличили добычу нефти в районах «Второго Баку» на 9%, а на отдельных промыслах Казахстана — более чем в 4 раза²¹ . Успешно выполняли производственные задания предприятия нефтеперерабатывающей промышленности. Уже в 1943 г. производство бензина в Советском Союзе выросло

¹⁹ Там же, стр. 80.

²⁰ «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 3. М. 1961, стр. 155.

²¹ Там же, стр. 156.

стр. 37

в 1,1 раза по сравнению с 1942 г., дизельного топлива -в 2,3 раза, моторного топлива — в 1,7 раза²² .

В связи с ростом промышленности в восточных районах возросли потребности в электроэнергии, а между тем ее там и до войны не хватало. Поэтому Центральный Комитет принял ряд неотложных мер, направленных к укреплению энергетической базы промышленности. В соответствии с постановлением Государственного Комитета Обороны, принятым в августе 1942 г., на Востоке развернулось строительство новых электростанций, которое приравнивалось к первоочередным оборонным стройкам. Партийные организации Урала, Западной Сибири и Средней Азии систематически обсуждали вопросы расширения энергетических мощностей и наилучшего использования уже имевшихся. ЦК КП (б) Узбекистана решил при строительстве гидростанций широко использовать метод скоростных народных строек (стр. 455). За четыре года Отечественной войны в результате строительства новых и восстановления разрушенных были введены в действие турбинные электростанции общей мощностью 5 млн. киловатт²³ .

По мере продвижения Красной Армии на Запад партия делала все необходимое, чтобы быстро восстановить электростанции, разрушенные гитлеровскими захватчиками, построить в Европейской части СССР новые, наладить их работу. На крупные электростанции были назначены парторги ЦК ВКП(б). Топливом электростанции обеспечивались в первую очередь. Все эти и другие меры партии и правительства способствовали дальнейшему росту выработки электроэнергии в Советском Союзе. За второе полугодие 1941 г. было произведено электроэнергии 21,4 млрд. квтч, за 1942 г. — 29,1 млрд., за 1943 г. — 32,3 млрд., за 1944 г. — 39,2 млрд. и за 1945 г. — 43,3 млрд. киловатт-часов (стр. 452 — 453, карта).

Меры, принятые партией и правительством по укреплению основных отраслей тяжелой промышленности, создали благоприятные условия для дальнейшего развития военной промышленности. Уже в декабре 1942 г. авиапромышленность Советского Союза выпустила самолетов в 3,3 раза больше, чем в декабре 1941 года. Производство танков в 1942 г. выросло по сравнению с 1941 г. в 2 раза, а производство танковых дизель-моторов — в 4,6 раза²⁴ .

Но советская военная техника росла не только количественно. Она непрерывно совершенствовалась, качественное ее превосходство над боевой техникой гитлеровской Германии увеличивалось. Советские конструкторы, ученые, инженеры, рабочие, учитывая опыт войны, напряженно трудились над тем, чтобы давать Красной Армии и Военно-Морскому Флоту современную первоклассную боевую технику. Наши авиаконструкторы и конструкторы моторов за время войны дали 25 новых типов самолетов и 23 типа авиационных моторов, которые были запущены в серийное производство (стр. 459). Непрерывно развивалась танковая техника. Советские танки были лучшими в мире в течение всего периода войны. Танк Т-34 стал поистине легендарным. Дальнейшее свое развитие в ходе войны получили артиллерия, стрелковое вооружение, боеприпасы, в том числе реактивные снаряды и реактивная артиллерия, первоклассная тяжелая и зенитная артиллерия, крупные минометы, скорострельные пулеметы, пистолеты-автоматы и самозарядные винтовки.

Новые виды боевой техники, вооружения и боеприпасов быстро осваивались промышленностью. Партия принимала энергичные меры

²² Там же, стр. 157.

²³ См. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 6. М. 1965, стр. 64.

²⁴ Н. Вознесенский. Указ. соч., стр. 83.

стр. 38

к тому, чтобы организовать массовый выпуск современных образцов военной техники. В связи с этим в деятельности партийных организаций военной промышленности исключительное внимание уделялось созданию поточных линий и сокращению длительности производственного цикла, изменению технологического процесса с таким расчетом, чтобы организовать массовое поточное производство танков, самолетов, вооружения и боеприпасов. Применяя передовую технику и технологию, заменяя старые способы производства технически более совершенными, рабочие, инженеры и техники под руководством партийных организаций добивались слаженности и равномерности в работе предприятий, выполнения и перевыполнения производственных планов. Производство важнейших видов военной продукции в СССР за время войны характеризуется следующими данными: танков и САУ было произведено 104 тыс., самолетов — 137 тыс., артиллерийских орудий — 488 тысяч (стр. 644).

Заботясь об увеличении выпуска военной продукции для фронта, партия и правительство ни на одну минуту не ослабляли борьбы за ее высокое качество, за улучшение экономических показателей военной промышленности. Партия вовлекала в борьбу за работу без брака массы рабочих, инженеров и техников, развертывала социалистическое соревнование за звание «Отличник по качеству продукции». В 1942 г. Центральный Комитет партии предложил партийным организациям возглавить движение рабочих за режим экономии. На ряде крупных предприятий работала комиссия ЦК, выводы которой послужили основой для деятельности партийных организаций в борьбе за экономное использование на производстве сырья, материалов, топлива, электроэнергии.

В годы Великой Отечественной войны огромные задачи экономического и военно-политического значения партия поставила перед сельским хозяйством. Труженики села должны были бесперебойно снабжать Красную Армию и трудящихся страны продовольствием, промышленность — сырьем. Выполнение этих задач проходило в исключительно трудной обстановке, особенно в первые годы войны. Враг захватил территорию, на которой до войны находилось 47% посевных площадей (в том числе 38% посевов зерновых культур), 38% поголовья крупного рогатого скота, 60% поголовья свиней²⁵ . Наиболее трудоспособная и квалифицированная часть советских людей ушла на фронт. Главной силой в деревне становились женщины. Материально-техническая база сельского хозяйства резко сократилась в результате того, что на фронт были направлены тракторы, автомашины и лошади. Положение сильно осложнялось тем, что к концу 1941 г. почти в 2,5 раза уменьшилась численность сельских коммунистов и как следствие этого резко сократилось количество первичных партийных организаций: из 150 тыс. колхозов лишь 19 тыс. имели первичные партийные организации (стр. 301).

Но, несмотря на все трудности, вызванные войной, советское крестьянство было полно решимости выполнить свой долг перед Родиной. Центральный Комитет партии, республиканские, краевые, областные и районные партийные организации повседневно занимались вопросами обеспечения сева и уборки урожая, подготовки кадров, улучшения политико-массовой работы на селе, организации социалистического соревнования и т. д. Для проверки состояния сельского хозяйства в отдельных районах ЦК партии посылал комиссии, которые оказывали большую помощь местным партийным организациям в успешном реше-

²⁵ См. «Советская экономика в период Великой Отечественной войны. 1941- 1945 гг.». М. 1970, стр. 245; «Великая Отечественная война Советского Союза. Краткая история». Изд. 2, испр. и доп. М. 1970, стр. 106.

стр. 39

нии поставленных перед ними задач. Нередко для оказания помощи ка места выезжали члены Политбюро и ЦК партии. По призыву партии в колхозах, совхозах и МТС развернулась подготовка квалифицированных кадров. Сотни тысяч женщин стали работать трактористами, шоферами, ремонтными рабочими МТС, Их удельный вес среди механизаторов МТС поднялся с 7% в 1940 г. до 37% в 1942 году (стр. 302). В январе 1943 г. ЦК партии и правительство приняли постановление «О подготовке трактористов, комбайнеров, механиков и бригадиров тракторных бригад для МТС и совхозов»²⁶ . Перед партийными и советскими органами на местах была поставлена задача полностью обеспечить сельское хозяйство механизаторами. За годы войны было подготовлено 1,5 млн. механизаторов (стр. 467).

Несмотря на недостаток рабочей силы, колхозники трудились самоотверженно. Количество трудодней, выработанных каждым колхозником, непрерывно росло. Важную роль в этом сыграло постановление ЦК партии и Советского правительства о повышении обязательного минимума трудодней в колхозах примерно в 1,5 раза, принятое в феврале 1942 года²⁷ . Огромную помощь, особенно во время уборки урожая, деревня получала из города. Только в 1942 г. на полях работало свыше 3 млн. жителей городов²⁸ , а всего за четыре года войны горожане отработали в деревне более миллиарда трудодней (стр. 467). По мере того как Красная Армия освобождала от гитлеровских захватчиков родную землю, положение в сельском хозяйстве страны улучшалось. Центральный Комитет и правительство начали переключать часть средств на укрепление материально-технической базы сельского хозяйства. В 1944 г., когда вся советская территория была очищена от фашистов, наступил перелом в сельском хозяйстве: если в 1943 г. посевная площадь составила 63% довоенной, то в 1944 г. она достигла уже 73% уровня 1940 г., посевы зерновых культур увеличились по сравнению с 1943 г. на 11,5 млн. га, поголовье крупного рогатого скота в 1944 г. составило 81% довоенного, а в 1945 г. — 87%. Росла валовая продукция всего сельскохозяйственного производства. В 1944 г. она достигла 54%, а в 1945 г. — 60% довоенного уровня²⁹ .

Четкая и слаженная работа промышленности, сельского хозяйства и других отраслей военной экономики в огромной степени зависела от состояния транспорта. Без хорошо организованного, бесперебойно действующего транспорта невозможно было успешно перестроить народное хозяйство и перевести социалистическую экономику на военные рельсы. 24 июня 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) дало указание ввести на железнодорожном транспорте особый воинский график, по которому эшелоны с войсками и воинскими грузами пропускались в первую очередь. 30 июня Политбюро ЦК партии решило назначить на каждом фронте уполномоченного Наркомата путей сообщения,, который обязан был всю свою деятельность строго согласовывать с военным командованием (стр. 305).

В результате временной оккупации ряда районов страны эксплуатационная длина железнодорожной сети сократилась к началу декабря 1941 г. на 42% ³⁰ . Уменьшился парк паровозов и товарных вагонов, хотя значительная часть подвижного состава была эвакуирована на Восток. На транспорте не хватало квалифицированных рабочих, так как

²⁶ «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917 — 1967 гг.)». Т. 3, стр. 86 — 88.

²⁷ См. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 2, стр. 514.

²⁸ См. Б. С. Тельпуховский. Великая Отечественная война Советского Союза (1941 — 1945 гг.). Краткий очерк. М. 1959, стр. 162.

²⁹ См. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 -1945». Т. 6, стр. 67, 68.

³⁰ См. там же. Т. 2. стр. 172.

стр. 40

значительная часть их была призвана в Красную Армию, недоставало топлива, ухудшилось материально-техническое обеспечение. Но, несмотря на это, работники транспорта выполняли задачи, поставленные перед ними партией и правительством. Одна из таких задач состояла в том, чтобы ускорить продвижение воинских поездов к фронту. Одновременно с потоком поездов на запад, к фронту, шел встречный поток поездов на восток с эвакуированными людьми и промышленным оборудованием. Перебазирование в восточные районы страны тысяч предприятий и миллионов людей осуществлялось работниками не только железнодорожного, но также водного и других видов транспорта.

Центральный Комитет партии, направляя работу транспорта, оказывал ему повседневную помощь. В мае 1942 г. ГКО решил прекратить призыв железнодорожников в Красную Армию и вернуть, из нее на транспорт наиболее квалифицированных специалистов (стр. 307). В январе 1943 г. ЦК партии и Советское правительство обязали,ЦК компартий союзных республик, крайкомы, обкомы и советские органы оказывать железным дорогам систематическую помощь³¹ . На основе этих указаний железные дороги укреплялись партийными и хозяйственными кадрами, устанавливалась более тесная связь между территориальными партийными организациями и партийными организациями транспорта. На некоторых крупных железнодорожных станциях были созданы узловые партийные комитеты. На железные дороги направлялась дополнительно рабочая сила, улучшалось продовольственное и материально-техническое снабжение работников транспорта. Исключительно большую роль сыграл Указ Президиума Верховного Совета СССР о переводе железных дорог на военное положение, принятый 15 апреля 1943 г., и утвержденный вскоре после этого правительством новый дисциплинарный устав рабочих и служащих железнодорожного транспорта³² . «Воинский порядок на транспорте, беспрекословное подчинение воле командиров, воинская исполнительность железнодорожников, — писала «Правда» в передовой статье, — помогут Красной Армии нанести новые сокрушительные удары по врагу и одержать полную победу над проклятыми немецкими захватчиками»³³ . 8 мая 1943 г. военное положение было распространено на речной и морской транспорт³⁴ . Огромные усилия партии и правительства, трудовой героизм железнодорожников привели к улучшению работы транспорта. Грузооборот железнодорожного транспорта вырос с 217,8 млрд. т-км в 1942 г. до 281,3 млрд. в 1944 г. и 314 млрд. т-км в 1945 г., достигнув таким образом почти 84% довоенного уровня грузооборота (стр. 459). Значительно улучшилась работа и других видов транспорта.

Военная перестройка народного хозяйства страны сопровождалась внутренним перераспределением его партийных сил. В топливной промышленности, электроэнергетике, металлургии численность коммунистов, сильно сократившаяся в первое полугодие войны, затем непрерывно возрастала. За два года (1943 — 1944 гг.) в угольной промышленности число коммунистов возросло на 60%, а в металлургии — почти на 50%. В отраслях военной промышленности численность коммунистов в этот период значительно превышала довоенный уровень (стр. 437). В сельском хозяйстве численность коммунистов сокращалась вплоть до 1943 г., но уже к началу 1945 г. приблизилась к 70% довоенной (стр.375). Всего с 1 июля 1941 г. по 1 июля 1945 г. территориаль-

³¹ См «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. 1917 — 1967». Т. 3, стр. 88 — 90.

³² См. «Советская экономика в период Великой Отечественной войны. 1941 — 1945 гг.», стр. 318.

³³ «Правда», 17.IV.1943.

³⁴ См. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 3, стр. 193.

стр. 41

ные партийные организации приняли свыше 1 300 тыс. человек в кандидаты и около 900 тыс. человек в члены ВКП(б) (стр. 370).

Превращение восточных районов страны в основную военно-промышленную базу вызвало усиление партийных организаций ряда тыловых районов. Несмотря на мобилизации на фронт, численность коммунистов в решающих военно-промышленных центрах не только не снизилась, но даже возросла. Это было следствием как эвакуации наиболее квалифицированных специалистов и рабочих, так и увеличившегося приема в партию. Рост партийных рядов происходил во всех областях страны. Если на 1 июля 1941 г. партия насчитывала около 4 млн. человек, объединенных в 184 238 первичных партийных организациях, то к концу войны, несмотря на гибель 3 млн. коммунистов, она объединяла почти 6 млн. человек в 250 тыс. первичных партийных организаций³⁵ .

Партийное и государственное руководство экономикой в годы Великой Отечественной войны было важнейшим и решающим фактором, который предопределил экономическую победу нашей страны над фашистской Германией. Партия разработала военно-экономическую политику Советского государства и обеспечила проведение ее в жизнь. Она блестяще разрешила задачу использования в военных условиях преимуществ экономической системы социализма, мобилизации на нужды войны всей мощи социалистического народного хозяйства. С началом Великой Отечественной войны все силы партии и народа, все, чем располагало наше народное хозяйство, было мобилизовано на разгром врага. Требованиями войны диктовались распределение сил партии и их расстановка в тылу, в народном хозяйстве. Требования войны определяли содержание, формы и методы партийного и государственного руководства экономикой. В соответствии с этими требованиями была усилена ответственность партийных органов за состояние военного хозяйства, расширены чрезвычайные формы партийного руководства.

Научно обоснованное, дальновидное и четкое партийное и государственное руководство экономикой обеспечило в короткий срок создание и планомерный, быстрый рост слаженного военного хозяйства, максимально возможную в условиях войны пропорциональность в развитии отдельных отраслей, которая определялась в первую очередь потребностями фронта. Эти потребности обусловливали направление технического прогресса, внедрение передовой техники, технологии, организации труда и производства.

Советская военная экономика по темпам роста военного производства, по своим мобилизационным возможностям оказалась намного эффективнее, чем капиталистическая экономика фашистской Германии, задолго до войны переведенная на военные рельсы. Это и обеспечило Нашей стране материально- технические условия для достижения победы в Великой Отечественной войне.

³⁵ См. «Великая Отечественная война Советского Союза. Краткая история», стр. 600.

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ПАРТИЙНОЕ-И-ГОСУДАРСТВЕННОЕ-РУКОВОДСТВО-ЭКОНОМИКОЙ-В-ГОДЫ-ВЕЛИКОЙ-ОТЕЧЕСТВЕННОЙ-ВОЙНЫ

Похожие публикации: L^Russia L^World Y G

Двадцать шестой съезд КПСС, 1981 год
Достижения в развитии экономики и решении социальных задач могли быть более весомыми, если бы полнее использовались преимущества планового хозяйства, активнее вовлекались в оборот производственные резервы, настойчивее велась борьба с недостатками. Решение отдельных экономических и социальных задач было осложнено исчерпанием многих старых, в том числе крупных, месторождений полезных ископаемых, перемещением основных центров добывающей промышленности на Восток и Север, а также неблагоприятными погодными условиями для сельского хозяйства в 1977, 1979 и 1980 гг.
В области повышения эффективности производства, роста производительности труда не удалось решить задачи так, как намечалось планом.
Десятая пятилетка займет достойное место в истории героических дел советского народа. Наступившее десятилетие – новый крупный этап в создании материально-технической базы коммунизма, развитии общественных отношений, формировании нового человека.
В 80-е гг. Коммунистическая партия будет последовательно продолжать осуществление своей экономической стратегии. Более полно удовлетворять потребности населения в высококачественных и разнообразных продуктах питания, в промышленных товарах, предметах культурно-бытового и хозяйственного назначения и услугах.
Улучшать жилищные и культурно-бытовые условия жизни населения, добиться в основном обеспечения каждой семьи отдельной квартирой, развивать коммунальное хозяйство и транспорт, благоустройство городов и сел.
Постепенно преодолевать существующие различия между городом и деревней.
Увеличить к 1990 г. национальный доход, используемый на потребление и накопление, минимум в 1,4 раза.
Для выполнения поставленных задач необходимо умело использовать неисчерпаемые силы советского строя. Резко поднять эффективность производства, поставить все резервы на службу народному хозяйству – долг партийных, государственных, и хозяйственных органов, всех общественных организаций, трудовых коллективов, каждого советского человека. Общество может распределять лишь то, что произведено.
Должна быть усилена требовательность к кадрам за выполнение установленных заданий.
Все трудовые коллективы должны воспринимать курс на обеспечение роста эффективности как свое кровное дело.
Главная задача одиннадцатой пятилетки состоит в обеспечении дальнейшего роста благосостояния советских людей.
Повысить производительность общественного труда на 17-20%.
Значительно повысить качество всех видов выпускаемой продукции, расширять и обновлять ассортимент изделий в соответствии с современными требованиями развития народного хозяйства и научно-технического прогресса, а также растущими потребностями человека.
Бережно использовать материальные ресурсы.
Продолжить работу по более широкому вовлечению в хозяйственный оборот вторичных материальных и топливно-энергетических ресурсов, бытовых отходов, а также попутных продуктов.
Снижать себестоимость продукции и работ. Увеличить прибыль в промышленности и в строительстве примерно в 1,3 раза и в совхозах – в 1,7 раза.
Увеличить производство промышленной продукции за пятилетие на 26-28%, в том числе средств производства на 26-28% и предметов потребления на 27-29%.
Повысить производительность труда в промышленности на 23-25%.
Добиться коренного улучшения строительства, повышения эффективности капитальных вложений. Ограничить количество одновременно сооружаемых объектов, сократить сроки строительства. Довести в ближайшие годы объем незавершенного строительства и запасы неустановленного оборудования до нормативов.
Сооружение новых и расширение действующих предприятий начинать в том случае, если потребности народного хозяйства в данном виде продукции не могут быть обеспечены путем улучшения использования имеющихся производственных мощностей с учетом их реконструкции и технического перевооружения.
Повысить реальные доходы на душу населения на 16-18%.
Увеличить розничный товарооборот государственной и кооперативной торговли на 22-25%.
На основе последовательного решения продовольственной проблемы обеспечить дальнейшее улучшение питания населения за счет роста потребления наиболее ценных в питательном отношении продуктов.
Значительно увеличить продажу населению строительных материалов, а также некондиционных материалов и изделий для обеспечения ремонтных и других нужд в домашнем хозяйстве.
По мере создания условий и накопления ресурсов приступить к постепенному повышению минимальной заработной платы до 80 руб. в месяц.
Продолжить погашение государственных займов.
Совершенствовать в торговле и промышленности работу по изучению покупательского спроса, полнее учитывать специфику спроса различных групп населения и регионов страны.
Последовательно улучшать жилищные условия советских людей.
Расширить сеть молодежных общежитий при предприятиях и учреждениях.
Расширить возможности индивидуального строительства жилых домов.
Повысить роль планирования как центрального звена в управлении народным хозяйством.
Обеспечить в планировании правильное определение первоочередных задач.
Усилить режим экономии, укрепить хозяйственный расчет.
Добиваться повышения рентабельности, ликвидации убыточности производства, увеличения прибыли, и прежде всего за счет снижения себестоимости, роста производительности труда и улучшения качества продукции.
Ужесточать требования к эффективности и быстрой окупаемости новой техники и продукции, новостроек.
Продолжить совершенствование системы материального поощрения с учетом конкретного вклада каждого трудового коллектива и отдельного работника в достигнутые результаты.
Повысить роль финансово-кредитных рычагов в интенсификации производства, укреплении хозрасчета, усилении режима экономии.
Укрепить государственную дисциплину цен.
Улучшить стиль и методы руководства хозяйством на основе ленинских принципов управления. Повысить требовательность, научиться эффективнее работать, эффективнее хозяйствовать.
Добиться значительного улучшения трудовой дисциплины, порядка и организованности на производстве – непременного условия успешности выполнения планов экономического и социального развития, дальнейшего роста благосостояния советских людей.
Осуществить меры по закреплению кадров и снижению текучести рабочей силы.
Обеспечить дальнейшее развитие и повышение эффективности сети автоматизированных систем управления и вычислительных центров коллективного пользования, продолжая их объединение в единую общегосударственную систему сбора и обработки информации для учета, планирования и управления.

Двадцать седьмой съезд КПСС, 1986 год
Главной деятельностью партии была и остается экономика.
По выпуску ряда важнейших видов продукции Советский Союз прочно занимает первое место в мире. Отдавая должное достигнутому, съезд вместе с тем обращает внимание на трудности и негативные процессы в социально-экономическом развитии, которые проявились в 70-е и начале 80-х гг. В это время заметно снизились темпы роста экономики, производительности труда, ухудшились некоторые другие показатели эффективности, замедлился научно-технический прогресс, усилились диспропорции в экономике. Не выполнялись задания пятилетних планов. В руководстве хозяйством страны на всех уровнях перенести центр внимания с количественных показателей на качественные и эффективность, соответственно пересмотреть структурную и инвестиционную политику.
В связи с разворотом работ по реконструкции народного хозяйства съезд указывает на необходимость коренного улучшения капитального строительства, подъема на новый индустриальный и организационный уровень всего строительного комплекса, существенно сокращения инвестиционного цикла.
Основной упор необходимо сделать на полное использование действующих производственных мощностей, всемерную экономию сырья, материалов, топлива и энергии, применение ресурсосберегающей и безотходной технологии, вовлечение вторичных ресурсов, повышение ритмичности производства, безусловное выполнение договорных поставок. Следует приложить максимум усилий для коренного улучшения качества продукции и качества всей работы.
Необходимо всемерно повысить роль морального фактора в поощрении передовиков производства, шире развивать традиции ударничества, стахановского движения.
Решительно искоренять уравниловку, не допускать выплату не заработанных денег, незаслуженных премий. Осуществить в ближайшее время дополнительные меры, направленные против тунеядцев, расхитителей социалистической собственности, взяточников.
В период до 2000 г.:
Увеличить реальный доход на душу населения в 1,6-1,8 раза.
Поднять общественный престиж высококачественного труда и профессионального мастерства. Продолжить линию на повышение размера минимальной заработной платы и снижение налогов с населения.
Более полно удовлетворять растущие потребности советских людей в высококачественных и разнообразных товарах и услугах.
По значительному кругу продуктов питания и основных непродовольственных товаров достигнуть, а по некоторым вплотную приблизиться к уровню научно обоснованных норм рационального потребления.
Способствовать повышению культуры потребления, формированию разумных потребностей, соответствующих социалистическому образу жизни и отвечающих гармоничному развитию личности, возвышению духовных запросов человека.
Последовательно решать важнейшую социальную задачу по обеспечению практически каждой семьи отдельной квартирой или индивидуальным домом.
Увеличить национальный доход страны почти в 2 раза.
Поднять производительность общественного труда в 2,3-2,5 раза.
Снизить энергоемкость национального дохода не менее чем в 1,4 раза и металлоемкость почти в 2 раза.
Увеличить выпуск промышленной продукции не менее чем в 2 раза.
Поднять качество продукции и услуг до уровня лучших отечественных и мировых достижений.
Обеспечить дальнейшее развитие хозяйственного расчета. Повышать устойчивость рубля, укреплять денежное обращение в стране.
В реализации стратегических задач предстоящего пятнадцатилетия важнейшая роль принадлежит двенадцатой пятилетке.
Перевести в двенадцатой пятилетке все отрасли экономики на новые методы хозяйствования.
Поднять производительность общественного труда на 20-23%, в том числе в промышленности на 23-25%.
Считать делом первостепенной важности коренное повышение качества продукции и оказываемых услуг.
Усилить режим экономии.
Снизить себестоимость продукции и работ в промышленности на 4-5%, в строительстве – на 2-3%.
Машиностроительный комплекс.
Повысить производительность труда на 39-43%, снизить себестоимость продукции на 9-11%.
В черной металлургии.
Повысить производительность труда на 13-15%, снизить себестоимость продукции на 2-3%.
В цветной металлургии.
Повысить производительность труда на 6-7%.
В химической и нефтехимической промышленности.
Повысить производительность труда на 29-31%, снизить себестоимость продукции на 7-9%.
лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности.
Повысить производительность труда на 14-16%, снизить себестоимость продукции на 2-3%.
В промышленности строительных материалов.
Повысить производительность труда на 16-18%, снизить себестоимость продукции на 4-5%.
В электроэнергетике.
Повысить производительность труда на 21-23%, снизить себестоимость электрической и тепловой энергии на 4-5%.
В нефтяной промышленности.
Довести использование попутного нефтяного газа в 1990 году не менее чем до 90%.
В нефтеперерабатывающей промышленности.
Повысить производительность труда на 9-11%.
В газовой промышленности.
Повысить производительность труда не менее чем в 1,4 раза.
В легкой промышленности. Повысить производительность труда на 24-26%, снизить себестоимость продукции на 3-4%.
На железнодорожном транспорте. Повысить производительность труда работников, занятых на перевозках, на 10-12%.
Обеспечить с двенадцатой пятилетки строительство и ввод в действие объектов в нормативные сроки. Значительно снизить количество одновременно строящихся объектов. Начинать строительство производственных объектов лишь при полном использовании возможностей действующих предприятий и обеспеченности районов предпологаемого строительства трудовыми ресурсами.
Снизить стоимость строительства в расчете на единицу вводимой в действие мощности. Существенно поднять качество строительства.
Поднять производительность в строительстве на 16-17%.
Поднять общественное признание и престижность инженерного труда. Поднять роль и авторитет мастеров, конструкторов и технологов.
Продолжать погашение государственных займов.
Проводить снижение цен на отдельные товары по мере роста эффективности их производства и снижения себестоимости.
Утверждать трезвость как норму социалистического образа жизни. Настойчиво вести борьбу с пьянством и алкоголизмом, а также с вредными для здоровья людей привычками.
Улучшать жилищные условия советских людей.
Организовать массовый выпуск персональных компьютеров.
Осуществить комплекс мер, направленных на полное удовлетворение потребности народного хозяйства в таре.
Девятнадцатая партконференция, 1988 год
Приостановлено сползание страны к экономическому и социально-политическому кризису.
Начался процесс оздоровления экономики страны, ее поворот к удовлетворению насущных потребностей людей. Набирают силу новые методы хозяйствования. В соответствии с Законом о государственном предприятии (объединении) идет перевод объединений и предприятий на хозрасчет и самоокупаемость.
Входят в жизнь новые, прогрессивные формы внутрипроизводственных трудовых отношений на основе подряда и аренды, а также индивидуальная трудовая деятельность. Идет перестройка организационных структур управления, направленная на создание благоприятных условий для эффективного хозяйствования первичных звеньев экономики.
Развернутая по инициативе партии работа позволила возобновить рост реальных доходов трудящихся. Реализуются практические меры по увеличению производства продуктов питания и предметов потребления, расширению жилищного строительства. Осуществляются реформы образования и здравоохранения. Духовная жизнь становится мощным фактором прогресса страны.
Вместе с тем конференция отмечает, что процессы перестройки идут противоречиво, сложно, трудно, в противоборстве старого и нового. И хотя налицо позитивные тенденции, есть первые результаты, коренного перелома в экономическом, социальном и культурном развитии не произошло. Механизм торможения полностью еще не демонтирован и не заменен механизмом ускорения. Экономика продолжает во многом движение по экстенсивному пути. Давление валовых, объемных подходов не преодолено.
Структура экономики сохраняет в основном затратный характер. Медленно развертывается научно-технический прогресс, не выполняются планы по увеличению национального дохода и ресурсосбережению. Нет заметного улучшения в качестве продукции. Остается сложным финансовое положение страны. Сохраняется напряжение в снабжении продовольствием, товарами народного потребления, не удовлетворяется спрос населения на услуги. Продолжает оставаться острой жилищная проблема.
Вводимый новый экономический механизм пробуксовывает подчас из-за того, что в центральных ведомствах не выполняются должным образом соответствующие постановления партии и правительства. Серьезным препятствием интенсивному развитию экономики остаются уравнительность и иждивенчество.
В различных звеньях общества, включая трудовые коллективы, не изменилось как следует само отношение к труду, к делу. Добросовестное выполнение своих обязанностей не стало еще нормой. Не отвечает требованиям перестройки уровень трудовой дисциплины. Все это сказывается на конечных результатах работы.
Стержнем всей структурной и инвестиционной политики, исходной основой формирования темпов и пропорций воспроизводства должна стать линия XXVII съезда КПСС на социальную переориентацию экономики. Она неразрывно связана с новым качеством экономического роста, всесторонней интенсификацией производства, ресурсосбережением, ускорением научно-технического прогресса, реконструкцией машиностроения. Такой подход должен определять и концепцию тринадцатой пятилетки.
Прежде всего надо добиться существенного улучшения продовольственного снабжения страны. Это крупнейший социально-политический вопрос.
Используя возможности нового механизма хозяйствования, необходимо ускорить насыщение рынка разнообразными товарами и услугами, повсеместно развернуть работу по увеличению выпуска товаров народного потребления. Требуется коренное перевооружение легкой промышленности и других отраслей, выпускающих товары массового спроса.
Надо резко усилить заинтересованность людей в наивысших конечных результатах, до конца преодолеть уравнительность, смелее и повсеместно руководствоваться принципом оплаты труда по его количеству и особенно качеству, не допускать такого положения, когда можно безбедно жить при плохой работе.
Конференция подчеркивает, что решение всех экономических и социальных задач может быть обеспечено только на основе добросовестного и высокопроизводительного труда советских людей.
Ускорить переход к оптовой торговле средствами производства, осуществление программы финансового оздоровления народного хозяйства, включая наведение порядка в бюджете, финансово-кредитной системе, деятельности банков. После всенародного обсуждения провести реформу ценообразования, пересмотр оптовых, закупочных и розничных цен. При осуществлении реформы розничных цен твердо исходить из принципа, что изменение цен не должно нанести какого-либо ущерба жизненному уровню людей.
Партия полна решимости содействовать укреплению социальных прав трудящихся, являющихся ярким выражением преимуществ социалистического общественного строя. Успехи на этом пути будут определяться последовательной реализацией хозяйственной реформы, ускорением социально-экономического развития страны. В этой связи конференция подчеркивает необходимость укрепления дисциплины труда, сознательного и творческого подхода работников к своим производственным обязанностям. От отношения к труду каждого коллектива и каждого советского человека зависят в конечном счете уровень и качество социальных благ, которые общество может предоставить своим членам.
Конференция одобряет принятые меры по резкому увеличению объемов, темпов и улучшению качества жилищного строительства с целью выполнения поставленной XXVII съездом КПСС задачи обеспечить к 2000 году практически каждую семью отдельной квартирой или домом.
Двадцатый восьмой съезд КПСС, 1990 год
В период между XXVII и XXVIII съездами партии произошли глубокие изменения в жизни общества. Центральный комитет КПСС, Политбюро ЦК, как коллективные органы политического руководства, нацеливали партию, все прогрессивные силы на революционный поворот страны к гуманизму, демократии, социальной справедливости. Государственно-монопольные производственные отношения, отчуждавшие трудящихся от собственности и результатов их труда, демонтируются. Складываются условия для свободного состязания социалистических производителей. Таким образом, принятые в период перестройки партийные решения создали возможность для практических действий по возрождению народовластия, выработке правовых основ демократического государства, формированию нового политического мышления, осуществлению экономической реформы. Съезд подчеркивает, что судьба партии, ее исторические перспективы прямо связаны с достижением целей перестройки, улучшением жизни народа.
Съезд считает крайне важным, чтобы партийные организации активно участвовали в возрождающемся в стране рабочем и крестьянском движении.
Съезд подчеркивает: курс КПСС на перестройку и революционное обновление отвечает коренным интересам страны. Вместе с тем при его реализации ЦК КПСС, Политбюро, Секретариат ЦК не принимали должным образом в расчет экономические, социальные и нравственные последствия предпринимавшихся конкретных шагов. Кампания по борьбе с пьянством, практика организации кооперативов, переход к региональному хозрасчету и самостоятельности предприятий и ряд других крупных акций проводились несистемно, без предварительной основательной проработки в партийных организациях. Это снижало отдачу важных и нужных мер или даже приводило к противоположным результатам.
Требование XXVII съезда о социальной переориентации экономики, повороте ее к человеку не реализовано. Серьезную социальную напряженность и справедливое недовольство населения вызвали фактический развал потребительского рынка, усиление дефицита, обесценение рубля.
Резкое ослабление государственной и трудовой дисциплины, рост преступности, насилия, сопровождающиеся гибелью людей, появлением беженцев; коррупция, спекуляция, пьянство и наркомания, упадок нравственности вызывают тревогу, усложняют политическую обстановку.
Опасность для настоящего и будущего страны представляет бедственное состояние науки, образования, культуры, здравоохранения.
Съезд с тревогой отмечает, что положение в народном хозяйстве ухудшается, жизненный уровень населения снижается. Медленно перестраивается структура производства, выпуск необходимых населению товаров и услуг отстает от роста денежных доходов, по-прежнему велики потери рабочего времени и материальных ресурсов, экономика остается невосприимчивой к современным достижениям научно-технического прогресса. Основные причины кризиса в экономике: деформация социалистических производственных отношений, отчуждение труженика от собственности и управления, психология уравнительности и иждивенчества, монополизм и отсутствие рыночной оценки результатов труда, нарушение в последнее время управляемости народным хозяйством. Сложившиеся диспропорции в народном хозяйстве, непосильные для общества траты и расходы, сохранение затратного механизма хозяйствования, медлительность и просчеты в осуществлении радикальной реформы сдерживают повышение эффективности экономики.
Главным содержанием радикализации экономической реформы и улучшения положения дел в народном хозяйстве должен стать переход к рыночным отношениям. Регулируемая рыночная экономика расширит возможности реализации принципа: от каждого – по способности, каждому – по результатам труда, усилит мотивацию к высокопроизводительному и творческому труду, позволит создать эффективный механизм взаимовыгодных отношений производителя и потребителя, положит конец хроническому дефициту и очередям, подорвет базу для спекуляции и других проявлений теневой экономики.
Съезд считает важнейшей задачей коммунистов проведение широкой разъяснительной работы по подготовке общества к восприятию рыночных отношений. Политическая и организационная деятельность партийных организаций и комитетов должна быть направлена на формирование в обществе глубокого понимания того, что переход к рынку не имеет альтернативы и что такой переход – не самоцель, а средство повышения эффективности труда.
Партия должна проводить сильную и понятную народу социально-экономическую политику.
Демократическая национальная политика
Ленинская модель национальных отношений предполагала создание добровольного союза государств, основанного на свободном самоопределении народов. На этом пути были достигнуты несомненные успехи. Однако реальное формирование СССР осуществлялось согласно сталинским представлениям построения унитарного государства.
Рожденные перестройкой процессы общественного обновления во многих случаях обрели естественную форму национального возрождения и национальных движений. Демократические силы этих движений отражают законные устремления граждан всех национальностей к самоопределению и самоуправлению.
ЦК КПСС и высшее руководство партии не смогли своевременно оценить глубину деформаций и противоречий в сфере национальной политики, предусмотреть их воздействие на ход перестройки, преодолеть догматизм, выработать опережающий ход событий принципиально новые подходы.
Выход из создавшегося положения XXVIII съезд КПСС видит в том, чтобы четко обозначить сложившиеся реалии и их возможные последствия, предложить политическую стратегию в данной сфере.
Основой такой стратегии должно стать безусловное признание права как каждого народа, так и личности на самоопределение на основе свободного демократического выбора.
Общесоюзные и республиканские законодательные акты, принятые в последнее время, создали необходимые предпосылки для решения фундаментальной проблемы – подготовки и заключения нового Союзного договора. Съезд считает, что в его основу следует положить идею о союзе суверенных государств, в основе которой – реальное равноправие всех партнеров по договору, четкое определение статуса его участников, разграничение полномочий Союза и союзных республик, многовариантность связей между ними, добровольность и взаимная выгода. В этом процессе равноправными участниками должны стать все национально-государственные образования, включая автономные.
Делегаты XXVIII съезда КПСС осознают меру собственной исторической ответственности за принимаемые решения.
Источник

Директивная экономика — наше изобретение (Россия / СССР 1917-1991). Мы — первооткрыватели. Ее еще называют командной, административной, «сталинского типа». Или «социалистической», предтечей коммунизма, когда должны потечь молочные реки с кисельными берегами.

Клише социализма для нас — равенство, братство и коллективизм. Всё «бесплатно» — образование, медицина. Государство платит пенсии, а цены снижаются.

Реальность — другая. Ни разу в истории социалистические эксперименты (до 15 стран) и запреты частной собственности не заканчивались процветанием. Они неизменно приводили к жестким вертикалям, к дефицитам в потреблении, к потере интереса людей к деятельному существованию, к созданию «человека зависимого», к резкому отставанию в технологиях от рыночных обществ, к закрытости, к штамповке мозгов. А потом утопии разрушались — рано или поздно.

А, собственно, почему? Что не так в директивной экономике?

Строители Магнитогорского металлургического комбината. 1930 год. Фото: РИА Новости

КАК ОНА УСТРОЕНА

Собственность

Максимум собственности государства. «Уд. вес социалистического хозяйства» в основных фондах в 1924 г. — 59,8%, в 1958 г. — 99,99%, в национальном доходе в 1924 г. — 35%, в 1958 г. — 99,99%, в продукции промышленности в 1924 г. — 76,3%, в 1958 г. — 100%, в продукции сельского хозяйства в 1924 г. — 1,5%, в 1958 г. — 99,9%, в розничном товарообороте в 1924 г. — 47,3%, в 1958 г. — 100%»¹.

Есть, правда, еще «колхозные рынки», артели и кустари — но только чуть-чуть.

Ручное управление ценами, фондами и ресурсами

Директивные цены. Централизованное, сверху установление цен государством. Так же сверху «цена» денег (процент, курс рубля). Рыжков: «Загнали людей в форму. Целые поколения на этом выросли. Трудно переделывать себя» (1987)².

А что с рублем? Он — наша крепость? Нет, конечно! Как и в прошлом, рубль терял свою покупательную способность. В 1913 г. 1 кг сливочного масла в Москве стоил 1 руб. 22 коп³. Его цена в 1961-1990 гг. — 3 руб. 60 коп. Цены росли. А если и снижались «сверху» (1947-1954), то после их кратного роста (1941-1947) и изъятия денег у населения (денежная реформа 1947 г.)⁴.

Рубль 1947 года.

Централизованное, сверху планирование производства по детальной номенклатуре. Планы — директивы. В их основе материальные балансы и планы распределения. Заведомо невозможно обработать «космические» объемы информации, к тому же часто ложной (конфликты интересов). По всем канонам теории систем такая модель не жизнеспособна. Сталин с Вознесенским, председателем Госплана, лично распределяли в конце 1930-х 300 тонн молибдена, чтобы произвести бурильные трубы, которые бы не ломались⁵. Экономика так не живет. Неизменно приводит к дефицитам, устареванию, припискам.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев на «АвтоВазе». 1986 год. Фото: РИА Новости

Централизованное, сверху распределение продукции между потребителями. Как только что-то не так с вертикалями власти, все цепочки поставок сразу рушатся. Вот крик о помощи наверх: в Москве «снабжение населения продовольственными товарами продолжает оставаться критическим… Фонды и ресурсы на все основные товары ранее выделялись Министерствами торговли СССР и РСФСР… Однако из-за нарушения хозяйственных связей, невыполнения плановых поставок обострили ситуацию… Город недополучил более 93 тыс. тонн мясопродуктов из суверенных республик и областей России (Украина — 3 тыс. тонн, Литва — 21 тыс. тонн, Молдова — 14 тыс. тонн, области России — 2 тыс. тонн) и по импорту — 52 тыс. тонн». Дефицит мяса на ноябрь — декабрь 1991 г. — 150 тыс. тонн⁶.

Таких просьб из регионов в 1991 г. были десятки.

Централизованное, сверху финансирование (бюджет, кредитный план, сводный финансовый баланс, финансовые планы «снизу — доверху»), госбанки. Зверев: «В начале первой пятилетки через бюджет перераспределялось только 27% национального дохода, а в 1940 г. — 54%»⁷. В 1980-85 гг. эта доля доходила до 67-69%⁸. Горбачев: «Кредит превратился у нас в безвозвратное финансирование… Вся прибыль планируется сверху» (1987)⁹.

Административный контроль сверху за исполнением планов. Выговоры, партийные взыскания, увольнения, посадки. Микоян: «Тогда обычные недостатки, аварии… объявлялись вредительством, в то время как сознательного вредительства… по существу и не было»¹⁰.

Островки инноваций

Инновации подавлены, царствуют копии, заимствования. Острова высоких технологий — там, где есть реальная внешняя конкуренция (оборонка). Горбачев: «В науке… — много нерешенного. Много там хороших заделов, но в практику идет мизер» (1986)¹¹. «В военной области электроники мы на уровне с США, в гражданской — отстали в 9-10 раз» (Политбюро, 1988)¹². Рыжков: «НТР. Не происходит коренных сдвигов. Как в вату бьем… 5000 институтов в стране и столько конструкторских бюро! И мизерный результат с точки зрения научно-технического прогресса» (1987)¹³.

Какие там инновации, пронизывающие каждую клеточку общества! Вместо них грандиозные проекты, десятки лет одна и та же модель автомашины — копия западной. Централизация (всего и вся) не любит инноваций, они взламывают иерархии, нарушают обычный ход вещей. Инновации — это высочайшие риски, мелкие, гибкие компании, огромный личный интерес, прежде всего, денежный. Они абсолютно противоречат духу директивной экономики. А «собрать всё в мощных руках государства, в единый кулак» и тогда всё получится — это глубокое заблуждение. Да, получатся островки высоких технологий, больше всего в «оборонке», но никак не инновационная экономика в целом.

Динозавры неповоротливы, волки и газели — гибки и быстры.

Огромные потери

Сверхзатратная экономика (нет интереса к снижению затрат, нет рыночного контроля за ними). Есть, наоборот, интерес накрутить затраты, приписать. Ничего своего, огромные потери неизбежны. Горбачев: «Вот статистика за 1981-1985 годы. Из 13 млн овощной продукции в хранилищах Москвы 3,3 млн тонн погибло»¹⁴.

Беломорканал. Дробление камня вручную. 1930-е годы.

КАК УСТРОЕНЫ ЛЮДИ

Централизованное, сверху распределение рабочей силы, ограничение ее «самовольной» мобильности, без принудительного труда — никак (армия, заключенные, спецпоселенцы). В мае 1938 г. в 28 лагерях НКВД 891 тыс. заключенных, из них «на производственных и строительных работах — 625 тыс. чел.» (70%)¹⁵. В июне 1948 г. «из общего количества заключенных… работающих — 1702 тыс. чел.»¹⁶. «Главное управление лагерей железнодорожного строительства… осуществляет строительство…: на Дальнем Востоке — Байкало-Амурская ж.д. магистраль… железнодорожная линия в Монголии… железнодорожной линии Воркута — Обская губа и… морского порта… Северо-Печорской ж.д. магистрали… Потребность рабочей силы на III квартал — 329,8 тыс. чел… в том числе работающих заключенных — 248,3 тыс. чел.»¹⁷. Таких крупнейших строек были десятки.

С 1930-х встали на ноги, кроме «лагерной», «военно-строительная экономика», «железнодорожные войска», мобилизации (молодежные, партийные, «доценты с кандидатами»), студенческие и школьные «армии» на летних и осенних полях, городских стройках и базах. «Ночные смены. Высокая температура. Низкая зарплата… Приходится привлекать студентов, заключенных, солдат» (Политбюро, 1986)¹⁸.

Жесткая регламентация всех сфер жизни — контроль массового поведения, иерархическая «пирамида» в личном доступе к ресурсам (еда, одежда, отдых, жилье, образование, поездки за рубеж и т.п.).

Низкий уровень оплаты труда, за счет этого — «бесплатные» медицина, образование, частично спорт, отдых и т.п., низкий уровень сбережений, их регулярные отъемы (денежные реформы, прямые изъятия, принудительные займы, их дефолты). Вечно отстающая «социалка». Горбачев: «Привыкли смотреть на народ, как на дешевый товар, как на рабочую силу»¹⁹.

Закрытая экономика (почти полный запрет для населения валютных операций, перевода денег за рубеж, валютного рынка, госмонополия внешней торговли). Ноль финансовых рынков. Ст. 88 УК РСФСР 1960 г. — за нарушение этих запретов, за «спекуляцию» лишение свободы от 3 до 15 лет, ссылка от 2 до 5 лет, конфискации и, как крайняя, «высшая мера наказания».

Продажа бытовой техники. 1958 год. Фото: ТАСС

КАК УСТРОЕНА «СОЦИАЛКА»

Милитаризованная экономика, гражданское производство — что останется. Микоян: «После войны я вновь вернулся к вопросу о массовом производстве домашних холодильников. Мне удалось уговорить Сталина организовать их производство на Московском автомобильном заводе ЗИС… на Саратовском авиационном заводе и Муромском заводе»²⁰. Удалось уговорить! Он долгое время был против.

Общество дефицитов, неспособность покрыть спрос (нет экономического интереса, рынков, невозможно «сверху» учесть и реализовать все потребности, нерешаемая задача в управлении сверхсложной системой из сотен миллионов человек и сотен тысяч предприятий). Рыжков: «Мы чувствовали, что народ устал выполнять государственные задачи за счет своего благополучия» (1985-1986)²¹. Горбачев: «Со снабжением овощами Москвы провал. В 500 м от базы, где сотни тонн овощей, торговать нечем» (1986)²². «Люди по 10-15 лет стоят в очереди на жилье. Город на воде, а воды нет. Нет детской одежды в продаже. Не знают, что такое мороженое. В продаже нет яблок» (о Комсомольске-на-Амуре, 1986). «В Новотроицке 11 тыс. человек живут в бараках, которые, по отчету, мы давно уничтожили» (Политбюро, 1987). «До каких пор Госплан и Минфин будут заниматься каждой лавчонкой?!» (1987)²³.

Такие экономики «беременны» снабжением по карточкам, по нормам («не больше чем… в одни руки»), очередями, глубоким неравенством в снабжении (часть регионов и отраслей на привилегиях), торговлей по «блату», спецраспределителями (для «верхов» и их обслуги), особыми торговыми сетями («Торгсин» в 1930-х, коммерческие магазины в 1940-х, валютные «спецотделы», «Березка» в 1960-х — 1980-х), в которых есть «всё».

Карточки / талоны в XX веке: 1916-1921, 1929-1935, 1941-1947, конец 1970-х-начало 1980-х годов (отдельные регионы), 1989-1991 гг. Свидетельств карточек в начале 1980-х множество. «В 1981-1982 гг. в Челябинской области были введены талоны — заказы на продукцию животноводства (приказ по Управлению торговли Челябинского облисполкома от 18.03.1982 N31), в Пермской области мясо по талонам начали продавать еще в 1977 г.)»²⁴.

«Соцсектор» так и не смог накормить население. В 1985 г. в личных подсобных хозяйствах производились 27% мяса, 23% молока, 28% яиц, 26% шерсти, 57% плодов и ягод, 19% винограда. На них приходились 45% посевных площадей под картофель и овощи (доля урожая — не ниже)²⁵.

Плакат, украшавший площадь Свердлова (ныне Театральная) в Москве. 1981 год.

КАК УСТРОЕНО ПАРТИЙНОЕ РУКОВОДСТВО

Монополизм идеологии. Внеэкономическое, «партийное» руководство экономикой, подчиненное политическим целям. Жесткая пропагандистская машина, обеспечивающая однородность мышления, уход в схоластику. Централизм, монополия на политическую и экономическую власть (личность, партия). Номенклатурная сменяемость кадров. Рыжков: «Большинство из нас не очень понимало, почему партийные комитеты вообще должны руководить конкретной хозяйственной деятельностью»²⁶. Горбачев: «Навалили на партию всё…: как доить, как кормить коров, какой окислитель класть в яму с силосом — вот до чего дошли». «По-прежнему смотрят в рот начальству… Продолжают кивать на Центр, даже когда речь идет о сугубо местных вопросах» (1987)²⁷.

Максимум закрытой информации. Гостайна, «для служебного пользования» в самых простых вещах. Как может развиваться общество, так мало знающее о самом себе?

Директивная модель: есть ли «за»? Да, есть. Эффектно работает в моменты крайнего напряжения сил, рывков, «догнать и перегнать». Во время войн. Во время отчаянных попыток технологических модернизаций, пропитанных насилием, превращаясь в мобилизационную экономику.

Но потом становится путами для общества. Почему? Клетка.

Подзабытые картинки позднего Советского Союза: очереди, талоны… 1991 год.

КАК ВСЁ УСТРОИТЬ ПОСЛЕ ДИНОЗАВРОВ

В директивной модели гораздо меньше свободы, чем нужно для развития. Она противоречит природе человека — думающего, двигающегося, охотника. Запирает в клетки. Подчиняться, служить, нравиться, уметь отчитаться, быть как все, быть в требуемых форматах. Не посягать на тех, кто наверху, не конкурировать с ними.

Всё живое, поколение за поколением, начинает «вымирать». Самых сильных выбивает, что не исключает ярких примеров служения обществу. Возникает отрицательный управленческий отбор. Система отбирает всё более слабых. Горбачев: «Какие у нас кадры. Позорище!»²⁸.

Система — нечеловеческая, она пренебрегает личным. «Мне сшили костюм и ботинки «на европейский манер». Товарищам, которые ехали со мной, в Москве тоже сшили костюмы в ателье. Когда мы вышли на берлинском вокзале, то заметили, что все немцы с удивлением смотрят на нас… Оборачиваюсь и вижу, что все мы в одинаковых шляпах, ботинках и костюмах, одного цвета и фасона»²⁹.

Каждому по потребностям — не получится ни за что.

Обречено на отставание. Резкие ускорения на 5-10 лет возможны. Взрыв энергии народа в 1917-1920-х очевиден («всё теперь наше, строим новую жизнь»). Но если директивная экономика существует поколениями, она неизбежно отстает в технологиях. Общее мнение середины 1980-х (в массе докладных записок) — отставание от Запада на 10-15 лет.

Студенты «на картошке». 1980-е годы. Фото: РИА Новости

Динозавры неповоротливы, они рано или поздно уходят со сцены. Естественный отбор и в том, как устроены общества. Он был, есть и будет. Одни слабеют, другие опережают. Так ушла со сцены директивная экономика 1917-1980-х. А что вместо нее? Социальная рыночная экономика?

Выбор по-прежнему за нами. Нужно разбираться. Решение все равно придется искать.

_{1. Народ. хоз-во СССР в 1957 г. М.: Госстатиздат, 1959. С. 57.}
_{2. В Политбюро ЦК КПСС… По записям А. Черняева, В. Медведева, Г. Шахназарова (1985-1991). М.: Горбачев-Фонд, 2010. С. 171.}
_{3. Россия. 1913 год. Стат.-документ. справочник. Спб.: ИРИ РАН, Блиц, 1995. С. 317-318.}
_{4. Миркин Я. Шесть сталинских ценовых послаблений // Родина, 2022, N1. С. 28-33.}
_{5. Байбаков Н. Собр. соч. в 10 т. Т. 5. М.: Фонд инноваций им. Н.К. Байбакова, 2011. С. 42.}
_{6. Письмо премьера Правительства Москвы Ю. Лужкова Первому заму председателя Правительства РСФСР Г. Бурбулису от 22.11.1991 N4-14/3652. Архив Е.Т. Гайдара. Доступ: http://gaidar-arc.ru/file/bulletin-1/DEFAULT/org.stretto.plugins.bulletin.core.Article/file/776. Обращение 28.11.2021.}
_{7. Зверев А. Записки министра. М.: ИПЛ, 1973. С. 187.}
_{8. Народ. хоз-во СССР в 1988 г. М.: ФИС, 1989. С. 16, 624; Народ. хоз-во СССР за 70 лет. М.: ФИС, 1987. С. 628.}
_{9. В Политбюро ЦК КПСС … С. 167, 168.}
_{10. Микоян А. Так было. М.: Вагриус, 1999.}
_{11. В Политбюро ЦК КПСС… С. 73.}
_{12. Там же. С. 355.}
_{13. Там же. С. 149.}
_{14. Там же. С. 43.}
_{15. Объяснит. записка к сводке о трудовом использовании заключенных в лагерях НКВД за май 1938 г. // История сталинского ГУЛАГА. Т. 3. М.: РОССПЭН, 2004. С. 144.}
_{16. Справка МВД СССР о распределении и трудовом использовании заключенных лагерей и колоний на 15.06.1948 // Там же. С. 245.}
_{17. Там же. С. 248.}
_{18. В Политбюро ЦК КПСС… С. 88.}
_{19. Там же. С. 72.}
_{20. Микоян А. Так было. М.: Вагриус, 1999.}
_{21. Рыжков Н. Десять лет великих потрясений. М.: «Книга. Просвещение. Милосердие», 1995. С. 68.}
_{22. В Политбюро ЦК КПСС… С. 63}
_{23. Там же. С. 72, 150, 154.}
_{24. Балакин В. Потребности, потребление и система распределения в СССР. 1970-е — начало 1980-х // Мат-лы 66-й науч. конф.; ЮУрГУ. Челябинск: Издат. центр ЮУрГУ, 2014. С. 897.}
_{25. Народ. хоз-во СССР в 1985 г. М.: ФИС, 1986. С. 207, 217, 240-241.}
_{26. Рыжков Н. Десять лет великих потрясений. С. 65.}
_{27. В Политбюро ЦК КПСС… С. 153, 328.}
_{28. Там же. С. 150.}
_{29. Микоян А. Так было. М.: Вагриус, 1999.}

Источник

Трехступенчатая система управления

Практически в рамках ВСНХ были созданы, хотя еще и не оформлены, отраслевые наркоматы.

Описанная структура – это только основа системы. Чтобы она заработала потребовались еще учреждения.

В целом можно сказать следующее:

Контроль: внутренний, партийный и внешний

Выводы

Дмитрий Журавлев – директор Института региональных проблема, специально для ИА “Реалист”

Источник

2.1. ФАКТОРЫ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ

Многочисленные факторы влияли на определение экономической политики советским руководством в данный период. Во-первых, доктринальные факторы. Для советского руководства того поколения, получившего политическое образование в 30-40-е годы, существовали понятия, которые оно считало священными и неприкосновенными. К ним относилось господство общественной собственности в экономике и необходимость народнохозяйственного планирования, полная занятость населения, монополия внешней торговли, интернациональная экономическая помощь своим союзникам. Выступить тогда против этих принципов означало сразу оказаться вне партийного руководства или даже вне партии. Робкая попытка П. Шелеста в середине 60-х годов предоставить Украине некоторую (в торговле со странами, которые не торгуют с Советским Союзом) самостоятельность в проведении внешнеэкономических связей вызвала единодушный отпор всех членов Политбюро и руководителей экономических ведомств, и Шелест немедленно от нее отказался [1].

Во-вторых, конкретная экономическая ситуация в стране (и в этом советское руководство поступало, как и руководство многих других стран). К изменениям экономической политики его подталкивало ухудшение экономического положения, удовлетворительное экономическое положение способствовало сохранению прежнего экономического курса: от добра добра не ищут. В отличие от прежнего политического руководства брежневское не строило долгосрочных планов типа плана ГОЭЛРО или 20-летнего плана строительства коммунистического общества в Программе КПСС. Об этой программе благополучно забыли. Лишь в середине 70-х годов вновь вспомнили о необходимости долгосрочных планов, но они остались скорее упражнениями для научных работников, нежели имели практическое значение в экономической политике. Они так и не получили никакой официальной санкции.

В-третьих, сильное влияние оказывали политические события в СССР и в других странах, связанные с экономической политикой. Волнения в Новочеркасске в 1962 году надолго отбили желание менять розничные цены на продовольствие, хотя острая необходимость их повышения росла в 70-80-е годы, по мере роста субсидий на мясомолочные изделия. Волнения рабочих в Польше в 70-80-е годы толкали на выработку мер по подъему уровня жизни советских людей, чтобы избежать аналогичных событий. Поэтому в планы на девятую и одиннадцатую пятилетки был заложен курс на преимущественное развитие производства товаров группы Б.

В-четвертых, огромное значение имел профессиональный и интеллектуальный уровень высших советских руководителей, о чем уже говорилось выше. Среди них вообще не было профессиональных экономистов, и хотя зачастую они имели производственный опыт и знание жизни, теоретические знания у них отсутствовали. У подавляющего большинства советских руководителей не было даже понимания необходимости таких знаний. Экономическая теория ассоциировалась в их сознании с нудными, далекими от жизни учебниками по политэкономии, по которым они учились в советских вузах. Экономические советники из числа научных работников привлекались ими, судя по воспоминаниям, преимущественно для написания речей, а не для выработки экономической политики в стране. Впрочем, многие из советников (например, академики Н.И. Иноземцев и Г.А. Арбатов) сами не имели каких-либо серьезных научных заслуг в экономике и в лучшем случае могли пересказать выводы своих подчиненных в руководимых ими научных институтах Академии наук СССР, знакомых с капиталистической экономикой, но далеких от практики экономической жизни в СССР. Высшие руководители послесталинского периода в своем отношении к экономической науке коренным образом отличались от Ленина и Сталина, которые и сами обладали серьезными экономическими познаниями (особенно Ленин), и умели находить себе квалифицированных экономических советников среди ученых старшего поколения, получивших экономическое образование еще до революции и имевших крупные научные заслуги (например, академики Е. Варга и С. Струмилин).

Проблем экономической политики, с которыми сталкивались советские руководители, — множество, и нет возможности (и необходимости) все их рассмотреть. Остановлюсь поэтому только на важнейших.

2.2. СТРУКТУРНАЯ ПОЛИТИКА

Структурная политика всегда находилась в центре внимания советского государственного руководства. Именно коренное изменение структуры экономики явилось решающим фактором динамичного развития советской экономики в 30-50-е годы. Вместе с тем этот период, с его огромными потрясениями и жертвами, показал опасность чрезмерно быстрых и резких структурн^хх сдвигов в экономике. Это убеждение окрепло у советского руководства в результате трудностей, возникших в ходе реализации структурных сдвигов, начатых Н.С. Хрущевым, в частности, ускоренного развития химической промышленности и структуры зернового производства в пользу кукурузы.

Брежневское руководство оказалось консервативным и в области структурной политики, в чем также проявились его застойные черты. Риску и неизбежным трудностям быстрых структурных изменений оно предпочитало более спокойное и плавное развитие. Тем более что необходимости в этих быстрых изменениях не было — они не казались ему столь же насущны, как в сталинские времена.

В центре внимания советского руководства в 60-80-е годы находились пропорции между развитием потребительского, инвестиционного и военного секторов экономики. Дискуссии о соотношении этих секторов прямо или косвенно начиналось чаще всего при обсуждении директив по составлению пятилетних планов. Поскольку статистически эти секторы прямо не отражались в принятой схеме плановых показателей, дискуссии практически велись вокруг динамики развития конкретных отраслей экономики, в которых овеществлялась продукция этих секторов: сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности, гражданского и оборонного машиностроения и т.д. Еще более предметно дискутировали при решении вопроса о распределении капитальных вложений по отраслям экономики и при определении отраслевой структуры экспорта и импорта. Другим (хотя и не совсем точным) выражением той же проблемы явилось определение соотношения групп А и Б промышленности, соотношения динамики розничного товарооборота и капитальных вложений. Конечно, все эти проблемы возникали и при обсуждении вопроса о годовых народнохозяйственных планах, если развитие экономики (как это чаще всего и было) отклонялось от проектировок пятилетних планов.

К сожалению, для данного периода я не могу воспользоваться при рассмотрении всех этих проблем таким бесценным источником, как протоколы заседаний Президиума ЦК КПСС, которые пока еще не опубликованы. Поэтому приходится опираться на народнохозяйственные планы и воспоминания осведомленных современников о том, как эти вопросы обсуждались советским руководством.

Установившееся в 50-60-е годы относительное равновесие в экономике, ее довольно успешное развитие, как и довольно прочное международное положение СССР, и уже достигнутый высокий уровень военных расходов, давали основание полагать, что отсутствует необходимость в крупных изменениях указанных соотношений. Дискуссии шли о небольших их изменениях.

Поскольку советское руководство осознавало степень отставания уровня жизни в СССР по отношению к западным странам, оно при первой возможности ставило себе цель обеспечить более быстрый рост уровня жизни населения. Тем более что основной экономический закон развития советской экономики говорил о том же. Это желание было совершено искренним. Другое дело, насколько оно было осуществимо при господствовавшем хозяйственном механизме и стремлении сохранить крупные военные расходы.

После серьезных неудач с повышением уровня жизни населения в первой половине 60-х годов послехрущевскому руководству было желательно предстать в глазах населения в наилучшем виде. Курс на большее удовлетворение потребностей населения был достаточно отчетливо выражен уже в директивах плана на восьмую пятилетку. В нем предусматривался почти тот же рост производства товаров группы Б, что и группы А (соответственно по приросту на 43-46 и 49-52 %) с опережением группы А лишь в 1,1-1,2 раза, вместо 1,6 раза — в предыдущие 15 лет [2]. Справедливости ради надо отметить, что аналогичное сближение темпов роста предусматривалось и в семилетнем плане. Однако в отличие от периода семилетнего плана это намерение в восьмой пятилетке было даже несколько перевыполнено. Превышение роста группы А над группой Б составило 1,01 раза — самое небольшое за весь послевоенный период в пятилетнем разрезе [3].

Острая борьба вокруг соотношения между развитием потребительского и инвестиционного секторов возникла при подготовке девятого пятилетнего плана. Вот как об этом вспоминал Александр Бовин: «В январе разыгрались бурные события вокруг экономического раздела. Арбатов и Иноземцев доказывали Брежневу, что традиционный подход, когда группа А (производство средств производства) идет впереди группы Б (производство предметов потребления), — устарел. Производство для потребления, для повышения благосостояния людей — так надо ставить вопрос. Соответственно темпы роста группы Б должны быть выше, чем темпы роста группы А. После длительных дискуссий Брежнев согласился» [4]. Тем не менее даже после этого при редактировании текста доклада горячая дискуссия продолжалась. Противники этого решения указывали на военную опасность и необходимость укрепления обороны. Иноземцев обращал внимание на то, что при низкой заработной плате становится невыгодным внедрение новой техники [5]. Хочу в этой связи еще раз обратить внимание на то, что горячая дискуссия вокруг установок развития экономики в пятилетнем плане опровергает широко распространенный в западной советологической литературе тезис, что пятилетние планы всерьез не воспринимались советским руководством и носили чисто пропагандистский характер. Другое дело, что от этих проектировок легко отказывались, если экономическое развитие шло в ином, по сравнению с намеченным, направлении.

В директивах по составлению девятого пятилетнего плана впервые предусматривались более высокие темпы роста группы Б по сравнению с группой А: соответственно 44-48 и 41-45 % [6]. В то же время впервые рассчитанный в плане девятой пятилетки показатель роста I (средств производства) и II (предметов потребления) подразделений всей производственной сферы предусматривал некоторое небольшое (1,03 раза) превышение темпов роста I подразделения [7].

Намеченный в девятой пятилетке курс на преимущественное развитие производства потребительских товаров опирался на явно нереальные задания по повышению эффективности производства. Иноземцев, Арбатов и Бовин оказались плохими экономистами, ничуть не меньшими волюнтаристами, чем их политические противники. Фактически, в ходе выполнения девятого пятилетнего плана группа А росла быстрее, чем группа Б, хотя это превышение было небольшим (1,05 раза) [8].

Волюнтаристское планирование в девятой пятилетке, наряду с традиционными недостатками либеральной модели командной экономики, тяжело сказалось на развитии экономики. Ослабленное внимание к развитию инвестиционного сектора экономики по сравнению с оборонным и потребительским секторами привело к недовыполнению планов по вводу в действие производственных мощностей в ряде отраслей экономики, заданий по механизации ручного труда и к последующему замедлению развития и темпов роста производительности труда. Об этой опасности уже с начала 60-х годов предупреждал выдающийся советский экономист А. Ноткин [9]. Поскольку, однако, основные фонды по ошибочным данным ЦСУ СССР продолжали увеличиваться достаточно быстро, эта причина замедления экономического роста и других растущих проблем советской экономики выявлена не была. В то же время ограничивать военные расходы также не собирались. В результате уже к концу девятой пятилетки, по оценке Госплана СССР, “страна начала жить не по средствам, шло неуклонное нарастание зависимости от импорта многих товаров, в том числе и стратегических”» [10]. Тем не менее Брежнев на заседании Политбюро, состоявшемся 2 апреля 1975 года, через три дня после получения этого доклада, обвинил Госплан в «сгущении красок и назвал девятую пятилетку “нашей лучшей пятилеткой” [11]. После этого, чуть ли не прослезившись, он сел. Его тут же начали успокаивать» [12]. А.Н. Косыгин, судя по всему, не выступил в защиту Госплана.

В оценке Госпланом экономического положения СССР в середине 70-х годов особое внимание заслуживает констатация, что страна начинает жить не по средствам. В воспоминаниях Байбакова, откуда я взял это утверждение, его экономический смысл не раскрывается. Вряд ли речь шла только о возникшем уже небольшом дефиците государственного бюджета или даже о сокращении золотовалютных резервов. Допускаю, что квалифицированные работники Госплана СССР, хорошо знавшие реальное состояние экономики, имели в виду назревающее сокращение производственного потенциала, старение производственных фондов, что показывала даже официальная статистика. Именно последнее обстоятельство явно не понималось и не принималось в расчет Брежневым и его окружением, все более жившими только сегодняшним днем.

Об экономических приоритетах Брежнева достаточно точно говорит хорошо его знавший Александр Бовин: «В деятельности Брежнева выделяются два стратегических направления: улучшить жизнь людей, особенно деревни, и не допустить новой войны» [13], что означало не только линию на разрядку международной напряженности до середины 70-х годов, но и всемерное укрепление вооруженных сил, даже в ущерб экономике. О том же вспоминает и Горбачев, говоря, что «хлеб и оборона» были для Брежнева главными приоритетами [14]. Насколько сильной была зацикленность советского руководства на военных расходах, свидетельствует и тот факт, что в планах десятой и одиннадцатой пятилеток, в условиях уже фактически начавшегося экономического кризиса, предусматривался рост военных расходов в 2 раза больший, чем рост национального дохода.

Столкнувшись с сильным невыполнением плана девятой пятилетки (сориентированного на фактическое развитие экономики в предыдущей пятилетке) даже по данным официальной статистики, советское руководство план десятой пятилетки составило, ориентируясь на фактическое развитие экономики в девятой пятилетке. Теперь уже пришлось отказаться и от попыток более быстрыми темпами развивать группу Б.

Видимо, можно полагать, что 1975 год оказался последним, когда была возможность относительно безболезненного пересмотра экономической политики, и такая возможность была упущена, несмотря на рекомендации плановых работников, по вине недальновидного политического руководства СССР.

В середине десятой пятилетки выявились большие трудности с ее выполнением, хотя она была намного менее напряженной, чем предыдущая. Именно в этот период Госплан СССР опять явился возмутителем спокойствия, направив в директивные органы докладную записку о большом неблагополучии с выполнением плана пятилетки и, в частности, о том, что половина прироста розничного товарооборота происходит за счет скрытого роста цен. И опять Госплан, при полном согласии Косыгина, был обвинен в очернительстве [15].

В начале одиннадцатой пятилетки в центре дискуссий о структурной политике встал вопрос о необходимых капитальных вложениях в развитие сельского хозяйства. Разгорелась ожесточенная борьба между набиравшим силу секретарем ЦК партии Горбачевым, отвечавшим в ЦК партии за развитие сельского хозяйства, и руководством правительства, противящегося чрезмерному выделению средств для развития сельского хозяйства в ущерб другим отраслям экономики, также остро в них нуждавшимся. Эта борьба завершилась победой Горбачева, получившего поддержку Брежнева, для которого сельское хозяйство всегда было приоритетной отраслью [16].

Важным свидетельством растущего понимания в СССР надвигающегося экономического кризиса явился подготовленный под руководством заместителя председателя Совета министров СССР, председателя Госкомитета по науке и технике академика В.А.Кириллина и при участии большого числа научных работников доклад о состоянии советской экономики, представленный руководству страны. К сожалению, доклад до сих пор не опубликован, и поэтому о его содержании приходится судить только по изложению тех немногих людей, кто познакомился с ним уже в постсоветский период, или участников его составления (например, С. Шаталина). Поскольку эти люди либо недостаточно компетентны в экономики, либо пристрастны, это изложение не позволяет судить о профессиональном уровне доклада — скорее о его общей направленности. Вряд ли там были реальные данные о динамике макроэкономических показателей, ибо из участников его составления тогда этим никто не занимался.

Приведу характеристику этого доклада, данную Р.Г. Пихоей, имевшим доступ к архивам высших органов государственной власти СССР того периода: «В докладе содержалась реалистическая картина экономического положения страны, указывалось, что неизбежно будут нарастать финансово-экономические проблемы, что промышленность нуждается в радикальном структурном реформировании, что страна начинает безнадежно отставать в использовании передовых технологий» [17]. Экспрессивный С. Шаталин впоследствии в своих воспоминаниях писал даже о двух докладах (варианты докладов были в одном направлении): «Первый был атомной бомбой, второй — водородной. Даже госплановские снобы говорили: да» [18]. Доклад Кириллина был отвергнут советским руководством, а сам Кириллин, по одним сведениям — добровольно, по другим — вынужденно, ушел со своих постов в правительстве.

В одиннадцатой пятилетке, под влиянием, видимо, событий в Польше и растущего недовольства населения СССР фактической стагнацией уровня жизни, вновь было предусмотрено обеспечить более быстрое развитие группы Б и расширение ее сырьевой базы на основе интенсификации экономики и ожидавшегося в результате выполнения разработанной по инициативе Горбачева Продовольственной программы подъема сельского хозяйства. Поскольку ни того, ни другого осуществить не удалось, а расходы на оборону сокращать не собирались, и это необоснованное намерение в очередной раз провалилось [19].

Острые дискуссии происходили в Госплане СССР вокруг структурных изменений в плане одиннадцатой пятилетки. Об этих изменениях достаточно подробно и квалифицированно рассказал Геннадий Зотеев. Я уже упоминал выше эту альтернативу Концепции ускорения как более реалистическую. Она исходила из трезвого анализа многих недостатков советской экономики. О причинах проблем говорилось в самых общих, но отнюдь не бессодержательных (или банальных, по выражению Зотеева) словах: «мы должны жить и строить по средствам, зарплата должна быть заработана, экономика должна быть экономной». Составители Концепции проявили немалую и довольно редкую для того времени (начало 1983 года) прозорливость, сделав вывод, что нефтяной бум закончился и неизбежно падение цен на нефть. Они считали неизбежным сокращение расходов на «священные коровы» советской экономики: оборону и сельское хозяйство, а также экономическую помощь союзникам СССР, что требовало немалого гражданского мужества. Вместе с тем обращает на себя внимание, что авторы этой Концепции примирились с фактическим (за минусом скрытого роста цен) прекращением экономического роста до конца века. Они проектировали рост капитальных вложений до конца века на уровне намного ниже роста ВВП: 1,5-2 % ежегодно при росте ВВП почти на 3 %, что плохо вязалось с отмеченным в Концепции старением основного капитала [20]. Наиболее просвещенные деятели советской системы уже примирились, таким образом, с ее угасанием.

Горбачевское руководство придерживалось другой точки зрения. Оно выдвинуло Концепцию ускорения. Необоснованность плана ускорения на двенадцатую пятилетку была показана выше. Здесь следует обратить внимание на то, что предусматривалось также обеспечить, как и в плане предыдущей пятилетки, более быстрый рост группы Б при одновременном ускорении темпов роста группы А [21]. И это при том, что одновременно предусматривалось ускорить темп роста капитальных вложений до 25 % вместо 16 %, по данным ЦСУ СССР, за предыдущую пятилетку [22], а также ускорить развитие машиностроения при росте и оборонной промышленности. На бумаге такие несочетаемые пропорции обеспечивались нереальными задачами по повышению эффективности производства.

Важнейшей частью структурной политики являлось формирование межотраслевых пропорций в экономике. Частично этот вопрос рассматривался мною при анализе наиболее крупных макроэкономических пропорций. Приоритетными были военно-промышленный комплекс, куда направлялись самые качественные ресурсы, и сельское хозяйство. Далее следовали электроэнергетика, топливная промышленность (особенно нефтяная и газовая, приносящие также огромные валютные доходы), цветная металлургия, работавшая преимущественно на оборонную промышленность, некоторые отрасли химической промышленности. Из указанных отраслей только ускоренное развитие нефтяной, газовой промышленности и электроэнергетики можно отнести к бесспорно удачным решениям советского руководства.

Остальные отрасли являлись париями, для них средства выделялись по остаточному принципу. Слабо финансировались гражданское машиностроение, особенно отрасли, обеспечивавшие механизацию ручного труда (подъемно-транспортного машиностроения), межотраслевые производства и обновление самого машиностроения (станкостроительной промышленности). Низким оставался технический уровень большинства отраслей обрабатывающей промышленности вследствие недостаточных капитальных вложений и низкого их технического уровня, cельского хозяйства — вследствие низкого технического уровня сельскохозяйственного машиностроения, автомобильного и речного транспорта, связи и всей сферы услуг населению.

Традиционный для советской экономики (и совершенно правильный) принцип ускоренного развития отраслей, обеспечивавший научно-технический прогресс, сохранялся зачастую только на бумаге. Серьезные неудачи в реализации этого принципа в хрущевский период послужили основанием не для обеспечения более продуманной реализации, а для ее сдерживания, упора на традиционные отрасли и подотрасли, где риск неудач был меньше. Эта особенность развития советской экономики в брежневский период более всего очевидна в химической и электронной промышленности. В таких отраслях химической промышленности, как производство синтетических волокон и пластмасс, особенно наиболее прогрессивных видов, огромное отставание от западных стран преодолевалось крайне медленно, а иногда даже усиливалось. Исключительно высоким оставалось отставание от Запада в области электроники. Ускоренно развивалось только производство и научные исследования в области военной электроники. Велико было отставание в области промышленной электроники в количественном и, особенно, в качественном отношении, и оно не сокращалось. Ничтожным оставалось производство бытовой электроники, крайне низким был ее технический уровень. С огромным опозданием (для такой стремительно развивающейся отрасли) было понято значение персональных компьютеров, и первые (неудачные) попытки наладить их производство относятся только к концу перестройки, с опозданием на 10-15 лет. Этот провал в области электроники резко контрастирует с огромными и успешными усилиями по ускоренному развитию прогрессивных отраслей промышленности СССР, которые осуществлялись в 30-50-е годы. Между тем на ключевое значение именно электроники для научно-технического и экономического прогресса еще в начале 60-х годов настойчиво и убедительно указывали такие выдающиеся советские ученые-естественники, как М.В. Келдыш, Н.Н. Моисеев [23], выдающийся советский экономист Я.Б. Кваша. Только части огромных и бессмысленных вложений в военнопромышленный комплекс хватило бы для преодоления этого вопиющего отставания в электронике.

Внутри отраслей, как правило, предусматривалось ускоренное развитие продукции, пользующейся повышенным спросом или с повышенными техническими характеристиками. В качестве примера можно привести задания по отраслям промышленности, содержащиеся в директивах по составлению десятого пятилетнего плана [24]. Поэтому было бы ошибочным рассматривать планирование того периода целиком консервативным. Другое дело, что планируемый научнотехнический прогресс носил инерционный характер, не предусматривал научно-технических скачков.

На структурную политику советского руководства негативно влияло несовершенство использовавшейся при принятии решений общеэкономической информации. Руководители страны сами стали жертвой системы обмана мирового сообщества и собственного населения, которую создавали много лет. Конечно, они скорее всего сознавали дефекты этой информации и ориентировались в практических действиях больше на относительно надежные натуральные показатели. Но натуральные показатели были не способны дать всеобъемлющую картину состояния экономики. И здесь лживые сводные общеэкономические показатели дезориентировали. Попытки наиболее талантливых ученых-экономистов (Б.Н. Михалевского) еще в середине 60-х годов на основе реальных (очищенных от скрытого роста цен) общеэкономических показателей выявить негативные тенденции экономического развития и предложить альтернативную, хотя и не бесспорную, структурную экономическую политику не только не нашли понимания у советского руководства, но и повлекли административные репрессии, например, в адрес Михалевского, а сам составленный Б.Н. Михалевским доклад с реальными данными был сожжен (!) председателем Госплана СССР и президентом Академии наук СССР [25]. Иначе как самоубийственными такие действия трудно назвать.

2.3. НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА

Никогда еще о научно-техническом прогрессе советские руководители не заявляли так много, как в 60-70-е годы. Однако реальные действия советского руководства именно в этой области, как никогда раньше, шли вразрез с этими декларациями. Конечно, препятствовала прежде всего косная социальная и экономическая системы. В прошлом этой косности противостояли, как могли и где считали необходимым, более проcвещенные высшие руководители, знавшие, как бороться с этой косностью (Сталин и, в меньшей степени, Хрущев). Брежневское руководство, само косное, этому противостоять не могло и не хотело.

Главное, что оно не отдавало себе ясного отчета в том, от чего зависит научно-технический прогресс. Оно видело самые непосредственные причины его неудовлетворительного хода в СССР: слабая интеграция прикладной науки и производства, слабая заинтересованность производства в научно-техническом прогрессе, недостаточное финансирование и т.д. Зависимость развития науки от общего социальнополитического климата, престижа научного труда, свободы научного творчества, достойной оценки лучших ученых, характера экономической системы и других тонких факторов, определяющих развитие науки, либо вообще не осознавалась, либо недооценивалась. Нередко на все это просто закрывали глаза, не имея возможности и желания что-то исправить.

Все более снижались нравственные и профессиональные критерии в науке. Этому и раньше способствовала организация советской науки, где соревновательный элемент минимизировался. Но раньше этому препятствовало наследие «проклятого прошлого» в виде «созвездия» выдающихся ученых, а с другой стороны, поддержка их со стороны государственного руководства, знавшего нравы советской науки. Новое руководство перестало вникать в особенности научного сообщества. Для него было важнее послушание ученых, нежели их талант. Рассказанная выше история с экономистом Михалевским хорошо это показывает. В уничтожении его талантливой и правдивой работы участвовал даже президент Академии наук СССР — действительно выдающийся ученый М. Келдыш. В конце 60-х годов советским ученым были преподаны и другие наглядные уроки. Так, инакомыслящие ученые в области общественных наук (история, экономика, философия) были подвергнуты грубой проработке в связи с их гражданской позицией (среди ученых были «подписанты» против судебных репрессий писателей Синявского и Даниеля) и их профессиональной деятельностью, отклонявшейся от сложившихся догм. Не ушло от такой постыдной кампании даже отличавшееся ранее известным либерализмом Сибирское отделение Академии наук СССР во главе с М. Лаврентьевым. Изгнание людей зачастую из науки вообще, или на ее далекую периферию, или в эмиграцию в начале 70-х годов открыло дорогу к руководящим постам в науке посредственным, но лояльным власти ученым, которые продвигали вверх себе подобных. Очень удачно отобразил писатель Даниил Гранин в романе «Зубр» эти воцарившиеся в науке нравы 70-80-х годов: «Сукачев, Прянишников, Кольцов, Ас- тауров, Зенкевич. Из таких людей составлялась горная цепь. Они создавали масштаб высоты. По ним мерили порядочность. Их боялись — что они скажут? Настоящего, постоянно действующего общественного мнения недоставало, не было того, что называется обществом, научной средой, которая определила бы нравственные критерии, осуждала бы кого-то за плагиат, за эксплуатацию учеников, за бесчестные поступки, хвалила бы за гражданскую смелость, за порядочность. Общественное мнение заменяли отдельные ученые, в которых счастливо соединялись нравственный и научный авторитеты. Все меньше становилось тех, чьего слова боялись. Не перед кем было стыдиться. Одни умирали, других усылали, одни замолкали, другие отчаялись. Их правила чести становились слишком трудными, поэтому их называли старомодными. Они уходили в легенду — Пророки, Рыцари Истины, Хранители Чести» [26]. Писатель показал процесс деградации науки на примере биологии. Но то же самое происходило и в других областях фундаментальной науки.

Выразительный портрет нового типа ученого в области общественных наук нарисовал выдающийся американский (в прошлом — советский) экономист Игорь Бирман: «По внешним признакам Николай Прокофьевич Федоренко — самая вершина: помог Немчинову основать ЦЭМИ, академик-секретарь Отделения экономики и член президиума АН, главный редактор журнала и прочая, и прочая, стало быть, полным чином “главный ученый экономист страны”, несчетны статьи-книги, вряд ли сам в них строчку написал. В 1966 году меня зазывали в ЦЭМИ: условие — писать для шефа. Общая образованность-интеллигентность на уровне Ельцина, Черномырдина. Хуже всего — Федоренко помогал не бесплатно, а писавшим для него (то есть за его подписью) и собутыльникам — личные векселя оплачивал. Известен случай, когда, выламывая руки членам совета, провел в доктора за помощь в строительстве дачи; пробивал малоученых в член-корры, академики» [27].

В управлении наукой, как и в других областях общественной жизни, возросла роль партийного аппарата. Отдел науки ЦК партии, отделы науки ЦК компартий союзных республик и обкомов партии решали, кто будет руководить научными институтами, вузами, ориентируясь прежде всего на управляемость этих людей. Во главе отдела науки ЦК КПСС был поставлен уже в середине 60-х годов весьма посредственный ученый — историк С.П. Трапезников. Он и руководил непосредственно деятельностью по разрушению фундаментальной и вузовской, прежде всего общественной, но и прочей тоже, науки. Для работников партийного аппарата открылись широкие возможности получения научных степеней. Раболепные руководители исследовательских институтов и вузов, подобранные, вышколенные ученые советы штамповали в массовом количестве для партийного (но также и ведомственного) начальства защиты диссертаций, не имевших никакой научной ценности. Потом эти, с позволения сказать, «ученые» пересаживались в кресла руководителей исследовательских институтов, ректоров вузов, заведующих кафедрами вузов и определяли развитие науки в этих научных учреждениях. Под их «мудрым» руководством защищались тысячи, десятки тысяч диссертаций, имевших ничтожную научную ценность. В то же время эмигрировали, не имея возможности реализовать свои способности внутри страны, многие крупные ученые еврейской национальности (только им это и разрешалось в то время). Среди известных экономистов назову таких блестящих ученых, как уже упоминавшийся Игорь Бирман, А.И. Каценеленбойген, экономист и социолог Владимир Шляпентох, уже в Америке развернувший свой талант Владимир Конторович. Они к тому же имели свое мнение и плохо умели приспосабливаться к подлости.

Академия наук СССР, пользовавшаяся раньше немалым научным и общественным авторитетом вследствие научных заслуг многих ученых и осмеливавшаяся иногда вступать в конфликт с партийным руководством, теперь становилась все более ручной. Относительно строптивых ее руководителей удаляли, как это случилось с академиком М.А. Лаврентьевым, не ладившим с первым секретарем Новосибирского обкома партии Ф.С. Горячевым, и замененным на посту председателя СО АН СССР в начале 70-х годов послушным, но несравненно менее заслуженным Г.И. Марчуком.

Подавляющее большинство академиков АН СССР в начале 70-х годов по указке сверху осудили взгляды и общественную деятельность академика А.Д. Сахарова, лишенного возможности ответить им публично внутри страны и в стенах Академии, чем еще больше подорвали свой общественный авторитет. К этому времени, в соответствии с новой, не побоюсь сказать, идиотской, тенденцией в академики и члены- корреспонденты преимущественно избирали не за научные заслуги, а за занятие должности: директор академического (или очень крупного неакадемического оборонной промышленности) института непременно избирался либо в академики, либо в члены-корреспонденты, независимо от своих научных заслуг. Не таким придворным академикам было проявлять самостоятельность мышления.

Еще хуже обстояли дела в гражданской отраслевой науке. Она в основном только именовалась наукой. В большинстве отраслевых НИИ число остепененных было невелико. Выполняли эти НИИ чаще всего функции подсобного персонала отраслевых министерств либо конструкторских бюро. Их изобретательская активность была минимальна, как и влияние на научно-технический прогресс в стране. Господство над этими, так называемыми НИИ своих отраслевых министерств и местных партийных организаций было абсолютным. Слабость в работе этих институтов видели в их оторванности от производственных предприятий, вследствие чего затруднялось внедрение их разработок. Это было справедливым, но не главным. Передача НИИ в подчинение предприятиям в рамках научно-производственных объединений, вошедшая в моду в начале 70-х годов по инициативе Ленинградской партийной организации, мало что изменила в ускорении научно-технического прогресса: научно-производственные объединения оценивались прежде всего по производственным показателям их деятельности, и НИИ в их составе стали теперь уже зачастую подсобными учреждениями предприятий в выполнении производственного плана. Выдвигавшаяся первым заместителем председателя Государственного комитета по новой технике академиком В.А. Трапезниковым идея конкуренции в деятельности научных организаций поддержку советского руководства не получила.

Несколько лучше обстояли дела в науке, занимавшейся оборонными вопросами. Необходимость соревнования с Западом в военной области заставляла поддерживать их более высокий уровень. Но и здесь имелись те же тенденции, что и в академической, и в отраслевой гражданской науке. Талантливые ученые и руководители постепенно заменялись все менее талантливыми, а часто — и посредственными. Это можно показать на примере космической науки и техники. После смерти Сергея Павловича Королева во главе мирных (но связанных с военными) космических исследований был поставлен гораздо менее талантливый академик В.П. Мишин. Во многом (но не только) поэтому, как показано в ряде исследований и воспоминаний постперестроечного периода, несмотря на огромные затраты СССР, бывший все годы впереди США в области освоения космоса, проиграл им в освоении Луны — в высадке человека на Луну в 1971 году. Аналогичные явления происходили и в другой области, где СССР опережал США, — в противоракетной обороне. Как показано в воспоминаниях инициатора исследований в этой области Григория Кисунько, именно после 1967 года началось, исключительно в карьеристских интересах группы лиц из руководства ВПК, Минрадиопрома и Министерства обороны, вытеснение Кисунько и его соратников из научного руководства этими исследованиями. Их заменяли малокомпетентными руководителями, которые завели все работы в этой области в тупик, нанеся огромный материальный ущерб государству [28].

Поскольку советское руководство оказалось неспособно выработать научно-техническую политику, стимулировавшую научно — технический прогресс, и он замедлялся, оно пошло на то, чтобы заменить эту сложнейшую и непосильную для себя ношу испытанным в 30-40-е годы более дешевым и легким промышленным шпионажем в развитых капиталистических странах. Эту линию, если верить писателю Гранину, обосновал еще в середине 60-х годов один из руководителей Минрадиопрома в беседе с выдающимся ученым в области электроники, бывшим американским гражданином, выведенным в основанной на реальных событиях книге «Бегство в Россию» под фамилией Картос: «- И чем же вы замените науку и ученых? Соцобязательствами? — спрашивает Картос. Его поучающий тон вывел из себя Кулешова.

— У нас много чего первоклассного. У нас, например, разведка первоклассная. Она обеспечивает нас. С ними проще иметь дело, чем с вами. Как там сделают что-нибудь стоящее, они нам доставят, и порядок» [29].

Об огромных масштабах советского научно-технического шпионажа в этот период сообщает самая авторитетная на Западе история КГБ [30]. Об этом же с гордостью пишут и бывшие руководители советской внешней разведки, председатель КГБ В.А. Крючков. При такой опоре на промышленный шпионаж собственная наука могла казаться излишней. Но эта опора предопределяла и растущее научно-техническое отставание от Запада, ибо добывались таким путем уже освоенные образцы техники.

В 80-е годы администрация Рейгана, поняв огромную роль про-мышленного шпионажа в развитии советской экономики, приняла энергичные меры по его пресечению и снабжению СССР научной и технической дезинформацией. Советская наука и техника оказались не подготовленными к этой новой ситуации.

В начале перестройки усилению собственного научно-технического прогресса придавалось огромное значение. Но меры по его ускорению были прежними: увеличение ассигнований, научнопроизводственные объединения, межотраслевые научно-технические комплексы. Новые экономические условия не создавались, возглавляли новые структуры, как правило (С. Федоров и Б. Патон были исключением), люди из старой «колоды» малоспособных производственных и научных деятелей. Других и не искали. Никакого ускорения научнотехнического прогресса не получилось.

Разработку экономических реформ тоже взяли на себя первоначально академики, не имевшие больших научных заслуг. Конечно, они, в отличие от академика Федоренко, писали работы сами и были интеллигентными и хорошо информированными, умными людьми, понимавшими недостатки советской экономики, но самостоятельных оригинальных научных работ не создали (академик Ю.В. Яременко в этом отношении был исключением, но его научные интересы лежали в другой плоскости, не связанной с формированием нового хозяйственного механизма). Глубокого понимания механизма функционирования советской экономики у них, слабо связанных с реальной хозяйственной жизнью, не было. Не говоря уже о понимании особенностей истории России и советского общества. Образцом для них были хозяйственные реформы в Восточной Европе. Опытные практики, как и талантливые, менее титулованные ученые, по-видимому, были бы более подходящими и умелыми реформаторами. Одним словом, и здесь советское руководство расплачивалось за свою порочную в этот период политику в области науки, затруднявшую ее развитие. С таким бедным интеллектуальным багажом СССР вступил в решающий период перестройки, а затем и в постперестроечный период. Сказанное выше не означает, что в советском обществе и науке отсутствовали умные, талантливые люди или их было мало (хотя никто не знает, даже примерно, сколько же их было реально). Просто общественный и научный механизм держал их чаще всего на вторых ролях, не позволял заметно влиять на научно-технический и общественный прогресс. Дать возможность этим людям выйти из второстепенного положения — сложнейшая социальная задача, не решаемая быстро демократическими методами (ее решал Сталин в 30-е годы, но с тех пор экономика и наука намного усложнились). Данное обстоятельство требуется отметить еще и потому, что в постсоветский период многие молодые журналисты и историки, сопоставляя огромные успехи советской науки и техники с полной деградацией научно-технического прогресса постсоветского периода, делали вывод об огромном, не реализованном в середине 80-х годов потенциале индустриально-технического развития СССР, сорванного перестройкой. Особенно характерны в этом отношении многочисленные очень яркие по форме и интересные по содержанию работы журналиста и историка Максима Калашникова, вышедшие в свет во второй половине 90-х годов и начале XXI века [31]. Приводя в качестве доказательства действительно выдающиеся примеры отдельных достижений (в том числе и не реализованные из-за инертности бюрократии) советской науки и техники, Калашников распространяет их на всю огромную сферу научно-технических исследований того периода. Нередко он опирается и на недостаточно проверенные факты реальных или потенциальных достижений.

2.4. ПОЛИТИКА ДОХОДОВ

В политике доходов населения в данный период достаточно отчетливо проявляется одна линия: увеличение прежде всего доходов низкооплачиваемых слоев населения. К таким слоям традиционно в СССР относились работники сельского хозяйства, особенно нечерноземного Центра России и некоторых других районов, низшие разряды работников несельскохозяйственного производства и бюджетных учреждений, пенсионеры. Увеличение доходов этих низкооплачиваемых групп населения диктовалось стремлением улучшить жизненные условия наиболее обездоленных категорий граждан и привлечь их симпатии на сторону власти. Эта линия, начавшаяся еще в годы шестой пятилетки, когда больше всего был поднят минимальный уровень оплаты труда (с 27 до 40 р. в месяц), была продолжена и в восьмой, и в девятой пятилетках: минимальный уровень оплаты труда был поднят до 60 р. в 1968 году и 70 р. в 1975 году [32]. В результате доля минимальной оплаты труда к средней по народному хозяйству выросла с 34 % в 1959 году (до повышения) до 48 % в 1975 году [33]. В начале 80-х годов минимальная заработная плата выросла до 80 руб., что составляло 42 % от средней заработной платы. В то же время ежемесячные пенсии в среднем были ниже минимальной заработной платы, составляя лишь 33 р. в 1965 году и 72,7 р. в 1986 году.

Одновременно в промышленности происходило очень значительное (с 3,5 до 2) уменьшение разрыва в тарифных ставках рабочих высшего и низшего разрядов [34]. Все эти годы заработная плата инженерно-технических работников росла медленнее, чем всех остальных работников, в результате чего ее доля к средней по стране неуклонно падала и к 1985 году почти сравнялась с ней. Очень медленно росла оплата квалифицированного труда в бюджетных учреждениях (например, профессорско-преподавательского состава в вузах, труда научных работников). На выравнивание условий жизни высокооплачиваемых и низкооплачиваемых работников влияла и проводимая неуклонно с середины 50-х годов политика преимущественного развития общественных фондов потребления, которые распределялись официально равномерно между различными доходными группами. Все эти мероприятия в совокупности привели к тому, что стимулы к повышению квалификации и интеллектуального потенциала общества, чрезвычайно сильные в период классической модели командной экономики, почти исчезли в данный период, что крайне негативно сказалось на развитии экономики и вело к деинтеллектуализации общества. Частично это снижение разрыва между квалифицированным и неквалифицированным трудом было связано с чрезмерным по сравнению с нуждами экономики и общества увеличением числа лиц умственного труда, для достойной оплаты которых у экономики, обремененной огромными военными расходами, не было ресурсов.

Вместе с тем в обществе происходили процессы, реально усиливавшие дифференциацию в уровне жизни. Они связаны, во-первых, с расширением сферы действия теневой экономики; во-вторых, с многочисленными привилегиями номенклатуры.

Огромное расширение теневой экономики приводило к увеличению доходов у миллионов и, возможно, даже десятков миллионов людей, в ней занятых. Но особенно значительным оно было у сотен тысяч руководителей предприятий и их покровителей в государственном аппарате. Производившиеся в первой половине 80-х годов обыски у высокопоставленных чиновников выявляли у многих из них материальные и денежные ценности на миллионы рублей, что означало годовые доходы в сотни тысяч рублей, в десятки раз перекрывавшие их годовые официальные доходы (которые они, как и теневые доходы, еще и тратили на личные потребительские нужды). С учетом теневых доходов скорее всего дифференциация доходов в этот период даже существенно выросла. Однако этот рост дифференциации доходов, в отличие от 30-х годов, был связан не со стимулированием напряженного и квалифицированного труда, а преимущественно с паразитированием на недостатках командной экономики (некоторые высокие доходы, как, например, доходы «шабашников» или репетиторов, совмещали то и другое). Именно в этот период среди населения стало популярным ругательство: «Чтобы ты жил на свою зарпла- ту_» Государство очень долго не предпринимало никаких серьезных усилий по ограничению паразитических доходов, дезорганизовавших советскую экономику.

Таким образом, позитивной политики доходов, ориентированной на стимулирование экономики, в этот период не было. Государство безвольно плелось в хвосте почти стихийных процессов хозяйственной жизни. Максимум чего оно добилось, так это недопущение массовой нищеты населения и терпимой, хотя и малосодержательной, жизни большей ее части.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ

1. Микоян А. И. Так это было / А. И. Микоян. — М., 1999. — С. 623-627.

2. Структура народного хозяйства СССР. — М., 1967. — С. 41.

3. Пропорции воспроизводства в период развитого социализма. — М., 1976. — С.10.

4. Бовин А. ХХ век и жизнь. Воспоминания / А. Бовин. — М., 2003.- С. 228.

5. Там же. — С. 229-230.

6. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — М., 1986.- Т. 12. — С. 49.

7. Пропорции воспроизводства в период развитого социализма. — М., 1976. — С. 14.

8. Там же. — С.10.

9. Структура народного хозяйства СССР. — М., 1967. — С. 17-44; Пропорции воспроизводства в период развитого социализма. — М., 1976. — С. 5-19.

10. Байбаков Н. К. Сорок лет в правительстве / Н. К. Байбаков. — М., 1993. — С. 126.

11. Там же.

12. Там же. — С. 127.

13. Бовин А. XX век и жизнь. Воспоминания / А. Бовин. — М., 2003. — С. 255.

14. Горбачев М. C. Жизнь и реформы / М. С. Горбачев. — М., 1995.- С. 206.

15. Байбаков Н. К. Сорок лет в правительстве / Н. К. Байбаков. — М., 1992. — С. 129-133.

16. Горбачев М. С. Жизнь и реформы / М. С. Горбачев. — М., 1995. — С. 195-212.

17. Пихоя Р. Г. Советский Союз: история власти / Р. Г. Пихоя. — Новосибирск, 2000. — С. 333.

18. Шаталин С. Прерванный диалог / С. Шаталин. — Тверь, 1998. — С. 135.

19. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — М., 1986.- Т. 9. — С. 54.

20. The Destruction of the Soviet Economic System / ed. : M. Ellman, V. Kontorovich. — N.Y.; L., 1998. — P. 90-91.

21. Рыжков Н. И. Об основных направлениях экономического и социального развития СССР на 1986-1990 годы и на период до 2000 года / Н. И. Рыж-ков. — М., 1986. — С. 18.

22. Рыжков Н. И. Об основных направлениях экономического и социального развития СССР на 1986-1990 годы и на период до 2000 года / Н. И. Рыжков. — М., 1986. — С. 19.

23. На пороге кризиса: нарастание кризисных явлений в партии и обществе. — М., 1990. — С. 237-238.

24. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — М., 1986. — С. 54-71.

25. Никольская А. Н. Борис — наш герой / А. Н. Никольская // ЭКО. — 2006. — № 4. — С. 128-130.

26. Гранин Д. Зубр / Д. Гранин // Новый мир. — 1987. — № 2. — С. 73-74.

27. Бирман И. Я — экономист / И. Бирмана. — М., 2001. — С. 232-233. Весной 2006 года академик Н.П. Федоренко умер. Многие ученые, знакомые с работой ЦЭМИ, подтверждают оценку И. Бирмана.

28. Кисунько Г. Секретная зона / Г. Кисунько. — М., 1996. — С. 478-507.

29. Гранин Д. Бегство в Россию / Д. Гранин. — М., 1995. — С. 340.

30. Эндрю К. КГБ: История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева / К. Эндрю, О. Гордиевский. — М., 1992. — С. 624-627.

31. Калашников М. Битва за небеса / М. Калашников. — М., 2005; Оседлай молнию (совместно с Юрием Крупновым). — М., 2003; Вперед в СССР-2. — М., 2003; Третий проект (совместно с Сергеем Кугушевым). — М., 2005.

32. Садаееси Оцу. Советский рынок труда / Садаееси Оцу. — М., 1992. — С. 193-194. Эта книга японского экономиста — лучшее исследование состояния рынка труда в СССР в 60-80-е годы.

33. Там же.

34. Там же. — С. 193.

Источник

Economy of the Soviet Union

Statistics
The DniproHES hydro-electric power plant, one of the symbols of Soviet economic power, was completed in 1932
Currency	Rouble (SUR)^[1]
Fiscal year	1 January–31 December (calendar year)^[1]
Trade organisations	Comecon, ESCAP and others^[1]
GDP	$820 billion in 1977 (nominal; 2nd) $1.21 trillion in 1980 (nominal; 2nd) $1.57 trillion in 1982 (nominal; 2nd) $2.20 trillion in 1985 (nominal; 2nd) $2.66 trillion in 1990 (PPP; 2nd)^[2]
GDP rank	2nd ^[2]^[3]
GDP growth	4.7% (in 1977) 4.0% ( in 1980) 3.8% (in 1982) 3.5% (in 1985) 0.9% (in 1990)
GDP per capita	$6,577 in 1977 (nominal) $7,568 in 1980 (nominal) $7,943 in 1982 (nominal) $8,896 in 1985 (nominal) $9,931 in 1991 (GNP; 28th)^[4]
GDP by sector	Agriculture: (20%) Industry: (80%) (1988 est.)^[1]
Inflation (CPI)	14% (43rd) (in 1991) 3.9% (in 1984) ^[5]
Population below poverty line	0.3% of population (1980 est.) 1-2% of population (1991 est.)
Gini coefficient	0.290 (1980 est.) 0.275 (1989 est.)^[6]
Labour force	152.3 million (3rd) (1989 est.)^[7]
Labour force by occupation	80% in industry and other non-agricultural sectors; 20% in agriculture (1989 est.)^[1]
Unemployment	1–2% (1990 est.)^[1]
Main industries	Petroleum, steel, motor vehicles, car vehicles, aerospace, machinery, telecommunications, chemicals, heavy industries, electronics, food processing, lumber, mining and the defense (1989 est.)^[1]
External
Exports	$124.7 billion (9th) (1989 est.)^[8]
Export goods	Petroleum and petroleum products, natural gas, metals, wood, machinery, agricultural products and a wide variety of manufactured goods (1989 est.)^[1]
Main export partners	Eastern Bloc 49%, European Community 14%, Cuba 5%, United States, Afghanistan (1988 est.)^[1]
Imports	$114.7 billion (10th) (1989 est.)^[9]
Import goods	Grain and other agricultural products, machinery and equipment, steel products (including large-diameter pipe), consumer manufactures^[1]
Main import partners	Eastern Bloc 54%, European Community 11%, Cuba, China, United States (1988 est.)^[1]
Gross external debt	$55 billion (11th) (1989 est.)^[10] $27.3 billion (1988 est.)^[11]
Public finances
Revenues	$422 billion (5th) (1990 est.)^[12]
Expenses	$510 billion (1989 est.)^[1] $53 million (2nd; capital expenditures) (1991 est.)^[13]
Economic aid	$147.6 billion (1954–1988)^[1]
All values, unless otherwise stated, are in US dollars.

The economy of the Soviet Union was based on state ownership of the means of production, collective farming, and industrial manufacturing. An administrative-command system managed a distinctive form of central planning. The Soviet economy was characterized by state control of investment, prices, a dependence on natural resources, lack of consumer goods, little foreign trade, public ownership of industrial assets, macroeconomic stability, low unemployment and high job security.^[14]

Beginning in 1930, the course of the economy of the Soviet Union was guided by a series of five-year plans. By the 1950s, the Soviet Union had rapidly evolved from a mainly agrarian society into a major industrial power.^[15] Its transformative capacity meant communism consistently appealed to the intellectuals of developing countries in Asia.^[16] Impressive growth rates during the first three five-year plans (1928–1940) are particularly notable given that this period is nearly congruent with the Great Depression.^[17] During this period, the Soviet Union saw rapid industrial growth while other regions were suffering from crisis.^[18] The White House National Security Council of the United States described the continuing growth as a «proven ability to carry backward countries speedily through the crisis of modernization and industrialization», and the impoverished base upon which the five-year plans sought to build meant that at the commencement of Operation Barbarossa in 1941 the country was still poor.^[19]^[20]

Even so, the Soviet Union had the second largest economy in the world from the end of World War II until the mid 1980s. A major strength of the Soviet economy was its enormous supply of oil and gas, which became much more valuable as exports after the world price of oil skyrocketed in the 1970s. As Daniel Yergin notes, the Soviet economy in its final decades was «heavily dependent on vast natural resources–oil and gas in particular». World oil prices collapsed in 1986, putting heavy pressure on the economy.^[21] After Mikhail Gorbachev became the General Secretary of the Communist Party of the Soviet Union and came to power in 1985, he began a process of economic liberalization by dismantling the command economy and moving towards a mixed economy modeled after Lenin’s New Economic Policy. At its dissolution at the end of 1991, the Soviet Union began a Russian Federation with a growing pile of $66 billion in external debt and with barely a few billion dollars in net gold and foreign exchange reserves.^[22]

The complex demands of the modern economy somewhat constrained the central planners. Data fiddling became common practice among the bureaucracy by reporting fulfilled targets and quotas, thus entrenching the crisis. From the Stalin-era to the early Brezhnev-era, the Soviet economy grew slower than Japan and faster than the United States. GDP levels in 1950 (in billion 1990 dollars) were 510 (100%) in the Soviet Union, 161 (100%) in Japan and 1,456 (100%) in the United States. By 1965, the corresponding values were 1,011 (198%), 587 (365%) and 2,607 (179%).^[23] The Soviet Union maintained itself as the world’s second largest economy in both nominal and purchasing power parity values throughout the Cold War, when Japan’s economy exceeded $3 trillion in nominal value.^[24]

The Soviet Union’s relatively medium consumer sector accounted for just almost 60% of the country’s GDP in 1990 while the industrial and agricultural sectors contributed 22% and 20% respectively in 1991. Agriculture was the predominant occupation in the Soviet Union before the massive industrialization under Soviet general secretary Joseph Stalin. The service sector was of low importance in the Soviet Union, with the majority of the labor force employed in the industrial sector. The labor force totaled 152.3 million people. Though its GDP crossed $1 trillion in the 1970s and $2 trillion in the 1980s, the effects of central planning were progressively distorted due to the growth of the black market informal second economy in the Soviet Union.^[25]

Planning[edit]

Based on a system of state ownership, the Soviet economy was managed through Gosplan (the State Planning Commission), Gosbank (the State Bank) and the Gossnab (State Commission for Materials and Equipment Supply). Beginning in 1928, the economy was directed by a series of five-year plans, with a brief attempt at seven-year planning. For every enterprise, planning ministries (also known as the «fund holders» or fondoderzhateli) defined the mix of economic inputs (e.g. labor and raw materials), a schedule for completion, all wholesale prices and almost all retail prices. The planning process was based around material balances—balancing economic inputs with planned output targets for the planning period. From 1930 until the late 1950s, the range of mathematics used to assist economic decision-making was, for ideological reasons, extremely restricted.^[26] On the whole, the plans were overoptimistic and plagued by falsified reporting.^[27]

The industry was long concentrated after 1928 on the production of capital goods through metallurgy, machine manufacture, and chemical industry. In Soviet terminology, goods were known as capital.^{[citation needed]} This emphasis was based on the perceived necessity for very fast industrialization and modernization of the Soviet Union. After the death of Joseph Stalin in 1953, consumer goods (group B goods) received somewhat more emphasis due to the efforts of Georgy Malenkov. However, when Nikita Khrushchev consolidated his power by sacking Malenkov, one of the accusations against him was that he permitted «theoretically incorrect and politically harmful opposition to the rate of development of heavy industry in favor of the rate of development of light and food industry».^[28] Since 1955, the priorities were again given to capital goods, which was expressed in the decisions of the 20th Congress of the Communist Party of the Soviet Union (CPSU) in 1956.^[29]

Economist Naum Jasny says that while many of the official statistics were correctly reported:

The fact is that the most important official general indices of economic development – those of national income, industrial output, real incomes of wage-earners and peasants, labour productivity and production costs in industry – have, over long periods of time….nothing in common with reality.^[30]

Most information in the Soviet economy flowed from the top down. There were several mechanisms in place for producers and consumers to provide input and information that would help in the drafting of economic plans (as detailed below), but the political climate was such that few people ever provided negative input or criticism of the plan and thus Soviet planners had very little reliable feedback that they could use to determine the success of their plans. This meant that economic planning was often done based on faulty or outdated information, particularly in sectors with large numbers of consumers. As a result, some goods tended to be underproduced and led to shortages while other goods were overproduced and accumulated in storage. Low-level managers often did not report such problems to their superiors, relying instead on each other for support. Some factories developed a system of barter and either exchanged or shared raw materials and parts without the knowledge of the authorities and outside the parameters of the economic plan.

Heavy industry was always the focus of the Soviet economy even in its later years. The fact that it received special attention from the planners, combined with the fact that industrial production was relatively easy to plan even without minute feedback, led to significant growth in that sector. The Soviet Union became one of the leading industrial nations of the world. Industrial production was disproportionately high in the Soviet Union compared to Western economies. By the 60s calorie consumption per person in the Soviet Union was at levels similar to the United States. However, the production of consumer goods was disproportionately low. Economic planners made little effort to determine the wishes of household consumers, resulting in severe shortages of many consumer goods. Whenever these consumer goods would become available on the market, consumers routinely had to stand in long lines (queues) to buy them.^[31] A black market developed for goods such as cigarettes that were particularly sought after, but it constantly underproduced. People were developing unique social «networks of favors» between people having access to sought after goods (for example, working in particular shops or factories).^[32]

Drafting the five-year plans[edit]

Under Joseph Stalin’s close supervision, a complex system of planning arrangements had developed since the introduction of the first five-year plan in 1928.^[33] Until the late 1980s and early 1990s, when economic reforms backed by Soviet leader Mikhail Gorbachev introduced significant changes in the traditional system (see perestroika), the allocation of resources was directed by a planning apparatus rather than through the interplay of market forces.

Time frame[edit]

From the Stalin era through the late 1980s, the five-year plan integrated short-range planning into a longer time frame. It delineated the chief thrust of the country’s economic development and specified the way the economy could meet the desired goals of the Communist Party of the Soviet Union. Although the five-year plan was enacted into law, it contained a series of guidelines rather than a set of direct orders.

Periods covered by the five-year plans coincided with those covered by the gatherings of the CPSU Party Congress. At each CPSU Congress, the party leadership presented the targets for the next five-year plan, therefore each plan had the approval of the most authoritative body of the country’s leading political institution.

Guidelines for the plan[edit]

The Central Committee of the CPSU and more specifically its Politburo set basic guidelines for planning. The Politburo determined the general direction of the economy via control figures (preliminary plan targets), major investment projects (capacity creation) and general economic policies. These guidelines were submitted as a report of the Central Committee to the Congress of the CPSU to be approved there. After the approval at the Congress, the list of priorities for the five-year plan was processed by the Council of Ministers, which constituted the government of the Soviet Union. The Council of Ministers was composed of industrial ministers, chairmen of various state committees and chairmen of agencies with ministerial status. This committee stood at the apex of the vast economic administration, including the state planning apparatus, the industrial ministries, the trusts (the intermediate level between the ministries and the enterprises) and finally the state enterprises. The Council of Ministers elaborated on Politburo plan targets and sent them to Gosplan, which gathered data on plan fulfillment.^[34]

Gosplan[edit]

Combining the broad goals laid out by the Council of Ministers with data supplied by lower administrative levels regarding the current state of the economy, Gosplan worked out through trial and error a set of preliminary plan targets. Among more than twenty state committees, Gosplan headed the government’s planning apparatus and was by far the most important agency in the economic administration. The task of planners was to balance resources and requirements to ensure that the necessary inputs were provided for the planned output. The planning apparatus alone was a vast organizational arrangement consisting of councils, commissions, governmental officials, specialists and so on charged with executing and monitoring economic policy.

The state planning agency was subdivided into its own industrial departments, such as coal, iron and machine building. It also had summary departments such as finance, dealing with issues that crossed functional boundaries. With the exception of a brief experiment with regional planning during the Khrushchev era in the 1950s, Soviet planning was done on a sectoral basis rather than on a regional basis. The departments of the state planning agency aided the agency’s development of a full set of plan targets along with input requirements, a process involving bargaining between the ministries and their superiors. Economic ministries performed key roles in the Soviet organizational structure. When the planning goals had been established by Gosplan, economic ministries drafted plans within their jurisdictions and disseminated planning data to the subordinate enterprises. The planning data were sent downward through the planning hierarchy for progressively more detailed elaboration. The ministry received its control targets, which were then disaggregated by branches within the ministry, then by lower units, eventually until each enterprise received its own control figures (production targets).^[35]

Enterprises were called upon to develop in the final period of state planning in the late 1980s and early 1990s (even though such participation was mostly limited to a rubber-stamping of prepared statements during huge pre-staged meetings). The enterprises’ draft plans were then sent back up through the planning ministries for review. This process entailed intensive bargaining, with all parties seeking the target levels and input figures that best suited their interests.

After this bargaining process, Gosplan received the revised estimates and re-aggregated them as it saw fit. The redrafted plan was then sent to the Council of Ministers and the party’s Politburo and Central Committee Secretariat for approval. The Council of Ministers submitted the plan to the Supreme Soviet of the Soviet Union and the Central Committee submitted the plan to the party congress, both for rubber stamp approval. By this time, the process had been completed and the plan became law.

The review, revision and approval of the five-year plan were followed by another downward flow of information, this time with the amended and final plans containing the specific targets for each sector of the economy. Implementation began at this point and was largely the responsibility of enterprise managers.

The national state budget was prepared by the Ministry of Finance of the Soviet Union by negotiating with its all-Union local organizations. If the state budget was accepted by the Soviet Union, it was then adopted.^[36]

According to a number of scholars both inside and outside of USSR, it was specifically Soviet-type economic planning combined with political dogmatism which led to gradual degradation of Soviet economy and its collapse.^[37]^[38]^[39]^[40]

Agriculture[edit]

«Strengthen working discipline in collective farms», a Soviet propaganda poster issued in Uzbekistan, 1933

In the USSR, agriculture was organized into a system of collective farms (kolkhozes) and state farms (sovkhozes). These farms were collectivized distributed amongst the peasantry and yearly production quotas were set by administrators. Before Stalin, Soviet agriculture held its own. Data from the 1920s infers a positive supply response to increases in the terms of trade. Farmers increased grain sales to urban areas when the price of grain increased.^[41] However, at the time, agricultural production was limited by technology, as the whole of Soviet Agriculture relied heavily on animal powered tilling. In the 1930s due to massive famines and animal die offs, the number of remaining animals doing farm work was reduced by half.^[41] This indicated the dire need of additional production outputs, which administrators predicted could be supplied by mechanical harvesters. The planning of Soviet leadership emphasized a mechanical agricultural industry, whereby technology and ideology met to create a booming agricultural industry.^[42] This way, the technological evolution of Soviet agricultural production could be linked to urban industry.^[43] Yet in reality, Soviet planners were more invested in industry than farmers, and the Soviet agricultural industry suffered as a result.^[44]

Stalin’s first Five year Plan (1929-1933) was a colossal failure. Soviet population declined after 1933, and would see modest growth until 1936.^[45] The figures suggest a gap of about 15 million people between anticipated population and those that survived the five-year plan.^[45] Systemic inefficiencies plagued Soviet agriculture, such as obsolete technology, waste of fuel resources, and depreciating capital stock.^[46] These inefficiencies clogged the Soviet agricultural machine and reduced output. Additionally, climate greatly affected Soviet agricultural output. Many regions throughout the USSR had little rainfall, short growing seasons, low temperatures, and general extremes unsuitable for optimal agricultural production.^[44] This was detrimental to agricultural output and prevented cost minimization. When harvests fell short of production quotas due to a sudden frost or long drought, Soviet output could not make up the difference. Consequently, when agriculture was not producing as promised, some peasants refused to work over fear of starvation. However, since Soviet farms were collectivized, no individual grievances could be tolerated for the societal system to succeed. As a result, peasants unwilling to join kolkhozy were forced off of their land, which was then redistributed to other peasants.^[45]

Joseph Stalin and Nikita Khrushchev, 1936.

Following previous agricultural failures, Khrushchev abandoned Stalin’s agricultural model.^[44] He instead looked comparatively at American agriculture through Soviet observers. He noticed that American agriculture flourished due to its specialization and interdependence on other farmers for goods and services. Similarly, Soviet farms could specialize in the crop which was best suited for growing in their region, and surplus could be transported throughout the USSR to satisfy quotas and distribute to people who needed the food. Khrushchev himself tended to suggest his favorite crops such as corn for planters.^[44] Paired with a need to proselytize mechanized agriculture to nearby countries, the Khrushchev administration began a campaign for an optimistic future of mechanized Soviet agriculture.^[44] However, Khrushchev was not able to fulfill his promises, and this contributed to his rising unpopularity which culminated in his removal from power.^[44]

Following Khrushchev’s leadership, Soviet agriculture’s legacy was defined by patchwork that attempted to fix the mistakes of the previous administrations. Crop harvests, tractors, fertilizer, and capital investment were all increasing since 1955.^[44] By 1965, the output of the Soviet worker was increasing, but still well below average for a developed country.^[43] Problems such as a scarcity of educated workers, saturation of unskilled workers and jobs made obsolete by technology, and poorly trained and educated farmers brought costs up and drove production down.^[43] These issues prevented the Soviet Union from producing enough food, as a lack of administration and management led to the mismanagement of farms and reduced worker productivity. From 1972 to 1986, the Soviet Union failed to produce more wheat than the Western European average.^[46] This failure to produce resulted in forced Soviet imports of food. Between 1961 and 1985, Soviet food imports from foreign producers cost a total of nearly 240 billion dollars.^[46] The root of this expense can be identified in the inefficiencies of the Soviet agricultural sector, such as the shortage of workers, lag in technology, or natural factors such as drought or frosts. Although the Soviet Union aimed to establish a mechanized agricultural giant, the shortcomings of Soviet agriculture put the sector behind other countries from the beginning. Soviet agriculture had the inability to meet basic consumer demands and expectations, requiring policy change culminating in the dissolution of the USSR in 1991.^[46]

Foreign trade and currency[edit]

Largely self-sufficient, the Soviet Union traded little in comparison to its economic strength. However, trade with non-communist countries increased in the 1970s as the government sought to compensate gaps in domestic production with imports.

In general, fuels, metals and timber were exported, while consumer goods and sometimes grain were imported. In the 1980s, trade with the Council for Mutual Economic Assistance (COMECON) member states accounted for about half the country’s volume of trade.

The Soviet rouble was non-convertible after 1932 (when trade in gold-convertible chervonets, introduced by Lenin in the New Economic Policy years, was suspended) until the late 1980s. It was impossible (both for citizens and state-owned businesses) to freely buy or sell foreign currency even though the «exchange rate» was set and published regularly. Buying or selling foreign currency on a black market was a serious crime until the late 1980s. Individuals who were paid from abroad (for example writers whose books were published abroad) normally had to spend their currency in a foreign-currency-only chain of state-owned Beryozka («Birch-tree») stores. Once a free conversion of currency was allowed, the exchange rate plummeted from its official values by almost a factor of 10.

Overall, the banking system was highly centralized and fully controlled by a single state-owned Gosbank, responsive to the fulfillment of the government’s economic plans. Soviet banks furnished short-term credit to state-owned enterprises.

Forms of property[edit]

There were two basic forms of property in the Soviet Union: individual property and collective property. These differed greatly in their content and legal status. According to communist theory, capital (means of production) should not be individually owned, with certain negligible exceptions. In particular, after the end of a short period of the New Economic Policy and with collectivization completed, all industrial property and virtually all land were collective.

Land in rural areas was allotted for housing and some sustenance farming, and persons had certain rights to it, but it was not their property in full. In particular, in kolkhozes and sovkhozes there was a practice to rotate individual farming lots with collective lots. This resulted in situations where people would ameliorate, till and cultivate their lots carefully, adapting them to small-scale farming and in 5–7 years those lots would be swapped for kolkhoz ones, typically with exhausted soil due to intensive, large-scale agriculture^{[citation needed]}. There was an extremely small number of remaining individual farmsteads (khutors; хутор), located in isolated rural areas in the Baltic states, Ukraine, Siberia and cossack lands.

Individual property[edit]

To distinguish «capitalist» and «socialist» types of property ownership further, two different forms of individual property were recognized: private property (частная собственность, chastnaya sobstvennost) and personal property (личная собственность, lichnaya sobstvennost). The former encompassed capital (means of production) while the latter described everything else in a person’s possession.

Collective property[edit]

There were several forms of collective ownership, the most significant being state property, kolkhoz property and cooperative property. The most common forms of cooperative property were housing cooperatives (жилищные кооперативы) in urban areas, consumer cooperatives (потребительская кооперация, потребкооперация) and rural consumer societies (сельские потребительские общества, сельпо).

History[edit]

GDP per capita in the former USSR, 1922 to 1991

See also History of the Soviet Union

Early development[edit]

Both the Russian Soviet Federative Socialist Republic and later the Soviet Union were countries in the process of industrialization. For both, this development occurred slowly and from a low initial starting-point. Because of World War I (1914–1918), the Russian Revolution of 1917 and the ensuing Russian Civil War (1917–1922), industrial production had only managed to barely recover its 1913 level by 1926.^[47] By this time, about 18% of the population lived in non-rural areas, although only about 7.5% were employed in the non-agricultural sector. The remainder remained stuck in low-productivity agriculture.^[48]

David A. Dyker sees the Soviet Union of circa 1930 as in some ways a typical developing country, characterized by low capital-investment and with most of its population residing in the countryside. Part of the reason^{[citation needed]} for low investment-rates lay in the inability to acquire capital from abroad. This in turn, resulted from the repudiation of the debts of the Russian Empire by the Bolsheviks in 1918^[49] as well as from the worldwide financial troubles. Consequently, any kind of economic growth had to be financed by domestic savings.^[48]

The economic problems in agriculture were further exacerbated by natural conditions, such as long cold winters across the country, droughts in the south and acidic soils in the north. However, according to Dyker, the Soviet economy did have «extremely good» potential in the area of raw materials and mineral extraction, for example in the oil fields in Transcaucasia, and this, along with a small but growing manufacturing base, helped the Soviet Union avoid any kind of balance of payments problems.^[48]

New Economic Policy (1921–1929)[edit]

One of the several photographs^[50] intended to show the two major economic policy makers of the Soviet Union together, Vladimir Lenin (left) who created the NEP and Joseph Stalin (right) who created the command economy

By early 1921, it became apparent to the Bolsheviks that forced requisitioning of grain had resulted in low agricultural production and widespread opposition. As a result, the decision was made by Lenin and the Politburo to try an alternative approach.^[51] The so-called New Economic Policy (NEP) was approved at the 10th Congress of the Russian Communist Party (Bolsheviks).^[52]

Everything except «the commanding heights», as Lenin put it, of the economy would be privatized. The commanding heights included foreign trade, heavy industry, communication and transport among others.^[51] In practice this limited the private sector to artisan and agricultural production/trade.^[53] The NEP encountered strong resistance within the Bolshevik party. Lenin had to persuade communist skeptics that «state capitalism» was a necessary step in achieving communism, while he himself harbored suspicions that the policy could be abused by private businessmen («NEPmen»).^[54]

As novelist Andrei Platonov, among others, noted, the improvements were immediate. Rationing cards and queues, which had become hallmarks of war communism, had disappeared. However, due to prolonged war, low harvests, and several natural disasters the Soviet economy was still in trouble, particularly its agricultural sector. In 1921, widespread famine broke out in the Volga-Ural region. The Soviet government changed its previous course and allowed international relief to come in from abroad, and established a special committee chaired by prominent communists and non-communists alike. Despite this, an estimated five million people died in the famine.^[55]

[edit]

The Soviet-era republic’s centralized economy forbade private ownership of property with an income. Privately owned farms in Armenia were collectivized and put under the control of the state starting in the late 1920s, however this was frequently met with vigorous opposition by the peasantry. During the same period (1929–1936), Armenia’s industrialization process was also launched by the government. The socialist economic system and socialist ownership of the means of production, which come in two forms: state property and cooperative and collective-farm property, form the basis of the republic’s economy. The legislation authorizes small private ventures of individual peasants and craftsmen based on their own labor and forbids the exploitation of the labor of others, in addition to the socialist system of economy, which is the major type of economy in the Republic. The official economic plan sets and directs the Republic’s economic course. By 1935, the gross product of agriculture was 132% higher than that of 1928, and the gross product of industry was 650% more than that of 1928. However, the 1930s economic revolution came at a high price: it destroyed the conventional peasant family and village institution and caused many people who lived in the remote countryside to relocate to cities. As private enterprise was essentially brought under government control, it came to an end.^[56]

Stalinism[edit]

Starting in 1928, the five-year plans began building a heavy industrial base at once in an underdeveloped economy without waiting years for capital to accumulate through the expansion of light industry, and without reliance on external financing. The New Economic Policy was rapidly abandoned and replaced by Stalinism. The country now became industrialized at a hitherto unprecedented pace, surpassing Germany’s pace of industrialization in the 19th century and Japan’s earlier in the 20th century.

After the reconstruction of the economy in the wake of the destruction caused by the Russian Civil War was completed and after the initial plans of further industrialization were fulfilled, the explosive growth slowed down until the period of Brezhnev stagnation in the 1970s and 1980s.

Led by the creation of NAMI and by the GAZ copy of the Ford Model A in 1929,^[57]^[58]^{[circular reference]} industrialization came with the extension of medical services, which improved labor productivity. Campaigns were carried out against typhus, cholera and malaria; the number of physicians increased as rapidly as facilities and training would permit; and death and infant mortality rates steadily decreased.

In 1947 politburo announced a monetary reform (1947) that basically intended to confiscate «excessive» amount of money in order to weaken rampant illegal trade (which was banned at the time) and fill up budget at cost of people.

Ration stamps in Soviet Union were abolished only in December 1947. Soviet post-war famine of 1946–1947 was still ravaging the country.

1930–1970[edit]

The State Quality Mark of the Soviet Union, introduced in 1967, was used to certify that goods met quality standards and to improve the efficiency of production

As weighed growth rates, economic planning performed very well during the early and mid-1930s, World War II-era mobilization, and for the first two decades of the postwar era. The Soviet Union became the world’s leading producer of oil, coal, iron ore and cement; manganese, gold, natural gas and other minerals were also of major importance. However, information about the Soviet famine of 1932–1933 was suppressed by the Soviet authorities until perestroika.

To some estimations, in 1933 workers’ real earnings sank on more than 11.4% from 1926 level,^[59] though it needs an adjustment due to elimination of unemployment and perks at work (such as inexpensive meals).^[60] Common and political prisoners in labor camps were forced to do unpaid labor and communists and Komsomol members were frequently «mobilized» for various construction projects. The German invasion of World War II inflicted punishing blows to the economy of the Soviet Union, with Soviet GDP falling 34% between 1940 and 1942.^[61] Industrial output did not recover to its 1940 level for almost a decade.^[20]

In 1961, a new redenominated Soviet rouble was issued with an exchange rate of £1 = Rbl 1. The rouble maintained exchange parity with sterling until the dissolution of the Soviet Union in 1991. After a new leadership, headed by Leonid Brezhnev, had come to power, attempts were made to revitalize the economy through economic reform. Starting in 1965, enterprises and organizations were made to rely on economic methods of profitable production, rather than follow orders from the state administration. By 1970, the Soviet economy had reached its zenith and was estimated at 60 percent of the size of the United States^[62] in terms of the estimated commodities (like steel and coal). In 1989, the official GDP of the Soviet Union was $2,500 billion^[63] while the GDP of the United States was $4,862 billion^[64] with per capita income figures as $8,700 and $19,800 respectively.

The USSR was the first major non-Western country to close the developmental gap that had existed with the West since the 16th century.^[65]^: 52 In the period 1930 to 1960s, the USSR successfully implemented catch-up development.^[65]^: 52

1970–1990[edit]

After 1976, the USSR stopped narrowing the developmental gap with the West, and the gap further widened beginning in 1990.^[65]^: 52

The value of all consumer goods manufactured in 1972 in retail prices was about 118 billion roubles ($530 billion).^[66] The Era of Stagnation in the mid-1970s was triggered by the Nixon Shock and aggravated by the war in Afghanistan in 1979 and led to a period of economic standstill between 1979 and 1985. Soviet military buildup at the expense of domestic development kept the Soviet Union’s GDP at the same level during the first half of the 1980s.^[67] The Soviet planned economy was not structured to respond adequately to the demands of the complex modern economy it had helped to forge. The massive quantities of goods produced often did not meet the needs or tastes of consumers.^[68]

The volume of decisions facing planners in Moscow became overwhelming. The cumbersome procedures for bureaucratic administration foreclosed the free communication and flexible response required at the enterprise level for dealing with worker alienation, innovation, customers, and suppliers. During 1975–1985, data fiddling became common practice among bureaucracy to report satisfied targets and quotas thus entrenching the crisis. At the same time, the effects of the central planning were progressively distorted due to the rapid growth of the second economy in the Soviet Union.^[25]

Soviet national income 1928–1987 growth in % based on estimates of the official statistical agency of the Soviet Union, the CIA and revised estimates by Grigorii Khanin

While all modernized economies were rapidly moving to computerization after 1965, the Soviet Union fell further and further behind. Moscow’s decision to copy the IBM 360 of 1965, They had enormous difficulties in manufacturing the necessary chips reliably and in quantity, in programming workable and efficient programs, in coordinating entirely separate operations, and in providing support to computer users.^[69]^[70]^[71]

One of the greatest strengths of Soviet economy was its vast supplies of oil and gas; world oil prices quadrupled in the 1973–1974 and rose again in 1979–1981, making the energy sector the chief driver of the Soviet economy, and was used to cover multiple weaknesses. At one point, Soviet Premier Alexei Kosygin told the head of oil and gas production that «things are bad with bread. Give me 3 million tons [of oil] over the plan».^[72]

In 2007, economist and former Prime Minister Yegor Gaidar wrote the following about looking back to these three decades:

The hard currency from oil exports stopped the growing food supply crisis, increased the import of equipment and consumer goods, ensured a financial base for the arms race and the achievement of nuclear parity with the United States, and permitted the realization of such risky foreign-policy actions as the war in Afghanistan.^[73]

Awareness of the growing crisis arose initially within the KGB which with its extensive network of informants in every region and institution had its finger on the pulse of the nation. Yuri Andropov, director of the KGB, created a secret department during the 1970s within the KGB devoted to economic analysis and when he succeeded Brezhnev in 1982 sounded the alarm forcefully to the Soviet leadership. However, Andropov’s remedy of increased discipline proved ineffective. It was only when Andropov’s protege Gorbachev assumed power that a determined, but ultimately unsuccessful, assault on the economic crisis was undertaken.^[74]

The value of all consumer goods manufactured in 1990 in retail prices was about 459 billion roubles ($2.1 trillion).^[75] According to CIA estimates, by 1989 the size of the Soviet economy was roughly half that in the United States.^[11]

Sector (distribution of Soviet workforce)	1940	1965	1970	1979	1984
Primary (agriculture and forestry)	54%	31%	25%	21%	20%
Secondary (including construction, transport and communication)	28%	44%	46%	48%	47%
Tertiary (including trade, finance, health, education, science and administration)	18%	25%	29%	31%	33%
Total	100%	100%	100%	100%	100%

Comparisons with other countries[edit]

GDP per capita (1990 Int$) comparison involving the area of Russia/USSR, United States, and Western Europe from 1820 to 1990^[76]

	Russia/USSR	United States	Western Europe	Russia/USSR as a % of United States	Russia/USSR as a % of Western Europe
1820	689	1,257	1,232	55	56
1870	943	2,445	1,974	39	48
1913	1,488	5,301	3,473	28	43
1950	2,834	9,561	4,594	30	62
1973	6,058	16,689	11,534	36	53
1990	9,931	23,214	15,988	35	73

Evolution of GNP in comparison with European powers
(in millions of dollars of 1960)^{[citation needed]}

Country	1890	1900	1913	1925	1938
Russia/Soviet Union	21,180	32,000	52,420	32,600	75,964
Germany	26,454	35,800	49,760	45,002	77,178
United Kingdom	29,441	36,273	44,074	43,700	56,102
France	19,758	23,500	27,401	36,262	39,284

Comparison between the economies of the Soviet Union and the United States (1989) according to 1990 CIA World Factbook data^[11]

	Soviet Union	United States
GDP (GNP) (1989; millions $)	2,659,500	5,233,300
Population (July 1990)	290,938,469	250,410,000
GDP per capita (GNP) ($)	9,931	21,082
Labor force (1989)	152,300,000	125,557,000

References[edit]

^ ^a ^b ^c ^d ^e ^f ^g ^h ⁱ ^j ^k ^l ^m Soviet Union Economy 1991. 1992. Retrieved 12 June 2010.
^ ^a ^b GDP – Million 1990. 1991. Retrieved 12 June 2010.
^ GDP – Million 1991. 1992. Retrieved 12 June 2010. CS1 maint: location missing publisher (link)
^ GDP Per Capita 1990. 1991. Retrieved 16 January 2017.
^ Inflation Rate % 1991. 1992. Retrieved 12 June 2010.
^ Alexeev, Michael V. «Income Distribution in the USSR in the 1980s» (PDF). Review of Income and Wealth (1993). Indiana University. Retrieved 16 April 2017.
^ Labor Force 1991. 1992. Retrieved 12 June 2010.
^ Exports Million 1991. 1992. Retrieved 12 June 2010.
^ Imports Million 1991. 1992. Retrieved 12 June 2010.
^ «Budget External Debt Million 1991». CIA Factbook. 1992. Archived from the original on 1 November 2012. Retrieved 12 June 2010.
^ ^a ^b ^c «1990 CIA World Factbook». Central Intelligence Agency. Retrieved 23 July 2010.
^ Budget Revenues Million Million 1991. 1992. Retrieved 12 June 2010.
^ Budget Expenditures Million 1991. 1992. Archived from the original on 1 November 2012. Retrieved 12 June 2010.
^ Hanson, Philip (2003). The Rise and Fall of the Soviet Economy (Routledge). pp. 1–8.
^ Davies 1998, p. 1, 3.
^ Peck 2006, p. p. 47.
One notable person in this regard was Nehru, «who visited the Soviet Union in the late 1920s and was deeply impressed by Soviet industrial progress.» See Bradley 2010, pp. 475–476.
^ Allen 2003, p. 153.
^ Baten, Jörg (2016). A History of the Global Economy. From 1500 to the Present. Cambridge University Press. pp. 62–63. ISBN 9781107507180.
^ Harrison 1996, p. 123.
^ ^a ^b Davies 1998, p. 2.
^ Daniel Yergin, The Quest: Energy, Security, and the Remaking of the Modern World (2011); quotes on pp 23, 24.
^ Boughton 2012, p. 288.
^ Angus Maddison, The World Economy: A Millennial Perspective (2001) pp. 274, 275, 298.
^ «Japan’s IMF nominal GDP Data 1987 to 1989 (October 2014)».
^ ^a ^b Vladimir G. Treml and Michael V. Alexeev, «THE SECOND ECONOMY AND THE DESTABILIZING EFFECT OF ITS GROWTH ON THE STATE ECONOMY IN THE SOVIET UNION: 1965–1989», BERKELEY-DUKE OCCASIONAL PAPERS ON THE SECOND ECONOMY IN THE USSR, Paper No. 36, December 1993
^ Smolinski 1973, pp. 1189–90: «The mathematical sophistication of the tools actually employed was limited to those that had been used in Das Kapital: the four arithmetical operations, percentages, and arithmetic (but not geometric) mean.»
^ Holland Hunter, «The Overambitious First Soviet Five-Year Plan.» Slavic Review 32.2 (1973): 237-257.
^ «Георгий Маленков. 50 лет со дня отставки», Radio Liberty
^ Пыжиков А. В. Хрущевская «Оттепель» : 1953—1964, Olma-Press, 2002 ISBN 978-5224033560
^ Naum Jasny, «Some Thoughts on Soviet Statistics: An Evaluation,» International Affairs (Royal Institute of International Affairs) 35#1 (1959), pp. 53-60, online
^ Revinskaya, Elena; RIR (16 October 2013). «A look at the old ration system in Russia». www.rbth.com. Retrieved 21 March 2019.
^ «The Importance of Blats in Soviet Everyday Life | Socialist and Post-Socialist Cities». Retrieved 21 March 2019.
^ Nick Shepley, Stalin, the Five Year Plans and the Gulags: Slavery and Terror 1929-53 (2015).
^ R.W. Davies and Oleg Khlevnyuk, «Gosplan.» in E. A. Rees, ed., Decision-making in the Stalinist Command Economy, 1932–37 (1997). 32-66.
^ Michael Ellman, Socialist planning (Cambridge UP, 2014).
^ the IMF (1991). A Study of the Soviet economy. Vol. 1. International Monetary Fund (IMF). p. 287. ISBN 978-92-64-13468-3.
^ Dembinski, Pawel (1991). The Logic of Planned Economy: The Seeds of the Collapse. Clarendon Press. ISBN 978-0198286868.
^ Ellman, Michael (1973). Planning Problems in the USSR: The Contribution of Mathematical Economics to their Solution 1960-1971. CUP Archive. ISBN 978-0521202497.
^ «Optimizing things in the USSR · Chris Said». chris-said.io. Retrieved 15 November 2020.
^ «Николай Петрович Шмелёв (Nikolay Shmelyov) «Авансы и долги (Avansy i dolgi)» («Credits and debts»), Новый мир (Novyi Mir) – 1987. — № 6″. echelon.pl. Retrieved 15 November 2020.
^ ^a ^b Antel, John; Gregory, Paul (1994). «Agricultural Surplus Models and Peasant Behavior: Soviet Agriculture in the 1920s». Economic Development and Cultural Change. 42 (2): 375–386. doi:10.1086/452085. ISSN 0013-0079. JSTOR 1154447. S2CID 153635813.
^ Dekel-Chen, Jonathan (2020). «Putting Agricultural History to Work: Global Action Today from a Communal Past». Agricultural History. 94 (4): 512–544. doi:10.3098/ah.2020.094.4.512. ISSN 0002-1482. JSTOR 10.3098/ah.2020.094.4.512. S2CID 229207917.
^ ^a ^b ^c Clayton, Elizabeth (September 1980). «Productivity in Soviet Agriculture». Slavic Review. 39 (3): 446–458. doi:10.2307/2497164. ISSN 0037-6779. JSTOR 2497164. S2CID 163496553.
^ ^a ^b ^c ^d ^e ^f ^g HALE-DORRELL, AARON (2015). «The Soviet Union, the United States, and Industrial Agriculture». Journal of World History. 26 (2): 295–324. ISSN 1045-6007. JSTOR 43901754.
^ ^a ^b ^c Hunter, Holland (1988). «Soviet Agriculture with and without Collectivization, 1928-1940». Slavic Review. 47 (2): 203–216. doi:10.2307/2498462. ISSN 0037-6779. JSTOR 2498462. S2CID 163882472.
^ ^a ^b ^c ^d Clairmonte, Frederick F. (1989). «Rise and Fall of Soviet Agriculture». Economic and Political Weekly. 24 (11): 555–560. ISSN 0012-9976. JSTOR 4394526.
^ Dyker 1992, p. 2.
^ ^a ^b ^c Dyker, David A. (1992). Restructuring the Soviet Economy. Routledge (published 2002). p. 3. ISBN 9781134917464. Retrieved 18 October 2015. Repudiation of the international debts of the tsarist regime, coupled with the difficult economic conditions of the post-Wall Street crash period, ensured that any increase in the rate of accumulation would have to be internally financed. […] In some ways, then, the Soviet Union c. 1930 was a typical developing country, with a relatively low level of accumulation and substantial surplus agricultural population. But she could not count on large-scale capital transfer from abroad – for better or worse.
^ Rempel, Richard A.; Haslam, Beryl, eds. (2000). Uncertain Paths to Freedom: Russia and China, 1919–22. Collected papers of Bertrand Russell. Vol. 15. Psychology Press. p. 529. ISBN 9780415094115. Retrieved 18 October 2015. French creditors were owed forty-three percent of the total Russian debt repudiated by the Bolsheviks on 28 January 1918.
^ Lenin and Stalin in Gorki (close up)
^ ^a ^b Moss 2005, p. 228.
^ Hosking, Geoffrey A. (1993). The First Socialist Society: A History of the Soviet Union from Within. Harvard University Press. p. 119. ISBN 978-0-674-30443-7. Retrieved 24 March 2022.
^ Carr, E.H. and Davies, R.W, (1988), Foundations of a Planned Economy, Vol. 1
^ Moss 2005, p. 227.
^ Hosking 1993, p. 120.
^ «Armenian Attitudes Toward Work and the Soviet Legacy». 18 April 2022.
^ G.N. Georgano Cars: Early and Vintage, 1886–1930. (London: Grange-Universal, 1985)
^ Wikipedia, GAZ.
^ Nove, Alec (1969), An Economic History of the U.S.S.R., IICA, p. 206
^ Nove 1969, p. 207
^ Harrison 1996, p. p. 124.
^ «A Comparison of the US and Soviet Economies: Evaluating the Performance of the Soviet System» (PDF). foia.cia.gov. October 1985. Retrieved 7 April 2015.
^ «Soviet Union Economy — 1989».
^ «United States Economy — 1989»
^ ^a ^b ^c Gnerre, Orazio Maria (2023). «Strengthening of the Sino-Russian Partnership». China and Eurasian powers in a Multipolar World Order 2.0: Security, Diplomacy, Economy and Cyberspace. Mher Sahakyan. New York: Routledge. ISBN 978-1-003-35258-7. OCLC 1353290533.
^ Manufactured goods sector was worth 118 billion roubles in 1972
^ «The Economic Impact of Soviet Military Spending» (PDF). www.cia.gov. April 1975. p. 2. Archived from the original (PDF) on 20 September 2016. Retrieved 9 December 2018.
^ Shane, Scott (1994). «What Price Socialism? An Economy Without Information». Dismantling Utopia: How Information Ended the Soviet Union. Chicago: Ivan R. Dee. pp. 75 to 98. ISBN 978-1-56663-048-1. It was not the gas pedal but the steering wheel that was failing
^ James W. Cortada, «Public Policies and the Development of National Computer Industries in Britain, France, and the Soviet Union, 1940—80.» Journal of Contemporary History (2009) 44#3 pp: 493–512, especially page 509-10.
^ Frank Cain, «Computers and the Cold War: United States restrictions on the export of computers to the Soviet Union and Communist China.» Journal of Contemporary History (2005) 40#1 pp: 131–147. in JSTOR
^ Parrott, Bruce (1985). Trade, Technology, and Soviet-American Relations. Indiana UP. pp. 10–12. ISBN 978-0253360250.
^ Yergin, The Quest (2011) p 23
^ Gaidar, Yegor (2007). Collapse of an Empire: Lessons for Modern Russia. Brookings Institution Press. p. 102. ISBN 978-0815731153.
^ Shane, Scott (1994). «The KGB, Father of Perestroika». Dismantling Utopia: How Information Ended the Soviet Union. Chicago: Ivan R. Dee. pp. 59, 60, 99 to 120. ISBN 978-1-56663-048-1. When he spoke to the leadership circle he said the country was faced with a question of survival
^ United States. Congress. Joint Economic Committee; John Pearce Hardt (1993). The Former Soviet Union in Transition. M.E. Sharpe. p. 495. ISBN 978-1-56324-318-9.
^ Maddison, Angus (2006). The World Economy (PDF). Paris, France: Development Centre of the Organisation for Economic Co-operation and Development (OECD). p. 185. ISBN 978-92-64-02261-4.

Works cited[edit]

Allen, Robert C. (2003). Farm to Factory: A Reinterpretation of the Soviet Industrial Revolution. Princeton, NJ: Princeton University Press.
Boughton, James M. (2012). Tearing Down Walls: The International Monetary Fund, 1990–1999. Washington, D.C.: International Monetary Fund. ISBN 978-1-616-35084-0.
Bradley, Mark Philip (2010). «Decolonization, the global South, and the Cold War, 1919–1962». In Melvyn P. Leffler and Odd Arne Westad, eds., The Cambridge History of the Cold War, Volume 1: Origins (pp. 464–485). Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 978-0-521-83719-4.
Davies, R.W. (1998). Soviet Economic Development from Lenin to Khrushchev. Cambridge: Cambridge University Press.
Harrison, Mark (1996). Accounting for War: Soviet Production, Employment, and the Defense Burden, 1940–1945. Cambridge: Cambridge University Press.
Moss, Walter Gerald (2005). A History Of Russia, Volume 2: Since 1855 (2nd ed.). London: Anthem Press.
Peck, James (2006). Washington’s China: The National Security World, the Cold War, and the Origins of Globalism. Amherst, MA: University of Massachusetts Press.
Smolinski, Leon (1973). «Karl Marx and Mathematical Economics». Journal of Political Economy. 81 (5): 1189–1204. doi:10.1086/260113. JSTOR 1830645. S2CID 154938992.

External links[edit]

Andre Gunder Frank. «What Went Wrong in the ‘Socialist’ East?».

Источник

Член-корреспондент АН СССР Д. М. Кукин

¹ «Материалы XXIV съезда КПСС». М. 1971, стр. 81.

стр. 27

беды над смертельным врагом всего прогрессивного человечества — германским фашизмом.

³ См. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 1. М. 1960, стр. 413, 414.

стр. 28

⁴ Там же, стр. 415.

⁵ Н. Вознесенский. Военная экономика СССР в период Отечественной войны. М. 1947, стр. 154.

стр. 29

⁶ «КПСС о Вооруженных Силах Советского Союза». М. 1969, стр. 301.

стр. 30

⁷ В. И. Ленин. ПСС. Т. 34, стр. 194.

стр. 31

⁸ «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 2. М. 1961, стр. 139.

стр. 32

⁹ «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917 — 1967 гг.)». Т. 3. М. 1968, стр. 37 — 38.

стр. 33

¹⁰ Там же, стр. 42.

¹¹ Там же, стр. 44 — 48.

стр. 34

¹² См. Н. Вознесенский. Указ. соч., стр. 43.

¹³ Там же, стр. 80.

стр. 35

¹⁴ «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917 — 1967 гг.)». Т. 3, стр. 95

¹⁵ «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 2, стр. 155.

¹⁶ Там же.

¹⁷ «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917 — 1967 гг.)». Т. 3, стр. 73, 77.

¹⁸ Там же, стр. 73-80.

стр. 36

¹⁹ Там же, стр. 80.

²⁰ «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 3. М. 1961, стр. 155.

²¹ Там же, стр. 156.

стр. 37

в 1,1 раза по сравнению с 1942 г., дизельного топлива -в 2,3 раза, моторного топлива — в 1,7 раза²² .

²² Там же, стр. 157.

²³ См. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 6. М. 1965, стр. 64.

²⁴ Н. Вознесенский. Указ. соч., стр. 83.

стр. 38

стр. 39

²⁶ «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917 — 1967 гг.)». Т. 3, стр. 86 — 88.

²⁷ См. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 2, стр. 514.

²⁹ См. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 -1945». Т. 6, стр. 67, 68.

³⁰ См. там же. Т. 2. стр. 172.

стр. 40

³¹ См «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. 1917 — 1967». Т. 3, стр. 88 — 90.

³² См. «Советская экономика в период Великой Отечественной войны. 1941 — 1945 гг.», стр. 318.

³³ «Правда», 17.IV.1943.

³⁴ См. «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945». Т. 3, стр. 193.

стр. 41

³⁵ См. «Великая Отечественная война Советского Союза. Краткая история», стр. 600.

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ПАРТИЙНОЕ-И-ГОСУДАРСТВЕННОЕ-РУКОВОДСТВО-ЭКОНОМИКОЙ-В-ГОДЫ-ВЕЛИКОЙ-ОТЕЧЕСТВЕННОЙ-ВОЙНЫ

Похожие публикации: L^Россия L^World Y G

Постоянный адрес данной публикации:

Комментарии:

КАК ОНА УСТРОЕНА

Собственность

Ручное управление ценами, фондами и ресурсами

Островки инноваций

Огромные потери

КАК УСТРОЕНЫ ЛЮДИ

КАК УСТРОЕНА «СОЦИАЛКА»

КАК УСТРОЕНО ПАРТИЙНОЕ РУКОВОДСТВО

КАК ВСЁ УСТРОИТЬ ПОСЛЕ ДИНОЗАВРОВ

Planning[edit]

Drafting the five-year plans[edit]

Time frame[edit]

Guidelines for the plan[edit]

Gosplan[edit]

Agriculture[edit]

Foreign trade and currency[edit]

Forms of property[edit]

Individual property[edit]

Collective property[edit]

History[edit]

Early development[edit]

New Economic Policy (1921–1929)[edit]

[edit]

Stalinism[edit]

1930–1970[edit]

1970–1990[edit]

Comparisons with other countries[edit]

See also[edit]

References[edit]

Works cited[edit]

Further reading[edit]

In Russian[edit]

External links[edit]

Постоянный адрес данной публикации:

Комментарии: