Мятеж под руководством генерала корнилова создание временного правительства

Корни́ловское выступле́ние[1][2][3][4][5] (в советской литературе — Корниловский мятеж, Корниловщина[6]) — неудачная попытка установления военной диктатуры, предпринятая Верховным главнокомандующим Русской Армией генералом от инфантерии Л. Г. Корниловым в августе (сентябре) 1917 года с целью восстановления в России «твёрдой власти» и предотвращения с помощью военной силы прихода к власти левых радикалов (большевиков)[6].

Выступление произошло на фоне острого общественно-политического кризиса в России и падения авторитета Временного правительства. В этих условиях Корнилов потребовал отставки правительства и предоставления ему чрезвычайных полномочий, выдвинув программу «спасения Родины» (милитаризация страны, ликвидация революционно-демократических организаций, введение смертной казни и т. д.), которая была в основном поддержана министром-председателем Временного правительства А. Ф. Керенским, но её осуществление было признано «несвоевременным»[6].

Содержание

  • 1 Предыстория событий
  • 2 «Корниловская программа» и политические взгляды генерала Корнилова
  • 3 Выдвижение корниловских войск на Петроград
  • 4 Объявление Корнилова мятежником
  • 5 Провал выступления Корнилова
  • 6 Итоги
  • 7 Версии
  • 8 См. также
  • 9 Ссылки
  • 10 Литература
  • 11 Примечания

Предыстория событий[править | править вики-текст]

Летом 1917 года обстановка в Петрограде была неспокойной. Первый Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов 3—24 июня (16 июня — 7 июля), на котором преобладали эсеры и меньшевики, поддержал буржуазное Временное правительство и отклонил требование большевиков о прекращении войны и передаче власти Советам. Уже вскоре, однако, в Петрограде состоялись антиправительственные выступления, вызванные военным поражением на фронте. Волнения, начавшиеся со стихийных выступлений солдат 1-го пулемётного полка, рабочих петроградских заводов, кронштадтских матросов под лозунгами немедленной отставки Временного правительства, передачи власти Советам и переговоров с Германией о заключении мира, возглавили большевики[7][8], объединившие недовольных под своими лозунгами. 4 (17) июля Временное правительство было вынуждено ввести в городе военное положение[9].

24 июля (6 августа) было создано второе коалиционное правительство, в состав которого вошли 7 представителей социалистических партий (эсеров и меньшевиков) против 4 кадетов, а возглавил правительство эсер А. Ф. Керенский. Верховным главнокомандующим вместо генерала А. А. Брусилова он, по рекомендации своего заместителя и губернатора Петрограда Б. В. Савинкова, назначил генерала от инфантерии Л. Г. Корнилова: министра-председателя подкупила лояльность генерала к правительству, его авторитет среди военных, демократизм убеждений; учитывая же тот факт, что в Петрограде только что было подавлено поддержанное большевиками вооружённое выступление части гарнизона, в тылу также требовалась «твердая власть»[7].

Б. В. Савинков, в связи с новым назначением генерала, писал о Корнилове[7][10]:

Отношение генерала Корнилова к вопросу о смертной казни… его ясное понимание причин Тарнопольского разгрома, его хладнокровие в самые трудные и тяжкие дни, его твердость в борьбе с «большевизмом», наконец, его примерное гражданское мужество, поселили во мне чувство глубокого к нему уважения и укрепили уверенность, что именно генерал Корнилов призван реорганизовать нашу армию… …Я был счастлив этим назначением. Дело возрождения русской армии вручалось человеку, непреклонная воля которого и прямота действий служила залогом успеха…

Генерал Корнилов был чрезвычайно популярен в войсках, пользовался в военных кругах авторитетом[7], вокруг него начало смыкаться офицерство, казачество — вообще все круги, стоявшие в оппозиции к расширявшимся революционным процессам, которые они рассматривали как развал страны. Прежде всего это были правые круги, связанные с дворянством и крупными собственниками. По словам В. М. Чернова, «искать помощников Корнилову не пришлось. Его вызывающее поведение стало сигналом для всей России. Представители Союза офицеров во главе с Новосильцевым явились сами и выразили желание работать ради спасения армии. Прибыли делегаты от Казачьего совета и Союза георгиевских кавалеров. Республиканский центр пообещал Корнилову поддержку влиятельных кругов и передал в его распоряжение военные силы петроградских организаций. Генерал Крымов прислал в комитет Союза офицеров гонца с поручением выяснить, правда ли, что „что-то затевается“, и сообщить, должен ли он принять 11-ю армию, предложенную ему Деникиным, или оставаться с 3-м корпусом, которому предстоит, как он выразился, „куда-то отправиться“. Его попросили остаться с 3-м корпусом». Финансовую поддержку движению оказывали крупнейшие русские капиталисты: Рябушинский, Морозовы, Третьяков, Путилов, Вышнеградский и др.[11].

Офицеры приветствуют Корнилова, июль 1917 г.

Уже в апреле 1917 года среди недовольных новым порядком офицеров приобрела популярность идея установления военной диктатуры; образовалось множество военных организаций, среди которых к середине лета наиболее влиятельными были Военная лига, Союз георгиевских кавалеров (штаб-квартиры находились в Петрограде) и созданный при Ставке в Могилёве Союз офицеров армии и флота. Устремления военных поддерживали и некоторые гражданские организации, в том числе Общество экономического возрождения России во главе с А. И. Гучковым и А. И. Путиловым и Республиканский центр, создавший даже собственный военный отдел, для координации действий различных офицерских организаций. На пост военного диктатора весной и летом выдвигались разные кандидатуры, в том числе М. В. Алексеев, А. А. Брусилов и А. В. Колчак[12], однако после назначения Верховным главнокомандующим Л. Г. Корнилова, он естественным образом оказался главным и единственным кандидатом в диктаторы.

Керенский, в целом, был согласен со многими взглядами Корнилова на положение в стране и пути выхода из него. 21 июля английский посол Бьюкенен передает слова, сказанные ему политически близким к Керенскому министром иностранных дел Терещенко: «Остается только одно: введение военного положения во всей стране, использование военно-полевых судов против железнодорожников и принуждение крестьян к продаже зерна. Правительство должно признать генерала Корнилова; несколько членов правительства должно оставаться в ставке для постоянной связи с ним. На мой вопрос о том, разделяет ли его взгляды Керенский, Терещенко ответил утвердительно, но сказал, что у премьера связаны руки»[11]. В то же время, введение военной диктатуры и разгон Совета делало лишним самого Керенского и ставило под угрозу его политическое выживание. Объективно, Керенский мог сохранять власть, лишь лавируя между правыми и Советами; этим объясняется двусмысленное поведение Керенского на протяжении всего корниловского заговора, усиленное вскоре возникшей личной антипатией между Керенским и Корниловым[13]

На Государственном совещании, проходившем в Москве 12-15 августа, Корнилов ярко проявил свои политические претензии, вступив этим в конфликт с Керенским. Керенский, пытавшийся отстранить Корнилова от политической деятельности, с большой неохотой согласился на его участие в совещании, поставив условием, чтобы Корнилов говорил о чисто военных вопросах; тем не менее Корнилов произнес яркую политическую речь, произведшую большое впечатление; и воспетую в одном из стихотворений Марины Цветаевой («Сын казака, казак… Так начиналась — Речь»). Хотя присутствовавшие на совещании солдаты демонстративно не встали при появлении Корнилова, публика встретила его речь восторженно, а при выходе Корнилова забросали цветами, а юнкера и текинцы несли его на плечах[11][14].

Важную роль в будущих событиях августа, связанных с именем генерала Корнилова, сыграло проведенное на квартире у московского городского комиссара, члена ЦК кадетской партии Н. М. Кишкина по инициативе М. В. Родзянко частное совещание членов партий кадетов и октябристов и бывших членов Комитета Государственной Думы П. Н. Милюкова, В. А. Маклакова, И. Шингарева, С. И. Шидловского, Н. В. Савича. Представитель Ставки полковник Роженко сообщил о назревающем конфликте между Корниловым и Керенским, возможным выдвижении на Петроград кавалерийских частей «для ликвидации попытки большевистского переворота», разгоне Совета и Временного правительства и передачи власти Думе[11]. Также прозвучали доклады представителей «Союза офицеров» полковников Новосильцева и Пронина по «программе Корнилова», докладчики заявляли о необходимости «общественной поддержки» генерала. По воспоминаниям Савича эти доклады производили впечатление «неожиданно-наивных и по-детски необдуманных»[15]. «Нам стало ясно, что всё, решительно всё в этой авантюре не продумано и не подготовлено, есть только болтовня и добрые намерения». Выступившие от партии кадетов П. Н. Милюков и князь Г. Н. Трубецкой, говорили о важности, и, в то же время, о невозможности военной диктатуры, если она не будет поддержана массами. В результате складывалось впечатление, что кадеты поддерживают Корнилова. Однако, об ошибочности подобной уверенности говорил Новосильцеву Маклаков: «Я боюсь, что мы провоцируем Корнилова». Накануне Совещания с публичными обращениями поддержки Главковерху выступили также «Союз офицеров», «Союз Георгиевских кавалеров», «Союз казачьих войск», съезд несоциалистических организаций и другие. Историк В. Ж. Цветков констатирует, что все это вселяло в Корнилова уверенность в сочувствии ему не только генералитета и политиков, но также офицерства и солдат[7].

Тем временем положение на фронте ухудшалось; 21 августа (3 сентября) германские войска взяли Ригу; заградительные отряды Корнилова не только не помогали, но и усиливали ожесточение солдат против офицеров[16].

«Корниловская программа» и политические взгляды генерала Корнилова[править | править вики-текст]

Вопреки утверждениям некоторых историков, генерал Корнилов никогда, ни до своего августовского выступления, ни во время него — ни официально, ни в частных беседах и разговорах не ставил определённой «политической программы». Он её не имел, как не имел (наряду с Керенским) прямых социальных и политических лозунгов. Документ, известный в истории под названием «Корниловская программа» стал результатом коллективного творчества Быховских узников — лиц, заключённых в Быховскую тюрьму вместе с генералом Корниловым по обвинению в поддержке его после неудачи Корниловского выступления. По словам генерала Деникина — соавтора этой программы, она нужна была как исправление «пробела прошлого» — необходимости объявления строго деловой программы по удержанию страны от окончательного развала и падения. Программа после составления была утверждена генералом Корниловым и появилась в печати без даты и под видом программы одного из прошлых его выступлений, ибо в условиях, в которых пребывали её авторы, было трудно, по словам генерала Деникина, опубликовать «Программу Быхова»[17].

«Корниловская программа»:

  • 1) Установление правительственной власти, совершенно независимой от всяких безответственных организаций — впредь до Учредительного собрания.
  • 2) Установление на местах органов власти и суда, независимых от самочинных организаций.
  • 3) Война в полном единении с союзниками до заключения скорейшего мира, обеспечивающего достояние и жизненные интересы России.
  • 4) Создание боеспособной армии и организованного тыла — без политики, без вмешательства комитетов и комиссаров и с твердой дисциплиной.
  • 5) Обеспечение жизнедеятельности страны и армии путем упорядочения транспорта и восстановления продуктивности работы фабрик и заводов; упорядочение продовольственного дела привлечением к нему кооперативов и торгового аппарата, регулируемых правительством.
  • 6) Разрешение основных государственных, национальных и социальных вопросов откладывается до Учредительного Собрания[18].

Во время своего назначения на пост Верховного главнокомандующего 19 июля 1917 г. генерал Корнилов потребовал от правительства признания за ним ответственности «только перед собственной совестью и всем народом», устанавливая таким образом по словам Деникина некую «оригинальную схему суверенного военного командования». Заявление в основном касалось военной части, в частности — предоставление Главковерху полной автономии во всех военных вопросах — как то решения оперативных задач, назначения и смещения командного состава. Требовал Корнилов и введения смертной казни на фронте.

В беседах с целым рядом лиц генералом Корниловым выдвигались различные формы «сильной власти», например, переформирование кабинета Керенского на национальных началах, смена главы правительства, введение Верховного главнокомандующего в состав правительства, совмещение должностей министра председателя и Верховного главнокомандующего, директория, единоличная диктатура. Сам генерал Корнилов склонялся к единоличной диктатуре, не ставя, однако, её при этом самоцелью и придавая огромное значение факту легитимности и законной преемственности власти.

30 июля на совещании с участием министров путей сообщения и продовольствия генерал Корнилов высказывал следующие взгляды:

Для окончания войны миром, достойным великой, свободной России, нам необходимо иметь три армии: армию в окопах, непосредственно ведущую бой, армию в тылу — в мастерких и заводах, изготовляющую для армии фронта всё ей необходимое, и армию железнодорожную, подвозящую это к фронту

Не вдаваясь в вопрос о том, какие меры необходимы для оздоровления рабочих и железнодорожных составляющих и предоставляя разобраться в этом специалистам, генерал тем не менее полагал, что «для правильной работы этих армий они должны быть подчинены той же железной дисциплине, которая устанавливается для армии фронта».

В записке генерала Корнилова, подготовленной для доклада Временному правительству, говорилось о необходимости проведения следующих главных мероприятий:

  • введение на всей территории России в отношении тыловых войск и населения юрисдикции военно-революционных судов, с применением смертной казни за ряд тягчайших преступлений, преимущественно военных;
  • восстановление дисциплинарной власти военных начальников;
  • введение в узкие рамки деятельности комитетов и установления их ответственности перед законом.

3 августа генерал Корнилов представил записку Керенскому в Петрограде, однако последний, выразив предварительно своё принципиальное согласие с мерами, предлагавшимися Корниловым, уговорил генерала не представлять записки правительству непосредственно в этот день, мотивируя это пожелание желательностью завершения аналогичной работы военного министерства для взаимного согласования проектов. Однако уже на следующий день 4 августа копия записки генерала Корнилова оказалась в распоряжении газеты «Известия», начавшей печатание выдержек из корниловской записки, одновременно с чем началась и широкая кампания против Корнилова.

В отношении ключевого в тех обстоятельствах аграрного вопроса, Корнилов имел программу, разработанную для него профессором Яковлевым; она предполагала частичную национализацию земли с наделением, однако, не всех крестьян, а только солдат, вернувшихся с фронта, с рядом изъятий в пользу землевладельцев[11]..

По словам генерала Деникина, «политический облик генерала Корнилова для многих оставался неясным» и вокруг этого вопроса строились легенды, имевшие своим источником окружение Лавра Георгиевича, которое, в силу излишней терпимости и доверчивости плохо разбиравшегося в людях генерала, подобралось «мало-государственное или же вовсе беспринципное». В этом Деникин видел глубочайший трагизм деятельности генерала Корнилова.

Лавр Георгиевич не был ни социалистом, ни монархистом: подобно подавляющему большинству тогдашнего офицерства, он был чужд политическим страстям. Деникин считал, что по взглядам и убеждениям генерал Корнилов был близок «широким слоям либеральной демократии»[19]. Как Главнокомандующий, генерал Корнилов имел более других военачальников смелости и мужества выступать против разрушения армии и в защиту офицерства.[20]

Выдвижение корниловских войск на Петроград[править | править вики-текст]

— Эй, шофёр [Керенский], ты, кажется, собираешься повернуть направо? Карикатура августа 1917 г.

Корниловское выступление.

Уже в дни Московского совещания начались угрожающие передвижения верных Корнилову частей: на Петроград из Финляндии двигался кавалерийский корпус генерал-майора А. Н. Долгорукова, на Москву — 7-й Оренбургский казачий полк. Они были остановлены соответственно командующими Петроградского и Московского военного округов[21]

Вслед за тем в районе Невеля, Новосокольников и Великих Лук были сконцентрированы наиболее надёжные с точки зрения Корнилова части: 3-й кавалерийский корпус и «Дикая» дивизия под командованием весьма правого по политическим взглядам генерал-лейтенанта А. М. Крымова. Смысл этой концентрации, абсурдной с военной точки зрения, был прозрачен: создавался плацдарм для похода на Петроград. По воспоминаниям командира одного из полков, князя Ухтомского, офицеры это отлично понимали: «Общее мнение склонялось к тому, что мы идём на Петроград… Мы знали, что скоро должен состояться государственный переворот, который покончит с властью Петроградского совета и объявит либо директорию, либо диктатуру с согласия Керенского и при его участии, которое в данных условиях было гарантией полного успеха переворота». Когда начальник штаба Корнилова генерал Лукомский, до сих пор не посвящённый в заговор, потребовал объяснений, (11 августа) Корнилов сообщил ему, что имеет целью защитить Временное правительство от нападения большевиков и Советов даже против воли самого правительства. Он «повесит германских агентов и шпионов во главе с Лениным» и разгонит Советы. Корнилов хотел доверить эту операцию Крымову, так как знал, что тот «не колеблясь развесит на фонарях всех членов Совета рабочих и солдатских депутатов». Возможно, в последний момент он сумеет заключить соглашение с Временным правительством, но, если согласия последнего добиться не удастся, ничего страшного не случится: «потом они сами скажут мне спасибо». Реальной угрозы большевистского выступления в тот момент не существовало (большевики были разгромлены и дискредитированы как немецкие шпионы после июльских дней), но корниловцы всячески муссировали утверждения о ней, чтобы иметь подходящий повод[11][22].

Между тем прорыв немцев под Ригой, с одной стороны, создавал реальную угрозу Петрограду, а с другой — давал повод воспользоваться этой угрозой для «наведения порядка». Произошедшее в связи с этим перебазирование Ставки на территорию Петроградского военного округа также создавало двусмысленную и тревожную для Керенского ситуацию. Керенский, чьи отношения с Корниловым после Московского совещания обострились, теперь решил вступить с ним в союз. Соглашение было выработано благодаря Савинкову; Керенский давал Корнилову значительную власть, надеясь, что он очистит своё окружение в Ставке от слишком открытых и воинственных реакционеров. 20 августа Керенский по докладу Савинкова согласился на «объявление Петрограда и его окрестностей на военном положении и на прибытие в Петроград военного корпуса для реального осуществления этого положения, то есть для борьбы с большевиками»[23]. 21 августа Временное правительство утвердило решение о выделении Петроградского военного округа в прямое подчинение Ставки. Предполагалось, что как военная, так и гражданская власть в округе будет принадлежать Корнилову, однако сам Петроград останется в ведении правительства; 3-й Кавалерийский корпус, как особо надёжный, будет передан Керенскому, однако не под командованием Крымова, а другого, более либерального и лояльного правительству, командира. Из надёжных частей предполагалось сформировать Особую армию в непосредственном распоряжении правительства. Савинков при этом назначался генерал-губернатором Петрограда — таким образом, де-факто судьба страны оказывалась в руках триумвирата Керенский — Корнилов — Савинков. До Ставки это решение было доведено 24 августа. После этого Корнилов, с одной стороны, издал распоряжение командующему 1-м кубанской казачьей дивизией П. Н. Краснову принять командование 3-м конным корпусом (фактически, Краснов вступил в командование корпусом только 29 августа), а с другой, 25 августа выдвинул 3-й корпус (по-прежнему под командованием Крымова) и Дикую дивизию, а также кавалерийский корпус Долгорукова на Петроград. Таким образом, движение корниловских войск на Петроград началось абсолютно легально[7]. Корнилов формально поставил перед Крымовым задачу: 1) «В случае получения от меня или непосредственно на месте (сведений) о начале выступления большевиков, немедленно двигаться с корпусом на Петроград, занять город, обезоружить части петроградского гарнизона, которые примкнут к движению большевиков, обезоружить население Петрограда и разогнать советы; 2) По окончании исполнения этой задачи генерал Крымов должен был выделить одну бригаду с артиллерией в Ораниенбаум и по прибытии туда потребовать от Кронштадтского гарнизона разоружения крепости и перехода на материк»[24]. Чтобы получить повод для ввода войск в Петроград и переворота, предполагалось организовать 27 августа провокационную псевдобольшевистскую демонстрацию, причём задача эта была возложена на председателя Совета Союза казачьих частей генерала Дутова[21][22].

25—26 августа в Ставке царило ощущение, что переворот развивается безо всяких препятствий — даже чересчур, подозрительно гладко. Обсуждались варианты устройства власти. Выдвигался проект Директории в составе Корнилова, Савинкова и Филоненко (эсер, помощник и доверенное лицо Савинкова). Был также выдвинут проект директории Керенский — Корнилов — Савинков. Другой проект предполагал создание коалиционного правительства т. н. «Совета народной обороны». В него предполагалось ввести адмирала А. В. Колчака (управляющий морским министерством), Г. В. Плеханова (министр труда), А. И. Путилова (министр финансов), С. Н. Третьякова (министр торговли и промышленности), И. Г. Церетели (министр почт и телеграфов), а также Савинкова (военный министр) и Филоненко (министр иностранных дел). Предполагалось даже введение в кабинет «бабушки русской революции» Е. К. Брешко-Брешковской. Председателем «Совета» должен был стать Корнилов, его заместителем — Керенский. На обсуждениях в Ставке говорилось также о директории в составе Керенского — Корнилова — Савинкова в качестве высшего органа управления страной до Учредительного собрания. Одновременно, уже без согласования с правительством, в Ставке был заготовлен проект приказа о введении в Петрограде осадного положения (комендантский час, цензура, запрет митингов и демонстраций, разоружение частей гарнизона, оказывающих сопротивление, военно-полевые суды). В то же время Союз офицеров с ведома Корнилова предполагал силами мобильных офицерско-юнкерских отрядов провести ликвидацию Совета и арест большевиков в Петрограде, поставив таким образом Керенского перед фактом. От Керенского не укрылись эти отступления от согласованного плана, вызывавшие у него тревогу и недоверие[7][21].

25 августа подали в отставку министры-кадеты — это было частью заранее задуманного корниловцами плана. Одновременно подал в отставку министр-эсер Чернов, который, наоборот, не желал принимать участие в прокорниловской интриге[11]. Между тем 22 августа депутат Государственной думы и бывший член Временного правительства В. Н. Львов, пользовавшийся репутацией человека недалёкого, наивного и легкомысленного[25], попытался выступить в качестве посредника между Керенским и Ставкой. Он заявил Керенскому, что Советы медленно, но верно переходят в руки большевиков и больше не станут помогать Керенскому; одновременно «озлобление против Советов нарастает… оно уже прорывается наружу и закончится бойней». Угрожая Керенскому личной гибелью в этой «бойне» в случае, если он не «порвёт с Советами», Львов от имени прокорниловских сил предложил ему сформировать правое правительство и в конце концов, по словам Львова, добился даже слов о согласии сложить власть. После этого Львов направился в Ставку, чтобы обсудить с Корниловым условия последнего Керенскому.

24 августа он имел разговор с Корниловым, в котором Корнилов сформулировал идею введения военного положения в Петрограде, сосредоточения власти Верховного главнокомандующего и министра-председателя в одних руках («конечно, всё это до Учредительного Собрания»), заявляя о готовности передать Керенскому портфель министра юстиции, а Савинкову — военного министра. Он также просил Львова «предупредить Керенского и Савинкова, что я за их жизнь нигде не ручаюсь, а потому пусть они приедут в Ставку, где я их личную безопасность возьму под свою охрану». 26 августа с этим сообщением Львов прибыл к Керенскому[7][21][26].

Объявление Корнилова мятежником[править | править вики-текст]

Л. Г. Корнилов — Верховный главнокомандующий

26 августа В. Львов встретился с Керенским и передал ему условия Корнилова. При этом он пересказал также настроения, господствовавшие в Ставке и резко негативные в отношении Керенского, и пересказал в такой форме, что это можно было принять за слова самого Корнилова. В результате у Керенского, колебавшегося, боявшегося Корнилова и находившегося в возбуждённом и нервозном состоянии, возникло впечатление, что Корнилов ультимативно требует от него сложить власть и явиться в Ставку, где готовит его убийство. С этого момента действия Керенского направлены на то, чтобы «доказать немедленно формальную связь между Львовым и Корниловым настолько ясно, чтобы Временное правительство было в состоянии принять решительные меры в тот же вечер». Керенский предложил Львову записать его требования на бумаге, после чего последним была составлена следующая записка:

Генерал Корнилов предлагает:

1) Объявить г. Петроград на военном положении.
2) Передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего.
3) Отставка всех министров, не исключая и министра-председателя, и передача временного управления министерств товарищам министров, впредь до образования кабинета Верховным главнокомандующим.

Львов впоследствии уверял, что высказанное им было не ультиматумом, а «разными пожеланиями в смысле усиления власти»[27].

Затем последовали переговоры по прямому проводу между приближённым Керенского В. В. Вырубовым и Керенским, с одной стороны, и Корниловым, с другой, причём Керенский, стремившийся заручиться новыми доказательствами мятежа, вступил в переговоры от лица (отсутствующего) Львова:

[Керенский]. — Здравствуйте, генерал. У телефона Владимир Николаевич Львов и Керенский. Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем.
[Корнилов]. — Здравствуйте, Александр Фёдорович, здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу с просьбой доложить Вам, я вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определённого решения в самый короткий срок.
[Керенский]. — Я — Владимир Николаевич — Вас спрашиваю: то определённое решение нужно исполнить, о котором Вы просили известить меня, Александра Фёдоровича, только совершенно лично? Без этого подтверждения лично от Вас Александр Фёдорович колеблется мне вполне доверить.
[Корнилов]. — Да, подтверждаю, что я просил Вас передать Александру Фёдоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилёв.
[Керенский]. — Я — Александр Фёдорович. Понимаю Ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя. Надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?
[Корнилов]. — Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович приехал вместе с Вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать Вашего выезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить Вас.
[Керенский]. — Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае?
[Корнилов]. — Во всяком случае.

Ответы Корнилова выглядели, как подтверждение всех обвинений Керенского, хотя по сути таковыми не являлись, так как вопросы Керенского были заданы в общей форме. Впоследствии Корнилов и его сторонники расценили эти действия Керенского как провокацию. Фактически, по версии Корнилова, он лишь подтверждал приглашение Керенского в Могилёв для переговоров, но никак не расписывался в предъявлении ультиматума. По мнению А. И. Деникина, Керенский больше всего боялся, что «ответ Корнилова по самому существенному вопросу — о характере его предложений» — опровергнет его толкование «ультиматума», и потому сознательно облёк существо вопроса в «умышленно тёмные формы».

Вслед за тем Керенский спрятал в своём кабинете за занавеской начальника милиции Булавинского; в присутствии этого свидетеля Львов в новом разговоре подтвердил содержание записки. По воспоминаниям Булавинского, на вопрос, «каковы были причины и мотивы, которые заставили генерала Корнилова требовать, чтобы Керенский и Савинков приехали в Ставку», он не дал ответа. После этого Львов был арестован[7][21][28].

Вечером 26 августа на заседании правительства Керенский квалифицировал действия Верховного главнокомандующего как «мятеж». Однако правительство не приняло сторону Керенского. Во время произошедшего бурного совещания Керенский требовал себе «диктаторских полномочий» для подавления «мятежа», однако другие министры выступали против этого и настаивали на мирном урегулировании.

Александр Фёдорович несколько раз хлопал дверью, угрожал, что раз министры его не поддерживают, то он «уйдёт к Советам»

Керенский, А. Ф. Россия на историческом повороте.

В результате была спешно составлена телеграмма, посланная в Ставку за подписью Керенского, в которой Корнилову было предложено сдать должность генералу А. С. Лукомскому и немедленно выехать в столицу[29].

Эта полученная в Ставке ночью 27 августа и совершенно неожиданная для Корнилова телеграмма без номера, подписанная просто «Керенский», сначала была принята за фальшивку. Корнилов только что отправил Керенскому телеграмму с сообщением, что корпус Крымова будет в Петрограде 28-го, и просьбой ввести военное положение 29-го[28]. Между тем в газетах было опубликовано заявление Керенского, начинавшееся словами: «26 августа генерал Корнилов прислал ко мне члена Государственной Думы В. Н. Львова с требованием передачи Временным правительством всей полноты военной и гражданской власти, с тем, что им по личному усмотрению будет составлено новое правительство для управления страной…»

Корнилов пришёл в ярость. Ответом Корнилова на заявления Керенского было формальное объявление войны Временному правительству: «Телеграмма министра-председателя за № 4163, во всей своей первой части, является сплошной ложью: не я послал члена Государственной думы В. Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне, как посланец министра-председателя. Тому свидетель член Государственной Думы Алексей Аладьин. Таким образом, свершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу Отечества. Русские люди! Великая родина наша умирает. Близок час её кончины. Вынужденный выступить открыто — я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство, под давлением большевистского большинства советов, действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и, одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на рижском побережьи, убивает армию и потрясает страну внутри.(…) Я, генерал Корнилов, — сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ — путём победы над врагом — до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свои судьбы, и выберет уклад новой государственной жизни. Предать же Россию в руки её исконного врага, — германскаго племени, — и сделать русский народ рабами немцев, — я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли. Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!»

Корнилов категорически отказался сдать должность главнокомандующего, а генерал Лукомский — принять её. На требование остановить движение Крымова последний телеграфировал Керенскому: «остановить начавшееся с Вашего же одобрения дело невозможно»[28]. Отказался остановить эшелоны и принять должность главнокомандуюшего и командующий Северным фронтом генерал В. Н. Клембовский. Из пяти командующих фронтами, он был одним из двух, открыто поддержавших Корнилова; вторым был командующий Юго-Западным фронтом А. И. Деникин, заявившей о своей поддержке Корнилова сразу же при получении телеграммы Керенского об отставке последнего.

Керенский принял командование на себя и вызвал в Петроград Алексеева, чтобы назначить его главнокомандующим. Он также такой приказ выполнять отказывался.

28 августа последовал указ Правительствующему Сенату, формально объявляющий Корнилова мятежником и изменником. Со своей стороны, Корнилов заявил, что принимает на себя всю полноту власти.

Известна реакция бывшего Государя на сообщения газет об «измене Корнилова» в связи с началом «мятежа»: Николай Александрович сильно возмутился и «с горечью сказал: „Это Корнилов-то изменник?“»[30][31].

Принимая на себя всю полноту власти, генерал Корнилов обещал «спасти Великую Россию» и «довести народ путём победы до созыва Учредительного Собрания». 29 августа генерал распространил ещё одно обращение, в котором заявлял о сговоре правительства, большевиков и Германии, называл взрывы в Казани их спланированной акцией, призывал не подчиняться распоряжениям правительства[32].

Выступление генерала Корнилова поддержали Союз офицеров, петроградские офицерские организации; «вторая шашка Империи» генерал А. М. Каледин присоединился к восставшим. Командующие четырьмя фронтами объявили о своей солидарности с Верховным главнокомандующим.

Провал выступления Корнилова[править | править вики-текст]

Между тем корпус генерала Крымова продолжал движение на Петроград. В соответствии с разработанным заранее планом, на 27 августа в Петрограде заговорщиками была назначена провокационная псевдо-большевистская демонстрация, которая должна была дать повод для ввода в Петроград войск Крымова, разгона Совета и объявления столицы на военном положении. Демонстрацию должен был организовать председатель Совета Союза казачьих частей атаман Дутов, однако справиться с этой задачей он не смог: за ним никто не пошел[11].

В дальнейшем Керенский, триумвират Савинков, Авксентьев и Скобелев, петроградская дума с А. А. Исаевым и Шрейдером во главе и советы лихорадочно начали принимать меры к приостановке движения войск Крымова…[33]

28 августа генерал Корнилов решил отказать Керенскому в выполнении его требовании (от 28 августа) остановить движение на Петроград (отправленного туда ранее по решению Временного Правительства и самого Керенского) корпуса генерала Крымова и принимает решение:

…выступить открыто и, произведя давление на Временное правительство, заставить его:

1. исключить из своего состава тех министров, которые по имеющимся [у него] сведениям были явными предателями Родины;

2. перестроиться так, чтобы стране была гарантирована сильная и твердая власть[34]

…воспользовавшись для этого все тем же уже движущимся по указанию Керенского на Петроград конным корпусом и даёт его командиру генералу А. Крымову соответствующее указание.

А. Ф. Керенский в рабочем кабинете

28 августа войска Крымова заняли Лугу, разоружив местный гарнизон. У станции Антропшино Корниловская Туземная дивизия вступила в перестрелку с солдатами Петроградского гарнизона[35]. В условиях угрозы власти правительства Керенский ищет возможности для переговоров, но его отговаривают ехать в Ставку из-за опасности расправы — ходят слухи, что Керенскому в войсках вынесен смертный приговор. Помощь в подавлении выступления правительству предложили Советы. Временное правительство было вынуждено прибегнуть к услугам большевистских агитаторов для контакта с восставшими частями и раздать оружие петроградским рабочим, начавшим формировать отряды собственного ополчения — Красной гвардии.

Керенский издал указ об отчислении от должностей и предании суду «за мятеж» генерала Корнилова и его старших сподвижников.

Продвижение войск корниловцев было остановлено 29 августа (11 сентября) на участке Вырица-Павловск, где противники Корнилова разобрали железнодорожное полотно. Благодаря агитаторам, посланным для контактов с восставшими частями, удалось добиться того, что последние сложили оружие.

Приказ Верховного главнокомандующего генерала от инфантерии Л. Г. Корнилова с объяснением смысла происходящих событий («Корниловское выступление»). 29 августа 1917 г.

Крымов направился в Петроград, оставив корпус в окрестностях Луги, по приглашению Керенского, которое было передано через приятеля генерала — полковника Самарина, занимавшего должность помощника начальника кабинета Керенского (4 сентября полковник Самарин за отличие по службе был произведён в генерал-майоры и назначен командующим войсками Иркутского военного округа…). Подробности разговора между Крымовым и Керенским до нас не дошли. По свидетельствам очевидцев, из-за дверей кабинета доносился гневный голос генерала Крымова, обличавшего министра-председателя[источник не указан 2258 дней].

Крымов оказался обманутым. Уйдя от Керенского, выстрелом из револьвера он смертельно ранил себя в грудь. Через несколько часов в Николаевском военном госпитале, под площадную брань и издевательства революционной демократии, в лице госпитальных фельдшеров и прислуги, срывавшей с раненого повязки, Крымов, приходивший изредка в сознание, умер[36].

Вдова покойного генерала Крымова получила от Керенского разрешение исключительно на похороны ночью и при условии присутствия не более 9 человек, включая духовенство.

По воспоминаниям ген. А. Лукомского, Крымов через адъютанта передал Корнилову записку. Корнилов записку получил, но с её содержанием никого не ознакомил[37].

Генерал Корнилов отказался от предложений покинуть Ставку и «бежать». Не желая кровопролития в ответ на уверения в верности от преданных ему частей из уст Генерального штаба капитана Неженцева «скажите слово одно, и все корниловские офицеры отдадут за вас без колебания свою жизнь…» генерал ответил: «Передайте Корниловскому полку, что я приказываю ему соблюдать полное спокойствие, я не хочу, чтобы пролилась хоть одна капля братской крови[38]

Генерального штаба генерал от инфантерии М. В. Алексеев… «…ради спасения жизни корниловцев, решился принять на свою седую голову бесчестие — стать начальником штаба у „главковерха“ Керенского[39].» …соглашается произвести арест генерала Корнилова и его сподвижников (генералов Романовского, Лукомского и ряд старших офицеров, взятых под следствие и помещенных в г. Быхове в здании монастыря) в Ставке, что и делает 1 сентября 1917 года. Корниловцам, помещённым в здании Быховской тюрьмы, генерал Алексеев постарался обеспечить максимальную безопасность. Тем не менее, этот эпизод оказался недопонятым генералом Корниловым и впоследствии уже на Дону весьма негативно сказался на отношениях двух генералов-руководителей молодой Добровольческой Армии. Генерала Корнилова, без сомнения, также должна была ранее огорчать чрезвычайная осторожность генерала Алексеева в плане поддержки Выступления, сочувствовавшего желанию генерала Корнилова навести порядок в армии и стране, однако публично не соглашавшегося ни по одному пункту по причине отсутствия веры в успех рискованного мероприятия.

Тотчас после этого (через неделю) генерал Алексеев уходит в отставку с поста Начальника штаба при Верховном главнокомандующем — Керенском[40]; об этом кратком, всего несколько дней, периоде своей жизни генерал говорил впоследствии всегда с глубоким волнением и скорбью[41]. Своё отношение к корниловцам Михаил Васильевич выразил в письме редактору «Нового времени» Б. А. Суворину таким образом:

Россия не имеет права допустить готовящегося в скором времени преступления по отношению её лучших, доблестных сынов и искусных генералов. Корнилов не покушался на государственный строй; он стремился, при содействии некоторых членов правительства, изменить состав последнего, подобрать людей честных, деятельных и энергичных. Это не измена родине, не мятеж…[42]

28 августа аресту подвергаются также выразившие солидарность Корниловскому выступлению главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал А. И. Деникин, генерал С. Л. Марков, генерал И. Г. Эрдели и ряд других.

(подробнее об этом см. статью Быховское сидение)

Описание событий в газетах того времени

Итоги[править | править вики-текст]

Провал Корниловского выступления имел отдалённым последствием именно то, чего стремились избежать и Корнилов, и Керенский — приход к власти большевиков. Правый политический фланг был разгромлен организационно и дискредитирован морально — для Керенского это означало, в частности, то, что он более не может проводить прежнюю политику лавирования и гораздо более зависит от поддержки Советов. Но сами Советы все более и более переходили в руки большевиков[43], которые благодаря активной организации сопротивления Корнилову не только полностью оправились и реабилитировали себя в глазах масс после июльской катастрофы, но и перешли в активное наступление. В этом отношении характерна судьба Л. Д. Троцкого: 4 сентября он, вместе с другими большевиками, арестованными после июльского выступления, освобождён из тюрьмы «Кресты», а уже 20 сентября он стал председателем Петроградского совета и ещё спустя три недели в этом качестве сформировал Военно-революционный комитет[44]. Правительство Керенского, лишённое поддержки справа, не могло ничего противопоставить большевикам и было способно вести лишь соглашательскую политику[45]. В воспоминаниях Л. Д. Троцкий отмечал стремительную радикализацию советских кругов уже в ходе подавления корниловского выступления:

После корниловских дней открылась для советов новая глава. Хотя у соглашателей все ещё оставалось немало гнилых местечек, особенно в гарнизоне, но Петроградский Совет обнаружил столь резкий большевистский крен, что удивил оба лагеря: и правый и левый. В ночь на 1 сентября, под председательством все того же Чхеидзе, Совет проголосовал за власть рабочих и крестьян. Рядовые члены соглашательских фракций почти сплошь поддержали резолюцию большевиков…[46]

Историк русской революции С. П. Мельгунов отмечал повсеместное развитие большевистских ячеек после неудачи августовского выступления и что меры, пусть и вынужденные, что были предприняты правительством Керенского для ликвидации корниловского движения, нанесли смертельный удар идее коалиционного правительства и развязали руки «безответственным демагогам» из лагеря большевиков, призванных Керенским для борьбы против Корнилова[43]. Питер Кенез, современный американский историк-исследователь Гражданской войны в России, солидаризируется с выводами Мельгунова о сильном ударе по идее коалиции, отмечая полный разрыв между и так не доверявшими друг другу антибольшевистскими социалистами и русским офицерством и что главной причиной победы красных в Гражданской войне стала именно недостаточная сплочённость в лагере их оппонентов[47].

Если большевики и Советы в августовские дни выступили в глазах масс как спасители революционной демократии, то Временное правительство и лично Керенский серьёзно дискредитировали себя, продемонстрировав, в лучшем случае, беспомощность, в худшем — готовность к сговору с «контрреволюцией». Кадеты, явно замешанные в корниловском движении, были политически полностью дискредитированы, и требование вывода их из правительства стало в сентябре — октябре одним из основных требований советских кругов. Сам Керенский дал все основания большевистской пропаганде называть себя (устами Ленина) «корниловцем, рассорившимся с Корниловым случайно и продолжающим быть в интимнейшем союзе с другими корниловцами»[48].

При этом в августовские дни большевикам была предоставлена возможность совершенно легально вооружаться и создавать боевые структуры, которой они и воспользовались затем для подготовки переворота. По свидетельству Урицкого, в руки петроградского пролетариата попало до 40 тысяч винтовок. В эти дни в рабочих районах началось также усиленное формирование отрядов Красной гвардии, о разоружении которой после ликвидации Корниловского выступления не могло идти и речи[49]. Это оружие и было использовано большевиками против Временного правительства менее чем через 2 месяца — в октябре 1917 года.

В отношении способности отразить вооружённое восстание ситуация усугублялась проявившимся стремлением Керенского после августа 1917 года иметь на посту командующего войсками личность как можно менее яркую[50].

Генерал И. П. Романовский — один из быховских узников — говорил впоследствии: «Могут расстрелять Корнилова, отправить на каторгу его соучастников, но „корниловщина“ в России не погибнет, так как „корниловщина“ — это любовь к Родине, желание спасти Россию, а эти высокие побуждения не забросать никакой грязью, не втоптать никаким ненавистникам России»[51].

В 1937 году, 20 лет спустя описываемых событий, другой участник событий — И. Л. Солоневич писал в «Голосе России», что результатом провала заговора генерала Корнилова стала власть Сталина над Россией, а также следующим образом характеризовал противостояние между Керенским и Корниловым:

Ген. Л. Г. Корнилова можно обвинять только в одном: в том, что заговор его не удался. Но генералу Л. Корнилову удалось нечто иное:
Он не делал изысканных жестов и не произносил патетических речей. Он также не бежал в бабьей юбке и не оставлял на произвол судьбы людей, которые ему верили. Он пошёл до конца. И конец этот он нашёл в бою.

Иван Солоневич. Заговор Корнилова // Голос России : газета. — № 38. — 16 марта 1937.

Версии[править | править вики-текст]

Существует версия, что генерал Корнилов незадолго до этого выступивший на Московском государственном совещании с требованием «сильной руки» заранее согласовал вооружённое выступление с главой Временного правительства Керенским, который в ходе продвижения казаков Крымова на Петроград, под давлением Петроградского Совета, сменил свою первоначальную позицию и признал, 27 августа, генерала Корнилова мятежником. По этой версии Корнилов, с ведома А. Ф. Керенского, отправил на Петроград 3-й кавалерийский корпус под командованием генерала Крымова. Таким образом, под предлогом введения «надёжных войск» для нейтрализации большевиков Корнилов получал возможность сместить Временное правительство и стать военным диктатором.
По другой версии — Корнилов неправильно понял Керенского.

Мятеж также мог быть провокацией Савинкова (который дал согласие на введение войск) или Львова, служившего парламентёром между главнокомандующим и председателем правительства.

Л. Д. Троцкий в своей «Истории русской революции» пишет, что мятеж Корнилова был согласован с Керенским и имел целью установление диктатуры последнего, но Корнилов изменил договоренностям и попытался добиться диктатуры для себя.

Хронология революции 1917 года в России
До:
Шалаш Ленина
Ссылка отрекшегося Николая II в Тобольске
AlexeiNicholas1917.jpg
Kornilov.jpg
Государственное совещание в Москве, Корниловское выступление, см. также Казанская катастрофа
После:
Открытие 15 (28) августа 1917 года Поместного собора Православной российской церкви
Быховское сидение (11 сентября — 19 ноября)

См. также[править | править вики-текст]

  • Казанская катастрофа (1917)
  • Быховское сидение
  • Борьба за власть в России в 1917 году
  • Августовский путч (1991)

Ссылки[править | править вики-текст]

  • А. И. Деникин «Очерки русской смуты»
  • Корниловский мятеж. 25-31 августа 1917
  • Радиограмма А. Ф. Керенского с обращением к народу. 27 августа 1917 года
  • П.Н. Милюков История русской революции
  • А.Ф.Керенский. Россия на историческом повороте
  • A.F. Kerensky. The Prelude To Bolshevism The Kornilov Rising
  • Цветков В. Ж. «Лавр Георгиевич Корнилов».
  • Сергей Эйзенштейн. Фрагменты из фильма «Октябрь» о распропагандировании большевиками Дикой дивизии. Seventeen Moments in Soviet History (1927). Проверено 15 февраля 2011. Архивировано из первоисточника 15 февраля 2012.

Литература[править | править вики-текст]

Исторические научные исследования
  • Цветков В. Ж. «Лавр Георгиевич Корнилов»
  • С. В. Волков. Трагедия русского офицерства
  • Зимина В. Д. Белое дело взбунтовавшейся России: Политические режимы Гражданской войны. 1917—1920 гг. М.: Рос. гуманит. ун-т, 2006. 467 с. (Сер. История и память). ISBN 5-7281-0806-7
  • Мельгунов, С. П. Как большевики захватили власть. «Золотой немецкий ключ» к большевистской революции / С. П. Мельгунов; предисловие Ю. Н. Емельянова. — М.: Айрис-пресс, 2007. — 640 с.+вклейка 16 с. — (Белая Россия). ISBN 978-5-8112-2904-8
  • Волкова И. Русская армия в русской истории. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 640 с., ил. ISBN 5-699-09557-8
  • Кенез, Питер Красная атака, белое сопротивление. 1917—1918 / Пер. с англ. К. А. Никифорова. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. — 287 с — (Россия в переломный момент истории). ISBN 978-5-9524-2748-8
  • Милюков П. Н. Ликвидация выступления Корнилова. (Враги о большевиках и пролетарской революции.) МПКомпания АКВАРЕЛЬ, 1991. По изданию Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев. Составил С. А. Алексеев. В 5-ти томах. Госиздат, М. — Л., 1926 год.
  • Костин А. Л. Посеяли ветер — пожали бурю. — М.: Гелиос АРВ, 2004. — 224 с., ил. ISBN 5-85438-111-7
Воспоминания и мемуары
  • Из воспоминаний ген. А. Лукомского. Архив русской революции. М., Терра, 1991. Т.5, стр. 101
  • Воспоминания П. Н. Краснова. Архив русской революции. М., Терра, 1991. Т.1-2.
  • Деникин А. И. Очерки Русской Смуты. Крушение власти и армии, февраль—сентябрь 1917 Репринтное воспроизведение издания. J. Povolozky & C, Editeurs. 13, rue Bonapartie, Paris (VI). — Издательство «Наука», 1991. — ISBN 5-02-008582-0
  • Генералъ А. И. Деникинъ Очерки Русской Смуты. Борьба Генерала Корнилова. Август 1917 г.—апрель 1918 г.—Репринтное воспроизведение издания. Париж. 1922. J. Povolozky & C, Editeurs. 13, rue Bonapartie, Paris (VI). — М.: Наука, 1991. — 376 с. — ISBN 5-02-008583-9
  • Корнилов Л. Г. Протокол допроса Л. Г. Корнилова Чрезвычайной Комиссией 2-5 сент. 1917 г.
  • Керенский А. Ф. Прелюдия к большевизму. 1919.
    • A.F. Kerensky. The Prelude To Bolshevism The Kornilov Rising
    • Переиздание: Центрполиграф. 2006.
  • Деникин А. И. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ. [В 3 кн.] Кн.2, т.2. Борьба генерала Корнилова; т.3. Белое движение и борьба Добровольческой армии — М.: Айрис-пресс, 2006. — 736 с.: ил. + вкл. 16 с — (Белая Россия) — Т.2, 3 — ISBN 5-8112-1891-5 (Кн. 2)
  • Троцкий Л. Д. История русской революции в 3-х томах. — М.: терра, 1997 г.
  • Трушнович А. Р. Воспоминания корниловца: 1914—1934 / Сост. Я. А. Трушнович — Москва-Франкфурт: Посев, 2004. — 336 с, 8 ил. ISBN 5-85824-153-0
Публицистика
  • Шамбаров В. Е. Нашествие чужих: заговор против империи. М.: Алгоритм, 2007. ISBN 978-5-9265-0473-3
  • Шамбаров В. Е. Белогвардейщина. — М.: ЭКСМО, Алгоритм, 2007. — 640 с — (История России. Современный взгляд). ISBN 978-5-9265-0354-5
  • Стариков Н. В. 1917.Не революция, а спецоперация!. М.: Яуза, Эксмо, 2007. ISBN 978-5-699-24363-1
  • Иван Солоневич Заговор Корнилова — «Голос России», № 38, 16 марта 1937 г.

Примечания[править | править вики-текст]

  1. «Корниловское „дело“, „выступление“, „заговор“, „мятеж“ — вот в каких терминах определялись трагические события конца августа, связанные с именем Корнилова. Обстановка, однако, по природе своей была несравненно сложнее и, захватывая широкие круги русской общественности, не может быть втиснута в узкие рамки таких определений. Гораздо правильнее назвать эти события — корниловским движением, оставляя за актом, имевшим место 27-31 августа название корниловского выступления» — Деникин А. И. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ. [В 3 кн.] Кн.2, т.2. Борьба генерала Корнилова; т.3. Белое движение и борьба Добровольческой армии — М.: Айрис-пресс, 2006. — 736 с.: ил. + вкл. 16 с — (Белая Россия) — Т.2, 3 — ISBN 5-8112-1891-5 (Кн. 2)
  2. В советской историографии нет четкой дефиниции терминов «дело», «выступление», «заговор», «мятеж», «восстание» и т. д. Представляется, что 27—31 августа (10—14 сентября) 1917 г. имело место «корниловское выступление», а до этого — «корниловское движение» — А. Г. Кавтарадзе Примечания // Генерал А. И. Деникин Очерки Русской Смуты. Борьба Генерала Корнилова. Август 1917 г.—апрель 1918 г.—Репринтное воспроизведение издания. Париж. 1922. J. Povolozky & C, Editeurs. 13, rue Bonapartie, Paris (VI). — М.: Наука, 1991. — 376 с. — ISBN 5-02-008583-9
  3. Милюков П. Н. Ликвидация выступления Корнилова. (Враги о большевиках и пролетарской революции.) МПКомпания АКВАРЕЛЬ, 1991. По изданию Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев. Составил С. А. Алексеев. В 5-ти томах. Госиздат, М. — Л., 1926 год.
  4. Сталин Собрание сочинений Т.3; Сталин «Троцкизм или ленинизм»: «После июльского поражения между ЦК и Лениным действительно возникло разногласие по вопросу о судьбе Советов. Известно, что Ленин, желая сосредоточить внимание партии на подготовке восстания вне Советов, предостерегал от увлечения Советами, считая, что Советы, опоганенные оборонцами, превратились уже в пустое место. Центральный Комитет и VI съезд партии взяли более осторожную линию, решив, что нет оснований считать исключённым оживление Советов. Корниловское выступление показало, что решение было правильно. Впрочем, это разногласие не имело актуального значения для партии. Впоследствии Ленин признал, что линия VI съезда была правильна. Интересно, что Троцкий не уцепился за это разногласие и не раздул его до „чудовищных“ размеров.»
  5. Зимина В. Д. Белое дело взбунтовавшейся России: Политические режимы Гражданской войны. 1917—1920 гг. М.: Рос. гуманит. ун-т, 2006. 467 с. (Сер. История и память). ISBN 5-7281-0806-7
  6. 1 2 3 Санкт-Петербургская энциклопедия
  7. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Цветков В. Ж. Лавр Георгиевич Корнилов.
  8. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок .D0.A0.D0.B0.D0.B1.D0.B8.D0.BD.D0.BE.D0.B2.D0.B8.D1.87 не указан текст
  9. Генералъ А. И. Деникинъ Очерки Русской Смуты. Крушение власти и армии, февраль—сентябрь 1917 Репринтное воспроизведение издания. J. Povolozky & C, Editeurs. 13, rue Bonapartie, Paris (VI). — Издательство «Наука», 1991. — ISBN 5-02-008582-0
  10. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 608а. Лл. 30-31; Савинков Б. В. Указ. соч. с. 9.
  11. 1 2 3 4 5 6 7 8 Виктор Чернов Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905—1920
  12. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок rabin не указан текст
  13. www.school.edu.ru :: Корниловский мятеж. 25-31 августа 1917. Радиограмма А. Ф. Керенского с обращением к народу. 27 августа 1917
  14. Шамбаров В. Е. Белогвардейщина. — М.: ЭКСМО, Алгоритм, 2007. (История России. Современный взгляд). ISBN 978-5-9265-0354-5, стр. 39
  15. Савич Н. В. Воспоминания, СПб, 1993, с. 249—250.
  16. Логинов. В шаге от пропасти
  17. Генералъ А. И. Деникинъ Очерки Русской Смуты. Борьба Генерала Корнилова. Август 1917 г.—апрель 1918 г.—Репринтное воспроизведение издания. Париж. 1922. J. Povolozky & C, Editeurs. 13, rue Bonapartie, Paris (VI). — М.: Наука, 1991. — 376 с — ISBN 5-02-008583-9, стр. 14, 98
  18. Генералъ А. И. Деникинъ Очерки Русской Смуты. Борьба Генерала Корнилова. Август 1917 г.—апрель 1918 г.—Репринтное воспроизведение издания. Париж. 1922. J. Povolozky & C, Editeurs. 13, rue Bonapartie, Paris (VI). — М.: Наука, 1991. — 376 с — ISBN 5-02-008583-9, стр. 98
  19. Генералъ А. И. Деникинъ Очерки Русской Смуты. Борьба Генерала Корнилова. Август 1917 г.—апрель 1918 г.—Репринтное воспроизведение издания. Париж. 1922. J. Povolozky & C, Editeurs. 13, rue Bonapartie, Paris (VI). — М.: Наука, 1991. — 376 с — ISBN 5-02-008583-9, стр. 15
  20. Цветков В. Ж. «Лавр Георгиевич Корнилов»
  21. 1 2 3 4 5 Чернов, В. Русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания.
  22. 1 2 Рабинович, А. Возвышение Корнилова
  23. Деникин А. И. Савинков. «К делу Корнилова». (Очерки русской смуты) — М.: Айрис-пресс, 2006. — Т. 2, 3. — ISBN 5-8112-1890-7. — С. 21—22.
  24. Деникин А. И. Очерки русской смуты
  25. Ушаков, А. И., Федюк, В. П. Лавр Корнилов. — М.: Мол. гвардия, 2006. — 398 с. — (Жизнь замечательных людей). — 5000 экз. — ISBN 5-235-02836-8.
  26. Очерки русской смуты.
  27. Деникин А. И. Очерки русской смуты. — М.: Айрис-пресс, 2006. — Т. 2, 3. — ISBN 5-8112-1890-7. — С. 53.
  28. 1 2 3 Керенский, А. Ф. Россия на историческом повороте
  29. Деникин, А. И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии, февраль—сентябрь 1917. — М.: Наука, 1991. — ISBN 5-02-008582-0. — С. 466.
  30. Российский архив. — Т. VIII. — М., 1998. — С. 148.
  31. Фомин, С. В. Золотой клинок Империи // Граф Келлер. — М.: Посев, 2007. — ISBN 5-85824-170-0. — С. 516.
  32. http://b-i.narod.ru/900.docx.
  33. Деникин А. И. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ. — М.: Айрис-пресс, 2006. — Т.2, 3 — ISBN 5-8112-1890-7, стр.57
  34. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок ORS60 не указан текст
  35. Троцкий Л. Д. История русской революции. ВОССТАНИЕ КОРНИЛОВА
  36. Деникин А. И. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ. — М.: Айрис-пресс, 2006. — Т.2, 3 — ISBN 5-8112-1890-7, стр.73
  37. А. Лукомский, стр.122
  38. Деникин А. И. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ. — М.: Айрис-пресс, 2006. — Т.2, 3 — ISBN 5-8112-1890-7, стр.77.
  39. Деникин А. И. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ. — М.: Айрис-пресс, 2006. — Т.2, 3 — ISBN 5-8112-1890-7, стр.66
  40. Шамбаров В. Е. Белогвардейщина. — М.: ЭКСМО, Алгоритм, 2007. (История России. Современный взгляд). ISBN 978-5-9265-0354-5, стр. 42
  41. Деникин А. И. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ. — М.: Айрис-пресс, 2006. — Т.2, 3 — ISBN 5-8112-1890-7, стр.67
  42. Костин А. Л. Посеяли ветер — пожали бурю. — М.: Гелиос АРВ, 2004. — 224 с., ил. ISBN 5-85438-111-7, стр. 40
  43. 1 2 Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок KBZB48 не указан текст
  44. Мельгунов С. П. Как большевики захватили власть.// Как большевики захватили власть. «Золотой немецкий ключ» к большевистской революции / С. П. Мельгунов; предисл. Ю. Н. Емельянова. — М.: Айрис-пресс, 2007. — С. 48. — 640 с. + вклейка 16 с. — (Белая Россия). — ISBN 978-5-8112-2904-8.
  45. Деникин А. И. Очерки русской смуты. — М.: Айрис-пресс, 2006. — Т. 2, 3. — С. 85. — ISBN 5-8112-1890-7.
  46. Троцкий Л. Д. История русской революции.
  47. Кенез П. Красная атака, белое сопротивление. 1917—1918 / Пер. с англ. К. А. Никифорова. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. — С. 39. — (Россия в переломный момент истории). — ISBN 978-5-9524-2748-8.
  48. Ленин В. И.. О героях подлога и ошибках большевиков // ПСС. — Т. 34. — С. 250.
  49. Мельгунов С. П. Как большевики захватили власть. // Как большевики захватили власть. «Золотой немецкий ключ» к большевистской революции / С. П. Мельгунов; предисл. Ю. Н. Емельянова. — М.: Айрис-пресс, 2007. — С. 50. — 640 с. + вклейка 16 с. — (Белая Россия). — ISBN 978-5-8112-2904-8.
  50. Мельгунов С. П. Как большевики захватили власть.// Как большевики захватили власть. «Золотой немецкий ключ» к большевистской революции / С. П. Мельгунов; предисл. Ю. Н. Емельянова. — М.: Айрис-пресс, 2007. — С. 121. — 640 с. + вклейка 16 с. — (Белая Россия). — ISBN 978-5-8112-2904-8.
  51. Генерал от инфантерии.
 Просмотр этого шаблона Антон Иванович Деникин (1872—1947)
Русская императорская армия Архангелогородский 17-й пехотный полк  · Первая мировая война: Железная бригада  · 8-й армейский корпус  · Западный фронт  · Юго-Западный фронт Anton Denikin 1918-1919.jpg
Белое движение Добровольческая армия  · Вооружённые силы Юга России
Политическая деятельность 1917: Корниловское выступление  · Бердичевское сидение  · Быховское сидение  · 1918: Особое совещание ВСЮР  · 1919: Юг России  · Московская директива  · Поход на Москву  · Обращение к населению Малороссии  · Правительство ВСЮР  · 1920: Южнорусское правительство
Литературная деятельность Очерки русской смуты  · Кто спас советскую власть от гибели?  · Мировые события и русский вопрос  · Старая армия  · Путь русского офицера
Семья Иван Деникин (отец)  · Елизавета Вржесинская (мать)  · Ксения Чиж (жена)  · Марина Деникина (дочь)
Память Перезахоронение в России (2005)  · Мемориал белым воинам на Донском клабдище

История военного мятежа генерала Корнилова

1917 год запомнится нам не только Февральской и Октябрьской революциями. Между этими двумя точками на хронологической оси существовало скромное межвременье. Тогда ещё ничего не было определено, а Россия только осваивала путь своего политического развития.

В бывшей империи по факту сложилось двоевластие, премьер-министр пытался угодить сразу всем, столицу возглавлял бывший террорист, а воюющие солдаты имели право не подчиняться своим офицерам.

И тогда же случился военный мятеж генерала Корнилова. Верховный главнокомандующий российской армии планировал “навести порядок” и не дать большевикам прийти к власти. Этого хотел и Керенский, который и объявил Корнилова преступником. Итог: большевики пришли к власти во многом благодаря этим событиям.

Сегодня мы расскажем вам, как выглядели мятежи тогда. А ещё о том, как банальное непонимание и конфликт личных амбиций привели к падению правительства.

Порядок из хаоса?

Начало 1917 года Россия встретила, мягко говоря, неспокойно.

После отречения Николая II в стране существовало так называемое двоевластие. С одной стороны — бывшие члены Госдумы, в основном либералы, прогрессисты и умеренные левые, создавшие Временное правительство.

С другой — Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. Орган, объединявший представителей пролетариата и низших армейских чинов. В числе его участников — в основном меньшевики (несколько более либеральные социал-демократы) и большевики (радикальное крыло).

Руководил Петросоветом Временный исполнительный комитет. В него входили, опять же, лидеры меньшевистских партий.

Какое-то время у двух органов власти выходило договариваться между собой. Компромиссная политика с одной стороны была достаточно левой.

Так, например, Петросовет издал “Приказ №1”, который передавал контроль над дисциплинарными вопросами в армии, равно как и контроль над оружием, избираемым солдатским комитетам. Думские представители его выполнению не препятствовали.

Напомним, в разгаре Первая мировая война. И начинать революционные изменения внутри воюющей армии — довольно опасная затея.

В то же время глобальный курс России — парламентская демократия с опорой на либеральные свободы. Меньшевики, руководящие Петросоветом, хотели договора с буржуазией, считая, что к социализму население ещё не готово. Поэтому охотно сотрудничали с бывшими царскими функционерами.

Человек, который продал мир

И вот — относительный мир, относительная дружба, и жвачка (ладно, жвачки не было).

Впрочем, не без некоторых политических качелей.

В новом правительстве постепенно возвышается Александр Фёдорович Керенский.

Сам он — идеальный продукт времени. Относительно образован и интеллигентен, но не из аристократов. В меру либерален, но член партии социалистов-революционеров. Пользуется признанием в Петросовете и смотрится достаточно уместным в составе Временного правительства.

К тому же известный адвокат и, надо сказать, весьма неплохой оратор.

Александр Керенский

Александр Керенский

Сперва Керенский занимает должность министра юстиции. И подписывает ключевой в российской политике документ — декрет Совета министров “Об отмене навсегда в России смертной казни”. В стране, где ещё не забыто эхо столыпинских галстуков и не слышно эхо военного коммунизма, на некоторое время перестанут вешать и расстреливать.

Потом в правительстве происходит демарш. Министр иностранных дел Павел Милюков (он же лидер конституционно-демократической партии или “кадетов”) отправляет союзникам по Антанте ноту, в которой уверяет, что Россия будет идти до конца на пути к победе в Первой мировой войне.

Это не нравится очень многим революционно настроенным солдатам, матросам и в принципе антивоенно настроенным массам. Начинаются выступления, идёт волна недовольства. Керенский ставит ультиматум: грозится выйти из правительства и перевести Советы в оппозицию, если не будет создана новая правительственная коалиция. Наряду с либералами там должны были бы присутствовать социалисты.

Милюков, опасаясь вражды между двумя ветвями власти в стране, подаёт в отставку. Вслед за ним уходит Александр Гучков, лидер октябристов, занимавший пост военного и морского министра (аналог нынешнего министра обороны).

И действительно формируется новое правительство, Керенский получает гучковский пост главы военного ведомства и начинает купаться в лучах славы.

Его называют “рыцарем”, “народным вождём”, “солнцем России”, в общем, облизывают от сапог до френча.

Тогда он решается на старт летнего наступления российской армии на западных фронтах страны. Но, оказывается, если нарушать армейскую субординацию, то дисциплина пойдёт к чертям. А солдаты, зная, что за провинности окажутся безнаказанными, очень быстро деградируют.

Добавьте к этому постоянную чехарду кадров, отсутствие боеприпасов и некоторые тактические ошибки.

В сухом остатке выходит поражение. Довольно мощное, показательное и сильно бьющее по рейтингу власти.

Никто никого не понял

Это поражение даёт толчок пробольшевистским настроениям. Предложения Ленина о сепаратном мире с Германией без аннексий и контрибуций находят отклик, и начинаются “июльские дни” или “июльский кризис”.

Большевики проводят массовые демонстрации, начинаются беспорядки. Цель — свергнуть меньшевиков в Петросовете и Временное правительство, объявив себя властью.

Но не выходит, восстание подавлено. Лидеры арестованы, марксистов начинают прессовать.

На этом фоне уходит глава Временного правительства князь Львов — его место занимает сам Керенский. При этом совмещает новый пост с должностью военного министра. И назначает новым главнокомандующим Лавра Корнилова.

Лавр Корнилов

Лавр Корнилов

Это назначение далось очень нелегко. Ведь Корнилов был настроен куда жёстче Керенского и выступал за меры, которые многие считали “контрреволюционными”. Например, возобновление смертной казни в тылу, отказ от тотального контроля солдатских комитетов, усиление иерархии и дисциплины в войсках.

Керенский не хотел жертвовать своими “достижениями” и благосклонностью меньшевиков из Петросовета. В итоге попытался усидеть на двух стульях.

Заверил Корнилова, что все его требования будут выполнены. А затем просто их проигнорировал. В итоге смертную казнь не восстановили. Более того, Петросовет проголосовал за запрет казней ещё и на передовой.

Разлад между различными частями элиты становился всё больше. Да и общество расползалось на два противоположных лагеря. Керенский стал параноидальным, ему мерещилась измена.

И тут на авансцену выходит Борис Викторович Савинков. Тогда — заместитель Керенского в военном министерстве.

Борис Савинков

Борис Савинков

Борис Савинков, надо сказать, человек сложной судьбы. В своё время он был одним из руководителей Боевой организации эсеров. По сути — координировал террор. На его руках кровь губернатора Москвы Сергея Александровича Романова. Затем бежал во Францию, написал несколько неплохих повестей, но после Февральской революции вернулся и занял довольно государственнические позиции. Потом и вовсе воевал в рядах Белой армии.

Так вот Савинков скорее поддерживал Корнилова. Он видел главную угрозу в большевиках и их агитации. А способом преодоления этой угрозы считал усиление власти и немедленную расправу с революционерами на всех уровнях.

От знакомых во французской разведке Савинков узнает о якобы новом большевистском заговоре. говоре. И приходит с этой информацией к Керенскому. Просит обратиться к Корнилову, чтобы тот выделил полк для усиления контроля над Петроградом и ввести в городе военное положение. При этом сам Савинков должен занять должность градоначальника.

В сущности, такой сценарий означал бы триумвират. Где левые силы разгромлены, за Корниловым остаются военные полномочия, за Керенским — гражданские, а Савинков контролирует самый значимый город страны.

Керенский соглашается, посылает Савинкова в ставку Верховного главнокомандующего Корнилова на переговоры. Заодно просит проверить, не готовится ли офицерский заговор, а если готовится, то ликвидировать его.

Савинков приезжает, проводит переговоры с Корниловым. Тот несколько плюётся от перспективы передать свои части Временному правительству.

Я должен вам сказать, что Керенскому и Временному правительству я больше не верю. Во Временном правительстве состояли членами такие люди, как Чернов, и такие министры, как Авксентьев. Стать на путь твердой власти — единственный спасительный для страны — Временное правительство не в силах… Что касается Керенского, то он не только слаб и нерешителен, но и неискренен.

— Лавр Корнилов

Тем не менее генерал соглашается на условный сценарий триумвирата ради спасения страны. Говорит, что готов поддержать Керенского, ведь с ним стране всё же лучше.

После отъезда Савинкова из ставки Корнилов отдал начальнику Третьего кавалерийского корпуса генералу Крымову приказ:

Получив от меня или непосредственно на месте информацию о начале большевистского восстания, немедленно выступайте на Петроград, оккупируйте город, разоружите все дивизии Петроградского гарнизона, примкнувшие к восстанию, разоружите население и распустите Совет.

— Лавр Корнилов

И вроде как всё было согласовано, но в дело вступает князь Львов, бывший глава Временного правительства. Человек не самого выдающегося ума, очень путаный и суетливый.

Он где-то услышал про заговор уже справа — со стороны военных кругов. И счёл своим долгом предупредить об этом Керенского. Тот послушал старика с интересом, но ничего предпринимать не стал.

А вот Львов решил сам сделаться парламентарием. И поехал к Корнилову аккурат после отъезда из ставки Бориса Савинкова.

И заявил, что если Корнилов настаивает, то Керенский готов уйти. Корнилов ответил: военное положение необходимо, на личной диктаторской власти не настаиваю, но если предложат, то готов.

Львов едет обратно в Петроград и передаёт Керенскому испорченным телефоном: генерал хочет себе диктаторских полномочий.

Тогда параноидальный Керенский разыгрывает разговор по телеграфу с Корниловым. Причём сам же имитирует участие Львова и отвечает за него. И здесь — исторический анекдот — переписка строилась без всякой конкретики. И ещё сильнее ввела все стороны в заблуждение.

Корнилов: “Здравствуйте, Александр Фёдорович, здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу, вновь заявляю: события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определённого решения в самый короткий срок”.

Львов: “Я, Владимир Николаевич, Вас спрашиваю — то определённое решение нужно исполнить, о котором Вы просили известить меня Александра Фёдоровича только совершенно лично, без этого подтверждения лично от Вас Александр Фёдорович колеблется вполне доверить”.

Корнилов: “Да, подтверждаю, что я просил Вас передать Александру Фёдоровичу мою настоятельную просьбу приехать в Могилёв”.

Керенский: “Я, Александр Фёдорович, понимаю Ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя. Надеюсь выехать завтра; нужен ли Савинков?”

Корнилов: “Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович выехал вместе с Вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать Вашего выезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить Вас”.

Керенский: “Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае?”

Корнилов: “Во всяком случае”.

Керенский: “До свидания, скоро увидимся”.

Корнилов: “До свидания”.

Корнилов был уверен, что Керенский готов прибыть в ставку и заключить договор о создании нового правительства. Керенский подумал, что Корнилов ждёт его в ставке, чтобы арестовать.

Если вы запутались (а тут очень просто запутаться), подытожим.

Керенский хотел всеми силами удержать власть. Он опасался мятежей с обеих сторон, но в целом был готов рассмотреть вариант сотрудничества с Корниловым. Главное — сохранить свой пост первого лица страны.

Корнилов хотел уничтожения левых, усиления центральной власти и “спасения России”, как он его понимал. В любых конфигурациях, где у него оставалось бы влияние на процессы. Он надеялся на сотрудничество с Керенским и Савинковым на равных правах. Или же на то, что сам возглавит государство.

Савинков хотел повышения своего статуса в рамках системы. Ну и уничтожения большевиков, конечно. В целом ему подошёл бы любой вариант устройства власти: что с Корниловым во главе, что с Керенским.

Князь Львов просто путался у всех под ногами, думал, что спасает Россию, но в итоге окончательно запутал участников процесса.

Мятеж

Конец августа 1917 года. На Петроград уже выдвигаются корниловские войска: Третий кавалерийский корпус и так называемая “Дикая дивизия”, состоящая из черкесов и ингушей. Ими командует генерал Александр Крымов.

Взбешённый Керенский считает, что его предали, и телеграфирует Корнилову с предложением сдать командование и отбыть в столицу.

Генерал недоумевает, как так вышло, если изначальные договорённости были другими. Сперва он думает, что решение Керенский принял под давлением Советов, а значит, принимать его в расчёт не стоит.

Но потом Керенский закрепляет всё официальным заявлением в газетах. Начиналось оно так:

26 августа генерал Корнилов прислал ко мне члена Государственной Думы В. Н. Львова с требованием передачи Временным правительством всей полноты военной и гражданской власти, с тем, что им по личному усмотрению будет составлено новое правительство для управления страной…

— А. Ф. Керенский

Корнилова объявили мятежником и потребовали от него остановить движение войск генерала Крымова на столицу.

Генерал отказался. И распространил своё заявление:

Русские люди! Великая родина наша умирает. Близок час её кончины. Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство, под давлением большевистского большинства советов, действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на рижском побережье убивает армию и потрясает страну изнутри. Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ — путём победы над врагом — до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свою судьбу и выберет уклад новой государственной жизни и произведя давление на Временное правительство, заставить его:
1. исключить из своего состава тех министров, которые, по имеющимся у меня сведениям, являются явными предателями Родины;
2. перестроиться так, чтобы стране была гарантирована сильная и твердая власть.

Предать же Россию в руки её исконного врага — германскаго племени — и сделать русский народ рабами немцев я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли. Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!

— Заявление Корнилова

Корниловцы планомерно приближаются к столице, занимая, один населённый пункт за другим. На сторону генерала встают многие представители военной элиты, Союз офицеров и командующие четырьмя фронтами Российской армии.

Керенский в панике пытается выйти на переговоры, но его отговаривает окружение. Убеждают: в войсках вам уже вынесен смертный приговор. Тогда помощи приходится искать у социалистов.

Большевистские агитаторы убеждают ряд восставших частей сдаться. Рабочим Петрограда раздают оружие для сопротивления корниловцам. Начинают формироваться бригады Красной гвардии. Продвижение мятежников останавливают в районе участка Вырица — Павловск (нынешняя Ленобласть). Там разбирают железнодорожное полотно.

Керенский выходит на контакт с Крымовым через его приятеля — полковника Самарина. И предлагает переговоры в Петрограде, ведь тот не захвачен большевиками, как думали многие.

Крымов соглашается, но вместо переговоров, ему в ультимативной форме предлагают сложить полномочия.

Осознав всю безнадежность положения, генерал застрелился, не дожидаясь трибунала.

Планы Корнилова серьёзно нарушились, его основные силы оказались блокированы и дезориентированы. Но бежать генерал отказывается.

Тогда в дело вступает генерал Михаил Алексеев. Он и так не верил в успех выступления корниловцев, но теперь разуверился окончательно. И согласился стать начальником ставки у Керенского, а после и арестовать самого Корнилова. Считал, что так обеспечивает безопасность генерала и его сторонников.

Мятеж провалился.

Дорога к Октябрю

Пройдёт совсем немного времени, и расшатанную власть действительно захватят большевики. Которые получили оружие и легитимность во многом благодаря Керенскому.

Сам Керенский бежит из страны. Потеряет власть, за которую так отчаянно цеплялся.

Корнилов умрёт в Екатеринодаре (нынешний Краснодар) от снарядов Красных во время Гражданской войны. Его смерть описывают так:

Вы знаете — штаб был в хате на открытом поле. Уж несколько дней они вели пристрелку, и довольно удачно… Мы говорили генералу. Он не обращал никакого внимания… „Хорошо, после”. Последний день кругом всё изрыли снарядами… поняли, что здесь штаб, подъезжают ведь конные, с донесениями, толпятся люди. Ну, вот один из таких снарядов и ударил прямо в хату, в комнату, где был генерал. Его отбросило об печь. Переломило ногу, руку. Мы с Хаджиевым вынесли на воздух. Но ничего уж сделать нельзя было. Умер, ни слова не сказал, только стонал…

— Р. Гуль

Тело генерала выкопали большевистские солдаты, протащили по городу и сожгли.

“Отдельные увещания из толпы не тревожить умершего человека, ставшего уже безвредным, не помогли; настроение большевистской толпы повышалось… С трупа была сорвана последняя рубашка, которая раздиралась на части, и обрывки разбрасывались кругом… Несколько человек оказались уже на дереве и стали поднимать труп… Но тут же верёвка оборвалась, и тело упало на мостовую. Толпа всё прибывала, волновалась и шумела… После речи с балкона стали кричать, что труп надо разорвать на клочки… Наконец отдан был приказ увезти труп за город и сжечь его… Труп был уже неузнаваем: он представлял из себя бесформенную массу, обезображенную ударами шашек, бросанием на землю… Наконец, тело было привезено на городские бойни, где его сняли с повозки и, обложив соломой, стали жечь в присутствии высших представителей большевистской власти… В один день не удалось окончить этой работы: на следующий день продолжали жечь жалкие останки; жгли и растаптывали ногами”.

— Справка Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков при главнокомандующем вооружёнными силами на юге России

Савинков успел повоевать за белых, эмигрировать в Европу, основать несколько партизанских движений в РСФСР. Большевики смогли выманить его на родину. Последние годы жизни он провёл на Лубянке. Потом, по одним сведениям, покончил с собой. По другой версии, был убит агентами ОГПУ.

Какой из этого можно сделать вывод?

Дорогу к краху можно было бы предотвратить очень и очень просто. Но когда на пути встают личные амбиции (а ещё всё портит князь Львов), то возникает хаос. И люди, которые вроде как хотят одного и того же, получают совершенно обратный результат.

Очерк. Полный текст: OSTKRAFT. История. №20. М., 2023

В апреле 1917 года Владимир Ленин, характеризуя деятельность своего политического противника – Временного правительства, признавал, что оно превратило Россию в «самую свободную страну в мире из всех воюющих стран», отличающуюся «отсутствием насилия над массами». Насколько подобная оценка соответствовала действительности?

Следует отметить, что некоторые практики новой власти в дальнейшем переняло руководство большевиков. Например, объявленную 25 марта «хлебную монополию», предполагавшую твердые цены на закупку зерна, продразверстку. Также в условиях двоевластия с возникшим параллельно с Временным правительством Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов ограничивались в правах офицеры (приказ №1 от 1 марта).

Несмотря на отмену цензуры, de facto она продолжала существовать, по крайней мере, в отношении консервативной периодики, стремившейся защитить национальные интересы страны, а потому оппозиционной, как Временному правительству, так и Петросовету.

Одним из ее проявлений стал запрет публикаций, объективно освещающих корниловское выступление 27 августа (9 сентября) – 30 августа (12 сентября) 1917 г.. В частности цензура коснулась страниц популярной газеты «Утро России», издававшейся партией прогрессистов и ориентировавшейся на торгово-промышленные круги (лидеры Александр Коновалов, Иван Ефремов, братья Рябушинские).

Первоначально 27 августа, до того, как были получены сведения о произошедшем предыдущим вечером заседании правительства, на котором его глава министр-председатель Александр Керенский характеризовал требования Верховного главнокомандующего Генерального штаба генерала от инфантерии Лавра Корнилова, как преступные, а также до появления официального заявления («объявления») премьера (телеграмма № 4163), оценки лидера выступления оставались положительными. В номер вошли две статьи, так или иначе связанных с мятежом. В первой, не подписанной и не имеющей названия, отмечалось, что кризис, в котором оказалась русская государственность, вызван слабостью Временного правительства: «отсутствием единой, общепризнанной и авторитетной власти». Поэтому «все ждут, что эта власть примет, наконец, те меры, которых требует от нее во имя спасения России и ее свободы Корнилов. А, между тем, о принятии этих мер ничего не слышно, шествие по неверному, ведущему в пропасть пути, продолжается». Во второй – генерала называли «честным солдатом и глубоко преданным родине гражданином», стремящимся возродить армию, а «всякий выпад против него является преступлением против родины».

На следующий день под общим заголовком «Борьба за верховную власть», который затем использовался и в дальнейшем вышел экстренный одностраничный номер. В нем были опубликованы упомянутое «объявление» Керенского и информация о правительственных решениях, направленных против выступления, статьи о попытках переговоров с генералом. Излагались известные на тот момент планы мятежников и состав их сил, реакция на произошедшее в войсках и в Петрограде, а также связанные с ним резолюции партий и общественных деятелей. Не все в номере соответствовало действительности. Например, ошибочно сообщалось об аресте Корниловым комиссара Временного правительства при Ставке Верховного главнокомандующего штабс-капитана Максимилиана Филоненко.

29 августа «Утро России» констатировало, что «Гражданская война началась: еще неясен ее исход, еще трудно учесть ее последствия для фронта и тыла». Редакция выделяла две противоборствующие силы в лице Временного правительства и военных: «наметился раскол не только социально-политический, а национально-политический. Один лагерь ставил своей задачей спасение нации и того исторического наследия, которое она создала – великого государства. Другой, не отрицая этой задачи, подчинял ее интересам классовым». Причиной выступления объявлялось неисполнение принятой гражданской властью программы Корнилова. «Быть может, Керенский лично и готов был пойти вместе с генералом (…), быть может, Савинков и вполне ему сочувствовал, но “круги” Временного правительства – Советы этому возможному и желанному союзу препятствовали». При этом в поступке главнокомандующего, «как бы его ни оценивать, к каким бы последствиям он ни привел, чувствовался, прежде всего, голос патриотического отчаяния, сознание, что нет иного пути, спасти землю русскую!» Трагедия ситуации в том, что «у Корнилова та же цель, что и у Керенского – довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания».

Одновременно републиковалось «объявление» министра-председателя и излагались распоряжения Временного правительства за 27 и 28 августа, которое «рассматривает действия генерала Корнилова как открытый мятеж».

Редакция сообщала и о действиях корниловцев под Петроградом, приводила ссылку на телеграмму в поддержку выступления командованием Западного и Юго-западного фронтов (генералов Петра Балуева и Антона Деникина) и писала о лояльности правительству казаков. Корреспонденты кратко фиксировали настроения на других участках фронта, а также в Петрограде (неприятие Керенского юнкерами Константиновского училища и напротив пассировка премьера Царскосельским гарнизоном), Москве и Киеве. Появилась информация о реакции на мятеж и со стороны различных партий. В частности, о расколе в рядах Совета рабочих и солдатских депутатов. Если большая часть членов исполкома Совета готова была помочь властям в борьбе с мятежниками, то входившие в его состав большевики с осуждением от голосования воздержались. По свидетельству корреспондента, «речь представителя большевистской фракции (Федора Раскольникова – А. М.) направлена больше против Временного правительства, чем против генерала Корнилова».

Были на страницах «Утра» и материалы о переговорах Керенского и Генерального штаба генерала от инфантерии Михаила Алексеева. На предложение возглавить военное министерство последний ответил отказом. Встреча происходила у лидера кадетов Павла Милюкова, который «заявил А. Ф. Керенскому, что если ему дорога честь России и он любит свою родину, то он должен достичь соглашения с ген. Корниловым. А. Ф. Керенский ответил: – Единственный путь к соглашению – подчинение Временному правительству. Несколько дней тому назад П. Н. Милюков получил приглашение от ген. Корнилова прибыть в ставку, куда он не поехал, а о приглашении известил А. Ф. Керенского». Также появились известия о возбуждении следствия в отношении Корнилова, которое начал судебный следователь 16-го участка Петроградского окружного суда Сергей (?) Шульц.

Приводила газета и цензурное решение московской городской управы, направленное ею в различные редакции. «Ввиду восстания генерала Л. Корнилова против Временного правительства, единственного носителя верховной власти в России в настоящее время, воспрещается всем газетам г. Москвы печатать какие бы то ни было извещения ген. Корнилова или исходящие от его имени. Нарушение этого распоряжения повлечет за собой закрытие газет и привлечение к уголовной ответственности редакторов».

В последний день мятежа 30 августа «Утро России» продолжило излагать точки зрения противоборствующих сил, но уже в условиях цензуры, что предопределило дисбаланс в пользу правительства Керенского. Все отклики из провинции корреспондировались с официальным взглядом на выступление военных. В номере была напечатана одна небольшая заметка о телеграмме Корнилова, «разосланной начальствующим лицам всей России». Статья не содержала конкретных аргументов, а лишь информировала, что послание генерала опровергало точку зрения премьера на мятеж. В целом же его телеграмма характеризовалась как «сбивчивая и непонятная, и производит тяжелое впечатление». Сообщалось и о другой телеграмме Корнилова, адресованной командующему московским военным округом Генерального штаба полковнику Александру Верховскому. В ней, «дабы избежать междоусобной войны и не вызвать кровопролития на улицах», предписывалось признать власть верховного. В ответном послании полковник прямо обвинил визави в начале Гражданской войны и неподчинении законной власти, вместе с тем оговорившись, что в сложившейся ситуации «можно и нужно было менять политику, но не подрывать последние силы народа» своим выступлением. Также публиковалась статья «В ставке верховного главнокомандующего», согласно которой, «с утра в ставке и на улицах города (Могилева – А. М.) все совершенно спокойно, ничто не говорит о решающих и грозных событиях (…) Многие еще не знают о происходящем, хотя еще вчера вечером по городу стал распространяться слух об уходе генерала». Большой пустой промежуток между окончанием текста и следующим в столбце свидетельствовал о явном цензурном вмешательстве в последний момент. Еще одна заметка сообщала о попытке председателя  Центрального исполнительного комитета Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы (Румчерод) Ивана Лордкипанидзе выяснить, «кто ныне главнокомандующий». На его звонок в ставку дежурный офицер ответил, что им остается Корнилов, после чего глава Румчерода повесил трубку.

Существенно больше «белых пятен» появилось в следующем номере, вышедшем уже после победы правительственных сил.

В нем был «Приказ по армии и флоту» Керенского, в котором тот констатировал, что «безумная попытка военного мятежа бывшего верховного главнокомандующего и ничтожной кучки генералов закончилась полной неудачей, и виновные в мятеже предаются военно-революционному суду», а также заявлял, что на него возложено командование всеми вооруженными силами государства.

Как следствие Корнилов, ряд поддержавших его генералов (Александр Лукомский, Антон Деникин, Сергей Марков) и товарищ (заместитель) министра путей сообщения Владимир Кисляков «отчисляются от своих должностей, с преданием суду за мятеж». До сведения читателей доводилось об аресте председателя Либеральной республиканской партии Александра Гучкова, главы Военной лиги Ивана Федорова и ряда других лиц, подозреваемых в оказании помощи главнокомандующему. Тему продолжали несколько статей, связанных с атаманом Алексеем Калединым, которого также подозревали в причастности к выступлению.

Параллельно на страницах газеты вышли очерки об «окружении корниловских войск». Военный генерал-губернатор Петрограда и управляющий военным министерством  вчерашний член боевой организации эсеров Борис Савинков с удовлетворением отмечал: «с каждым часом выясняется, что положение становится благоприятным, и что попытка ген. Корнилова обречена на полную неудачу. Не только петроградский гарнизон и войска действующей армии, но и части войск, отправленных ген. Корниловым на Петроград, от него отказываются и изъявляют верность Временному правительству».

Парадоксально, но именно после завершения выступления было опубликовано Обязательное постановление столичного губернатора от 29 августа, воспрещавшего оглашение в печати «каких-либо распоряжений и воззваний генерала Корнилова и его штаба», а также «призывов (…) направленных к поддержке восстания».

Из других материалов интересно интервью с министром путей сообщения Петром Юреневым, в котором он, в числе прочего признавался: «В самом начале конфликта с генералом Корниловым А. Ф. Керенскому была предоставлена вся полнота власти для ликвидации конфликта. Все последние дни Временное правительство, как таковое, не существовало; были лишь совещания министров».

Не менее значимо было и коллективное письмо послов союзных держав. В нем опровергалось якобы имевшее место «выступление, имеющее целью либо поддержку, либо воспрепятствование подавлению действий ген. Корнилова». По мнению дипломатов, это противоречило бы «роли союзников по отношению к русским внутренним делам. Представители всех держав согласия ограничились, как это диктовали симпатии к великой союзной демократии, предложением своих добрых услуг для побежания кровопролития и гражданской войны».

Публикация заявления обуславливалась стремлением дистанцироваться в первую очередь от мятежников, на которых военные и дипломатические круги стран Антанты действительно возлагали надежды, связанные с восстановлением боеспособности Восточного фронта Мировой войны. В частности, в недатированной телеграмме сотрудника «Утра России» при ставке А. Ф. Дубовского сообщалось, что «иностранные члены при ставке обратились к дипломатическим представителям своих держав с просьбой поддержать требования Генерала Корнилова, как единственную возможность возрождения русской армии». В случае с «Утром России», желаниям дипломатов способствовал тот факт, что информация журналиста не была опубликована на страницах газеты.

Естественно, подобная политика не могла не вызвать протест, в том числе и среди сотрудников редакции, чьи тексты сокращались или изымались из номеров. Одним из них был писавший под псевдонимом Дубовской Александр фон Экеспарре (1884–1918). Он окончил Николаевское кавалерийское училище, служил в 5-м драгунском полку; в 1914 штаб-ротмистр 2-го лейб-уланского Курляндского Императора Александра II полка, затем подъесаул в 1-м Аргунском полку Забайкальского казачьего войска, позднее стал летчиком-наблюдателем. После революции состоял в подпольной белогвардейской организации. В ноябре 1918 г. арестован и в декабре (?) расстрелян. Помимо журналистской деятельности зарекомендовал себя спортсменом, участником скачек. Публиковался также под псевдонимами князь Шаховской, гатчинский мещанин Никодим Орг, помощник присяжного поверенного Александр Эльц, купец второй гильдии Елизар Платонович Плотников.

Заметка о поддержке военно-дипломатических кругов была не единственным материалом фон Экеспарре, который не прошел газетной цензуры. Также не напечатали репортажа, свидетельствовавшего об «уверенном настроении», как в самой ставке, так и среди местного населения, которое «воодушевленно приветствует каждое появление ген. Корнилова». По мнению корреспондента, поддержавшее генерала военное руководство видит «в своем выступлении последнюю возможность воссоздания армии». Одновременно не увидел свет очерк, в котором он отмечал готовность Верховного главнокомандующего, остающегося «поборником свободы и порядка в стране», к переговорами с посланным министром-председателем Михаилом Алексеевым, что, как подчеркивалось фон Экеспарре, не являлось отказом от первоначальных требований, а также сам ход переговоров.

Вмешательства цензуры вызвали ироничное замечание журналиста: «приветствую свободу печати, которая не позволяет вам печатать мои корреспонденции»[37].

Объективности ради, следует отметить, что фон Экеспарре не скрывал своих симпатий[38] ни во время выступления[39], ни позднее, когда указывал на нарушения их прав в ходе следствия, проводившегося под руководством сменившего Шульца адвоката Иосифа Шабловского. Журналист обращал внимание, что «приказом Верховного главнокомандующего содержащиеся под стражей (…) генералы и офицеры лишаются всего содержания полностью, семьям их будет выдано пособие из экстраординарных сумм, находящихся в распоряжении штаба Верховного главнокомандующего.

По закону же состоящие под судом и следствием при содержании их под стражей, получают половину жалования. Распоряжение А. Ф. Керенского последовало, несмотря на заключение комиссии Шабловского , что корниловцы не могут быть признаны состоящими под следствием и судом до предъявления к ним определенного обвинения»[40] . Впрочем, подобные симпатии не мешали фон Экеспарре протестовать и против искажения Временным правительством агентской телеграммы от 29 августа, с требованием Петросовета «о передаче всей власти в руки революционной демократии». Дубовской вновь назвал это «правительственной цензурой»[41].

Позднее, с ослаблением власти Временного правительства произошло смягчение ограничений печати. Так в том же «Утре России», спустя полтора месяца после августовского выступления было опубликовано стихотворение поэта Константина Бальмонта, в котором он преклонялся перед «достойным выступлением» генерала и признавался: «С тобой душою вместе в плене я, / Но что бы ни промолвил суд, / Бойцу, я знаю, поколения / Венец лавровый принесут»[42].

Прав у поэта оказалось больше, чем у журналиста.

Назначенный в июле 1917 года сначала командующим разваливавшимся Юго-Западным фронтом, а затем и Верховным главнокомандующим, генерал Лавр Корнилов, как писал современник, «начал с «требований» и ультиматумов и даже, как мы знаем, печатал в газетах свои обращения к верховной власти». «Еженедельно я получал от генерала Корнилова какой-нибудь ультиматум», — жаловался позднее министр-председатель Александр Керенский. С этих ультиматумов и начался конфликт главы армии и главы правительства.

В день своего назначения Верховным главнокомандующим 19 июля (1 августа по новому стилю — здесь и далее прим. ТАСС) Корнилов направил в адрес правительства телеграмму, в которой излагал условия, на которых он готов принять эту должность. Корнилов потребовал невмешательства в его оперативные распоряжения и назначение высшего командного состава, а также распространения восстановленной на фронте смертной казни на тыл. «Я заявляю, что если правительство не утвердит предлагаемых мною мер и лишит меня единственного средства спасти армию и использовать ее по действительному ее назначению — защите Родины и свободы, то я, генерал Корнилов, самовольно слагаю с себя полномочия главнокомандующего», — угрожал он.

«Тогда во Временном правительстве я говорил, что нужно немедленно уволить Корнилова, что мы должны, если хотим восстановить дисциплину в армии, показать пример наверху. Это мое предложение не прошло, а Корнилов понял эту снисходительность власти как ясное доказательство ее бессилия. <…> Я признаю себя виновным в том, что не настоял до конца на немедленном тогда же смещении Корнилова. <…> Но тогда было такое страшное время, на фронте так настоятельна была потребность в волевой личности», — говорил позже Александр Керенский следственной комиссии по делу Корнилова.

«Во время наших неудач под Тарнополем генерал Корнилов, несмотря на отмену смертной казни, первый решился применить расстрелы, и тем не менее ему, то есть лицу, фактически введшему казнь, был предложен пост Верховного главнокомандующего. Это назначение создало и укрепило в нем сознание, что не соблюдение буквы закона, а исполнение своего долга, хотя бы и очень тяжелого, находит оправдание и одобрение», — объяснял и. о. директора дипломатической канцелярии Верховного главнокомандующего князь Григорий Трубецкой.

Корнилов издал ряд приказов, направленных на повышение боеспособности армии, усиление дисциплины, борьбу с братаниями, дезертирством, укрепление военно-революционных судов и ограничение деятельности армейских комитетов. Эти действия обеспечили Корнилову популярность в среде правого офицерства и его крупнейших организациях, среди которых выделялись Союз офицеров армии и флота и Союз Георгиевских кавалеров.

Вместе с начальником своего штаба генералом Александром Лукомским Корнилов составил соответствующую докладную записку. 3 (16) августа он прибыл в Петроград с намерением обсудить ее на заседании Временного правительства. Однако управляющий Военным и морским министерством Борис Савинков попросил Корнилова не выносить записку на обсуждение кабинета, так как он уже работал над аналогичным документом вместе с комиссаром при Верховном главнокомандующем Максимилианом Филоненко. Корнилов согласился на это. Александр Керенский объяснял просьбу Савинкова тем, что в записке Корнилова «был изложен целый ряд мер в огромном большинстве вполне приемлемых, но в такой редакции и с такой аргументацией, что оглашение ее привело бы к обратным результатам. Во всяком случае был бы взрыв, и при опубликовании ее сохранить Корнилова главнокомандующим было бы невозможным».

Тогда же состоялась и первая встреча Керенского и Корнилова после назначения последнего Главковерхом. «В разговоре со мной А.Ф. Керенский коснулся вопроса, между прочим, о том, что со времени моего назначения Верховным главнокомандующим мои представления правительству носят слишком ультимативный характер. Я заявил, что эти требования диктуются не мной, а обстановкой», — вспоминал Корнилов.

«Личное свидание главы правительства и главы армии в начале августа только разожгло их взаимную антипатию. «Этот легковесный краснобай хочет мною командовать? » — должен был сказать себе Корнилов. «Этот ограниченный и невежественный казак собирается спасать Россию?» — не мог не подумать Керенский», — писал об их встрече Лев Троцкий.

На заседании Временного правительства 3 (16) августа также произошел инцидент, который произвел на Корнилова чрезвычайно неприятное впечатление. Сам он позже так рассказывал об этом следственной комиссии: «Когда я коснулся вопроса о том, на каком фронте можно было бы перейти в наступление при наличии некоторых условий, министр-председатель, сидевший со мной рядом, наклонившись ко мне, шепотом предупредил, «что в этом вопросе нужно быть осторожным». Предупреждение это было вызвано запиской, которую Керенский получил от Савинкова и от Терещенко (министр иностранных дел Михаил Терещенко — прим. ТАСС). «Уверен ли министр-председатель, — спрашивал первый из них, — что допускаемые генералом Корниловым государственные и союзные тайны не станут известны противнику в товарищеском порядке? » «Я был страшно поражен и возмущен тем, что в Совете министров Российского государства Верховный главнокомандующий не может без опаски касаться таких вопросов, о которых он в интересах обороны страны считает необходимым поставить правительство в известность». «Я, разумеется, не имел в виду обвинять кого-либо из министров в сношениях с противником, но я знал, что некоторые члены Временного правительства находятся в постоянном и товарищеском общении с членами Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, среди коих, по сведениям контрразведки, имелись лица, заподозренные в сношениях с противником», — объяснялся потом по этому поводу Савинков.

Несмотря на усилия Керенского не разглашать доклад Корнилова «4 (17) августа, то есть на другой день, копия доклада находилась уже в редакционном портфеле советского официоза «Известия», и с 5 (18) августа началось печатание выдержек из него и одновременно широкая травля верховного командования», — вспоминал командующий Юго-Западным фронтом в те дни генерал Антон Деникин. Стали широко распространяться слухи о предстоящей отставке Корнилова. Павел Милюков вспоминал: «Сообщения <…>, что вопрос об отставке Корнилова стоит серьезно, конечно, не могли не дойти до Ставки. В Ставке и в кругах, ей дружественных, эти слухи вызвали чрезвычайное волнение. <…> Совет Союза казачьих войск «заявлял громко и твердо о полном и всемерном подчинении своему вождю-герою » и «считал нравственным долгом заявить Временному правительству и народу, что он снимает с себя возложенную на него ответственность за поведение казачьих войск на фронте и в тылу при смене генерала Корнилова». <…> Союз офицеров <…>, возлагая «все свои надежды на любимого вождя», <…> изъявлял готовность «всемерно поддерживать его законные требования до последней капли крови». В заседании георгиевских кавалеров <…> совещание <…> постановило <…> «твердо заявить Временному правительству, что, если оно допустит восторжествовать клевете и генерал Корнилов будет смещен, союз <…> немедленно отдаст боевой клич всем георгиевским кавалерам о выступлении совместно с казачеством».

На фоне этого 9 (22) августа Верховный главнокомандующий вновь прибыл в Петроград для представления своего доклада на заседании Временного правительства. Вообще Корнилов не хотел ехать в столицу. «Причинами были опасение подвоха со стороны Керенского и сложившееся убеждение о безнадежности проведения корниловских мероприятий. <…> Однако Савинков и Филоненко переубедили Корнилова, и он выехал 9-го, не зная, что вслед ему послана телеграмма министра-председателя, указывающая, что его «прибытие не представляется необходимым и Временное правительство снимает с себя ответственность за последствия его отсутствия с фронта», — писал Антон Деникин. «Генерал Корнилов под влиянием штаба и всей совокупности слухов опасался какого-то непредвиденного действия относительно него», — показывал позже Филоненко. «Непредвиденное действие», которого опасались в Ставке, было предполагаемое покушение на жизнь Верховного главнокомандующего. «Решившись ехать, Корнилов все-таки принял меры предосторожности», — пояснял Павел Милюков. Сам Керенский, принимавший Корнилова в Зимнем дворце, жаловался впоследствии комиссии, расследовавшей дело Корнилова: «Прибыл и вошел ко мне с пулеметами — вот насколько было с его стороны отношение дружеское. <…> Впереди ехал автомобиль с пулеметом и сзади автомобиль с пулеметом. Текинцы внесли два мешка с пулеметами и положили в вестибюле». Уроженцы Средней Азии, текинцы были личной охраной Корнилова. Они были необычайно преданны генералу и называли его Великим Бояром.

Александр Керенский
Министр-председатель Временного правительства

Николай Некрасов
Заместитель министра-председателя

Михаил Терещенко
Министр иностранных дел

Корнилов рассчитывал получить окончательное согласие правительства на предлагаемые им реформы, однако Керенский, без ведома которого генерал был вызван в Петроград, заявил, что он не ознакомлен с новым вариантом записки, в котором были ранее отсутствовавшие разделы о милитаризации заводов и железных дорог. Он отказался рассматривать записку на заседании кабинета и внес ее лишь на обсуждение «триумвирата» Временного правительства, состоявшего из него самого, его заместителя Николая Некрасова и министра иностранных дел Михаила Терещенко. «По рассмотрении доклада мне было заявлено, что правительство соглашается на все предложенные мной меры, вопрос же об их осуществлении является вопросом темпа правительственных мероприятий», — показывал позже генерал Корнилов.

При этом фактический составитель записки — Борис Савинков — на совещание допущен не был, очевидно, из-за обиды Керенского на вызов Корнилова без его санкции. Вообще, отношения Керенского с Савинковым в этот период резко ухудшились. Когда Керенский заявил о записке Корнилова, «что он ни в каком случае и ни при каких обстоятельствах такой докладной записки не подпишет», Савинков ответил, что «в таком случае докладную записку во Временное правительство представит сам генерал Корнилов», и подал в отставку. Дальнейшие события вокруг отставки Савинкова — это отдельная маленькая эпопея. Суть ее субъективно, но весьма лаконично изложена Николаем Сухановым: «Перед отъездом на совещание в Москву он (Савинков — прим. ТАСС) подал в отставку; это произошло на почве колебаний Керенского полностью удовлетворить требования Корнилова. Но это было несерьезно — заведомо для всех. Это было наивное вымогательство у расхлябанного Керенского, причем Савинков исходил из правильной предпосылки, что серьезных и принципиальных разногласий между премьером и Главковерхом нет. По возвращении из Москвы было сообщено официально, что Савинков остается».

«Члены Временного правительства узнали о приезде Верховного только 10 (23) августа из газет, и на вопрос Федора Кокошкина (Федор Кокошкин — кадет, государственный контролер Временного правительства) министр-председатель обещал, что доклад состоится вечером. Но день прошел, и 11 (24) августа, также из газет, они узнали о предстоящем оставлении своего поста Савинковым ввиду разногласий с военным министром и невозможности провести известные военные реформы, а также с большим изумлением прочли, что Корнилов ночью отбыл в Ставку. В этот же день Кокошкин предъявил министру-председателю ультимативное требование, чтобы правительство немедленно было ознакомлено с запиской Корнилова, угрожая в противном случае выходом в отставку всей кадетской группы <…>. Вечером состоялось заседание, в котором Керенский прочел первую записку Корнилова и дал по ней весьма уклончивые объяснения», — писал Антон Деникин.

Керенский затягивал рассмотрение «корниловской программы» Временным правительством, потому что опасался реакции Советов на проведение подобных реформ, которые были бы восприняты ими как наступление на завоевания революции и могли стоить ему премьерского кресла, так как Советы были по сути единственной опорой Керенского.

В такой обстановке страна подходила к Государственному совещанию, которое должно было пройти в Москве с 12 по 15 (25–28) августа.

СвернутьПодробнее

Керенский объяснял, что Государственное совещание созывалось для того, чтобы «произвести смотр политическим силам страны, установить точнее их удельный вес в государстве, дать самим политическим партиям, Советам и прочим организациям ощутить рост общественных сил, общественной организованности в стране». «Временное правительство призвало вас сюда <…>, чтобы открыто и прямо сказать вам подлинную правду о том, что ждет вас и что переживает сейчас великая, но измученная и исстрадавшаяся родина наша. <…> Мы призвали вас для того, чтобы впредь никто не мог сказать, что он не знал, и незнанием своим оправдать свою деятельность, если она будет вести к дальнейшему развалу и к гибели свободного государства Российского», — объяснял он цель совещания в своей вступительной речи в Большом театре.

Между тем Николай Суханов писал: «Не было людей, которые знали бы, для чего ныне предпринимается это странное и громоздкое дело. <…> Что же касалось программы Государственного совещания, то предполагалось только взаимно выслушать заявления друг друга, а затем с миром разойтись». «На Московском совещании вообще ничего не подготовлялось», — подтверждал Павел Милюков.

«Временное правительство призвало вас сюда <…>, чтобы открыто и прямо сказать вам подлинную правду о том, что ждет вас и что переживает сейчас великая, но измученная и исстрадавшаяся родина наша. <…> Мы призвали вас для того, чтобы впредь никто не мог сказать, что он не знал, и незнанием своим оправдать свою деятельность, если она будет вести к дальнейшему развалу и к гибели свободного государства Российского»

Из вступительной речи Александра
Керенского на Государственном
совещании

Пожалуй, самым ярким событием совещания стал именно приезд на него генерала Корнилова, обставленный без его ведома с невероятной помпой. «Это какое-то сплошное сумасшествие», — говорил сам Корнилов об устроенной ему встрече. «В глаза бросалось множество дам в светлых платьях, стоявших плотными шеренгами вдоль платформы. Перед прохождением вдоль них генерала Корнилова <…> офицеры, проходя сзади, услужливо снабжали дам цветами, которыми они усыпали путь Верховного главнокомандующего», — вспоминал Максимилиан Филоненко. «Морозова, купчиха-миллионерша, опустилась на колени. Офицеры на руках вынесли Корнилова к народу», — писал Лев Троцкий. «Спасите Россию, и благодарный народ увенчает Вас», — сказал Корнилову кадет Федор Родичев.

«Во все время пребывания в салон-вагоне шел прием совсем не военных лиц. Крупнейшие финансисты <…> «докладывали» <…> о финансовом положении России. Аладьин (Алексей Аладьин, депутат Государственной думы первого созыва — прим. ТАСС) был с «докладом» об общем международном положении. «Представлялся» Пуришкевич. Был принят и П.Н. Милюков <…> и т.д.», — ревновал Александр Керенский. Упомянутый здесь Алексей Аладьин был одним из наиболее приближенных к Корнилову в эти дни лиц. Согласно нелицеприятной, но, похоже, довольно точной характеристике Льва Троцкого, это был «искатель приключений <…>, проведший несколько лет в эмиграции, не вынимавший изо рта английской трубки и потому считавший себя специалистом по международным вопросам». В скором времени ему предстояло сыграть немаловажную роль в развитии конфликта между Керенским и Корниловым.

Алексей Аладьин
Депутат Государственной думы
I созыва

Авторитетный кадет Василий Маклаков говорил председателю Главного комитета Союза офицеров Леониду Новосильцеву: «Передайте генералу Корнилову, что ведь мы его провоцируем <…>. Ведь Корнилова никто не поддержит, все спрячутся…».

Павел Милюков вспоминал о дне прибытия Корнилова на Государственное совещание: «Министр-председатель и Главнокомандующий в течение всего дня друг с другом не виделись, несмотря на неоднократные напоминания Корнилову, что его ждут с визитом. Вместо визита Корнилов послал своего представителя <…> с просьбой указать его место в ряду ораторов. <…> Только вечером от имени правительства на вокзал приехал П.П. Юренев (Петр Юренев, кадет, министр путей сообщения — прим. ТАСС), взявший на себя миссию убедить Корнилова говорить на совещании только о военной стороне дела, не касаясь политической. Крайне раздраженный этим, генерал Корнилов хотел было вовсе отказаться от доклада. В 11 часов вечера А.Ф. Керенский, наконец, лично вызвал его по телефону».

«Я <…> повторил опять ему решение Временного правительства и очень просил его поступить соответственно. Когда же он на эту мою просьбу ответил, что будет говорить по-своему, я заявил ему, чтобы он имел в виду, что это будет с его стороны поступок недисциплинарный», — вспоминал министр-председатель.

Здесь нужно отметить тот факт, что едва ли не все без исключения участники и очевидцы тех событий, как бы они ни относились к генералу Корнилову, отмечали его полную политическую безграмотность. «Политический сумбур и фантастика царствовали в голове этого совершенно неискушенного в политических вопросах, но сбитого с толку окружающими его политиканами генерала», — писал Александр Керенский. «Единственное, что делали я и другие члены Временного правительства, кто мог, — это стремились удержать Корнилова от политических выступлений, которые просто ему были не по разуму; он совершенно ничего не понимал в политике и не разбирался в политических отношениях», — добавлял Керенский. «Политическое невежество и узость горизонта делали его легкой добычей искателей приключений. Своенравно отстаивая свои личные прерогативы, «человек с сердцем льва и с мозгами барана» <…> легко поддавался чужим влияниям, если только они совпадали с голосом его честолюбия», — подтверждал Лев Троцкий. «Это нисколько не политик, а только военачальник», — писал о Корнилове Василий Маклаков, так объяснявший, почему генерал «бросился» в политику: «Не нужно было быть проницательным человеком, чтобы на месте Корнилова понять, что, покуда в Петербурге остается то двоевластие, которое было, он не сможет вернуть армию в боеспособное положение. Политический вопрос, хотя бы только в рамках реставрации боеспособности, был поставлен сам собой». «Этот же взгляд на военные дела разделялся всеми чинами штаба, которые жаловались, что вынуждены заниматься политикой, а не своим чисто военным делом. Огорчались они главным образом падением дисциплины в армии, посеянною между солдатами и офицерами рознью и создавшимся тяжелым положением последних. Вдумываясь в причины этих явлений, они неминуемо наталкивались на вопрос общей политики и не могли, таким образом, избегнуть оценки важнейших событий политической жизни страны», — писал князь Григорий Трубецкой. Между тем «политическая арена оказалась много сложнее и много грязнее, чем поле битвы. Славного боевого генерала запутывали в ней», сетовал Антон Деникин.

Однако сам Керенский вынужден был впоследствии признать относительно произнесенной Корниловым на Государственном совещании речи, что «директивы Временного правительства по существу в речи были выполнены, и все острые углы, например смертная казнь в тылу, были обойдены».

Керенский в своей вступительной речи на Государственном совещании грозил и налево, большевикам, и направо, Корнилову: «Пусть знает каждый, пусть знают все, кто уже пытался поднять вооруженную руку на власть народную, что эти попытки будут прекращены железом и кровью. Но пусть еще более остерегаются и те, которые думают, что настало время, опираясь на штыки, низвергнуть революционную власть. <…> И какие бы и кто бы мне ультиматумы ни предъявлял, я сумею подчинить его воле верховной власти и мне, верховному главе ее. <…> Всякая попытка большевизма наизнанку найдет предел во мне».

Государственное совещание закончилось полным провалом. В «Записках о революции» Николая Суханова посвященная ему глава так и названа – «Московское позорище». Совещание характеризовала, по словам Павла Милюкова, «глубокая, непримиримая внутренняя рознь, составлявшая истинную политическую сущность момента». «Когда рукоплескала правая сторона зала, почти наверняка молчала левая. Когда хлопала и неистовствовала левая, правая была погружена в унылое молчание», — писал он. Заключительная же речь Керенского к ее финалу потеряла всякий смысл. Присутствовавший в зале кадет Николай Астров повернулся к своему соседу, военному врачу, и сказал, что происходящее больше по его части: «Это не политика, это истерика».

20 августа (2 сентября) немцы взяли Ригу.

«Несмотря на то, что место вероятной переправы нам было заранее известно и <…> к месту прорыва были сосредоточены значительные резервы, войска наши без упорного сопротивления отдали врагу сильные укрепленные позиции, прикрытые первоклассной оборонительной линией — рекой Двиной», — показывал позже генерал Корнилов. «Мы потеряли богатый промышленный город Ригу, со всеми военными оборудованиями и запасами, а главное — потеряли надежную оборонительную линию, падение которой ставило под вечную угрозу <…> направление на Петроград», — писал Антон Деникин.

Незадолго до этого стало известно о взрыве и пожаре на арсенале в Казани, в результате которых было уничтожено около миллиона снарядов и 12 тысяч пулеметов, готовых к отправке на фронт. Взрыв, очевидно, был саботажем. Примерно тогда же в армии произошло зверское убийство солдатами командующего 3-й пехотной дивизией генерала Константина Гиршфельда и комиссара Особой армии Федора Линде. Отсрочивать и дальше принятие «корниловской программы» было нельзя.

Однако Керенский и Савинков опасались, что объявление о проведении в жизнь предложенных Корниловым мер с большой вероятностью ускорит и без того подготовлявшееся, по их данным, новое выступление большевиков, а возможно, и Советов вместе с ними. Все слухи сводились к тому, что такое выступление может состояться в конце августа — начале сентября по старому стилю. «Имелись определенные указания на то, что они намереваются захватить власть в свои руки, хотя на несколько дней, и, объявив перемирие, сделать решительный и непоправимый шаг к заключению позорного сепаратного мира, а, следовательно, погубить Россию», — писал позже генерал Корнилов. «Если бы это случилось, то удержать армию на фронте было бы крайне трудно», — пояснял начальник его штаба генерал Лукомский.

На фоне этих слухов Временное правительство 21 августа (3 сентября) постановило: «1) приступить к подготовительным мерам переезда правительства в Москву и перевода туда главных правительственных учреждений, 2) передать войска Петербургского военного округа в непосредственное ведение Верховного главнокомандующего, 3) выделить территорию Санкт-Петербурга и его окрестностей в особую военную единицу с подчинением здесь войск непосредственно Временному правительству, 4) срочно вызвать с фронта отряд надежных войск в распоряжение правительства».

Для переговоров по этим пунктам 23–25 августа (5–7 сентября) в Ставку приезжал Борис Савинков. Вот что он сказал генералу Корнилову: «Опубликование ваших требований, проводимое через Временное правительство, конечно, будет толчком для выступления большевиков, если бы последние почему-либо задержались. Хотя в нашем распоряжении достаточно войск, но на них мы полностью рассчитывать не можем, тем более что еще неизвестно, как к новому закону отнесутся Советы рабочих и солдатских депутатов. Последние также могут оказаться против правительства, и тогда мы рассчитывать на войска не можем. Поэтому прошу вас отдать распоряжение, чтобы 3-й конный корпус был к концу августа подтянут к Петрограду и был предоставлен в распоряжение Временного правительства. В случае, если кроме большевиков выступят и члены Советов рабочих и солдатских депутатов, нам придется действовать против них».

При этом Временное правительство выдвигало два условия: во главе посылаемых войск не должен стоять генерал Александр Крымов, «так как он в общественном мнении считался правее Временного правительства», и в их составе не должно быть Кавказской туземной (Дикой) дивизии, так как «неловко поручать утверждение русской свободы кавказским горцам». Савинков позже утверждал, что Корнилов эти условия принял, однако следственная комиссия пришла к выводу, что «обещание о замене таковых в безусловной форме видно лишь из показания одного Б.В. Савинкова, показаниями же других свидетелей это не подтверждается». Генерал Лукомский, например, утверждает в своих показаниях, что Главнокомандующий не согласился <с заменой> потому, что намеченный для замены Крымова генерал Краснов не успел к тому времени прибыть». «Савинков просил меня не посылать к Петрограду генерала Крымова и Туземной дивизии. Категорического обещания я ему не давал, а сказал: «Попробую», — настаивал сам Корнилов.

Итог, однако, был один: спустя считанные дни Дикая дивизия шла к Петрограду в авангарде Особой Петроградской армии, которой командовал не кто иной, как генерал Александр Крымов. Это дало Керенскому в разгар последовавшего конфликта дополнительные основания обвинить Корнилова в злом умысле.

Корнилов же утверждал, что по окончании визита Бориса Савинкова в Ставку пребывал в уверенности, что его соглашение с Временным правительством состоялось. «До вечера 26-го <…> мои действия и решения шли в полном согласии с Временным правительством», — заявлял Верховный главнокомандующий.

Однако утром 27 августа (9 сентября) Корнилов внезапно получил телеграмму за подписью Керенского с требованием немедленно сдать должность Главковерха генералу Лукомскому и выехать в Петроград.

Владимир Львов
Обер-прокурор Синода в первых
двух составах Временного
правительства

22 августа (4 сентября) к Александру Керенскому явился обер-прокурор Синода в первых двух составах Временного правительства Владимир Львов. Из показаний самого Львова следует, что в предыдущие дни он наслушался рассуждений своего знакомого, уполномоченного Красного Креста Ивана Добрынского и уже упоминавшегося выше Алексея Аладьина о готовящемся заговоре Ставки против Временного правительства. «Я узнал, что при наступлении большевиков нынешнее Временное правительство никем поддержано не будет. О таком грозном положении для Временного правительства я решил немедленно осведомить А.Ф. Керенского», — показывал Львов.

Явившись к Керенскому «интимнейшим другом», которым он себя считал, Львов от имени неких «реальных сил» завел с ним разговор о необходимости реформирования кабинета. «В числе бесконечного ряда лиц, приходящих ко мне с разного рода разговорами, серьезными предложениями и «прожектами», пришел и Львов», — рассказывал позже Керенский, упорно утверждавший, что никаких полномочий на ведение переговоров от своего имени с кем бы то ни было он Львову не давал. Львов же вышел от Керенского как раз с убеждением, что он такие полномочия получил. Чрезвычайная следственная комиссия по делу Корнилова, изучив показания Керенского и Львова, пришла к следующему выводу:

«Изложенные объяснения В.Н. Львова не могут почитаться опровергнутыми <…> показаниями А.Ф. Керенского. Так, А.Ф. Керенский признает, что он при первом его посещении В.Н. Львовым с предложением реконструировать власть не отказался вести переговоры по этому поводу, будучи заинтересованным в том, чтобы выяснить те группы, от имени которых являлся В.Н. Львов, чем и дал последнему возможность говорить от его имени».

С этим убеждением 25 августа (7 сентября) Львов прибыл в Ставку к генералу Корнилову. «Всего три-четыре часа отделяют отъезд Савинкова из Ставки от приема Корниловым приехавшего в Ставку В.Н. Львова, явившегося в роли парламентера Керенского», — писал Павел Милюков.

«Львов, войдя ко мне в кабинет, сразу заявил: «Я к вам от Керенского с поручением», — показывал позже Корнилов.

Верховный главнокомандующий утверждал, что сказал Львову следующее: » Я, очертив общее положение страны и армии <…>, заявил, что, по моему глубокому убеждению, единственным исходом <…> является установление диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении. Я заявил, что лично не стремлюсь к власти и готов подчиниться тому, кому будут вручены диктаторские полномочия <…>. Я просил В.Н. Львова передать А.Ф. Керенскому, что, независимо от моих взглядов на его свойства, его характер и его отношение ко мне, я считаю участие в управлении страной самого Керенского и Савинкова безусловно необходимым. Кроме того, я просил его передать А.Ф. Керенскому, что, по имеющимся у меня сведениям, в Петрограде в ближайшее время готовится выступление большевиков и на А.Ф. Керенского готовится покушение, поэтому я прошу А.Ф. Керенского приехать в Ставку, чтобы договориться с ним окончательно. Я просил передать ему, что я честным словом гарантирую его полную безопасность в Ставке».

На следующий день Львов вернулся в Петроград и был вновь принят Керенским. Услышав принесенные Львовым вести, Керенский сначала потребовал от него записать их. Вот что дословно написал Львов:

  1. Генерал Корнилов предлагает объявить Петроград на военном положении.
  2. Передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего.
  3. Отставка всех министров, не исключая и министра-председателя, и передача временного управления товарищам министров, впредь до образования кабинета Верховным главнокомандующим.

В. Львов. Петроград. Августа 26-го дня 1917.

Пункт о приглашении Керенского и Савинкова в Ставку Львовым записан не был. «Я не успел даже прочесть написанную мною бумагу, как он, Керенский, вырвал ее у меня и положил в карман», — жаловался позже Львов.

«Все, все осветилось сразу таким ярким светом, слилось в такую цельную картину. Двойная игра сделалась очевидной. Конечно, тогда я бы не мог все доказать по пунктам, но сознавал я все это с поразительной ясностью. Мгновения, пока Львов писал, голова напряженно работала. Нужно было сейчас же установить формальную связь В. Львова с Корниловым», — рассказывал об этом моменте Керенский.

После этого Керенский связался со Ставкой по прямому проводу, причем он вел разговор от своего имени и от имени Львова, опоздавшего к назначенному времени. Вот выдержки из этого разговора.

Максимилиан Филоненко, увидевший ленту этого разговора на следующий день, писал: «И форма вопроса А.Ф. Керенского, и ответ генерала Корнилова абсолютно недопустимы в каких-либо серьезных деловых сношениях, а тем более при решении дела громадной государственной важности, так как А.Ф. Керенский не обозначил, что же он спрашивает, а генерал Корнилов не знал, на что, собственно, он отвечает». Аналогичного мнения придерживался и Борис Савинков: «Ни тогда, ни позже я не понимал и не понимаю еще сейчас, каким образом в деле такой чрезвычайной важности Керенский мог ограничиться таким неопределенным вопросом. Но я также не понял тогда и тем более не понимаю теперь, каким образом генерал Корнилов решился подтвердить текст, содержание которого он не знал и не мог знать».

Керенский же так рассказывал об этом разговоре: «Сомнений быть больше не могло! Каждое слово письменного ультиматума В. Львова было подтверждено самим генералом Корниловым. Весь мой разговор с ним был, конечно, условным разговором, когда отвечающий знает настоящий смысл условных вопросов и раскрывает его в своих ответах». Корнилов же настаивал, что «подтвердил по аппарату только приглашение А.Ф. Керенскому приехать в Ставку, твердо надеясь объясниться с ним и прийти к окончательному соглашению».

Сам Львов категорически отрицал версию об «ультиматуме»: «Никакого ультимативного требования Корнилов мне не предъявлял. У нас была простая беседа, во время которой обсуждались разные пожелания в смысле усиления власти. Эти пожелания я и высказал Керенскому». «Ни о каком мнении разговора не было, а был ультиматум, требование», — настаивал Керенский.

«Действительно, как видно из подлинной записки В.Н. Львова, содержащей в себе основные пожелания генерала Корнилова, таковые изложены вслед за словами: «Генерал Корнилов предлагает», — говорилось в итоговом докладе следственной комиссии по делу Корнилова. Проанализировав все показания, комиссия пришла к следующему выводу:

«Генерал Корнилов не поручал В.Н. Львову требовать, а тем более в ультимативной форме, от Временного правительства передачи ему, генералу Корнилову, всей полноты гражданской и военной власти для составления им по личному усмотрению нового правительства, а лишь высказал свое мнение по вопросу, предложенному ему от имени министра-председателя».

Федор Кокошкин
Государственный контролер,
кадет

Убежденный в раскрытии заговора, в ночь с 26 на 27 августа (8–9 сентября) Александр Керенский вышел к собравшимся на заседание министрам Временного правительства. Продемонстрировав запись разговора с Корниловым по прямому проводу, он потребовал от министров предоставления ему особых полномочий для борьбы с «мятежом». Министры от кадетской партии — уже упоминавшиеся государственный контролер Федор Кокошкин и министр путей сообщения Петр Юренев, «который решительно отказался отдавать какие бы то ни было распоряжения по линии железных дорог для приостановки передвижения войск по приказам генерала Корнилова», покинули правительство. Большинство прочих министров передали свои портфели в распоряжение Керенского.

Корнилов тем временем действовал следующим образом: «Зная, что в Петрограде накануне рассматривался в заседании Временного правительства проект распространения закона о смертной казни на внутренние округа России, что должно было сильно отразиться на боеспособности армии в благоприятную сторону и обуздать анархические выступления левых партий, я пришел к убеждению, что правительство снова подпало под влияние безответственных организаций и, отказываясь от твердого проведения в жизнь предложенной мной программы оздоровления армии, решило устранить меня как главного инициатора указанных мер. Ввиду тягчайшего положения страны и армии, я решил должности Верховного главнокомандующего не сдавать и выяснить предварительно обстановку».

По формальным основаниям это был чистой воды мятеж, и Керенский опубликовал сообщение, в котором впервые называл действия Верховного главнокомандующего именно «мятежом». «В шестом часу дня 26 августа в мой официальный кабинет вошел В.Н. Львов и после довольно долгих разговоров о моей обреченности, о его желании спасти меня и т.д. на словах изложил приблизительно следующее. Генерал Корнилов через него, Львова, заявляет мне, Керенскому, что никакой помощи правительству в борьбе с большевиками оказано не будет; что, в частности, Корнилов не отвечает за мою жизнь нигде, кроме как в Ставке, что дальнейшее пребывание у власти в правительстве недопустимо; что генерал Корнилов предлагает мне сегодня же побудить Временное правительство вручить всю полноту власти Главковерху, а до сформирования им нового кабинета министров передать текущее управление делами товарищам министров, объявить военное положение по всей России; лично же мне с Савинковым в эту ночь выехать в Ставку», — сообщал Керенский.

Антон Деникин
Командующий Юго-Западным
фронтом

Корнилов опубликовал ответ, в котором заявлял, что сообщение Керенского является «ложью», что он не посылал Львова к Керенскому и тем более не требовал передачи ему государственной власти. Корнилов признавал, что у него действительно был разговор со Львовым, который передал ему предложения Керенского по переформированию правительства, но что он лишь высказал свою точку зрения на них.

28 августа (10 сентября) был издан указ Временного правительства об отстранении от должности и предании суду за мятеж Лавра Корнилова, начальника его штаба Александра Лукомского, поддержавшего Корнилова командующего Юго-Западным фронтом Антона Деникина, начальника штаба Деникина генерала Сергея Маркова, а также товарища министра путей сообщения на театре военных действий Владимира Кислякова, по мнению Керенского, недостаточно активно включившегося в борьбу с «корниловщиной».

В ответ на это Корнилов издал обращение, в котором вновь называл заявления о «мятеже» и «заговоре» ложью и подробно разъяснял свои разногласия с Керенским. Отказавшись сдать должность Верховного главнокомандующего, он решил использовать направленные по договоренности с Временным правительством к Петрограду войска для давления на него: «Я решил выступить открыто и, произведя давление на Временное правительство, заставить его: 1) исключить из своего состава тех министров, которые, по имеющимся у меня сведениям, были предателями родины, и 2) перестроиться так, чтобы стране была гарантирована сильная и твердая власть». Опять-таки, по формальным основаниям это чистой воды мятеж.

Керенский позже все время упирал на то, что никакого выступления большевиков не было, а значит, движение войск к Петрограду было безосновательным и незаконным, опуская при этом тот факт, что войска были вызваны к Петрограду по запросу Временного правительства.

Действительно, «большевики, получив сведения об агитации офицеров и боясь стать жертвой провокации, сами приняли меры, чтобы никаких выступлений не состоялось», — писал Павел Милюков. «День полугодовщины (27 августа по старому стилю, полгода с решающего дня Февральской революции — прим. ТАСС) вообще складывался на редкость спокойно. Рабочие и солдаты избегали всего, что походило бы на демонстрацию. Буржуазия, боясь беспорядков, сидела по домам. Улицы стояли пустынными. Могилы февральских жертв на Марсовом поле казались забытыми», — писал Лев Троцкий. Вот только Корнилов об этом не знал.

3-й конный корпус, двигавшийся к Петрограду, по версии Корнилова — для подавления выступления большевиков, а по версии Керенского — для свержения Временного правительства, застрял в пути благодаря действиям мобилизовавшихся по призыву правительства на борьбу с «корниловщиной» Советов. Связь корпуса со Ставкой была прервана. Корнилов объяснял позже, что «не принял особых мер для поддержания связи, потому что корпус направлялся в Петроград по требованию Временного правительства, и он не мог предвидеть такого положения дел, что связь его со Ставкой будет прервана приказом правительства же».

«У железнодорожников были особые основания страшиться победы Корнилова, который вписал в свою программу введение военного положения на железных дорогах. <…> Таинственным образом эшелоны двигались не по путям назначения. Полки попадали не в свои дивизии, артиллерия загонялась в тупики, штабы теряли связь со своими частями. На всех крупных станциях были свои Советы, железнодорожные и военные комитеты. Телеграфисты держали их в курсе всех событий, всех передвижений, всех изменений. Те же телеграфисты задерживали приказы Корнилова. Сведения, неблагоприятные для корниловцев, немедленно размножались, передавались, расклеивались, переходили из уст в уста. Машинист, стрелочник, смазчик становились агитаторами. <…> Части армии Крымова <…> были разметаны по станциям, разъездам и тупикам восьми железных дорог», — писал Лев Троцкий. «По чьему-то, никому не известному распоряжению к какому-нибудь эшелону прицепляли паровоз и его везли два-три перегона: сорок, шестьдесят верст, и потом он оказывался где-то в стороне, на глухом разъезде, без фуража для лошадей и без обеда для людей», — вспоминал командующий 3-м корпусом генерал Петр Краснов. «Люди <…> видели всю эту бестолковщину, которая творилась кругом, и начали арестовывать офицеров и начальников», — добавлял он.

«Толком ничего не знали, ни того, кто Главковерх, ни каков его взгляд на петроградские события, ни задачи <…> Особой армии», — показывал позже начальник штаба генерала Крымова генерал Михаил Дитерихс. «Утром 29-го он (Крымов — прим. ТАСС) издал <…> приказ по своей армии <…>. В этом приказе видна одна только растерянность: тут и волки не сыты, и овцы не целы… Крымов не находит ничего лучшего, как опубликовать в этом приказе заявления обеих сторон: Керенского — о мятеже и Корнилова — о провокации. Затем <…> объявляет <…>, что Корнилов по постановлению казаков несменяем, а все командующие фронтами ему подчиняются. <…>. Спасти положение при такой «позиции» было невозможно», — писал Николай Суханов.

Навстречу распыленным корниловским эшелонам из Петрограда были брошены сотни агитаторов. Генерал Краснов вспоминал: «Почти всюду мы видели одну и ту же картину. Где на путях, где в вагоне <…> сидели или стояли драгуны и среди них — юркая личность в солдатской шинели. Слышались отрывистые фразы: «Товарищи, что же вы, Керенский вас из-под офицерской палки вывел, свободу вам дал, а вы опять захотели тянуться перед офицером, да чтобы в зубы вам тыкали. Так, что ли?» Или: «Товарищи, Керенский за свободу и счастье народа, а генерал Корнилов за дисциплину и смертную казнь. Ужели вы с Корниловым?»

Главной ударной силой корниловских войск, идущих к Петрограду, была Дикая дивизия. Но уберечь от разлагающей агитации не удалось и ее. «Навстречу «дикой дивизии» послана была мусульманская делегация, в состав которой были включены немедленно обнаружившиеся туземные авторитеты, начиная с внука знаменитого Шамиля <…>. Арестовать делегацию горцы не позволили своим офицерам: это противоречит вековым обычаям гостеприимства», — писал Лев Троцкий. 30 августа (12 сентября) флаг «Земля и воля» взвился даже над штабом Дикой дивизии. Комендант штаба был арестован, в Петроград была отправлена делегация для выражения лояльности Временному правительству. «По всему фронту вокруг столицы усиленно происходило братание», — писал Николай Суханов.

Генерал Крымов был вызван Керенским в Петроград. Чтобы «извлечь» Крымова из среды его войск, к нему был отправлен его друг, полковник Сергей Самарин, работавший в военном кабинете Керенского. Крымову были даны гарантии личной безопасности, после чего он выехал в Петроград и предстал перед Керенским около полудня 31 августа (13 сентября). Что именно было сказано во время разговора Керенского с Крымовым, установить невозможно, показания Керенского на этот счет явно не правдивы. Можно со значительной долей уверенности говорить, что как минимум часть разговора проходила на повышенных тонах, а Крымов в какой-то момент произнес: «Мне больно слышать, что вы подозревали меня в каком-то умысле, тогда как я всю жизнь мою посвятил Родине».

Через несколько часов после этого разговора Крымов должен был явиться на допрос к главе созданной для расследования дела Корнилова комиссии, однако он поехал на квартиру к другу, где выстрелил себе в сердце. Так генерал Крымов стал единственной жертвой «корниловского мятежа».

Тем временем новым Верховным главнокомандующим был объявлен сам Керенский. Начальником Штаба при нем стал один из бывших Верховных главнокомандующих, генерал Михаил Алексеев. Керенский не питал никаких симпатий к Алексееву, которого он называл «закулисным вдохновителем заговора» против Временного правительства, но в окружении Керенского настаивали на том, что Алексеев обладает уникальным авторитетом для разрешения конфликта. Сам Алексеев к Керенскому относился тоже глубоко отрицательно. Вот что пишет о его метаниях в эти дни Антон Деникин:

Михаил Алексеев
Бывший Верховный
главнокомандующий российской
армией

Александр Лукомский
Начальник штаба генерала
Корнилова

«Старый генерал сидел в глубоком раздумье, и из глаз его текли крупные слезы. Он сказал: «Только что был Терещенко. Уговаривают меня принять должность начальника штаба при Верховном — Керенском… Если не соглашусь, будет назначен Черемисов (конфликтовавший с Корниловым генерал — прим. ТАСС)… Вы понимаете, что это значит? На другой же день корниловцев расстреляют!.. Мне противна предстоящая роль до глубины души, но что же делать?»

В ходе переговоров с принявшим должность генералом Алексеевым Корнилов пообещал подчиниться на определенных условиях: «1) Если будет объявлено России, что создается сильное правительство, которое поведет страну по пути спасения и порядка, и на его решения не будут влиять различные безответственные организации <…>. 2) Приостановить немедленно предание суду генерала Деникина и подчиненных ему лиц. 3) Считает вообще недопустимым аресты генералов, офицеров и других лиц, необходимых прежде всего армии в эту ужасную минуту. 4) Генерал Корнилов считает безусловно необходимым немедленный приезд в Ставку генерала Алексеева, который, с одной стороны, мог бы принять на себя руководство по оперативной части, с другой — явился бы лицом, могущим всесторонне осветить обстановку. 5) Генерал Корнилов требует, чтобы правительство прекратило немедленно дальнейшую рассылку приказов и телеграмм, порочащих его, Корнилова, еще не сдавшего верховного командования, и вносящих смуту в стране и войсках. Со своей стороны, генерал Корнилов обязуется не выпускать приказов к войскам и воззваний к народу, кроме уже выпущенных».

Парадоксально, но до прибытия в Ставку генерала Алексеева объявленный мятежником Корнилов на законных основаниях продолжал осуществлять оперативное руководство войсками. Генерал Лукомский, который постановлением Керенского должен был принять должность от Корнилова, отказался это сделать, за что также был объявлен изменником. Командующий Северным фронтом генерал Клембовский, которому должность была предложена вслед за Лукомским, от нее также отказался. «Некому ее сдать, так как никто из генералов ее не принимает», — говорил Корнилов о должности Верховного главнокомандующего. «Получился эпизод — единственный в мировой истории: главнокомандующий, обвиненный в измене и предательстве Родины с преданием за это суду, получил приказание продолжить командование армиями», — писал по этому поводу сам Корнилов.

По пути в Ставку генерал Алексеев обнаружил, что данное ему обещание не мешать в разрешении конфликта путем переговоров и не применять вооруженной силы против Ставки не соблюдается — повсюду готовились войска к походу на Могилев. «Сегодня выезжаю в Ставку с крупным вооруженным отрядом для того, чтобы покончить то издевательство над здравым смыслом, которое до сих пор имеет место», — заявил Алексееву командующий Московским военным округом полковник Александр Верховский, спустя считанные дни получивший от Керенского за свой энтузиазм в деле ликвидации «корниловщины» генеральский чин и пост военного министра. Отряд другого полковника, Короткова, оказался уже буквально в одной станции пути от Могилева.

В ответ на возмущение Алексеева Керенский оправдывался: «Нами был получен за эти сутки целый ряд сообщений устных и письменных, что Ставка имеет большой гарнизон из всех родов оружия, что она объявлена на осадном положении, что на 10 верст в окружности выставлено сторожевое охранение, произведены фортификационные работы с размещением пулеметов и орудий… «Генерал Алексеев возражал на все это, что <…> «в Могилеве никакой артиллерии нет, никаких фортификационных сооружений не возводилось, войска вполне спокойны, и только при наступлении <…> столкновение неизбежно».

«А.Ф. Керенский ожидает, что государственный разум подскажет генералу Алексееву решение и он примет его немедленно: арестует Корнилова и его соучастников… <…> Советы бушуют, и разрядить атмосферу можно только проявлением власти и арестом Корнилова и других», — продолжал торопить Алексеева начальник военного кабинета Керенского Владимир Барановский.

«Около 22 часов генералы Корнилов, Лукомский <…> арестованы. <…> С глубоким сожалением вижу, что мои опасения, что мы окончательно попали в настоящее время в цепкие лапы Советов, являются неоспоримым фактом», — отвечал, наконец, задерганный Алексеев.

Спустя неделю, выполнив свою миссию и не считая для себя возможным дальше работать с Керенским, Алексеев вышел в отставку. Позже он писал донскому казачьему атаману генералу Алексею Каледину, безосновательно также едва не попавшему под «горячую руку» Керенского: «Три раза я взывал к совести Керенского, три раза он давал мне честное слово, что Корнилов будет помилован; на прошлой неделе он показывал мне даже проект указа, одобренный якобы членами правительства… Все ложь и ложь! Керенский не подымал даже этого вопроса… <…> Он или к<ретин> или сумасшедший. По-моему — к<ретин>».

«Генерала Корнилова и его соучастников перевели в одну из могилевских гостиниц, а в ночь на 12 сентября всех повезли в Старый Быхов, в наскоро приспособленное для заключения арестованных здание женской гимназии», — писал Антон Деникин. «Наружную охрану несла полурота георгиевцев, весьма подверженная влиянию советов; внутреннюю — текинцы, преданные Корнилову. Между ними существовала большая рознь, и текинцы часто ломанным языком говорили георгиевцам: «Вы — керенские, мы — корниловские; резать будем», — добавлял он.

Через месяц в Быхов были доставлены сам Деникин и ряд его соратников, проведшие в штаб-квартире Юго-Западного фронта в Бердичеве несколько недель под угрозой военно-революционного и самосуда, от которых их в итоге все-таки спасли усилия членов Чрезвычайной следственной комиссии.

Чрезвычайная комиссия для расследования дела генерала Корнилова и его соучастников была создана постановлением Временного правительства 29 августа (11 сентября). Когда члены комиссии, знавшие только версию событий, изложенную Керенским, прибыли в Ставку, и демонстрировавший полную готовность к сотрудничеству генерал Корнилов сообщил им свою точку зрения и предъявил ленту разговора с Керенским, следователи оказались в затруднительном положении.

Керенский очень хотел, чтобы Корнилова и его соратников осудили военно-революционным судом по статьям о коллективном заговоре и государственной измене, за которые полагался расстрел. Следствие необходимо закончить «в кратчайший срок», писал он главе комиссии Иосифу Шабловскому. Но, во-первых, военнослужащие в генеральском чине не подлежали военно-революционному суду, во-вторых, таким судом судили только за преступления, не требовавшие предварительного следствия, а тут Временное правительство само назначило Чрезвычайную следственную комиссию. Наконец, никакой измены в действиях Корнилова не усматривалось, так как они не были направлены на помощь немцам в борьбе с российской армией, а, наоборот, преследовали цель ее укрепления.

Уже к 5 (18) сентября следственная комиссия сделала вывод, что действия Корнилова подпадают только под статью о «насильственном посягательстве на изменение в России или какой-либо ее части установленного основными государственными законами порядка», а по ней судили гражданским судом с участием присяжных. Но даже здесь возникала проблема, так как в чем же заключалось насильственное посягательство, если войска первоначально шли к Петрограду по вызову Временного правительства? В таком случае вместе с Корниловым нужно было судить и самого Керенского.

В итоге из всех предъявленных Керенским Корнилову обвинений оставалось только одно — в отказе сдать должность. Но и здесь была осечка, так как Корнилов вообще, возможно, был отстранен от должности незаконно — не указом правительствующего Сената по решению всего Временного правительства, а частной телеграммой Керенского. «Был ли указ? Керенский «не знает, имеется ли в письменной форме, так как было бурное заседание». «Телеграмма была наспех составлена», неизвестно как редактирована, подписана просто «Керенский», в исходящий журнал не внесена, послана без номера и в Ставке ее подлинника потом не оказалось», — писал по этому поводу Николай Суханов.

Керенский был очень недоволен: он даже пытался перекрыть канал финансирования комиссии из казны, а на последнем допросе незадолго до Октябрьского переворота фактически отказался отвечать на вопросы следователей.

Неблаговидность действий Керенского в дни конфликта постепенно становилась известна и широкой общественности, так как члены комиссии, проникшиеся сочувствием к корниловцам, стали «сливать» материалы следствия в прессу. Их стараниями подследственные один за другим покидали Быховскую тюрьму. В ноябре из нее вышел последний заключенный — сам генерал Корнилов. Ему уже нельзя было предъявить вообще никакого обвинения в посягательстве на власть, так как той власти, на которую он якобы посягал, на тот момент уже не существовало.

Чрезвычайная следственная комиссия закончила свою работу в июне 1918 года. Генерал Корнилов к тому времени был уже несколько месяцев как мертв: он погиб при штурме Екатеринодара (Краснодара) в марте того же года на раннем этапе гражданской войны. Огромный итоговый доклад комиссии заканчивался следующими словами:

Победило генерала Корнилова, конечно, не Временное правительство, победили его Советы. Как писал Лев Троцкий, в борьбе с «корниловщиной» «низы <…> далеко опережали свои верхи».

28 августа (10 сентября) Советами был создан Военно-революционный комитет (ВРК), лидирующую роль в котором на себя немедленно взяли большевики. «Именно большевики должны были определить весь характер, судьбу и роль нового учреждения. <…> Военно-революционный комитет, организуя оборону, должен был привести в движение рабочие и солдатские массы. А эти массы <…> были организованы большевиками и шли за ними», — писал Николай Суханов. «Если Комитет хотел действовать серьезно, он должен был действовать революционно», а для революционных действий «только большевики имели реальные средства», — добавлял Лев Троцкий.

«Под непосредственным давлением большевиков и руководимых ими организаций Комитет обороны признал желательным вооружение отдельных групп рабочих <…>. Этой санкции массам только и нужно было. В районах <…> сразу образовались «целые хвосты чающих стать в ряды Красной гвардии». Открылось обучение ружейным приемам и стрельбе», — писал Троцкий. Обучением этим занимались члены Военной организации большевиков, фактически оказавшейся вне закона после июльских событий, а в ВРК «Военку» теперь легально представлял один из ее лидеров Владимир Невский, после июля долгое время находившийся в бегах.

Железнодорожные станции, мосты, телеграфные станции, Зимний дворец и другие правительственные здания в Петрограде охраняли вновь приплывшие из Кронштадта матросы, многие из которых двумя месяцами раньше точно так же высадились в столице для участия в июльских событиях.

«Ночью и утром 28-го ЦИК разослал ряд воззваний и директив <…>: не выполнять приказаний Ставки, следить за движением контрреволюционных войск и чинить ему всяческие препятствия, задерживать корреспонденцию заговорщиков, исполнять немедленно приказы советских органов и Временного правительства», — писал Николай Суханов. О том, как успешно выполнялись эти директивы, рассказано выше.

Лев Троцкий приводит еще один весьма любопытный факт: «С середины дня 28-го, по приказанию Керенского, которое очень походило на униженную просьбу, охрану Зимнего дворца взяли на себя матросы с крейсера «Аврора» <…> В первой половине июля — разбитые, осужденные, оклеветанные, в конце августа — самая надежная стража Зимнего дворца от корниловцев, они в конце октября будут стрелять по Зимнему дворцу из пушек «Авроры».

Участвовавшие в борьбе с «корниловщиной» большевики непрерывно требовали освобождения своих товарищей, многие из которых находились в тюрьмах после июльских событий, и в этой борьбе они тоже преуспели. Неоднократно цитировавшийся в этой главе Лев Троцкий вышел из тюрьмы 4 (17) сентября, спустя считанные дни после провала корниловского выступления. Еще через несколько дней он был избран председателем Петроградского совета.

«Большевики растут отныне непреодолимо», — писал Троцкий.

До Октября оставалось меньше двух месяцев.

Оставьте ваш e-mail
и прочитайте первым

Неверный формат email’а

Отправить

Спасибо

Мы напомним вам о выходе новой главы по почте

Закрыть

Русская смута 1917: июльский кризис и Корниловский мятеж

Усиление в мае 1917 года влияния социалистических партий во Временном правительстве привело к триумфу Керенского, он метался по фронтам и убеждал солдат в необходимости продолжать войну. Начавшееся в июне наступление при пятикратном перевесе русской армии в начале было успешным, и русские войска одерживали победы, но контрудар немцев взломал фронт, и разложившаяся армия в начале июля побежала, только 8-я армия под командованием Корнилова удерживала свой участок фронта, и его разрекламировали как настоящего героя.

Провал на фронте усугублялся начавшимся 3–5 июля восстанием большевиков, они решили воспользоваться моментом и свергнуть Временное правительство. К тому же начались проблемы на национальных окраинах: в Финляндии и Украине. В совокупности все это спровоцировало июльский кризис (2–10 июля).

Национальный вопрос обострился в Финляндии, сейм принял решение об автономии, а фактически о выходе из состава России. В Киеве также объявили об автономии Украины, шантажируя правительство срывом намеченного наступления на Юго-Западном фронте. Для разрешения кризиса в Киев выехала делегация в составе Керенского, Церетели и Терещенко. В процессе переговоров нашли компромиссный вариант, что вопрос автономии будет решаться Учредительным собранием, но в Киеве это поняли как признание автономии и торжествовали победу.

Июльское восстание большевиков

Большевистское восстание в Петрограде по своему размаху и остроте превосходило события в Февральскую и Октябрьскую революции.

Восстание началось с бунта 1-го пулеметного полка, который должен был быть отправлен на фронт. Большевики организовали концерт-митинг с выступлением своих ораторов, призывавших не подчиняться командирам. С пламенной речью выступил Троцкий, призвавший бойкотировать отправку на фронт и начинать войну против угнетателей.

Солдаты, естественно, не стремились на фронт и, поддавшись пропаганде большевиков, с оружием вышли на улицы. Следует отметить, что не все руководство большевиков поддержало восстание: Ленин считал, что нужный момент не наступил, и власть еще довольно сильна.

Помимо этого, большевик Раскольников поднял гарнизон Кронштадта, 4 июля около десяти тысяч вооруженных матросов на кораблях переправились в Петроград и быстро рассредоточились по всему городу. На улицах начались стычки и перестрелки с казаками с применением пулеметов, хаос и бесчинства охватили город и пригороды, приведшие к десяткам погибших.

Восставшие бросились арестовывать членов правительства, но никого не было на месте. В Мариинском дворце требовали выдать Львова, его там не оказалось. В Таврическом дворце, где заседал Петросовет, несмотря на протесты Чхеидзе, арестовали министра эсера Чернова, Троцкому с трудом удалось спасти его от расправы толпы. Зиновьев заявился в Петросовет и потребовал отставки и ареста Керенского, но его не оказалось в городе. На этом этапе свои услуги большевикам, как наиболее решительной силе, предложил генерал Генштаба Потапов, сыгравший потом в октябрьском перевороте существенную роль.

В критический момент руководство Петросовета и Временное правительство нашли способ подавить восстание, их опорой стали казаки и переброшенные с фронта для наведения порядка воинские части, что сразу же подействовало отрезвляюще на восставших. На фоне провала на фронте наиболее эффектным оказалось обвинение большевиков в измене, связях с Германией и попытке сдать немцам Петроград, для чего они и подняли восстание.

В прессе широко опубликовали протокол допроса прапорщика Ермоленко, которого большевики якобы завербовали для работы на немцев. Массы поверили этому и поддержали правительство и Петросовет, тем более что большевиков уже давно пытались публично обвинить в работе на Германию. Без поддержки масс восстание было обречено, разбушевавшихся матросов и солдат быстро убрали с улиц, а в среде большевиков начались аресты.

Большевики этот раунд противостояния проиграли своим оппонентам, большинство общества поверило в их предательство, и власть подавила восстание.

Для дискредитации большевиков были устроены торжественные похороны погибших от рук «германских шпионов», в которых приняло участие более 100 тысяч человек.

Керенский требовал ареста большевиков, и были арестованы Каменев и Троцкий. Ленин и Зиновьев прятались на квартире старого большевика Аллилуева и будущей жены Сталина, на этом этапе Ленин близко сошелся со Сталиным, который через своих земляков в Петросовете Церетели и Чхеидзе пытался облегчить участь партии большевиков и ее лидеров.

Обострение отношений в лагерях социалистов и либералов

Все эти события, особенно провал наступления, привели к обострению отношений между либералами и социалистами в коалиционном правительстве и в итоге к его развалу.

Кадеты были возмущены соглашательской позицией правительства по отношению к Украине и приняли решение отозвать своих министров, а премьер Львов подал в отставку.
Никто не представлял, что делать дальше, члены коалиции обвиняли друг друга и не могли договориться между собой. Этот хаос до октября так и не закончился, власть распалась на отдельные фрагментарные группировки, каждая из которых начала действовать в своих интересах.

Московская буржуазия в лице партии кадетов бездарно потеряла власть и оказалась не у дел. Керенский, перебравшись в Зимний дворец в царские покои вместе со своими соратниками по «партии друзей Керенского» Некрасовым и Терещенко, порвавшими с кадетами, проводили линию на полный разрыв с Советами и требовали разогнать солдатские комитеты. Некрасов, ставший министром финансов и фактически замом Керенского, 22 июля предъявил ультиматум Петросовету, что правительство отказывается от его услуг.

Группировка питерских банкиров называла Временное правительство и Петросовет «тушинскими ворами» и никчемными людьми, а Керенского – «Александрой Федоровной», намекая на разрушительные действия царицы.

Питерские решили сделать ставку на генерала Корнилова и начали раскручивать его как будущего спасителя России, они также вошли в контакт с Некрасовым и через него пытались во Временном правительстве решать свои вопросы.

Разгромленные большевики из Таврического дворца переехали в Смольный и оттуда продвигали свою линию на свержение Временного правительства. Социалисты остались в Таврическом дворце и искали компромисса с Керенским.

При формальном отсутствии правительства Керенский заявил, что поскольку премьер Львов ушел в отставку, он берет на себя полномочия самостоятельно формировать новое правительство и единолично назначать министров, так как партийные выдвиженцы ведут только к провалу по всем направлениям.

Он решил прекратить контакты с кадетами, для создания видимости коалиции ввести в правительство никому не известную фантомную Радикально-демократическую партию, то есть по своему усмотрению, ни с кем не консультируясь, сформировал правительство, став фактически диктатором.

Так, мало кому известный ранее адвокат Керенский, не имеющий понятия ни о государственном, ни военном строительстве, воспользовавшись моментом, сосредоточил власть в своих руках и повел Россию к пропасти.

Изменились отношения Керенского и с военными: после позорного провала на фронте он сместил с поста Верховного главнокомандующего генерала Брусилова и назначил генерала Корнилова, проявившего себя с лучшей стороны в сдерживании развалившегося фронта и ставшего героем на фоне провала наступления. Корнилова рекомендовал и эсер боевик Борис Савинков, бывший заместителем военного министра (Керенского).

Об этом назначении Керенский потом сожалел, так как Корнилов явно метил на место верховного правителя и переходил дорогу самому Керенскому. К этому времени Корнилов уже плотно взаимодействовал с питерской группой банкиров, и они сделали друг на друга ставку в свержении правительства и установлении военной диктатуры.

Питерские организовали генералу и профинансировали широкую пиар-кампанию: что он – спаситель Отечества, вышел из народа, понимает солдат и отличный полководец.

Взгляды Керенского и Корнилова на это назначение расходились, первый рассчитывал, что генерал поможет ему удержать власть, а Корнилов же считал, что его призвало Отечество для наведения порядка в стране, и он будет действовать от имени народа. Генерала не интересовали никакие партии, Керенского он считал пустым местом, и между ними изначально было заложено противостояние.

Это почувствовалось сразу же, Корнилов стал наводить порядки в армии и потребовал введения смертной казни на фронте, отменил в прифронтовой зоне законы о земле эсера Чернова. Затем он стал требовать подчинить ему все предприятия оборонного комплекса и создать подчиненный генералу финансовый совет (наверняка не без подсказки питерских банкиров), определяющий порядок распределения финансовых средств.

С таким размахом генерала Керенский вскоре мог лишиться своих основных полномочий, и между ними назревал неизбежный конфликт. Правительство было недееспособным, и Керенский нечего не мог сделать для налаживания его работы.

С начала августа прошел парад съездов, где все высказывались об июльском кризисе и его причинах. В Москве состоялся 2-й съезд Торгово-промышленного союза, который назвали «съездом плачущей буржуазии», где проклинали Керенского и Советы и говорили о костлявой руке голода.

В Петрограде Керенский провел съезд назначенных в губернии комиссаров, где поставил основную задачу по борьбе с разрухой. В Москве состоялся съезд общественных деятелей, возглавляемый Родзянко, на котором превозносили роль «московских» в Февральской революции и призывали вернуть им власть.

Левые партии также провели свои съезды, в Петрограде прошел 6-й съезд большевиков, на котором из-за отсутствия лидеров солировали Свердлов и Сталин, а на съезде меньшевиков ничего путного предложить не могли. На совместном заседании социалистов и большевиков в Совете по обороне выработать общий подход к дальнейшим действиям не получилось.

Организованное Керенским в Москве 12 августа Государственное собрание (Земский собор всея Руси), на котором были представлены все политические силы (кроме большевиков), весь генералитет, правительство, представители Антанты и ветераны революционного движения во главе с Плехановым, должно было наметить пути выхода из кризиса.

В Москву Керенский прибыл с громадной свитой и поселился в Кремле, в противовес ему Корнилов прибыл в своем штабном вагоне и жил в нем на вокзале, принимая накоротке представителей разных партий, ни на кого не ориентируясь, однако, очень долго совещался с питерскими банкирами. На заседании Собора выступили Керенский и Корнилов, пока не выпячивали своих разногласий, от военных всех удивил донской атаман Каледин, призвавший разогнать Советы, чем вызвал возмущение социалистов. Как и ожидалось, Собор закончился без конкретного результата, договариваться было не о чем, и все ждали развязки уже на другом поле.

В преддверии Корниловского выступления нашумели два мифических заговора – как будто бы монархический заговор во главе с великими князьями, часть из которых была арестована, и «планируемый заговор большевиков» по аналогии с июльскими событиями.

Корнилов удачно использовал слухи о большевистском заговоре как повод направить в Петроград войска для подавления «заговора и предотвращения попытки большевиков сдать столицу немцам». Одновременно Союз офицеров, с ведома Корнилова, планировал провести ликвидацию Петросовета и арест большевиков в Петрограде.

Корниловский мятеж

Керенский и Корнилов нашли друг друга в стремлении разогнать Советы, в то же время разгон Советов ставил под угрозу политическое выживание Керенского, и он боялся, что генерал свергнет Временное правительство и уберет его самого, поэтому не прерывал связи с Петросоветом.

Корнилов стремился навести порядок в стране, остановить развал армии и защитить офицерство, доведенное до глубочайшего кризиса. Он ставил задачу разогнать Советы, установить твердую государственную власть и довести войну до победного конца.

Выступление Корнилова в организационном плане было плохо подготовлено, в его окружении оказались люди авантюрного характера, выдававшие желаемое за действительное, неспособные реально оценивать складывающуюся обстановку.

Керенский по предложению Савинкова соглашается 20 августа объявить Петроград на военном положении и на прибытие в город военного корпуса для борьбы с большевиками, а правительство утвердило решение о выделении Петроградского военного округа в прямое подчинение Ставки.

Кавалерийский корпус генерала Крымова начал выдвижение в столицу для подавления мифического заговора большевиков. По указанию Керенского Савинков прибывает в Ставку, согласовывает с Корниловым технические вопросы выдвижения войск и возвращается в Петроград.

Далее события принимают неожиданный оборот, в качестве посредника между Керенским и Корниловым предлагает свои услуги бывший депутат Госдумы Львов, человек недалёкий и легкомысленный. Он убеждает Керенского, что большевики уверенно берут власть в столице и от его имени едет в Ставку для переговоров с Корниловым. Генерал предлагает, как вариант, сосредоточить временно власть Верховного главнокомандующего и председателя правительства в одних руках и через Львова предлагает Керенскому и Савинкову переехать в Ставку с целью обеспечения их безопасности.

В Ставке считали, что переворот развивается успешно, и обсуждали различные варианты устройства власти, в том числе директории в составе Корнилова, Керенского, Савинкова.

Львов возвращается 26 августа в столицу, передает Керенскому условия генерала и сообщает, что в Ставке отношение к нему резко отрицательное, и это можно было принять за слова самого Корнилова. Керенский, колеблющийся и боявшийся Корнилова, посчитал, что Корнилов требует от него сложить власть и явиться в Ставку, где готовится его ликвидация.

Вечером 26 августа на заседании правительства Керенский квалифицировал действия Корнилова как мятеж и потребовал себе диктаторских полномочий для подавления мятежа, но правительство его не поддержало. В Ставку была направлена телеграмма, в которой Корнилову было предложено сдать полномочия генералу Лукомскому и выехать в столицу.

На следующий день Савинков назначается Военным губернатором Петрограда, он предлагает Корнилову подчиниться Временному правительству, но из-за разногласий с политикой Керенского Савинков 30 августа подает в отставку.

В газетах публикуется заявление Керенского, что генерал Корнилов направил через Львова требования передачи ему всей полноты военной и гражданской власти.

Корнилов был в ярости от таких заявлений, категорически отказался сдать должность главнокомандующего и распространил обращение, в котором заявлял о сговоре правительства, большевиков и Германии.

Между тем корпус генерала Крымова продолжал движение на Петроград. Керенский вместе с Петросоветом и большевиками начинают предпринимать лихорадочные меры к приостановке движения войск, выпускается приказ о раздаче рабочим оружия и выдается более 40 тысяч винтовок. Керенский принимает командование на себя и вызывает в Петроград Алексеева, чтобы назначить его главнокомандующим, но тот отказывается выполнять приказ.

Общими усилиями 29 августа продвижение войск было остановлено в пригородах Петрограда. Железнодорожное полотно разобрали, разагитировали солдат, и те сложили оружие. Генерал Крымов направился в Петроград и после разговора с Керенским застрелился.

Генерал Алексеев все-таки ради спасения корниловцев согласился стать начальником Генштаба при главковерхе Керенском. По распоряжению Керенского 1 сентября были арестованы Корнилов и поддержавшие его генералы (21), они содержались в монастыре в Быхове.

Алексеев не соглашается проводить чистку в армии, 8 сентября уходит в отставку, перед этим он рекомендует Керенскому поставить во главе военного министерства одного их генералов, тот выдвигает на этот пост командующего Московским военным округом генерала Верховского, отказавшегося выполнять команды Корнилова. Керенский по приезде в Ставку уклонился от встречи с Корниловым, чувствуя свою негативную роль в провалившемся выступлении.

Провал корниловского выступления имел далеко идущие последствия: своими несогласованными действиями по предотвращению прихода к власти большевиков Корнилов и Керенский, наоборот, ускорили этот процесс. Правый политический фланг был морально и организационно разгромлен и дискредитирован: на пути большевиков не было серьезных сил, способных их остановить, а для Керенского ограничивались возможности по лавированию между правыми и левыми силами.

Учитывая, что его ближайшие соратники Некрасов и Терещенко активно поддержали корниловцев, он отодвигает их от активной политики и вновь делает ставку на московскую буржуазию, начинает с ней переговоры о будущем правительстве.

По позиции Керенского и Петросовета неожиданно удар нанесли набиравшие силу после подавления мятежа большевики.

В начале сентября на заседании Петросовета от большевиков выступил Каменев и предложил резолюцию о прекращении контактов с буржуазией и необходимости формирования социалистического правительства. Депутаты его неожиданно поддержали, и меньшевистское руководство Петросовета потерпело поражение, но настояло о переголосовании 9 сентября, в связи с нарушением процедуры голосования.

Перед следующим заседанием из тюрьмы был выпущен Троцкий, он стал членом большевистской партии, так как «межрайонцы», к которым он относился, до этого объединились с большевиками. На заседании Петросовета Троцкий ярко выступил и обрушился на меньшевиков за соглашательскую позицию с буржуазией и Керенским, обличая их в пособничестве Корнилову. Петросовет проголосовал за недоверие своему руководству, Троцкого избрали председателем Петросовета, и власть в этом значимом органе перешла к большевикам.

В Москве большевики также взяли власть в московском Совете, при том что Всероссийский исполком Советов находился в руках меньшевиков и эсеров.

Власть постепенно концентрировалась в руках большевистской партии.

Керенский в попытке удержать ускользающую власть организует 14 сентября Демократическое совещание с участием всех социалистических партий и большевиков. На совещании стоял главный вопрос о коалиции с буржуазией, и Керенский в своем выступлении пытался убедить всех в такой необходимости. Совещание, погрязшее в разногласиях, все-таки приняло решение согласиться на коалицию с буржуазией. В связи с неясностью формирования Учредительного собрания решили также сформировать из представителей всех партий Предпарламент. Керенский по горячим следам сразу же сформировал 4-й состав Временного правительства, основу которого составили представители московской буржуазии, а старый соратник еще по первому составу правительства Коновалов стал его заместителем.

Часть руководства большевиков приняло участие в этом ничего уже не решающем совещании, но Ленин писал письма об отказе союза с меньшевистско-эсеровскими соглашателями и буржуазией, призывая к подготовке вооруженного восстания.

Государственное управление деградировало и разрушалось, власть Временного правительства становилась все более эфемерной, массы ей не доверяли и готовы были принять более решительную на преобразования политическую силу.

Продолжение следует…

Понравилась статья? Поделить с друзьями:
  • Бронхо комплекс сироп от кашля инструкция
  • Руководство для решения задач по сопротивлению материалов
  • Типовая инструкция по обеспечению режима секретности 172
  • Должностная инструкция старшего мастера в спо
  • Тексаред таблетки инструкция по применению цена отзывы аналоги цена уколы