Отстаиваемое советским руководством право вмешиваться во внутренние дела получило название

XX съезд КПСС ознаменовал определенное переосмысление и смягчение методов советской политики в отношении стран «социалистического лагеря». В докладе Н. С. Хрущева содержалось вызвавшее большой резонанс в этих странах утверждение о возможности новых, отличных от советских форм перехода к социализму, об их самостоятельности и независимости в области политики и экономики¹. Однако полностью «отпускать» эти страны Хрущев не намеревался, продолжая руководствоваться для обеспечения «единства и сплоченности» своего лагеря сталинскими догмами и не отказываясь от применения на практике методов прямого давления. После XX съезда доминирование коммунистических партий в «мировой социалистической системе» по-прежнему обеспечивало реализацию советской модели общественного устройства и ее более или менее контролируемое поведение. Канонический курс постоянно подтверждался решениями съездов и пленумов всевозможных коммунистических и рабочих партий и с большим или меньшим успехом воплощался в жизнь. Поддерживались «добрососедские» партийно-государственные отношения, в рамках Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи — постоянное сотрудничество, проводились политические консультации.

Однако эта политика приносила разные результаты. Странам с более низким уровнем развития (Албании, Болгарии, Румынии) она обеспечивала некие выгоды, хотя выбор иных перспектив, форм и методов управления мог обещать лучшие темпы продвижения вперед. Развитие Польши и Венгрии — среднего эшелона стран Центрально-Восточной Европы, в котором возросли потребности совершенствования организации экономической, политической и социальной жизни — задерживалось из-за невозможности оптимально использовать достижения мировой культуры, научно-технической революции. Это с неизбежностью вызывало протестные выступления, открытое течение которых стало возможно после смерти Сталина, а начало им было положено в июне 1953 г. восстанием в ГДР. Для передовых стран «социалистического содружества» — ГДР и Чехословакии — сохранение в его составе в результате вынужденной «повторной индустриализации» было чревато не только торможением, но и

Яжборовская Инесса Сергеевна — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института социологии РАН.

стр. 3

---

ломкой развития, существенными потерями с точки зрения структуры промышленности, ее количественных и качественных показателей, экономической эффективности и т.д.

Повседневная практика вопреки идеологически обязывающим представлениям о «единых закономерностях социалистической революции и социалистического строительства» при «реальном социализме» демонстрировала значительно большую сложность и вариативность. Правящие верхи этих стран ощущали необходимость перемен в политическом развитии, постепенно складывалась концепция демократизации, обновления социализма, очищения межгосударственных и межпартийных отношений от иерархического подчинения.

Назревание демократических преобразований, осознание их необходимости шло не одинаковыми темпами, и не во всех странах коммунистическое руководство приняло с энтузиазмом XX съезд и критику культа личности Сталина. В 1961 г. советско-албанские отношения были разорваны. Резко ухудшились отношения с Китаем. Усиливались трения с Румынией.

Кульминацией назревшего противостояния стали события лета 1956 г. в Польше и особенно осени — в Венгрии. В Польше на волне массового движения режиму удалось обойтись сменой партийного руководства и начать под водительством освобожденного из заключения В. Гомулки процесс демократизации, добившись отказа от применения советских войск и определенной трансформации модели отношений с СССР. В Венгрии режим М. Ракоши был значительно более жестким и спровоцировал усиление напора протестующих масс и более активное вмешательство советского руководства. В результате отчаянная попытка нового венгерского руководства во главе с И. Надем демократизировать социализм, поддержанная стихийным выступлением рабочей молодежи, созданными на предприятиях органами революционной власти, революционными и национальными комитетами, рабочими советами, была задавлена методом «интернациональной помощи»². Симпатизировавший идеям реформ Я. Кадар под давлением советского руководства возглавил «контрправительство», подчинившись логике введения советских войск и подавления народного восстания, массовых арестов и расстрелов. Свое поведение он объяснил так: «Сложилась ситуация, которую не только я, но и никто и нигде в мире не переживал. Тут не помогали никакая теория, никакой рецепт, никакой опыт. Нужно было время, чтобы прийти в себя»³. Стараясь не входить в конфликт с Москвой, Кадар на практике отказался от принципа «обострения классовой борьбы» и, взяв курс на примирение и согласие, приложил немалые усилия для стабилизации ситуации в стране, а затем поисков путей модернизации постсталинской системы, либерализации и демократизации общественно-политической сферы.

Отношения в «содружестве» после событий 1956 г. постепенно нормализовались. Возникла ситуация «двойного дна»: в СССР минувшие события 1950-х годов воспринимались как досадные, случайные эпизоды. В репрессивных действиях не усматривалось противоречия принципам заключенного 14 мая 1955 г. Албанией, Болгарией, Венгрией, ГДР, Польшей, Румынией, СССР и Чехословакией Варшавского договора, в соответствии с которым они обязывались «воздерживаться в своих международных отношениях от угрозы силой или ее применения, а в случае вооруженного нападения на кого-либо из них оказать подвергшимся нападению государствам немедленную помощь всеми средствами, какие представятся им необходимыми, включая применение вооруженных сил»⁴.

К середине 1960-х годов «оттепель» — попытка преодолеть сталинское наследие, реформировать советское общество — закончилась. Первый секретарь ЦК КПСС, а с 1968 г. — ее генеральный секретарь Л. И. Брежнев предпринимал шаги, направленные на поддержание стабильности. Продолжался со-

стр. 4

---

ветский курс на сохранение статус-кво в Европе. Значительно активизировавшаяся в период разрядки международной напряженности, позитивных сдвигов в отношениях СССР с развитыми капиталистическими государствами, такая политика позволяла решать многие проблемы, укреплять линию на мирное сосуществование с Западом. Брежневское руководство до начала 1980-х годов вело ее уверенно и последовательно.

Между тем вновь назревали кризисные процессы в странах советского блока. Уже в начале 1960-х годов экстенсивные источники развития экономики в ГДР, Чехословакии и Венгрии были исчерпаны, в связи с чем остро стоял вопрос об обеспечении научно-технического прогресса и интенсификации производства. Эти страны с лучшими стартовыми данными пытались максимально усовершенствовать «реальный социализм», как-либо преобразовать централизованную экономику в рыночную при навязанном сохранении административно-командной системы. Но существенных результатов это не приносило. В Болгарии, Польше, Румынии, а также Югославии экстенсивные процессы индустриализации завершились. Закончилась масштабная миграция населения из деревни в город. Ввиду приоритета идеологических и внешнеполитических целей, диктовавших создание комплекса базовых отраслей в каждой из стран, увеличивались диспропорции в промышленности и накапливались все более глубокие противоречия.

Населению пропаганда объясняла, что в социалистическом лагере построены основы социализма и началось строительство «развитого социалистического общества». При этом вопреки идеологическим декларациям социально-экономическая ситуация продолжала ухудшаться. В повседневной действительности происходило обострение социальных проблем, в противоречии с утверждениями официальных документов, нацеливавших на «совершенствование развитого социализма» как этапа на пути к коммунизму.

Тем временем в этих странах развернулись поиски научно-теоретических решений для выхода из чреватой перманентными кризисами ситуации. Польский теоретик В. Брус выдвинул идею социалистической рыночной экономики и смешанной формы собственности, а также политического плюрализма. «Отец чехословацкой реформы» О. Шик вместе с коллегами идею гуманизации социализма увязывал с необходимостью преодолеть административно-командную систему управления как тормоз экономического роста и демократизации. Предпринимались попытки децентрализации экономики, шел поиск новых факторов эффективности общественного производства. Появились программные разработки, основанные на новых концепциях, обеспечивавшие предпосылки для всесторонней хозяйственной реформы. Научно-теоретическое обоснование изменениям политического курса содержали исследования Д. Лукача, известного венгерского теоретика, верного социалистическому выбору, но рассматривавшего построение социализма как отдаленную перспективу. В 1968 г. он написал важную обобщающую работу «Настоящее и будущее демократизации»⁵.

В Югославии на страницах теоретического журнала «Праксис» также обсуждались проблемы ценностей социализма и его гуманизации; подобные попытки продолжались до середины 1970-х годов, когда эти ученые были подвергнуты политическим (но уже не уголовным) репрессиям.

Однако существенные преобразования были невозможны без выхода за идеологические рамки и внутрисистемные барьеры.

Создаваемые отсутствием предпосылок экономического роста и гонкой вооружений хозяйственные проблемы, падение уровня жизни населения, постоянное напряжение в отношениях общественных кругов с автократической властью, неспособность системы обеспечить себе прочную общественную поддержку и разрешить нарастающие противоречия выливались в череду кризисов

стр. 5

---

и рост массовых движений протеста: вслед за 1956 г. в Венгрии и Польше — в 1968 г. в Чехословакии и Польше, а затем в 1970, 1977 и 1980 — 1981 гг. снова в Польше.

Внутриполитические процессы становились все более напряженными и болезненными. Ориентирующиеся на сталинистскую организационно-политическую модель правящие кланы в странах восточного блока были нацелены на самосохранение и поглощены интенсивным политическим маневрированием. Население испытывало к ним все большее недоверие, требовало их замены и кардинальных перемен в различных областях общественной жизни. После силового «замирения» Польши и Венгрии у части партийных идеологов и теоретиков этих стран продолжилось формирование реформаторских настроений и намерений.

В итоге у советского руководства возникала проблема удержания «мировой социалистической системы» и ликвидации очагов «смуты».

Брежнев, которому довелось воевать в Польше, Венгрии и Чехословакии, по-видимому, ощущал свою личную причастность к их историческим судьбам. Деятель по складу характера осторожный и осмотрительный, он взял на себя миссию «охранителя социализма». По свидетельству А. С. Черняева, он «вряд ли знал, что такое марксизм-ленинизм — разве что в пределах «Краткого курса истории ВКП(б)»», и предупреждал своих спичрайтеров: не делайте из меня теоретика, никто не поверит. В последующем он, не сочувствуя всяческим псевдотеортическим блужданиям вокруг терминов «развитой» или «развивающийся» социализм, «новое прочтение Ленина» и т.п., смирился с тем, что его стали «просто» величать «выдающимся марксистом-ленинцем»⁶. Брежнев «правил «без намерений», лишь бы сохранить власть и режим», в отличие от временами проявлявшего более осмысленные оценки Ю. В. Андропова, от которого можно было услышать: «Какой, к черту, развитой социализм! Нам еще до простого социализма пахать и пахать»⁷.

Сложные, все более принимающие кризисный характер процессы в странах социалистического блока требовали уяснения назревавших перемен и уточнения внешнеполитической модели поведения в этой ситуации. Поскольку у советского руководства сомнений в правильности внутреннего курса по воплощению в жизнь «закономерностей социалистического строительства», как правило, не возникало, главная причина трудностей усматривалась в подрывной деятельности центров империалистической пропаганды. А это требовало повышения эффективности внешнеполитической доктрины.

В вопросах внешней политики Брежнев старался уходить от персональной ответственности, предпочитая принцип коллективного руководства и полагаясь на считавшихся компетентными в разных аспектах этой проблематики министров А. А. Громыко, Ю. В. Андропова и Д. Ф. Устинова, которых он весьма ценил и в 1973 г. ввел в Политбюро. Политика в отношении стран социалистического содружества формировалась как результат их общих усилий.

Пражская весна 1968 г., долгое эхо советской «оттепели», была очередной попыткой обновить социализм, придать ему «человеческое лицо» путем демократизации режима.

Чехословакия, страна с довоенными демократическими традициями и серьезными научными школами, после XX съезда КПСС оказалась в авангарде не только ожиданий и надежд на прогрессивные преобразования, но и переосмысления политики правящей партии в различных сферах общественной жизни, движения к совершенствованию системы управления экономикой, реальных попыток реформирования политической системы. Компромиссная «Программа действий КПЧ» подтолкнула реформаторские силы к переходу на более решительные позиции. Большой резонанс получил манифест «Две тысячи слов»,

стр. 6

---

подписанный известными общественными деятелями, в том числе коммунистами. Он содержал открытую критику тоталитарной системы и КПЧ как ее составляющей, призыв к быстрой, основательной трансформации, демократизации политической системы, политическому плюрализму и многопартийности, введению свободных выборов. В Словакии громко звучало требование федерализации партии и страны⁸.

С января по апрель 1968 г. происходили важные перестановки в руководстве страны: президент А. Новотны был заменен на посту первого секретаря ЦК сторонником реформ А. Дубчеком, а президентом стал Л. Свобода. В верховных органах власти в ходе споров вокруг проблем десталинизации и демократизации реформаторы теснили догматиков, при том, что сами все еще держались в рамках задачи «совершенствования» социализма. Весной 1968 г. развернулась демократизация общества. Образовалось множество политических клубов, которые потребовали изъятия из Конституции положения о руководящей роли компартии и ликвидации органов госбезопасности. Летом авторитет КПЧ резко упал, средства массовой информации вышли из-под партийного контроля. На грядущих осенних выборах в Национальное собрание партия могла потерять монополию на власть. Она стала на путь самореформирования сверху, готовилось внесение изменений в устав, расширяющих права низовых организаций.

Эти события вызывали все большую тревогу советского руководства, особенно опасным казался новый программный документ «Путь Чехословакии к социализму»; к этому добавлялась неуступчивость Дубчека, который, пройдя курс обучения в Высшей партийной школе при ЦК КПСС, надеялся, что сумеет снять усиливавшуюся напряженность в отношениях. Московсие руководители в поисках выхода неоднократно собирали по этому вопросу лидеров соцстран⁹.

Идеологическая основа вмешательства во внутренние дела Чехословакии как суверенного государства со стороны стран «социалистического содружества» была заложена письмом руководителей пяти стран (Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши и СССР) в адрес ЦК КПЧ от 15 июля 1968 года. В нем, а также в июльской речи Брежнева говорилось о примате «социалистического интернационализма» над поисками национальных путей построения социализма. В принятом на коллективной встрече 3 августа 1968 г. документе по настоянию советской делегации подчеркивалась значимость «общих закономерностей строительства социализма», в то время как чехословацкие представители вставили в него положение об учете национальных условий и особенностей.

В Москве при оценке последствий любых шагов такого рода для «реального социализма» доминировала психология «осажденной крепости», усиленная годами «холодной войны» и гонки вооружений. Все просчитывалось с позиций соотношения сил и противостояния в мире, а также сохранения советской гегемонии. «Пражская весна» была воспринята большинством руководителей стран содружества как «антисоциалистические» проявления, как угроза не только социализму советского типа, но и как противопоставление опыту других социалистических стран, а декларирование «полной свободы» — как дезориентирующий массы «ревизионизм» и «правый оппортунизм». Претензии на «самостоятельную» внешнюю политику считались расшатыванием союза с СССР и другими социалистическими странами.

Польское руководство негативно настраивали усилившееся «брожение» польского общества и как эхо «Пражской весны» — события марта 1968 г., власти ГДР — отношения Дубчека с лидерами ФРГ, Москву — установление Прагой контактов с Югославией и Румынией. Это воспринималось как сплочение оппозиционных сил в рамках социалистического лагеря и одновременно как ослабление южного фланга Организации Варшавского договора (ОВД).

стр. 7

---

Межпартийные и геополитические интересы обнаружили свою тесную взаимосвязь.

После длительных колебаний, под сильным давлением руководства ГДР Брежнев принял решение о вступлении объединенных сил стран-участниц Варшавского договора на территорию Чехословакии. Не одобрили эту меру ни члены КПЧ (за малым исключением), ни население страны. Пришлось провести дополнительные переговоры с Дубчеком и его сторонниками и вынудить подписать протокол об «антисоциалистическом перевороте». Брежнев предупредил Дубчека, что сопротивление будет сломлено, даже ценой кровопролития. Раздосадованный, он, по свидетельству З. Млынаржа, бросил: «Во имя погибших во второй мировой войне — тех, кто отдал свои жизни и за вашу свободу, мы имеем право послать наших солдат в вашу страну, чтобы пользоваться безопасностью в пределах наших общих границ… Вот почему мы будем здесь от второй мировой войны до вечности»¹⁰.

Новый первый секретарь ЦК КПЧ Г. Гусак подписал договор о союзе с СССР, а ЦК КПЧ «одобрил» интервенцию. В стране началась жесткая «нормализация», положившая конец надеждам на реформирование социализма. Как констатирует В. Л. Мусатов, «последняя попытка силового решения проблем «реального социализма» оказала длительное негативное воздействие на развитие Советского Союза и стран так называемого социалистического содружества, усугубив процесс распада»¹¹.

Конец «Пражской весны» был ознаменован более чем тысячью жертв, раненых и убитых, при вводе в ночь на 21 августа 1968 г. вооруженных сил пяти государств. В этот момент ОВД поставила продвижение танков по Праге в контекст отнюдь не международного права, декларирующего нерушимость государственного суверенитета пункта 7 второй главы Устава ООН (якобы устаревшего и подлежавшего пересмотру), — в обоснование был выдвинут постулат ответственности каждой компартии не только перед своим народом, но и перед всем коммунистическим движением.

Уже на следующий день «Правда» утверждала, что защита социализма в Чехословакии не может рассматриваться как внутреннее дело этой страны: это коллективная проблема защиты позиций всего международного социализма, долг всех коммунистов. Развернутая аргументация была изложена в «Правде» 26 сентября 1968 г. в статье «Суверенитет и интернациональные обязанности социалистических стран» за подписью «С. Ковалев». Акцент в ней делался на то, что руководители или народы вправе определять пути развития своих стран, но любое их решение «не должно наносить ущерба ни социализму в собственной стране, ни фундаментальным интересам других социалистических стран, ни всемирному рабочему движению, которое борется за социализм. Суверенитет отдельных социалистических стран не может быть противопоставлен интересам мирового социализма и всемирного революционного движения».

Сформулированная таким образом «доктрина ограниченного суверенитета» базировалась на утверждении, что ввиду появления стран — «слабых звеньев» в цепи социалистического содружества, а также допущенных отступлений от «общих закономерностей социалистического строительства» существует потенциальная угроза реставрации капитализма, а значит, и угроза для независимости и суверенитета таких стран со стороны империализма. Суверенитет любого социалистического государства является общим достоянием и «заботой всех социалистических стран», поэтому они обязаны сообща отстаивать соблюдение этих «общих закономерностей» и выступать единым фронтом при оказании «братской помощи» той или иной нуждающейся в этом стране блока. Жестко утверждался принцип коллективной ответственности. Политика «невмешательства» определялась как неприемлемая, прямо противоречащая инте-

стр. 8

---

ресам обороны «братских государств». Вопрос об обращении за помощью со стороны какого-либо государства вообще не формулировался.

Брежнев не был склонен форсировать репрессивные действия. Но в руководстве страны преобладала идеология защиты «социалистического содружества», и поэтому в докладе Брежнева на V съезде ПОРП в ноябре 1968 г. была в конце концов сформулирована «доктрина ограниченного суверенитета» — концепция, получившая в кругах западных политиков название «доктрины Брежнева», хотя сам он никогда и нигде не обозначал свое авторство. По традиции он начал с того, что напомнил установки, прозвучавшие в докладе Хрущева на XX съезде КПСС: «Хорошо известно, что Советский Союз немало сделал для реального укрепления суверенитета, самостоятельности социалистических стран. КПСС всегда выступала за то, чтобы каждая социалистическая страна определяла конкретные формы своего развития по пути социализма с учетом специфики своих национальных условий». А продолжил он уже в ином ключе: «Но известно, товарищи, что существуют и общие закономерности социалистического строительства, отступление от которых могло бы повести к отступлению от социализма как такового. И когда враждебные социализму внешние и внутренние силы пытаются повернуть развитие какой-либо социалистической страны в направлении реставрации капиталистических порядков, когда возникает угроза делу социализму в этой стране, угроза безопасности социалистического содружества в целом, это уже становится не только проблемой народа данной страны, но и общей проблемой, заботой всех социалистических стран»¹². Этот постулат и стал основой «доктрины ограниченного суверенитета», «доктрины Брежнева».

С очередными кризисами и событиями 1968, 1970 и 1976 годов польское руководство сумело справиться самостоятельно. Дело ограничилось внешнеполитическим давлением в пользу силового решения.

Когда 7 октября 1977 г. принималась последняя советская Конституция, в нее был введен специальный раздел об основах внешней политики СССР. Констатировалось, что Советское государство является частью мировой системы социализма. Именно в этом контексте и произошла существенная подмена понятий: идейно-политический принцип пролетарского интернационализма трансформировался в геополитический принцип социалистического интернационализма, что создавало конституционное обоснование для дальнейших мотиваций использования силы во внешней политике. Таким образом, в советской внешней политике возникло противоречие между государственным и классовым подходами. С одной стороны, Советский Союз продолжал играть роль охранителя статус-кво международной системы, обеспечивал равновесие этой системы. Принцип мирного сосуществования предполагал невмешательство во внутренние дела других стран, мирное урегулирование международных споров. С другой стороны, при определенных обстоятельствах вмешательство оправдывалось.

ОВД, образованная в обстановке «холодной войны» как «вынужденная ответная мера на возникновение угрозы безопасности» со стороны НАТО, все более определенно переключалась «на организацию защиты системы социализма». Это повышало роль СССР в содружестве и ограничивало суверенитет входивших в него стран «интересами мирового социализма». Советский Союз присваивал себе право на вмешательство, в том числе военное, во внутренние дела своих союзников, не допуская их отпадения от ОВД. Это стало определяющим элементом «доктрины ограниченного суверенитета».

На 1981 г. идеологическую сторону деятельности ОВД определял генерал армии А. И. Грибков, первый заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР и одновременно начальник штаба Объединенных Вооруженных сил государств-участников ОВД как «союза», который «приобрел оп-

стр. 9

---

ределенный опыт борьбы со всякого рода идеологическими диверсиями, провокациями, контрреволюционными вылазками, вооруженными выступлениями реакционных сил внутри отдельных стран социалистического содружества». Стратегия ОВД ориентировала «на организацию защиты всей системы социализма». Пропаганда — на признание роли Вооруженных сил СССР в качестве основы и ядра ВД, готовых «в едином строю с братскими армиями социалистических стран бдительно стоять на страже завоеваний социализма»¹³.

Во время празднования в 1996 г. 90-летия Брежнева на заседании Комитета Государственной думы по вопросам геополитики известный ученый-международник, сын министра иностранных дел А. А. Громыко Алексей должен был ответить на вопрос, «существовала ли на самом деле в советской внешней политике доктрина Брежнева?» Он признал: «Формально — нет, но по существу — да. Не могла не существовать». Де-факто считалось, что акции разной степени интенсивности «на основе пролетарского интернационализма», в том числе подавление так наз. «антисоциалистических» и «антисоветских» выступлений с использованием военного механизма ОВД, являются долгом СССР. Вместе с тем в пропаганде сохранялось и следование принципу мирного сосуществования, невмешательства во внутренние дела других стран, мирного урегулирования международных споров. В результате возникало противоречие миролюбивых принципов с принципом «пролетарского интернационализма», которым оправдывалось вмешательство «при определенных обстоятельствах»¹⁴.

К началу 1980-х годов ситуация в Польше становилась все более трудной, актуализируя потенциал «доктрины ограниченного суверенитета». Углублялся кризис, который порождал острые противоречия и конфликты. Невиданно массовые выступления, с участием в них в 1980 — 1981 гг. практически большинства занятых, стали в известной мере следствием неудачной, чреватой резким ухудшением ситуации попытки руководства ПОРП во главе с первым секретарем ЦК Э. Тереком модернизировать экономику страны при помощи крупных западных займов и покупки новых технологий¹⁵. Главной силой социально-политического конфликта стало многомиллионное протестное движение «Солидарность», самоидентифицировавшееся как «независимый профсоюз».

Создание «Солидарности» было воспринято советским руководством как угроза самому существованию социализма, прочности ОВД и стабильности в Европе. Польша имела особое политическое и военно-стратегическое значение в «социалистическом содружестве». Эта самая крупная страна Центрально-Восточной Европы, с самой большой, после СССР, армией, занимала в ОВД, в содружестве ключевое стратегическое положение. Через территорию Польши проходили жизненно важные коммуникации, связывавшие Москву с Группой советских войск в Германии, — она была мостом, соединявшим Советский Союз с ГДР. Наконец, в Польше находилось советское ядерное оружие. Она обеспечивала контроль над Чехословакией и Венгрией. Балтийское побережье являлось связующим звеном в действиях союзных флотов СССР, ГДР и Польши. Поэтому для советского руководства было совершенно неприемлемо то, что Польша проявила себя как «слабое звено социализма», как «ослабевшее звено жизненно важного военно-стратегического пространства содружества социалистических государств»¹⁶.

При выработке в Москве линии в отношении осложнившейся польской ситуации изначально была положена в основу «доктрина Брежнева». 25 августа 1980 г. Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «К вопросу о положении в Польской Народной Республике»¹⁷. Была образована специальная, строго секретная комиссия ЦК КПСС по Польше во главе с членом Политбюро, секретарем ЦК М. А. Сусловым — так наз. Польская комиссия. После смерти Суслова в 1982 г. ее возглавил М. С. Горбачев.

стр. 10

---

Исходной являлась установка: «нам нельзя терять Польшу». Брежнев, имея в виду силовой вариант преодоления кризиса, в телефонном разговоре по-польски инструктировал Терека: «У тебя контра, надо взять за морду, мы поможем». Собственно, между Брежневым и Тереком были хорошие отношения, которые сложились еще до Пражской весны. Во время контактов он упомянул о польском происхождении своей матери, «сказал несколько слов по-польски, с интересом впитывал информацию о Польше». Как подтверждает бывший президент Франции В. -Ж. д’Эстен, польский язык «был в прямом смысле его родным языком, и с Тереком они нередко говорили по телефону по-польски»¹⁸.

Ситуация в Польше сначала ежемесячно, а затем и чаще (в январе 1981 г. — уже четыре раза, а в апреле того же года — даже пять раз) занимала существенное место в повестке дня заседаний Политбюро и Секретариата ЦК КПСС. Брежнев нередко начинал рабочий день с вопроса: «Как там дела в Польше?» Для подавления «контрреволюции» в перспективе виделось использование советской Северной группы войск и массированное введение в Польшу советских войск с территории СССР. 28 августа 1980 г. председатель и члены комиссии Суслов, Громыко, Андропов, Устинов и К. У. Черненко в записке на имя Брежнева просили на следующий же день привести в полную боевую готовность три танковых и одну мотострелковую дивизию «на случай оказания военной помощи ПНР». Рекомендовалось призвать из запаса сто тысяч военнообязанных и мобилизовать из народного хозяйства 15 тыс. автомашин. При дальнейшем обострении обстановки предполагалось доукомплектовать до состояния военного времени дивизии нескольких округов, а в случае выступления на стороне «контрреволюции» основных сил Войска Польского — увеличить группировку еще на 5 — 7 дивизий.

Неоднократно обсуждался вопрос о возможности прямого использования военно-политической мощи Советского Союза. На заседании Политбюро 29 октября 1980 г. генсек поставил коренной вопрос: «Может, действительно надо будет ввести военное положение?»¹⁹. По инициативе «комиссии Суслова» в польской Конституции Отделом ЦК была обнаружена статья об «угрозе безопасности Польши», которая могла бы послужить правовой основой для введения военного положения. С этого момента курс Кремля на силовое решение политического конфликта становился определяющим²⁰.

Линия польского руководства, стремившегося так или иначе договориться с умеренной частью «Солидарности», советских руководителей не устраивала. Москва выжидала, пока ситуация созреет для силового решения и вынудит польское руководство встать на этот путь. В ноябре 1980 г. в ЦК КПСС обсуждался вариант привлечения по чехословацкому образцу «здоровых сил» в ПОРП и польском народе к самым решительным методам преодоления социально-политического конфликта.

На заседаниях Политбюро ЦК КПСС взвешивались разные тактические варианты подавления «контрреволюции»: либо польскими силами, либо — как предпочтительный — возможной «вооруженной интервенцией отдельно Советского Союза или со странами Варшавского договора в случае крайней необходимости»²¹. Председатель работавшей в 1990 — 1992 гг. комиссии Верховного совета РФ по передаче архивов КГБ и КПСС для научного и общественного использования генерал Д. А. Волкогонов указывал на существование документов, свидетельствующих, что советское руководство вело непосредственную подготовку введения войск в Польшу.

Энергично формировался общий подход стран ОВД к польскому кризису. Периодически в Москву приглашали на беседы руководителей социалистических стран, особую обеспокоенность которых вызывало возможное выпадение Польши из системы безопасности ОВД. Их подключали к давлению на польское

стр. 11

---

руководство. 5 декабря на встрече в Москве они откликнулись на призыв советского руководства быть верными взаимным союзническим обязательствам и не бросать Польшу «на произвол судьбы». Г. Гусак, опираясь на опыт 1968, а Я. Кадар — на опыт 1956 г., советовали предпринять «энергичные действия». Э. Хонеккер рекомендовал сменить польское руководство и ввести войска²².

Брежнев был доволен подобной активностью союзников, полагая, что в таком «прочтении» намерений Москвы вреда не будет. В беседах с польскими деятелями, чтобы подтолкнуть их к активным действиям, советские руководители не раз подчеркивали, что они ни при каких обстоятельствах «не оставят братскую социалистическую Польшу в беде», что защита содружества — дело «всего содружества в целом»²³, и не исключена возможность вооруженного вмешательства.

Брежнев, неустанно следивший за развитием ситуации в Польше, практически каждые две недели напоминал телефонными звонками о необходимости решительных действий. 30 января 1981 г. он настаивал на этом ввиду «смертельной опасности», нависшей над социализмом в Польше. Для оказания давления, а также в порядке подготовки к возможному вторжению войск ряда стран ОВД использовался метод проведения совместных военных учений. Генерал В. Ярузельский, в свою очередь, в феврале 1981 г. говорил М. Раковскому: «Наша историческая миссия состоит в том, чтобы не допустить советской интервенции»²⁴.

В Москве прорабатывали меры, направленные на ослабление, а затем и разгром «польской контрреволюции». Обсуждалась модель социализма, которая «должна была» утвердиться в Польше. С этой целью была создана рабочая группа из представителей аппарата ЦК КПСС, КГБ, Генштаба и МИД на уровне заместителей руководителей этих ведомств. Польская комиссия Политбюро одобрила «Программу упрочения социализма в Польше» и ведущие к этому шаги, такие как ликвидация «пережитков капитализма», коллективизация деревни, укрепление планового хозяйства и переориентация внешнеэкономических связей на СССР; предусматривалось также ограничение деятельности католической церкви, разгром политической оппозиции и формирование «социалистической интеллигенции». В качестве первоочередных задач выдвигались очищение партии от «ревизионистов и оппортунистов», от сторонников компромисса с «Солидарностью» и «глубокая реформа» ПОРП²⁵.

23 февраля 1981 г. на XXVI съезде КПСС Брежнев заявил: «Социалистическую Польшу, братскую Польшу мы в беде не оставим и в обиду не дадим!»²⁶. Андропов, опасаясь захвата власти «Солидарностью» во время проведения в июне ее чрезвычайного съезда, был готов рекомендовать принятие «строгих мер» — «не бояться того, что это вызовет, может быть, и кровопролитие»²⁷. Переодетый в гражданское генерал В. А. Ачалов высматривал в Варшаве те ключевые учреждения, которые при вторжении предстояло занять.

Параллельно, по мере трезвого анализа ситуации в Польше, формировалась иная тенденция. Генерал Грибков, посещая воинские части, учебные заведения и предприятия, сделал тревожные выводы о настроениях поляков. На заседании военного руководства в Москве 21 октября он представил свой ситуативный анализ, с указанием на мощь массового движения протеста в Польше, на необходимость использовать сохранявшиеся рычаги мирного развития событий и не допустить гражданской войны, которая могла бы начаться при вводе в страну сил ОВД. Он подкрепил этим мнение большинства российских военных руководителей: начальника Генштаба маршала Н. В. Огаркова, маршала С. Л. Соколова, генерала армии А. А. Епишева и др. — той части руководства, которая считала дополнительное введение войск военно-политической авантюрой. С осени 1981 г. советский оперативный план все более определенно предполагал ограничиться использованием польских вооруженных сил. Он нацеливал на экономическую

стр. 12

---

помощь Польше для преодоления кризиса и недопущение втягивания Северной группы войск во «внутрипольский конфликт». Возможность вторжения войск других стран ОВД рассматривалось только в случае возникновения опасности обострения ситуации во всем «социалистическом содружестве»²⁸.

Зато ответственный за ОВД маршал В. Г. Куликов, исходя из стремления сохранить Польшу в этой организации как союзника, считал необходимой подготовку к вводу союзных войск: «Войска все равно вводить придется», — говорил он²⁹. Эти войска находились на границах Польши в состоянии боевой готовности до апреля 1982 года.

После доклада маршала Устинова, приехавшего на Политбюро с совещания военных, Суслов заявил, что никакие войска ни в коем случае не следует вводить в Польшу, что это станет катастрофой и для Польши и для СССР. Кроме варианта «А», о желательном введении военного положения самими поляками, в силовых структурах и аппарате ЦК КПСС был подготовлен вариант «Б», согласно которому в случае нарастания анархии в стране власть должны были взять, опираясь на военно-материальную мощь советских войск в Польше, «здоровые силы» в ПОРП, не останавливаясь перед созданием новой партии³⁰. Пополненная новыми боевыми контингентами Северная группа войск должна была обеспечить при подавлении «Солидарности» тылы, если бы эскалация конфликта продиктовала такое развитие событий.

В начале ноября представители командования ОВД наконец выразили согласие на то, чтобы польские руководители сели за стол переговоров с «Солидарностью» и пришли к соглашению, вплоть до ввода в состав правительства некоторых ее лидеров³¹. Как показала встреча в Варшаве 4 ноября генерала В. Ярузельского, кардинала Ю. Глемпа и руководителя «Солидарности» Л. Валенсы, выпустить, «стравить» пар из этого котла — создать Фронт национального согласия — было уже невозможно.

Запутанность, неопределенность ситуации и перспектив ее развития вызывала затруднения с определением и уточнением советской позиции, с ее изложением. Варианты протокола заседания Политбюро с датой «21 ноября» существенно различаются. Опубликованный вариант явно перередактирован. В архивной «рабочей записи» изъята ключевая пятая страница. В одном варианте текста речь идет об обсуждении с Ярузельским вопроса о военной помощи, в другом — он настаивает на том, что Польша справится с ситуацией собственными силами³². В интервью Р. А. Борецкому Ярузельский комментировал это так: «Игра была двусторонней. Нас прощупывали насчет введения военного положения. Мы, в свою очередь, старались узнать, насколько угрожает нам «братская помощь». Особенно трудно было с Сусловым, который проигрывал различные варианты: «А если вы начнете, а потом мы войдем?» — «Сами справимся», — отвечаю. «А если ситуация осложнится?» Я хорошо помнил, что сказал Брежнев моему предшественнику, первому секретарю ЦК ПОРП С. Кане: «Если ситуация будет осложняться, то мы войдем». Было это еще в 1980-м. Но вряд ли что-то изменилось год спустя. Потому настаивал: справимся сами»³³.

22 ноября Брежнев рекомендовал Ярузельскому немедленно начать разгром «Солидарности». В начале декабря в Москве вновь рассматривался вопрос о введении в Польшу войск ОВД. 3 декабря маршал Куликов обсуждал с Ярузельским вопрос о возможности введения 8 декабря в 00. часов в Польшу войск союзников³⁴. Надо полагать, это был очередной акт давления на польское руководство.

Наличие запасных силовых вариантов на случай неудачи акции по введению военного положения польскими силами подтвердил ряд советских военачальников. Начальник советского Генерального штаба генерал В. П. Дубынин, разработчик и исполнитель соответствующих действий, в начале 1990-х годов сообщил в интервью Борецкому следующее: «В 1981 г. планировалось, если со

стр. 13

---

стороны польского руководства не будет решительных ходов по поддержанию стабильности строя, порядка в стране, применить и военные меры». Командуя дислоцированной под Минском танковой дивизией, он участвовал в подготовке ввода танков в район южнее Варшавы: «Я знал задачи, знал, куда должен был войти, знал все населенные пункты, которые намечалось занять». В 1992 г. он утверждал, что приготовления к вторжению были закончены в конце ноября 1981 г., и оно было назначено на 14 декабря, если планы введения военного положения на тот момент не будут реализованы³⁵. О том же свидетельствует в своей книге «Я расскажу вам правду» зам. министра обороны СССР генерал Ачалов, командовавший военно-десантными войсками. В ходе оперативно-стратегических учений армии и флота СССР и стран ОВД «Запад-81», в частности, отрабатывался массовый десант в случае ввода войск на территорию Польши. В его задачу входили взятие Варшавы и Лодзи, в том числе основных стратегических пунктов (ЦК ПОРП, Сейма, Госцентробанка, министерств внутренних дел и обороны и т.д.), а также интернирование Ярузельского и других руководителей страны и армии. Есть аналогичные свидетельства о готовности к вводу войск и из других округов — генералов В. М. Дудника и Д. С. Сухорукова, полковников В. И. Алксниса, И. Качугурного, В. Коновалова и др. Были готовы планы, как защищать ведущие в ГДР коммуникации, «проложив канал» поддержания сообщения советских вооруженных сил с Западной Польшей и Германией, как противодействовать силам НАТО.

Маршал Куликов по указанию Брежнева прилетел 7 декабря в Варшаву с рекомендацией немедленно стабилизировать положение путем введения военного положения. Продолжалось давление в духе «доктрины Брежнева»: если не будет достигнуто быстрого «внутреннего» решения, неизбежно применение силы по «чехословацкому сценарию». Брежнев, со своей стороны торопя генерала Ярузельского, телефонным звонком предупреждал: если необходимые меры не последуют немедленно, то будет поздно. Введение военного положения станет, как передает содержание брежневского заявления В. И. Воронков, «вопросом всех нас». Таким образом, вновь был обещан вариант ввода в Польшу частей ОВД. Куликов, убежденный в необходимости использовать любые средства для сохранения ОВД, но вынужденный в тот момент исходить из «общеполитической линии ЦК КПСС», старался заставить Ярузельского немедленно ввести военное положение своими силами. С соответствующими указаниями он был направлен в Варшаву вместе с председателем Госплана СССР Н. К. Байбаковым³⁶, который имел поручение обещать Польше в случае введения военного положения экономическую помощь³⁷. 8 декабря Куликов продолжил увещевания в Варшаве, но по-прежнему без результатов.

На последнем перед введением военного положения экстренном заседании Политбюро ЦК КПСС, 10 декабря, согласно незаверенной «рабочей записи» протокола, предстояло срочно решить вопрос о вводе в Польшу, сверх уже размещенных на ее территории сил Северной группы войск, также дислоцированных на границе дополнительных соединений. «Рабочая запись» в этом месте дефектна (налицо нарушение текста, а не только нумерации) и выглядит правдоподобной, но противоречивой. В документе заметны явные нестыковки: военное положение планируется ввести в ночь на 13 декабря на основании объявления председателем Государственного совета ПНР Г. Яблоньским; однако генерал Ярузельский указывает на возможность принятия соответствующего закона только после того, как он будет обсужден в Сейме. В интервью Ярузельского Борецкому он обращает внимание на то, что лишь в этом сомнительном документе содержится утверждение, будто он выражал намерение в случае необходимости «связаться с союзниками» на предмет введения их войск на территорию Польши и ожидал, что такая помощь «будет

стр. 14

---

оказана и со стороны СССР», — со ссылкой на слова Куликова³⁸. Реплика Андропова в этой записи гласит, что такое заявление Куликова «было бы неправильным», что проведение операции «целиком и полностью должно быть решением польских товарищей». Советские руководители на тот момент приняли единое решение сообщить Ярузельскому, что он может рассчитывать только на свои силы. Устинов при этом подчеркнул, что генерал только на них и рассчитывает.

На вопрос Борецкого: «Можете ли вы кратко — да или нет — сказать, просили ли вы о прямой «братской помощи»?» генерал ответил: «Есть однозначный ответ: нет… Дела польские должны быть разрешены нашими собственными усилиями… Армия пользовалась небывалой массовой поддержкой: по данным опроса общественного мнения, 93 процента поляков доверяли ей!.. Так что, спрашивается, зачем же нам было звать «большого брата» на помощь?!. Не был я и самоубийцей. Так как позвать к нам чужую армию означало бы не военное положение, но национальное восстание, фактически состояние войны. А такая война могла бы вовлечь не только гражданских лиц, но и повлечь раскол армии. И первым получил бы пулю я»³⁹.

Позднее предпринимались неубедительные попытки приписать Ярузельскому просьбу о вооруженной помощи (со ссылкой на две не имеющие официального характера записи, с непронумерованными страницами и ничем не оправданными лакунами, эмоциональными вставками «рабочих тетрадей» «из собственного архива» генерала В. И. Аношкина — адъютанта Куликова)⁴⁰. Заявление маршала Устинова на заседании Политбюро ЦК КПСС 10 декабря их вполне опровергает.

Анализ внутри- и внешнеполитической ситуации в Польше показывал явную нецелесообразность прямого, полномасштабного применения «доктрины Брежнева». Он распорядился использовать ее всего лишь как тактический прием — в форме угрозы. В то же время генерал Грибков подтверждает, что планы ввода союзных войск были готовы, о чем польское руководство знало. В рабочей группе «комиссии Суслова» имелась и разработка введения руками поляков «военно-политической диктатуры — с генералом или без него, так сказать коллективной хунты»⁴¹. Конкретным лицам уже было дано задание интернировать Ярузельского.

Как сообщает Грибков, в ответах Москвы на поставленные Ярузельским 11 — 12 декабря вопросы о введении войск в Варшаву ему было сообщено, что решение еще не принято⁴². Отметим: на вопросы, а не на просьбы! Это была типичная точка бифуркации: при текущем анализе развития ситуации продолжали выстраиваться варианты.

Польша была предельно перегретым, в любой момент готовым взорваться разрушительным котлом сопротивления. Полтора года давление этого пара беспрерывно нагнеталось. Польское руководство не прекращало выражать сомнения по поводу целесообразности введения военного положения, но ситуация вынудила его к этому 13 декабря 1981 года.

«Доктрина Брежнева» теряла действенность. В Польше она была опробована, но практически не сработала, хотя неоднократные попытки угрожать ее применением были предприняты.

Ярузельскому пришлось охлаждать котел экстренным способом, но своими силами. Это позволило снять чрезмерный накал противостояния, а затем постепенно переводить его в русло переговорного процесса и проведения системных демократических преобразований.

После отмены военного положения польское руководство вновь получило рекомендацию вернуться к «общим закономерностям социализма», но на это в Варшаве не пошли. Да и у Андропова уже появилось понимание необходимости перемен в области экономики и государственного управления, которое он не успел претворить в практику, а Черненко вообще не был склонен к этому⁴³.

стр. 15

---

Накануне «перестройки» в «социалистическом содружестве» образовалось нагромождение проблем и противоречий в ключевых сферах идеологии, внутренней и внешней политики. «Стало очевидно: в наших отношениях со странами Восточной Европы надо многое менять, прежде всего отказаться от мелочной опеки, постоянного и большей частью неквалифицированного вмешательства в их дела», — пишет сотрудник международного отдела ЦК КПСС К. Н. Брутенц. В своих мемуарах Горбачев называет конкретную дату принятия такого решения — март 1985 г., когда «мы действительно отказались от всякого вмешательства во внутренние дела союзников». В майском выступлении в МИД он сделал принципиальное заявление: «Отношения с братскими социалистическими странами вступили в новый исторический этап. Это уже полноправное общество и водить их на помочах нельзя. Отношения должны быть новыми. Максимальное внимание к этим нашим друзьям и их нуждам. А то был разрыв между декларациями о дружбе и подлинным духом отношений. Уважать суверенитет, достоинство союзников, в том числе малых, отказываться от иллюзий, будто мы можем всех учить»⁴⁴.

Казалось, линия Горбачева в отношении стран Центрально- и Юго-Восточной Европы оформилась окончательно. Член Политбюро того времени В. А. Медведев подчеркивает, что перемены советской политики в отношении социалистического содружества выразились прежде всего в отказе от «доктрины Брежнева». После похорон Черненко, на первом же совещании с руководителями Варшавского договора, Горбачев заявил: «Мы за равноправные отношения, уважение суверенитета и независимости каждой страны, взаимовыгодное сотрудничество во всех сферах»⁴⁵. После апрельского пленума А. Н. Яковлев получил задание оповестить об отказе от «доктрины Брежнева» всех руководителей соцстран. Весной 1986 г., после XXVII съезда КПСС, в Отделе социалистических стран ЦК была составлена и внесена от имени Горбачева в Политбюро записка, ориентирующая на учет реальных интересов этих стран, сужение сферы вмешательства, отказ от диктата и силового нажима. Предполагалось, что будет создан пояс стабильных дружественных государств, в котором будут иметь решающее значение не идеологические факторы или не только они, но внешнеполитическое положение, сходные интересы безопасности, экономические связи и т.д. 3 июля 1986 г. была обсуждена и одобрена Политбюро записка «О некоторых актуальных вопросах сотрудничества», содержавшая критическую оценку того, что ранее партия судила обо всем односторонне, недостаточно учитывая новизну проблем и специфику «братских стран». Новая линия получила развитие в постановлении ЦК КПСС от 29 августа 1986 г., призывавшем изучать реальные потребности этих стран и избегать директивного нажима.

Визит Горбачева в Прагу в 1987 г. вызвал в Чехословакии радужные надежды на демократические перемены. Но он далеко не сразу решился пересмотреть прежние оценки Пражской весны. Горбачев хвалил курс Гусака и делал ставку на М. Якеша. По-настоящему переломным для стран социалистического содружества стал 1989 год — год развертывания глубоких системных преобразований и оптимизации общественного развития, начатый работой Круглого стола в Польше, а затем и в других странах бывшего «социалистического содружества».

В конце октября 1989 г. в Хельсинки пресс-атташе МИД СССР Г. И. Герасимов официально объявил, что «доктрина Брежнева мертва». Случилось то, что в беседе с В. Гавелом 23 ноября предрек крупный английский политолог Т. Г. Эш: «В Польше это длилось 10 лет, в ГДР — 10 недель, в Чехословакии возможно займет 10 дней»⁴⁶. «Бархатная революция» победила в Чехословакии в ноябре 1989 г. под лозунгами, в частности, осуждения интервенции 1968 г. и о выводе из страны советских войск.

стр. 16

---

2 — 3 декабря 1989 г. на мальтийской встрече с Дж. Бушем М. С. Горбачев обещал невмешательство в дела бывших сателлитов: «Мы — за мирные перемены, мы не хотим вмешательства и не вмешиваемся в будущие процессы. Пусть народы сами, без вмешательства извне решают, как им быть»⁴⁷. Это касалось и объединения Германии. Признание неоправданности, ошибочности вооруженного вмешательства СССР и его союзников во внутренние дела стран «социалистического содружества» состоялось и на встрече руководителей бывших социалистических стран в декабре 1989 г. в Москве.

В 1992 — 1993 гг. президент России Б. Н. Ельцин нанес визиты бывшим союзникам и дал критическую оценку вооруженному подавлению восстания в Венгрии в 1956 г. и интервенции в Чехословакию в 1968 г, как противоправным. Это открыло дорогу многочисленным публикациям документов и исследований с новыми фактами и оценками. В этой связи нельзя не упомянуть и об официальном письме Горбачева от 31 августа 1995 г. в комиссию конституционной ответственности Сейма, разбиравшую вопрос о введении военного положения в Польше. В нем, в частности, есть такой фрагмент: «Советское руководство металось в поисках выхода между двумя одинаково неприемлемыми для него решениями: согласиться с хаосом, охватившим Польшу и влекущим за собой распад всего социалистического лагеря, или отреагировать на события в Польше вооруженной силой… Тем не менее наши войска, танковые колонны вдоль границы с Польшей, а также достаточно сильная Северная группа войск внутри Польши — все это при определенных экстремальных условиях могло быть приведено в действие»⁴⁸. Именно Ярузельскому, подчеркнул Горбачев, Польша обязана пресечением намерений использования войск ОВД для силового разрешения конфликта⁴⁹. Вернувшись к этому вопросу в интервью главному редактору польского журнала «Wprost» M. Кобоско, он рассуждал так: «Не было никаких планов интервенции в Польшу. У нас не было намерения входить в польские города… Бывают непредвиденные ситуации. Если бы ситуация вырвалась из-под контроля, если бы у вас, рядом с границей СССР, грозила гражданская война, могло быть по-разному»⁵⁰.

Процессу саморазрушения «реального социализма» в значительной степени способствовало недостаточное внимание к специфике и перспективам развития, к проверке обобщений — практикой, неготовность переосмыслить отношения в «социалистическом» блоке. Одной из главных причин этого был традиционно весьма преклонный возраст лидеров. Часто контактировавший с вождями Брутенц констатировал: «Солидный возраст, с одной стороны, снабдил их огромным политическим опытом, предостарагал от иллюзий, с другой — гасил желания что-либо менять, даже если такие и возникали»⁵¹. А возникали они редко, разве что у принявших концепции перестройки руководителей Венгрии и Польши. Руководствуясь инстинтктом самосохранения, Хонеккер не только их решительно отвергал, но и стал претендовать на роль нового руководителя международного коммунистического движения. Т. Живков трактовал их снисходительно, утверждая, что Болгария давно прошла этот этап.

Горбачев же продолжал декларировать свободу выбора, равенство и взаимную ответственность. Он надеялся, что «братские» страны традиционно пойдут по пути, диктуемому СССР, и этот путь либерализации останется в рамках «демократизации» «реального социализма». Между тем из-за его колебаний лидеры этих стран часто плохо понимали цели и планы советского руководителя. Режимы в них, не имевшие прочной опоры, из-за углублявшегося кризиса испытывали серьезные трудности. Во внутренних делах он обозначал допустимую границу преобразований — сохранение социализма: одергивал «братские страны» при попытках провести свободные выборы и ввести многопартийную систему, провести экономическую реформу. Отказавшись от практики поддер-

стр. 17

---

жки догматического руководства, он встал на путь его смены, стимулируя кадровые ротации. В сфере внешней политики международный курс содружества по-прежнему определялся без коллективного обсуждения, исходя из установки об «органической координации деятельности». Отсутствие подлинного равноправия, призрачный во многом характер самостоятельности стран «социалистического содружества» выразились в том, что «не произошло никаких изменений в функционировании ОВД, в ее структуре и командовании»; так что, хотя самостоятельность этих государств возросла, «провозглашенное равноправие, конечно, не состоялось»⁵².

С одной стороны, советский генсек сначала сделал иллюзорным заявленный отказ от вмешательства, а с другой — перешел к принципу «каждый отвечает за себя», распространив его на СЭВ и ОВД. Трудно не согласиться с выводом Брутенца относительно политики советского руководства в отношении стран социалистического содружества на переломном этапе: она «не опиралась ни на понимание ситуации в них, ни на просчитанную прогностическую основу, ни, наконец, на продуманный механизм реализации. Кроме того, она сохранила немало компонентов старой политики, была непоследовательной и противоречивой».

История показала, насколько теория и практика «реального социализма» были не только не универсальны и не адекватны мировым тенденциям цивилизованного развития, но и не соответствовали конкретным условиям и возможностям центрально-восточноевропейского региона, разным темпам социально-экономического роста отдельных стран, состоянию и динамике развития их политической системы. Попытка сконструировать на таком материале общезначимую модель «социализма» как антипода капитализму, а тем более силовыми методами, была обречена на провал. Кризис был заложен в самой системе, а его обвальный характер был предопределен отсутствием продуманной стратегии у советского руководства, которое проводило политику торопливых импровизаций при «неординарной уступчивости американским партнерам»⁵³. Ни «доктрина Брежнева», ни «перестройка» не смогли продлить жизнедеятельность «социалистического содружества».

Примечания

1. XX съезд Коммунистической партии Советского Союза. М. 1957, с. 12.

2. МУСАТОВ В. Предвестники бури: Политические кризисы в Восточной Европе (1956- 1981 гг.). М. 1996, с. 103 — 104.

3. Цит. по: ЖЕЛИЦКИ Б. Й. Янош Кадар: Превратности судьбы. В кн.: Бывшие «хозяева» Восточной Европы. М. 1995, с. 93.

4. Варшавское совещание европейских государств по обеспечению мира и безопасности в Европе (Варшава, 11 — 14 мая 1955 г.). М. 1955.

5. Фрагмент см.: ЛУКАЧ Д. Демократическая альтернатива сталинизму. — Коммунист, 1990, N 14. Подробно см.: СТЫКАЛИН А. Дъердь Лукач: ученый, мыслитель, политик. — Свободная мысль, 1999, N 3, с. 102 — 105.

6. ЧЕРНЯЕВ А. С. Двойной портрет: Брежнев-Горбачев. — Полис, 2012, N 3, с. 57 — 58.

7. Там же, с. 66; БРУТЕНЦ К. Н. Несбывшееся: Неравнодушные заметки о перестройке. М. 2005, с. 51.

8. Krizy rezimov sovietskeho bloku v rokoch 1948 — 1989 (Istoricko-politologicke pohla’dy). Banska Bystrica. 1997, s. 211 — 221.

9. МУСАТОВ В. Л. Советский Союз и Пражская весна 1968 г. В кн.: Чехия и Словакия в XX веке. Кн. 2. М. 2005.

10. УТКИН А. И. Измена Генсека: Бегство из Европы. М. 2009, с. 65 — 66.

11. МУСАТОВ В. Л. Ук. соч., с. 222.

12. V съезд Польской Объединенной рабочей партии. 11 — 16 ноября 1968 г. Основные материалы и документы. М. 1969, с. 207; БРЕЖНЕВ Л. И. Ленинским курсом. Т. 2. М. 1970, с. 329.

13. ГРИБКОВ А. И. Братство по классу — братство по оружию: О сотрудничестве братских социалистических стран по Варшавскому договору. М. 1981, с. 39; ЕГО ЖЕ. На страже мира и социализма. М. 1984, с. 61 — 62.

стр. 18

---

14. Стенограмма расширенных заседаний Комитета Государственной думы по вопросам геополитики. 1996 — 1999 годы. 19 декабря 1996 г. ГРОМЫКО А. А. Геополитическая доктрина Брежнева и внешняя политика СССР в 70 — 80-е годы (К 90-летию со дня рождения Л. И. Брежнева) http://www.gromyko.ru/Russian/DA/an2.htm.

15. Центрально-Восточная Европа во второй половине XX века. Т. 2. М. 2002, с. 446 — 450.

16. ГРИБКОВ А. И. «Доктрина Брежнева» и польский кризис начала 80-х годов. — Военно-исторический журнал, 1992, N 9, с. 53.

17. Документы «Комиссии Суслова»: События в Польше. — Новая и новейшая история, 1994, N 1, с. 84.

18. GIEREK E. Przerwana dekada. Warszawa. 1990, s. 211; EJUSD. Smakzycia. Pamietniki. Warszawa. 1993, s. 198; Д’ЭСТЕН В. Ж. Власть и жизнь. М. 1990, с. 134.

19. Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ), ф. 89, оп. 46, д. 59, л. 4 — 7; оп. 42, д. 37, л. 1.

20. ВОРОНКОВ В. И. События 1980 — 1981 гг. в Польше. Взгляд со Старой площади. — Вопросы истории, 1995, N 10, с. 98.

21. Там же, с. 98, 99.

22. Там же, с. 103; ПИХОЯ Р. Г. Советский Союз: история власти (1945 — 1991). М. 1998, с. 400, 408.

23. Правда, 5.III.1981.

24. RAKOWSKI M.F. Jak to sie stafo. Warszawa. 1991, s. 25.

25. ВОРОНКОВ В. И. Ук. соч., с. 106.

26. Советский Союз и Народная Польша. 1974 — 1987. Документы и материалы. М. 1989, с. 178.

27. РГАНИ, ф. 89, оп. 42, д. 39, л. 3 — 8.

28. ГРИБКОВ А. И. «Доктрина Брежнева», с. 56.

29. ЛАВРЕНЕВ С, ПОПОВ И. Советский Союз в локальных войнах и конфликтах. М. 2005, с. 401.

30. МУСАТОВ В. Л. Россия и Восточная Европа: Связь времен. М. 2008, с. 198.

31. ГРИБКОВ А. И. «Доктрина Брежнева», с. 57.

32. РГАНИ, ф. 89, оп. 41, д. 48, л. 4 — 6; Новая и новейшая история, 1994, N 1, с. 98.

33. БОРЕЦКИЙ Р. Мой генерал. Что он спасал: режим или страну? М. 2008, с. 94 — 95.

34. JARUZELSKI W. Mein Leben fur Polen. Erinnerungen. Munich. 1993, S. 234 — 235.

35. БОРЕЦКИЙ Р. Ук. соч., с. 103 — 104; Новое время, 1992, N 27, с. 26 — 27.

36. ЛАВРЕНЕВ С, ПОПОВ И. Ук. соч., с. 403; Новая и новейшая история, 1994, N 1, с. 99, 103.

37. ВОРОНКОВ В. И. Ук. соч., с. 120.

38. БОРЕЦКИЙ Р. Ук. соч., с. 96.

39. Там же, с. 96 — 97.

40. Время новостей, 12.XII.2008, N 231; Przed i po 13 grudnia. Panstwa bloku wschodniego woвec kryzysu w PRL 1980 — 1982. T. 2. Warszawa. 2007, s. 398.

41. МУСАТОВ В. Л. Россия и Восточная Европа, с. 198.

42. ГРИБКОВ А. И. «Доктрина Брежнева», с. 57.

43. БРУТЕНЦ К. Н. Ук. соч., с. 52 — 53.

44. ГОРБАЧЕВ М. Жизнь и реформы. Кн. 2. М. 1995, с. 371.

45. Там же, с. 81 — 82.

46. Polska 1986 — 1989: Koniec systemu. Warszawa. 2002, s. 4.

47. ПОЛЫНОВ М. Ф. «Доктрина Горбачева и уход СССР из Восточной Европы. — Новейшая история России, 2011, N 2.

48. ЯРУЗЕЛЬСКИЙ В. Можно ли было избежать введения военного положения в Польше в 1981 году? — Новая и новейшая история, 2008, N 4, с. 115 — 116.

49. Вести.Ru. 12.IX.2008; Przeglad, 23.XI.2008; и др.

50. Wprost, 22.IX.2012.

51. БРУТЕНЦ К. Н. Ук. соч., с. 468.

52. Там же, с. 482 — 483.

© biblioteka.by

Постоянный адрес данной публикации:

https://biblioteka.by/m/articles/view/-Социалистическое-содружество-и-доктрина-Брежнева

Похожие публикации: L^{Беларусь} L^World Y G

Комментарии:

СССР и
государства Восточного блока во второй
половине 60-х – первой половине 80-х гг.

«БРЕ́ЖНЕВА
ДОКТРИ́НА», в западной историографии
название политики ограничения суверенитета
стран социалистического лагеря,
проводившейся СССР с конца 1960-х по 1980-е
годы. Ее основные положения были
сформулированы генеральным секретарем
ЦК КПСС Л. И. Брежневым на
5-м съезде Польской объединенной рабочей
партии в
ноябре 1968. Доктрина, признавая наличие
слабых звеньев в социалистическом
лагере, возможность реставрации
капитализма, объявляла целью всех
социалистических стран сохранение
целостности социалистического лагеря
(в том числе с помощью военной силы).
«Доктрина Брежнева» явилась ответом
на события в Чехословакии, прервавшие
наступление Пражской весны.

Доктрина
Брежнева 
Доктрина ограниченного суверенитета —
сформулированное западными политиками
и общественными деятелями описание
внешней политики СССР 60-80-х
годов. Доктрина заключалась в том, что
СССР мог вмешиваться во внутренние дела
стран Центрально-Восточной Европы,
которые входили в социалистический
блок для
того, чтобы обеспечивать стабильность
политического курса, строившегося на
базе реального социализма и направленного
на тесное сотрудничество с СССР.

Понятие
появилось после выступления Леонида
Брежнева на
пятом съезде Польской
объединённой рабочей партии в 1968
году:

Хорошо
известно, что Советский Союз немало
сделал для реального укрепления суверенитета,
самостоятельности социалистических
стран. КПСС всегда выступала за то, чтобы
каждая социалистическая страна определяла
конкретные формы своего развития по
пути социализма с учётом специфики
своих национальных условий. Но известно,
товарищи, что существуют и общие
закономерности социалистического
строительства, отступление от которых
могло бы повести к отступлению от
социализма как такового. И когда
внутренние и внешние силы, враждебные
социализму, пытаются повернуть развитие
какой-либо социалистической страны в
направлении реставрации капиталистических
порядков, когда возникает угроза делу
социализма в этой стране, угроза
безопасности социалистического
содружества в целом — это уже
становится не только проблемой народа
данной страны, но и общей проблемой,
заботой всех социалистических стран.

Именно
этот подход стал идеологическим
обоснованием военного
вмешательства войск
стран Варшавского договора во главе с
СССР в Чехословакию в
августе 1968
года.

Доктрина
оставалась в силе до конца 1980-х годов,
при Михаиле
Горбачёве.

Фактическое
окончание действия доктрины относят к
встрече президента СССР М. С. Горбачева
и президента США Дж. Буша на Мальте в
декабре 1989 г.

С
приходом к руководству Коммунистической
партии Чехословакии Александра
Дубчека Чехословакия
начала демонстрировать всё бо́льшую
независимость от СССР.
Политические реформы Дубчека и его
соратников (О.
Шик, И.
Пеликан, З.
Млынарж и
другие), которые стремились создать «социализм
с человеческим лицом»,
не представляли собой полного отхода
от прежней политической линии, как это
было в Венгрии
в 1956 году,
однако рассматривались руководителями
СССР и ряда соцстран (ГДР, Польша,
Болгария), как угроза партийно-административной
системе Советского Союза и
стран Восточной и Центральной
Европы,
а также целостности и безопасности
«советского блока».

Была
существенно ослаблена цензура,
повсеместно проходили свободные
дискуссии, началось создание многопартийной
системы. Было заявлено о стремлении
обеспечить полную свободу слова, собраний
и передвижений, установить строгий
контроль над деятельностью органов
безопасности, облегчить возможность
организации частных предприятий и
снизить государственный контроль над
производством. Кроме того,
планировалась федерализация государства
и расширение полномочий органов власти
субъектов ЧССР — Чехии и
Словакии.

Одновременно
с либерализацией в обществе нарастали
антисоветские настроения. Когда 15
февраля на Олимпийских
играх в Гренобле хоккейная
команда ЧССР обыграла
советскую сборную со счётом 5:4,
для многих в республике это событие
превратилось в национальный праздник.

Часть
правящей коммунистической партии —
особенно на высшем уровне — выступала,
однако, против какого бы то ни было
ослабления партийного контроля над
обществом, и данные настроения были
использованы советским руководством
в качестве повода для отстранения
реформаторов от власти. По мнению
правящих кругов СССР, Чехословакия
находилась в самом центре оборонительной
линии организации Варшавского
договора,
и её возможный выход из него был недопустим
во время холодной
войны.

23
марта 1968
года на съезде коммунистических партий
в Дрездене прозвучала
критика реформ в Чехословакии. 4
мая Брежнев принял
делегацию во главе с Дубчеком в Москве,
где остро критиковал положение в ЧССР. 15
июля руководители
коммунистических партий направили
открытое письмо ЦК КПЧ, 29
июля — 1
августа состоялась
встреча Президиума ЦК КПЧ и Политбюро
ЦК КПСС в Чьерне-над-Тисоу, 17
августа Дубчек
встретился в Комарно с Яношем
Кадаром,
который указал Дубчеку, что ситуация
становится критической.

Активно
развивалось сотрудничество в рамках
организации Варшавского Договора
(ОВД). Почти ежегодно в 80-е годы проводились
общие маневры, в основном на территории
СССР, Польши и ГДР.

Частичные
реформы «советской модели социализма»
ни в одной из стран восточноевропейского
блока не привели к качественному росту
эффективности производства.

Реакцией
на кризис «советской модели социализма»
в странах Восточной Европы и события
«чехословацкой весны» 1968 г. явилась
так называемая «доктрина Брежнева».
Главное ее содержание составила «теория
ограниченного суверенитета»
социалистических стран. Она была
провозглашена Генеральным секретарем
ЦК КПСС на V съезде Польской объединенной
рабочей партии в ноябре 1968 г. Ее
выдвижение свидетельствовало о том
большом внимании, которое уделялось
внешней политике в конце 60-х — начале
70-х годов.

«Доктрина
Брежнева» признала наличие слабых
звеньев в социалистическом фронте,
возможность реставрации капитализма
в силу объективных трудностей и ошибок
субъективного характера, вероятность
войны с империалистическим окружением,
чрезвычайность такой акции как
военная помощь дружественной стране
в защите социалистического суверенитета.
Л. Брежнев подчеркнул, что суверенитет
социалистического государства есть
общее достояние всех марксистов-ленинцев:
«Когда возникает угроза делу социализма
в одной стране, угроза безопасности
социалистического содружества в целом
— это уже становится не только проблемой
народа данной страны, но и общей
проблемой, заботой всех социалистических
стран». Политика « невмешательства»,
по его мнению, прямо противоречила
интересам обороны брате-ких государств.
Для того чтобы не уступить, не отдать
буржуазии ни грана завоеванного, не
допустить отступления от марксизма-
ленинизма требуется прочно
придерживаться «общих закономерностей
социалистического строительства».

Термин
«доктрина» как система установок не
прижился в советском внешнеполитическом
лексиконе, его нет ни в одном официальном
партийном или государственном документе.
Но существование «доктрины Брежнева»
никогда не опровергалось политическими
руководителями СССР, поскольку она
расширяла содержание коренного
идеологического постулата КПСС —
«принципа пролетарского интернационализма».
В то же время «доктрина Брежнева»
выражала политику, нацеленную на
закрепление территориально-
государственного устройства в Европе
послевоенного периода.

Попытки
народно-демократических преобразований
подавлялись как извне (введение войск
стран Варшавского договора в Чехословакию
в 1968 г.), так и изнутри (движение
«Солидарность» в 1980-1981 гг. и его запрет
с введением военного правления в
Польше).

Китайский
вариант реформ образца 50-60-х годов
обусловил жесткую конфронтацию СССР
и КНР. В 1969 г. на советско-китайской
границе произошли вооруженные
столкновения (в районе о. Даманский и
др.). Лишь после смерти Мао Цзэдуна в
1976 г. и смерти Брежнева в 1982 г. отношения
между двумя странами нормализовались.
К маоистскому течению в период после
«пражской весны» добавился «еврокоммунизм»,
провозглашавший автономность национальных
компартий, приоритет национальных
ценностей, отрицание «диктатуры
пролетариата» и утверждение демократических
механизмов прихода к власти и руководства
обществом. Авторитет социализма
оставался высоким преимущественно
в тех странах третьего мира, которые
получали военно- финансовую и техническую
помощь СССР. Для Советского Союза это
была еще одна статья огромных расходов
в ущерб собственным экономическим
и социальным программам.
Особенности внешней политики СССР при
Л. Брежневе. Идеология конфронтации.
Принцип мирного сосуществования как
«новая форма классовой борьбы». Идея о
постоянном усилении идеологической
борьбы двух систем.

Основные
задачи и направления внешнеполитической
деятельности СССР после смещения Хрущёва
и их реализация. Советская политика в
отношении стран социализма. СССР и
Вьетнамская война. Советский Союз и
события в Чехословакии.

Советское
и американское понимание необходимости,
целей, задач и содержания разрядки
международной напряжённости. Постепенная
нормализация отношений между Востоком
и Западом. Ликвидация напряжённости в
германском вопросе. Подписание договоров
ФРГ с СССР, Польшей, Чехословакией.
Взаимное признание ФРГ и ГДР. Решение
проблемы Западного Берлина.

Советско-американское
сближение и его международное значение.
Подписание договоров, предотвращавших
ядерное столкновение двух сверхдержав,
документов о сотрудничестве СССР и
США.

Хельсинкское
совещание по безопасности и сотрудничеству
в Европе. Заключительный Акт совещания
и его содержание. Границы разрядки,
нерешённые проблемы.

Проблемы
советского влияния в мире. Продвижение
социализма.

Ввод
советских войск в Афганистан. Усиление
консервативных и реакционных сил на
Западе как реакция на советскую политику.
Новое обострение «холодной войны».
Начало Западом очередного витка гонки
вооружений. Решение о ежегодном росте
военных расходов НАТО. Размещение
американских ракет среднего радиуса
действий в Западной Европе, проект СОИ
и начало его разработки.

Усиление
под влиянием разрядки антисоциалистических
процессов в восточноевропейских странах.
«Доктрина Брежнева» как инструмент
противодействия этим процессам. События
в Польше в 1970, 1981 гг. Разногласия СССР
с Китаем, Албанией, КНДР, Югославией,
Румынией. Проблемы в развитии отношений
СССР со странами «третьего мира».

СССР
и социалистические страны. Первостепенное
внимание руководство страны уделяло
взаимоотношениям с социалистическими
странами. Увеличился объем товарооборота
между СССР и социалистическими странами.
СССР экспортировал топливо, электроэнергию,
руды, металлы. СССР импортировал машины,
оборудование, транспортные средства.

В
1971 г. была принята Комплексная программа
социалистической экономической
интеграции. Она включала международное
разделение труда, сближение экономик
государств СЭВ, расширение товарооборота
между социалистическими странами. В
соответствии с планом международного
разделения труда и Венгрии развивалось
автобусостроение и выпуск автомобильных
деталей, в ГДР — судостроение и текстильное
машиностроение.

Расширялись
масштабы работ по совместному освоению
природных ресурсов и сооружению
промышленных предприятий на территории
стран — членов СЭВ. В целях концентрации
средств для совместного строительства
был организован Международный
инвестиционный банк (МИБ). При техническом
содействии СССР возродились атомные
электростанции в Болгарии и ГДР,
реконструировался Дунайский
металлургический комбинат в Венгрии,
строился завод по строительству каучука
в Румынии.

Диктат
со стороны ССР, навязывание союзникам
по ОВД советской модели развития вызвали
недовольство в странах Восточной Европы.
Отношения внутри мировой системы
социализма были осложнены вооруженным
вмешательством стран-участниц ОВД
(Организация стран Варшавского договора)
по инициативе советского руководства
в Чехословакию (1968 г.) с целью остановить
процесс демократических преобразований.

Стали
осложняться отношения СССР с Китайской
Народной Республикой. Весной 1969 г.
произошло вооруженное столкновение
между советскими и китайскими воинскими
частями в районе пограничной реки
Уссури. Конфликт разгорелся из-за острова
Даманский, территориальная принадлежность
которого четко не была определена.
Инцидент едва не перерос в советско-китайскую
войну. После конфликта на острове
Даманском были предприняты меры по
укреплению границы с Китаем. Здесь
создавались новые военные округа, была
увеличена численность советских войск
в Монголии.

Соседние файлы в папке ekzamen_-_kopia

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

Конфликт Тито — Сталин. Югославская модель социализма. Единственным восточноевропейским государством, оказавшимся после войны вне сферы влияния СССР, была Югославия. Коммунистическое руководство этой страны, декларировавшее приверженность курсу на строительство социализма, вступило в острый конфликт со Сталиным. Причиной этого конфликта стало нежелание югославской компартии, и прежде всего её лидера И. Б. Тито, слепо выполнять распоряжения «товарищей» из Москвы. В отличие от лидеров компартий других восточноевропейских стран он пришёл к власти без серьёзной помощи со стороны Москвы. Советских войск после окончания войны в Югославии не было, и в этих условиях Тито начал проводить самостоятельный курс.

Как в песне Синатры

30 лет назад СССР официально отказался от так называемой «доктрины Брежнева», предполагавшей установление жесткого советского контроля над странами-сателлитами. В противовес потерявшему актуальность вектору внешней политики появилась «доктрина Синатры» — так в шутку назвали новый курс, провозглашенный министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе. В этой связи на Западе обыгрывалась фраза начальника Управления МИД СССР Геннадия Герасимова, сравнившего выбранную страной при Михаиле Горбачеве внешнеполитическую линию с культовым шлягером Фрэнка Синатры «My Way»:

отныне государства Организации Варшавского договора (ОВД), подобно американскому певцу, были вольны выбирать собственный путь развития.

Все произошло 25 октября 1989 года в эфире американской ТВ-программы «Доброе утро, Америка», куда Герасимова, весьма популярного на Западе благодаря стилю общения, разительно отличавшемуся от привычных советских канонов, пригласили выступить для аудитории США. Многие считали Герасимова неофициальным пресс-секретарем Горбачева, а потому его слова часто интерпретировали как позицию главы государства. На шоу советского дипломата попросили прокомментировать сделанное двумя днями ранее заявление Шеварднадзе об отказе Советского Союза от вмешательства в дела других стран.

Следование «доктрине Синатры» в представлении иностранцев явилось частью объявленного Горбачевым «нового политического мышления» — концепции эпохи Перестройки, основывавшейся на прекращении холодной войны, разрядке и отказе от гонки вооружений.

«Политику должны определять люди»

По другой версии, Герасимов сделал свое поразившее мир заявление на журналистском брифинге в Хельсинки, а в США выступил позже.

«Я считаю, что «доктрина Брежнева мертва». Теперь у нас есть «доктрина Фрэнка Синатры»,

— сказал представитель советского МИД журналисту, задавшему вопрос. — У него была песня My Way. Поэтому каждая страна самостоятельно решает, каким путем идти».

Далее у Герасимова спросили, означает ли все вышесказанное отказ Москвы от поддержки коммунистических партий в Восточной Европе.

«Это точно… политические структуры должны определяться людьми, которые там живут», — последовал ответ.

«Доктрина Синатры» была расценена как выданное СССР своим союзникам разрешение самим решать собственное будущее. К тому времени в странах соцблока уже начались процессы демократизации. Стремительно рушился железный занавес. Так, массовые выступления произошли в Польше и Венгрии, которая открыла границы и пропустила в Австрию сотни жителей ГДР.

Как сформулировал по данному поводу Герасимов, действия Венгрии были «крайне неожиданны, но они впрямую нас не затрагивают».

Падение коммунистических режимов

Советская политика невмешательства поощряла оппозиционные силы, уже открыто боровшиеся за власть в своих странах, но эта проблема окружение Горбачева мало беспокоила, констатировал историк Матвей Полынов в своей статье «Доктрина Горбачева» и уход СССР из Восточной Европы». В отличие от советской линии «свободы выбора», американский курс было противоположным: вбить клин между СССР и его союзниками по ОВД, постепенно вытеснить правящие партии и способствовать приходу к власти прозападных сил.

Провозглашение «доктрины Синатры» имело куда более серьезные последствия для ОВД, чем это можно было представить. СССР принципиально отказался от помощи ГДР, чей руководитель Эрих Хонеккер отчаянно просил поддержку. Прошло совсем немного времени, и коммунистическое правительство в этой стране оказалось свергнуто. Аналогичная ситуация вслед за Польшей сложилась в Чехословакии, Болгарии и чуть позже в Румынии.

Известный историк, специалист по холодной войне Анатолий Уткин называл результатом реализации «доктрины» «бегство из Европы».

«Что касается социалистического содружества, то я не замечал у Горбачева интереса к нему,

— отмечал историк, помощник генерального секретаря ЦК КПСС по международным делам Анатолий Черняев. — Наблюдая Горбачева и слушая его суждения, я, и не только я, чувствовал, что он без энтузиазма идет на контакты с лидерами соцстран, с трудом соглашается на визиты и явно не склонен демонстрировать «свою руководящую роль».

О чем была «доктрина Брежнева»

«Доктрина Брежнева» была сформулирована в статье «Правды» 26 сентября 1968 года. Достаточно скучным канцелярским языком в тексте объяснялось особое положение СССР в ОВД и его право вмешиваться во внутренние дела других стран в случае появления угрозы строительству коммунизма.

Суть материала сводилась к тому, что каждая компартия несет ответственность не только перед собственным народом, но и перед всеми социалистическими странами.

Статья стала послесловием к августовским событиям в Чехословакии, куда для подавления народных выступлений в поддержку принятого властями курса на либерализацию политической системы были введены военные контингенты пяти государств ОВД.

«Нет сомнений, что народы социалистических стран и коммунистические партии имеют и должны иметь возможность для того, чтобы определять пути развития своих стран. Однако любое их решение не должно наносить ущерба ни социализму в их собственной стране, ни фундаментальным интересам других социалистических стран, ни всемирному рабочему движению, которое борется за социализм.

Суверенитет отдельных социалистических стран не может быть противопоставлен интересам мирового социализма и всемирного революционного движения»,

— говорилось в статье за подписью члена редколлегии «Правды» по отделу пропаганды Сергея Ковалева. Впрочем, авторство в данном случае было чистой формальностью. В заметке формулировался официальный курс советского руководства.