Крестьянское восстание под руководство

С 1769 года Россия вела тяжёлую, но весьма успешную войну с Турцией за обладание Черноморией. Однако в самой России было очень неспокойно, в это время начался мятеж, вошедший в историю под названием «пугачёвского бунта». Многие обстоятельства подготовили почву для такого бунта, а именно:

1. Усилилось недовольство поволжских народов национальным и религиозным угнетением, а также произволом царских властей. Чинились всевозможные препоны для традиционной народной религии и в деятельности имамов, мулл, мечетей и медресе, а часть коренного населения неосмотрительно подвергалась насильственной христианизации. На Южном Урале на купленных за бесценок у башкир землях предприниматели строили металлургические заводы, нанимали за гроши башкир на вспомогательные работы. У коренного населения отбирали соляные промыслы, берега рек и озёр, лесные дачи и пастбища. Огромные массивы непроходимого леса хищнически вырубались или выжигались для производства угля.

2. Во второй половине XVIII века усилился крепостнический гнёт крестьян. После смерти царя Петра в России начался длительный период «бабьего правления», и императрицы раздали помещикам, в том числе своим многочисленным фаворитам, сотни тысяч государственных крестьян. В результате каждый второй крестьянин Великороссии стал крепостным. Стремясь повысить доходность поместий, помещики увеличивали размеры барщины, их права стали неограниченными. Они могли запороть человека до смерти, купить, продать, обменять, отправить в солдаты. Кроме этого на жизнь наложился мощный моральный фактор сословной несправедливости. Дело в том, что 18 февраля 1762 года императором Петром III был принят указ о вольности дворянства, предоставивший право господствующему сословию по своему выбору либо служить государству, либо уходить в отставку и уезжать в свои имения. Издревле у народа, в разных его сословиях, существовало твёрдое убеждение, что каждое сословие, в меру сил и способностей, служит государству во имя его процветания и народного блага. Бояре и дворяне служат в войске и учреждениях, крестьяне трудятся на земле, в своих усадьбах и в дворянских вотчинах, работные и мастеровые люди — в мастерских, на заводах, казаки — на границе. А тут целому сословию предоставили право бездельничать, годами отлёживаться на диванах, пьянствовать, развратничать и есть дармовой хлеб. Вот эта бездеятельность, бесполезность, праздность и развратная жизнь богатых дворян особенно раздражала и угнетала трудовое крестьянство. Дело усугублялось тем, что отставные дворяне большую часть жизни стали проводить в своих поместьях. Прежде они большую часть жизни и времени проводили на службе, и вотчинами фактически управляли старосты из своих же, местных крестьян. В отставку дворяне выходили после 25 лет службы, в зрелых летах, часто больные и израненные, умудрённые многолетней службой, знаниями и житейским опытом. Теперь же молодые и здоровые люди обоего пола буквально изнывали и маялись от безделья, выдумывали себе всё новые, зачастую развратные, развлечения, которые требовали всё больше денег. В порывах необузданной жадности многие помещики отбирали у крестьян землю, заставляя их всю неделю трудиться на барщине. Крестьяне нутром и умом понимали, что правящие круги, освобождая себя от службы и трудов, всё сильнее затягивали крепостные путы и угнетали трудовое, но бесправное крестьянство. Поэтому и стремились восстановить справедливый, по их мнению, прошлый уклад жизни, заставить зарвавшихся дворян служить Отечеству.

3. Было также большое недовольство горнозаводских рабочих тяжёлым, каторжным трудом и плохими условиями жизни. К государственным заводам приписывали крепостных крестьян. Труд их на заводе засчитывался как отработка барщины. Средства для питания эти крестьяне должны были получать от своих подсобных хозяйств. Приписных заставляли трудиться на заводах до 260 дней в году, им мало оставалось времени для труда на своих подворьях. Их хозяйства беднели и оскудевали, а люди жили в крайней нищете. «Купецким» владельцам в 40-х годах также разрешили «вывоз всяких чинов людей» на уральские заводы. Только заводчик Твердышев к 60-годам XVIII века для своих заводов приобрёл свыше 6 тысяч крестьян.

Заводчики-крепостники заставляли холопов отрабатывать «урок» не только за себя, но и за умерших, больных, беглых крестьян, за стариков и детей. Словом трудовые повинности возросли многократно и люди не могли выбраться из пожизненной тяжкой кабалы. Наряду с приписными и крепостными в цехах трудились работные, мастеровые и беглые («сходцы») люди. За каждую беглую душу, взятую на работу, хозяин платил по 50 рублей в казну и владел ей пожизненно.

4. Были недовольны и казаки. Яицкие казаки издревле славились своим вольнолюбием, стойкостью в старой вере и в завещанных предками традициях. После разгрома Булавинского восстания Пётр I попытался ограничить казачьи вольности на Яике, разогнать старообрядцев и обрить казакам бороды, и получил соответствующий протест и противодействие, продолжавшиеся несколько десятилетий, пережившие самого императора, а позже породившие мощные восстания. С 1717 года яицкие атаманы перестали выбираться, а стали назначаться и в Петербург шли непрерывные жалобы и доносы на назначаемых царём атаманов. Из Петербурга назначались проверочные комиссии, которые с переменным успехом частью гасили недовольство, а частью, вследствие коррумпированности самих комиссаров, усугубляли его. Противостояние государственной власти и Яицкого войска в 1717-1760 годах переросло в затяжной конфликт, в ходе которого яицкие казаки размежевались на «согласных» атаманов и старшин и «несогласных» простых войсковых казаков. Чашу терпения переполнил следующий случай. С 1752 года Яицкое войско, после долгой борьбы с купеческим кланом Гурьевых, получило на откуп богатые рыбные промыслы в нижнем течении Яика. Атаман Бородин со старшинами использовали выгодный промысел для собственного обогащения. Казаки писали жалобы, но им не давали ходу. В 1763 году казаки послали жалобу с ходоками. Атамана Бородина сняли с должности, но ходока — войскового старшину Логинова обвинили в кляузе и сослали в Тобольск, а 40 казаков-подписантов наказали плетьми и выслали из Яицкого городка. Но это не смирило казаков, и они отправили в Петербург новую делегацию во главе с сотником Портновым. Делегатов арестовали и отправили под конвоем на Яик. Туда же прибыла новая комиссия во главе с генералом фон Траубенбергом. Этот иноземец и бурбон начал свою деятельность с того, что выпорол семерых выборных уважаемых казаков, обрил им бороды и отправил под конвоем в Оренбург. Это сильно возмутило вольнолюбивых станичников. 12 января авторитетные казаки Перфильев и Шагаев собрали Круг и огромная масса казаков отправилась к дому где расположился жестокий генерал. Впереди с иконами шли старики, женщины и священник, они несли петицию, пели псалмы и хотели миром добиться решения спорных, но важных вопросов. Но их встретили солдаты с ружьями и канониры с пушками. Когда казачья масса вышла на площадь перед Войсковой избой, барон фон Траубенберг приказал открыть огонь из пушек и ружей. В результате кинжального огня более 100 человек погибло, часть бросились бежать, но большинство казаков, презрев смерть, бросились на пушки и голыми руками перебили и передушили канониров. Орудия развернули и в упор расстреляли солдат-карателей. Генерала Траубенберга изрубили шашками, капитана Дурново избили, атамана и старшин повесили. Тут же избрали нового атамана, старшин и Круг. Но прибывший из Оренбурга отряд карателей во главе с генералом Фрейманом упразднил новую власть, а потом исполнил прибывшее из Петербурга решение по делу восставших казаков. Все участники были выпороты, кроме того 16 казакам вырвали ноздри, выжгли на лице клеймо «вор» и сослали на каторгу в Сибирь, 38 казаков с семьями были высланы в Сибирь, 25 отправлены в солдаты. На остальных наложили огромную контрибуцию — 36765 рублей. Но жестокая расправа не смирила яицких казаков, они лишь затаили свой гнев и злобу и ждали момента для ответного удара.

5. Некоторые историки не отрицают и «крымско-турецкий след» в пугачёвских событиях, на это указывают и некоторые факты биографии Пугачёва. Но сам Емельян не признал связь с турками и крымцами даже под пыткой.

Всё это порождало острое недовольство властью, побуждало искать выход в активном протесте и сопротивлении. Нужны были лишь зачинщики и лидеры движения. Зачинщики появились в лице яицких казаков, а предводителем мощного казацко-крестьянского восстания стал Емельян Иванович Пугачёв.

Рис. 1. Емельян Пугачёв

Пугачёв родился на Дону, в 1742 году в станице Зимовейской, той самой, где вырос мятежный атаман С.Т. Разин. Его отец происходил из простых казаков. До 17 лет Емеля жил в семье отца, занимаясь хозяйством, а после ухода его в отставку занял его место в полку. В 19 лет женился, а вскоре отправился с полком в поход в Польшу и Пруссию и участвовал в Семилетней войне. За расторопность и живость ума его назначают адъютантом командира полка И.Ф. Денисова. В 1768 году он отправляется на войну с Турцией, за отличие при взятии крепости Бендеры получает чин хорунжего. Но тяжёлая болезнь заставляет его покинуть армию в 1771 году, в рапорте записано: «… и гнили у него грудь и ноги». Пугачёв пытается выйти в отставку по болезни, но получает отказ. В декабре 1771 года он тайно бежит на Терек. Перед терским атаманом Павлом Татарниковым он представляется в качестве добровольного поселенца и приписывается к станице Ищорской, где вскоре его избирают станичным атаманом. Казаки станиц Ищорской, Наурской и Голюгаевской решают послать его в Петербург в Военную коллегию с прошением о прибавке жалованья и провианта. Получив 20 рублей денег и станичную печать, он выезжает в лёгкую станицу (командировку). Однако в Петербурге его арестовывают и сажают на гауптвахту. Но вместе с караульным солдатом он бежит из под стражи и приходит в родные места. Там его снова арестовывают и конвоируют в Черкасск. Но он с помощью сослуживца по Семилетней войне снова бежит и скрывается на Украине. С группой местных жителей он уходит на Кубань к казакам-некрасовцам. В ноябре 1772 года он прибыл в Яицкий городок и лично убедился в каком напряжении и тревоге жили яицкие казаки в ожидании репрессий за убитого царского карателя — генерала фон Траубенберга. В одной из бесед с хозяином дома, казаком-старовером Д. И. Пьянковым Емельян выдаёт себя за императора Петра III Фёдоровича, а тот поделился невероятной новостью с друзьями. Но по доносу Пугачёва арестовали, били батогами, заковали в кандалы и отправили в Симбирск, затем в Казань. Но он и оттуда бежит и скитается по Дону, Уралу и в других краях. Прямо-таки настоящий казачий Рэмбо или ниндзя. Длительные скитания озлобили его и многому научили. Он своими глазами наблюдал нелёгкую жизнь угнетённого народа, и зародилась в буйной казачьей голове дума помочь бесправному народу обрести желаемую свободу и зажить всем миром по-казацки, широко, вольно и в большом достатке. При очередном прибытии на Урал он уже предстал перед казаками в качестве «государя Петра III Фёдоровича», и под его именем стал издавать манифесты с обещанием широких свобод и материальных благ всем недовольным. Написанные безграмотным, но живым, образным и доступным языком пугачёвские манифесты были, по справедливому выражению А.С. Пушкина, «удивительным образцом народного красноречия». Уже многие годы по бескрайним просторам России-матушки гуляла легенда о чудесном спасении императора Петра III и таких самозванцев в то время были десятки, но Пугачёв оказался самым незаурядным и удачливым. И народ поддержал самозванца. Безусловно, своим ближайшим сподвижникам Д. Караваеву, М. Шигаеву, И. Зарубину, И. Ушакову, Д. Лысову, И. Почиталину он признавался, что имя царя он принял для воздействия на простых людей, так легче было их поднять на восстание, а сам он простой казак. Но яицкие казаки остро нуждались в авторитетном и умелом вожаке, под знаменем и руководством которого они бы встали на борьбу с корыстными и своевольными боярами, чиновниками и жестокими генералами. На самом деле не многие люди верили, что Пугачёв является Петром III, но многие пошли за ним, такова была жажда бунта. На хутор братьев Толкачёвых, расположенный в 100 верстах от Яицкого городка, 17 сентября 1773 года прибыло около 60 казаков. Пугачёв обратился к ним с пламенной речью и «царским манифестом», написанным Иваном Почиталиным. С этим небольшим отрядом Пугачёв отправился в сторону Яицкого городка. По дороге к нему приставали десятки лиц простого народа: русские и татары, калмыки и башкиры, казахи и киргизы. Отряд достиг численности 200 человек и подошёл к Яицкому городку. Предводитель восставших послал в столицу войска грозный указ о добровольной сдаче, но получил отказ. Не овладев городком штурмом, повстанцы отправились вверх по Яику, взяли Гниловский форпост и созвали Войсковой казацкий круг. Войсковым атаманом избрали Андрея Овчинникова, полковником Дмитрия Лысова, есаулом Андрея Витошнова, здесь же выбрали сотников и хорунжих. Продвигаясь вверх по Яику повстанцы без боя заняли форпосты Генварцовский, Рубежный, Кирсановский, Иртекский. Илецкий городок пытался оказать сопротивление, но атаман Овчинников явился туда с манифестом и гарнизон из 300 человек при 12 пушках прекратил сопротивление и встретил «царя Петра» хлебом-солью. Недовольные толпами присоединялись к восставшим, и, как потом скажет А. С. Пушкин, «начался русский бунт, бессмысленный и беспощадный».

Рис. 2. Сдача крепости Пугачёву

Оренбургский губернатор Рейнсдорп приказал бригадиру Билову с отрядом в 400 человек при 6 пушках двинуться навстречу повстанцам на выручку Яицкому городку. Однако большой отряд мятежников подошёл к крепости Рассыпной и 24 сентября гарнизон сдался без боя. 27 сентября пугачёвцы подошли к Татищевской крепости. Крупное укрепление на пути к Оренбургу имело гарнизон до 1000 воинов при 13 орудиях. Кроме того в крепости находился отряд бригадира Билова. Первый приступ осаждённые отразили. В составе отряда Билова сражалась 150 оренбургских казаков сотника Тимофея Падурова, которых послали для перехвата повстанцев двигавшихся в обход крепости. К удивлению гарнизона Татищевской, отряд Т. Падурова открыто перешёл на сторону Пугачёва. Это и подорвало силы защитников. Мятежники подожгли деревянные стены, бросились на приступ и прорвались в крепость. Солдаты почти не сопротивлялись, казаки перешли на сторону самозванца. С офицерами жестоко расправились: Билову отрубили голову, с коменданта полковника Елагина содрали кожу, тело тучного офицера использовали для лечения ран, срезали сало и смазывали раны. Жену Елагина изрубили, дочь-красавицу Пугачёв взял себе в наложницы, а позже, натешившись по примеру Стеньки Разина, убил вместе с семилетним братом.

Не в пример всем другим казакам-оренбуржцам, под крепостью Татищевской произошёл едва ли не единственный случай добровольного перехода 150 оренбургских казаков на сторону мятежников. Что заставило сотника Т. Падурова изменить присяге, сдаться воровским казакам, служить самозванцу и в конечном итоге закончить жизнь на виселице? Сотник Тимофей Падуров — выходец из состоятельной казачьей семьи. Он имел большой надел земли и хутор в верховьях реки Сакмары. В 1766 году он избирается в Комиссию подготовки нового Уложения (свода законов) и несколько лет живёт в Петербурге и вращается в придворных кругах. После роспуска комиссии он назначается атаманом исетских казаков. На этой должности он не поладил с комендантом Челябинской крепости подполковником Лазаревым и, начиная с 1770 года, они засыпали губернатора Рейнсдорпа взаимными доносами и жалобами. Не добившись правды, сотник весной 1772 года выехал из Челябы в Оренбург на линейную службу, где с отрядом пробыл до сентября 1773 года. В самый ответственный момент сражения за Татищевскую крепость он с отрядом и перешёл на сторону мятежников, тем самым помог взять крепость и расправиться с её защитниками. Видимо, Падуров не забыл своих прежних обид, питал отвращение к чужеземной царице-немке, её фаворитам и пышному окружению, которое он наблюдал в Петербурге. Он по-настоящему поверил в высокую миссию Пугачёва, с его помощью хотел свергнуть ненавистную царицу. Отметим, что царистские устремления казаков, их попытки посадить на трон своего, казацкого царя, неоднократно повторялись в российской истории XVI-XVIII веков. По сути дела, с момента прекращения царствования династии Рюриковичей и с началом воцарения нового клана Романовых, из казачьей среды постоянно выдвигались «цари и царевичи», претенденты на московскую корону. Сам Емельян неплохо играл роль царя, заставлял всех своих соратников, а также попавших в плен царских офицеров и дворян подыгрывать ему, присягать на верность, целовать руку.

Несогласных тут же жестоко карал — казнил, вешал, пытал. Эти факты подтверждают версию историков об упорной борьбе казаков за свою казацко-русско-ордынскую династию. Приход умного, деятельного и авторитетного казака Т. Падурова в лагерь пугачёвцев оказался большой удачей. Ведь этот сотник хорошо знал придворную жизнь, мог в живых красках рассказать простым людям о быте и нравах царицы, развенчать её развратное, похотливое и вороватое окружение, всем легендам и версиям о царском происхождении Пугачёва придать видимую правдивость и реальные краски. Пугачёв высоко оценил Падурова, произвёл его в полковники, назначил состоять при «императорской особе» и исполнять обязанности Государственного секретаря. Вместе с бывшим капралом Белобородовым и хорунжим Еткульской станицы Шундеевым он вёл штабную работу и составлял «царские манифесты и указы». Но не только. С небольшим отрядом казаков он выехал навстречу карательному отряду полковника Чернышова, заблудившемуся в степи. Предъявив ему свой Золотой Депутатский знак, он вошёл в доверие к полковнику и вывел его отряд в самый центр повстанческого лагеря. Окружённые солдаты и казаки побросали ружья и сдались, 30 офицеров повесили. На разгром восставших к Оренбургу был отправлен большой отряд генерал-майора В.А. Кара, который был назначен Главнокомандующим, всего более 1500 солдат при 5 орудиях. При отряде находилась сотня конных башкир батыра Салавата Юлаева. Пугачёвцы окружили отряд правительственных войск вблизи деревни Юзеевки. В решительный момент боя башкиры перешли на сторону восставших, что и решило исход боя. Часть солдат влилась в ряды мятежников, часть перебили. Пугачёв пожаловал Юлаеву чин полковника, с этого момента башкиры приняли самое активное участие в восстании. Для их привлечения Пугачёв бросил в национальные массы популистские лозунги: об изгнании русских из Башкирии, об уничтожении всех крепостей и заводов, о передаче всех угодий в руки башкирского народа. Это были лживые, оторванные от жизни обещания, ибо невозможно повернуть движение прогресса вспять, но они пришлись по душе коренному населению. Подход новых казачьих, башкирских и рабочих отрядов под Оренбург усилил армию Пугачёва. Во время полугодовой осады Оренбурга руководители восстания особое внимание уделяли обучению войск. Будучи опытным боевым офицером неутомимый предводитель обучал своих ополченцев военному делу. Армия Пугачёва, как и регулярная, делилась на полки, роты и сотни. Было сформировано три рода войск: пехота, артиллерия и конница. Правда хорошее вооружение имели только казаки, простой люд, башкиры и крестьяне были вооружены чем попало. Под Оренбургом повстанческая армия выросла до 30 тысяч человек при 100 пушках с 600 канонирами. Одновременно Пугачёв чинил суд и расправу над пленными и пролил реки крови.

Рис. 3. Суд Пугачёва

Но все приступы по взятию Оренбурга были отбиты с большими потерями для осаждавших. Оренбург в то время был первоклассной крепостью с 10 бастионами. В рядах защитников находились 3000 хорошо обученных солдат и казаков Отдельного Оренбургского корпуса, со стен палили 70 пушек. Разгромленный генерал Кар сбежал в Москву и навёл там большую панику. Тревога охватила и Петербург. Екатерина потребовала скорейшего заключения мира с турками, назначила новым главнокомандующим энергичного и талантливого генерала А.И. Бибикова, а за голову Пугачёва учредила награду в 10 тысяч рублей. Но дальнозоркий и умный генерал Бибиков говорил царице: «Не Пугачёв важен, важно всеобщее негодование…». В конце 1773 года повстанцы подступили к Уфе, но все попытки взять неприступную крепость были успешно отбиты. В Исетскую провинцию для захвата Челябинска был послан полковник Иван Грязнов. По дороге он захватывал крепости, форпосты и станицы, к нему примкнули казаки и солдаты Стерлитамакской пристани, Табынского городка, Богоявленского завода, станиц Кундравинской, Коельской, Верхнеувельской, Чебаркульской и других поселений. Отряд пугачёвского полковника вырос до 6 тысяч человек. Повстанцы двинулись к крепости Челябинской. Воевода Исетской провинции А. П. Верёвкин принял решительные меры по усилению крепости. В декабре 1773 года он приказал собрать в округе 1300 «временных казаков» и гарнизон Челябы вырос до 2000 человек при 18 орудиях. Но многие защитники её сочувствовали восставшим и 5 января 1774 года в крепости вспыхнуло восстание. Его возглавили атаман челябинских казаков Иван Уржумцев и хорунжий Наум Невзоров. Казаки под руководством Невзорова захватили пушки, стоявшие возле воеводского дома, и открыли из них огонь по солдатам гарнизона. Казаки ворвались в дом воеводы и учинили над ним жестокую расправу, избив до полусмерти. Но увлёкшись расправой с ненавистными офицерами, повстанцы оставили пушки без должного присмотра. Подпоручик Пушкарёв с Тобольской ротой и канонирами отбил их и открыл огонь по мятежникам. В схватке атаман Уржумцев был убит, а Невзоров с казаками покинули город. 8 января к крепости подошёл Иван Грязнов с войсками и дважды штурмовал её, но гарнизон храбро и умело держал оборону. От крепостной артиллерии наступавшие понесли большие потери. К осаждённым прорвалось подкрепление секунд-майора Фадеева и части Сибирского корпуса генерала Деколонга. Грязнов снял осаду и ушёл в Чебаркуль, но получив подкрепление снова занял станицу Першино под Челябинском. 1 февраля в районе Першино произошло сражение отряда Деколонга с повстанцами. Не добившись успеха, правительственные войска отступили в крепость, а 8 февраля покинули её и отступили в Шадринск. Восстание ширилось, огромная территория была охвачена всепожирающим пожаром братоубийственной войны. Но многие крепости упорно не сдавались. Гарнизон Яицкой крепости, не соглашаясь ни на какие посулы пугачёвцев, продолжал сопротивление. Командиры повстанцев решили: если крепость будет взята, перевешать не только офицеров, но и их семьи. Были намечены места, где будет висеть тот или иной человек. Значились там и жена и пятилетний сын капитана Крылова, будущий баснописец Иван Крылов. Как и в любой гражданской войне, взаимная ненависть была так велика, что с той и другой стороны в боях принимали участие все, способные носить оружие. В составе противоборствующих войск были не только земляки-соседи, но и близкие родственники. Отец шёл на сына, брат на брата. Старожилы Яицкого городка рассказывали характерную сцену. С вала крепости кричал младший брат приближавшемуся к нему с толпой повстанцев старшему брату: «Братец родимый, не подходи! Убью». А брат с лестницы ему в ответ: «Я тебе дам, убью! Постой влезу на вал, надеру тебе чуб, впредь не будешь стращать старшего брата». И выпалил младший брат в него из пищали и покатился старший брат в ров. Сохранилась и фамилия братьев — Горбуновы. На мятежной территории господствовала жуткая неразбериха. Активизировались шайки разбойников-барантачей. В больших масштабах они практиковали угон людей из приграничной полосы в плен к кочевникам. Всеми мерами пытавшиеся погасить восстание Пугачёва командиры правительственных войск, нередко принуждены были ввязываться в схватки с этими хищниками вместе с повстанцами. Командир одного из таких отрядов поручик Г.Р.Державин, будущий поэт, узнав о том, что вблизи бесчинствует шайка кочевников поднял до шестисот крестьян, многие из которых сочувствовали Пугачёву, и с ними и командой в 25 гусар атаковал крупный отряд киргиз-кайсаков и освободил до восьмисот русских пленных. Однако освобождённые пленники объявили поручику, что также сочувствуют Пугачёву.

Затянувшаяся осада Оренбурга и Яицкого городка позволили царским воеводам подтянуть к городу большие силы регулярной армии и дворянских ополчений Казани, Симбирска, Пензы, Свияжска. 22 марта повстанцы потерпели жестокое поражение от правительственных войск у крепости Татищевской. Поражение подействовало на многих из них угнетающе. Хорунжий Бородин попытался захватить Пугачёва и выдать властям, но неудачно. Пугачёвский полковник Мусса Алиев захватил и выдал видного повстанца Хлопушу. 1 апреля при выходе из Сакмарского городка к Яицкому городку многотысячная армия Пугачёва была атакована и разбита войсками генерала Голицына. В плен попали видные вожди: Тимофей Мясников, Тимофей Падуров, писари Максим Горшков и Андрей Толкачёв, думный дьяк Иван Почиталин, главный судья Андрей Витошнов, казначей Максим Шигаев. Одновременно с разгромом главных сил мятежников под Оренбургом, подполковник Михельсон со своими гусарами и карабинерами учинил полный разгром повстанцев под Уфой. В апреле 1774 года Главком царских войск генерал Бибиков в Бугульме был отравлен пленным польским конфедератом. Новый Главком князь Ф.Ф. Щербатов сосредоточил крупные воинские силы и стремился привлечь для борьбы с повстанцами коренное население. От регулярной армии мятежники терпели всё новые поражения.

После этих разгромов Пугачёв решил двинуться в Башкирию и с этого момента начался наиболее успешный период его войны с царской властью. Один за другим он занимал заводы, пополняя свою армию рабочими, оружием и боеприпасами. После штурма и уничтожения крепости Магнитной (ныне Магнитогорск), он собрал там совещание башкирских старшин, обещал вернуть им земли и угодья, разрушить укрепления Оренбургской линии, рудники и заводы, изгнать всех русских. Видя разрушенную крепость и окрестные рудники, башкирские старшины с большой радостью встретили обещания и посулы «надежи-государя» стали помогать ему хлебом и солью, фуражом и провиантом, людьми и конями. У Пугачёва собралось до 11 тысяч боевиков-мятежников, с которыми он двигался по Оренбургской линии, занимал, разрушал и сжигал крепости. 20 мая они штурмом взяли наиболее мощную Троицкую крепость. Но 21 мая перед крепостью появились войска Сибирского корпуса генерала Деколонга. Повстанцы атаковали их всеми силами, но не выдержали мощного натиска храбрых и верных присяге солдат, дрогнули и побежали, потеряв при этом до 4 тысяч убитыми, 9 пушек и весь обоз.

Рис. 4. Бой у Троицкой крепости

С остатками армии Пугачёв разграбил Нижнеувельское, Кичигинское и Коельское укрепления, через Варламово и Кундравы пошёл на Златоустовский завод. Однако вблизи Кундравов мятежники имели встречный бой с отрядом И.И. Михельсона и потерпели новое поражение. Пугачёвцы оторвались от отряда Михельсона, который также понёс большие потери и отказался от преследования, разграбили Миасский, Златоустовский и Саткинский заводы и соединились с отрядом С. Юлаева. Молодой поэт-джигит с отрядом около 3000 человек активно действовал в горно-промышленной зоне Южного Урала. Он сумел захватить несколько горных заводов, Симский, Юрюзанский, Усть-Катавский и другие, разрушил и сжёг их. Всего в ходе восстания частичному и полному уничтожению подверглись 69 заводов Урала, 43 завода вообще не участвовали в повстанческом движении, остальные создали у себя отряды самообороны и отстояли свои предприятия, либо откупились от повстанцев. Поэтому в 70 годы XVIII века промышленное производство по всему Уралу резко сократилось. В июне 1774 года отряды Пугачёва и С. Юлаева соединились и осадили крепость Оса. После тяжёлого боя крепость сдалась, и Пугачёву открылась дорога на Казань, его армия быстро пополнялась добровольцами. С 20 тысячами повстанцев он обрушился на город с четырёх сторон. 12 июля повстанцы ворвались в город, но кремль устоял. К городу подошёл неутомимый, энергичный и умелый Михельсон и у города развернулось полевое сражение. Разбитые пугачёвцы, числом около 400 человек, переправились на правый берег Волги.

Рис. 5. Суд Пугачёва в Казани

С приходом Пугачёва в Поволжье начался третий и последний этап его борьбы. Огромные массы крестьян и поволжских народов всколыхнулись и поднялись на борьбу за мнимую и действительную свободу. Крестьяне, получив манифест Пугачёва, убивали помещиков, вешали приказчиков, жгли господские усадьбы. Пугачёвский отряд повернул на юг, на Дон. Поволжские города сдавались Пугачёву без боя, пали Алатырь, Саранск, Пенза, Петровск, Саратов… Наступление шло стремительно. Забирали города и сёла, чинили суд и расправу над господами, освобождали колодников, конфисковали имущество дворян, раздавали хлеб голодным, забирали оружие и боеприпасы, верстали добровольцев в казаки и уходили, оставляя после себя пламя и пепел. 21 августа 1774 года повстанцы подошли к Царицыну, неутомимый Михельсон следовал по пятам. Штурм города-крепости не удался. 24 августа Михельсон настиг Пугачёва у Чёрного яра. Сражение закончилось полным разгромом, 2 тысячи мятежников было убито, 6 тысяч попали в плен. С отрядом в две сотни повстанцев вождь ускакал в заволжские степи. Но дни мятежного атамана были сочтены. Главкомом войск, действовавших против мятежников, назначили деятельного и талантливого генерала Петра Панина, а на южном участке все силы подчинили А.В. Суворову. И что очень важно, Пугачёва не поддержал Дон. Об этом обстоятельстве следует сказать особо. На Дону правил Совет Старшин из 15-20 человек и атаман. Круг собирался ежегодно 1 января и проводил выборы всех старшин, кроме атамана. Царём Петром I с 1718 года была введёна назначаемость атаманов (чаще всего пожизненная). Это укрепляло центральную власть в казачьих областях, но вместе с тем вело к злоупотреблению этой властью. При Анне Иоанновне донским атаманом был назначен славный казак Данила Ефремов, через некоторое время он был назначен войсковым атаманом пожизненно. Но власть испортила его, и при нём началось бесконтрольное господство силы и денег. В 1755 году за многие заслуги атамана он был пожалован генерал-майором, а в 1759 году за заслуги в Семилетней войне ещё и тайным советником с нахождением при особе императрицы, а наказным атаманом на Дону был назначен его сын Степан Ефремов. Таким образом, власть на Дону высочайшим распоряжением императрицы Елизаветы Петровны превращалась в наследственную и бесконтрольную. С этого времени атаманское семейство перешло в стяжательстве все нравственные границы, и в отместку на них обрушилась лавина жалоб. Ещё с 1764 года по жалобам казаков Екатерина потребовала от атамана Ефремова отчёт о доходах, земельных и прочих владениях, промыслах его и старшин. Отчёт её не удовлетворил и по её указанию работала комиссия по экономическому положению на Дону. Но комиссия работала не шатко, не валко. В 1766 году было проведено межевание земель и незаконно занятые юрты были отобраны. В 1772 году комиссия дала, наконец, заключение о злоупотреблениях атамана Степана Ефремова, он был арестован и отправлен в Петербург. Дело это, накануне бунта Пугачёва, приняло политический оборот, тем более, что атаман Степан Ефремов имел личные заслуги перед императрицей. В 1762 году, будучи во главе лёгкой станицы (делегации) в Петербурге он принимал участие в перевороте, возведшим Екатерину на престол и был награждён за это именным оружием. Арест и следствие по делу атамана Ефремова разрядило обстановку на Дону и донские казаки оказались практически не причастны к пугачёвскому бунту. Более того донские полки приняли активное участие в подавлении мятежа, пленении Пугачёва и умирении мятежных районов в течение нескольких последующих лет. Не случись осуждения императрицей вороватого атамана, Пугачёв, без сомнения, нашёл бы поддержку на Дону и размах пугачёвского бунта был бы совершенно иным.

Безнадёжность дальнейшего продолжения мятежа поняли и видные сподвижники Пугачёва. Его соратники — казаки Творогов, Чумаков, Железнов, Федульев и Бурнов 12 сентября схватили и связали Пугачёва. 15 сентября его доставили в Яицкий городок, одновременно туда прибыл генерал-поручик А.В. Суворов. Будущий генералиссимус при допросе подивился здравым рассуждениям и военным дарованиям «злодея». В специальной клетке, под большим конвоем, сам Суворов препроводил разбойника в Москву.

Рис. 6 Пугачёв в клетке

9 января 1775 года суд приговорил Пугачёва к четвертованию, императрица заменила его казнью через усекновение головы. 10 января, на Болотной площади, Пугачёв взошёл на эшафот, поклонился на четыре стороны, тихо произнёс: «Прости, народ православный» и сложил свою бедовую голову на плаху, которую топор мгновенно отсёк. Здесь же через повешение казнили четырёх его ближайших сподвижников: Перфильева, Шигаева, Падурова и Торнова.

Рис. 7 Казнь Пугачёва

И всё же восстание не было бессмысленным, как говорил великий поэт. Правящие круги смогли убедиться в силе и ярости народного гнева и пошли на серьёзные уступки и послабления. Заводчикам было предписано «умножить платежи за работу вдвое и сверх установленных норм к работе не принуждать». В национальных районах прекратили религиозные гонения, разрешили строить мечети и перестали с них брать налоги. Но злопамятная императрица Екатерина II, отметив верность оренбургских казаков, вознегодовала на яицких. Яицкое войско императрица хотела упразднить вообще, но потом по просьбе Потёмкина простила. Чтобы предать мятеж полному забвению, войско переименовали в Уральское, реку Яик в Урал, Яицкую крепость в Уральск и т.п. Екатерина II упразднила войсковой круг и выборное управление. Выбор атаманов и старшин окончательно перешёл к правительству. У войска отобрали все пушки и запретили их иметь впредь. Запрет был отменён только спустя 140 лет с началом мировой войны. Впрочем Яицкому войску ещё повезло. Волжских казаков, также замешанных в бунте, переселили на Северный Кавказ, а Запорожскую Сечь и вовсе ликвидировали. После бунта не менее десяти лет уральские и оренбургские казаки были вооружены только холодным оружием, пищали и боеприпасы получали только при угрозе боестолкновения. Месть победителей была не менее страшной, чем кровавые подвиги пугачёвцев. В Поволжье и на Урале свирепствовали карательные отряды. Тысячи повстанцев: казаков, крестьян, русских, башкир, татар, чувашей были казнены без всякого суда, порой просто по прихоти карателей. В бумагах Пушкина об истории пугачёвского бунта есть заметка о том, что поручик Державин приказал повесить двух повстанцев «из поэтического любопытства». Вместе с тем казаки, оставшиеся верными императрице, были щедро награждены.

Таким образом, в XVII-XVIII веках окончательно сложился тип казака — универсального воина, одинаково способного участвовать в морских и речных набегах, сражаться на суше как в конном, так и в пешем строю, прекрасно знающего артиллерийское, фортификационное, осадное, минное и подрывное дело. Но главным видом боевых действий прежде были морские и речные набеги. Преимущественно конными казаки стали позже при Петре I, после запрета в 1695 г. выхода в море. По своей сути казаки — это каста воинов, кшатриев (в Индии — каста воинов и царей), многие века защищавших веру православную и землю русскую. Подвигами казаков Русь становилась мощной империей: Ермак преподнес Ивану Грозному Сибирское ханство. Сибирские и дальневосточные земли по рекам Обь, Енисей, Лена, Амур, также Чукотка, Камчатка, Средняя Азия, Кавказ были присоединены во многом благодаря воинской доблести казаков. Украину воссоединил с Россией казачий атаман (гетман) Богдан Хмельницкий. Но казаки нередко выступали и против центральной власти (примечательна их роль в русской Смуте, в восстаниях Разина, Булавина и Пугачёва). Много и упорно днепровские казаки бунтовали и в Речи Посполитой. В значительной степени это объяснялось тем, что предки казаков идейно были воспитаны в Орде на законах Ясы Чингисхана, согласно которой настоящим царём мог быть только чингизид, т.е. потомок Чингисхана. Все остальные владыки, включая Рюриковичей, Гедиминовичей, Пястов, Ягеллонов, Романовых и прочих, в их глазах были недостаточно легитимны, были «царями не настоящими», и казакам морально и физически дозволялось участвовать в их свержении, бунтах и прочей антиправительственной деятельности. А в процессе крушения Орды, когда в ходе усобиц и борьбы за власть были уничтожены сотни чингизидов, в том числе и казачьими саблями, также и чингизиды лишились казачьего пиетета. Не следует сбрасывать со счетов и простое желание «показаковать», воспользоваться слабостью власти и взять в ходе смут законные и богатые трофеи. Папский посол в Сечи отец Пирлинг, немало и успешно потрудившийся для того, чтобы направить воинственный пыл казаков на земли еретиков московитов и османов, так писал об этом в своих воспоминаниях: «Казаки писали свою историю саблей, и не на страницах древних книг, но на полях битвы оставляло это перо свой кровавый след. Для казачества было привычным делом доставлять троны всевозможным претендентам. В Молдавии и Валахии периодически прибегали к их помощи. Для грозной вольницы Днепра и Дона было совершенно безразлично, подлинные или мнимые права принадлежат герою минуты. Для них важно было одно — чтобы на долю их выпала хорошая добыча. А можно ли было сравнивать жалкие придунайские княжества с безграничными равнинами русской земли, полной сказочных богатств?»

Однако с конца XVIII века и до Октябрьской революции казаки безоговорочно и усердно выполняли роль защитников российской государственности и опоры царской власти, получив от революционеров даже прозвище «царских сатрапов». Каким-то чудом чужеродной царице-немке и её выдающимся вельможам сочетанием разумных реформ и карательных акций удалось вбить в буйную казачью голову устойчивую мысль о том, что Екатерина II и её потомки — это «настоящие» цари, а Россия — это настоящая империя, местами «покруче» Орды. Эта метаморфоза в сознании казаков, происшедшая в конце XVIII века, на самом деле казачьими историками и писателями ещё мало исследована и изучена. Но есть непреложный факт: с конца XVIII века и до Октябрьской революции казачьи бунты как рукой сняло, и захлебнулся самый кровавый, длительный и знаменитый в истории России бунт — «казачий бунт».

Использованы материалы:
Мамонов В.Ф. и др. История казачества Урала. Оренбург, Челябинск, 1992.
Шибанов Н.С. Оренбургское казачество XVIII—XIX века. Челябинск, 2003.
Гордеев А.А. История казачества.

Главной причиной народных волнений, включая восстание под предводительством Емельяна Пугачева, было усиление крепостного права и рост эксплуатации всех слоев черного населения. Казаки были недовольны наступлением правительства на их традиционные привилегии и права. Коренные народы Поволжья и Приуралья испытывали притеснения и  от властей, и от действия русских помещиков и промышленников. Войны, голод, эпидемии также способствовали народным восстаниям. (Например, московский чумной бунт 1771 г. возник вследствие эпидемии чумы, занесенной с фронтов русско-турецкой войны.)

МАНИФЕСТ «АМПЕРАТОРА»

«Самодержавного амператора, нашего великого государя, Петра Федоровича Всероссийского и прочая… Во имянном моем указе изображено Яицкому войску: как вы, други мои, прежным царям служили до капли своей крови… так вы послужите за свое отечество мне, великому государю амператору Петру Федоровичу… Будити мною, великим государем жалованы: казаки и калмыки и татары. И которые мне… винные были… в всех винах прощаю и жаловаю вас: рякою с вершины и до устья и землею, и травами, и денежным жалованием, и свиньцом, и порохам, и хлебным правиянтам».

САМОЗВАНЦЫ

В сентябре 1773 г. яицкие казаки могли слышать этот манифест «чудом спасенного царя Петра III». Тень «Петра III» в предшествующие 11 лет не раз являлась в России. Некоторые смельчаки назывались государем Петром Федоровичем, объявляли, что хотели они вслед за вольностью дворянству дать волю крепостным да жаловать казаков, работных людей и прочий весь простой люд, но дворяне вознамерились их убить, и пришлось им скрываться до времени. Самозванцы эти быстро попадали в Тайную экспедицию, открытую при Екатерине II взамен распущенной канцелярии тайных розыскных дел, и жизнь их обрывалась на плахе. Но появлялся вскоре где-нибудь на окраине живой «Петр III», и народ хватался за слух о новом «чудесном спасении амператора». Из всех самозванцев лишь одному — донскому казаку Емельяну Ивановичу Пугачеву удалось разжечь пламя крестьянской войны и возглавить беспощадную войну простолюдинов против господ за «мужицкое царство».

В своей ставке и на поле битвы под Оренбургом Пугачев отлично играл «царскую роль». Он издавал указы не только от себя лично, но и от имени «сына и наследника» Павла. Часто при людях Емельян Иванович доставал портрет великого князя и, глядя на него, говорил со слезами: «Ох, жаль мне Павла Петровича, как бы окаянные злодеи его не извели!» А в другой раз самозванец заявлял: «Сам я царствовать уже не желаю, а восстановлю на царствие государя цесаревича».

«Царь Петр III» пытался внести порядок в мятежную народную стихию. Повстанцы были поделены на «полки», возглавляемые выборными или назначенными Пугачевым «офицерами». В 5 верстах от Оренбурга в Берде сделал он свою ставку. При императоре из его охраны образовалась «гвардия». На пугачевские указы ставили «большую государственную печать». При «царе» действовала Военная коллегия, сосредоточившая военную, административную и судебную власть.

Еще Пугачев показывал сподвижникам родимые пятна — в народе тогда все были убеждены, что цари имеют на теле «особые царские знаки». Красный кафтан, дорогая шапка, сабля и решительный вид завершали образ «государя». Хотя внешность Емельяна Ивановича была непримечательная: это был казак тридцати с небольшим лет, среднего роста, смугловатый, волосы стрижены в круг, лицо обрамляла небольшая черная борода. Но он был таким «царем», каким желала видеть царя мужицкая фантазия: лихим, безумно отважным, степенным, грозным и скорым на суд над «изменниками». Он казнил и жаловал…

Казнил помещиков да офицеров. Жаловал простых людей. Например, появился в его лагере мастеровой Афанасий Соколов по прозвищу «Хлопуша», видя «царя» упал в ноги и повинился: сидел он, Хлопуша, в оренбургской тюрьме, но был выпущен губернатором Рейнсдорфом, пообещав за деньги убить Пугачева. «Ампера-тор Петр III» прощает Хлопушу, да еще назначает его полковником. Вскоре Хлопуша прославился как решительный и удачливый предводитель. Другого народного вожака Чику-Зарубина, Пугачев произвел в графы и звал не иначе, как «Иваном Никифоровичем Чернышевым».

Среди пожалованных вскоре оказались прибывшие к Пугачеву работные люди и приписные горнозаводские крестьяне, а также восставшие башкиры во главе со знатным молодым богатырем-поэтом Салаватом Юлаевым. Башкирам «царь» возвращал их земли. Башкиры принялись поджигать русские заводы, построенные в их крае, при этом уничтожались деревни русских поселенцев, жители вырезались чуть ли не поголовно.

ЯИЦКИЕ КАЗАКИ

Восстание началось на Яике, что было не случайно. Волнения начались еще в январе 1772 г., когда яицкие казаки с иконами и хоругвями явились в свою «столицу» Яицкий городок просить царского генерала сместить угнетавшего их атамана и часть старшины да восстановить прежние привилегии яицких казаков.

Правительство в то время изрядно потеснило казаков Яика. Их роль пограничной стражи упала; казаков стали отрывать от дома, отправляя в дальние походы; выборность атаманов и командиров была отменена еще в 1740-е гг.; в устье Яика рыбопромышленники поставили, по царскому дозволению, заграждения, которые затрудняли продвижение рыбы вверх по реке, что больно ударило по одному из основных казачьих промыслов — рыболовству.

В Яицком городке шествие казаков было расстреляно. Солдатский корпус, прибывший чуть позже, подавил казацкое возмущение, зачинщиков казнили, «непослушные казаки» разбежались и затаились. Но спокойствия на Яике не было, казачий край по-прежнему напоминал пороховой погреб. Искрой, которая его взорвала, и стал Пугачев.

НАЧАЛО ПУГАЧЕВЩИНЫ

17 сентября 1773 г. он зачитал свой первый манифест перед 80 казаками. На другой день у него уже было 200 сторонников, а на третий — 400. 5 октября 1773 г. Емельян Пугачев с 2,5 тыс. сподвижников начал осаду Оренбурга.

Пока «Петр III» шел к Оренбургу, весть о нем облетела всю страну. По крестьянским избам шептались, как везде «амператора» встречают «хлебом-солью», торжественно гудят в его честь колокола, казаки и солдаты гарнизонов небольших пограничных крепостиц без боя распахивают ворота и переходят на его сторону, «кровопийц-дворян» «царь» без промедления казнит, а их вещами жалует восставших. Сначала некоторые храбрецы, а потом целые толпы крепостных с Волги побежали к Пугачеву в его лагерь у Оренбурга.

ПУГАЧЕВ У ОРЕНБУРГА

Оренбург был хорошо укрепленным губернским городом, его защищали 3 тыс. солдат. Пугачев стоял под Оренбургом 6 месяцев, но взять его так и не сумел. Однако войско восставших выросло, в некоторые моменты восстания его численность достигала 30 тыс. человек.

На выручку осажденному Оренбургу с верными Екатерине II войсками спешил генерал-майор Кар. Но его полуторатысячный отряд был разгромлен. То же произошло и с воинской командой полковника Чернышева. Остатки правительственных войск отступили в Казань и вызвали там панику среди местных дворян. Дворяне уже были наслышаны о свирепых расправах Пугачева и начали разбегаться, бросая дома и имущество.

Положение складывалось нешуточное. Екатерина, чтобы поддержать дух поволжских дворян, объявила себя «казанскою помещицей». К Оренбургу стали стягиваться войска. Для них требовался главнокомандующий — человек талантливый и энергичный. Екатерина II ради пользы могла поступаться убеждениями. Вот в этот решающий момент на придворном бале императрица обратилась к А.И. Бибикову, которого не любила за близость к своему сыну Павлу и «конституционные мечтания», и с ласковой улыбкой попросила его стать главнокомандующим армией. Бибиков отвечал, что посвятил себя службе отечеству и, конечно, принимает назначение. Надежды Екатерины оправдались. 22 марта 1774 г. в 6-часовом сражении под Татищевой крепостью Бибиков разгромил лучшие силы Пугачева. 2 тыс. пугачевцев были убиты, 4 тыс. ранены или сдались в плен, у повстанцев захватили 36 пушек. Пугачев был вынужден снять осаду Оренбурга. Казалось, бунт подавлен…

Но весной 1774 г. началась вторая часть пугачевской драмы. Пугачев двигался на восток: в Башкирию и на горнозаводской Урал. Когда он подошел к Троицкой крепости, самой восточной точке продвижения повстанцев, в его армии насчитывалось 10 тыс. человек. Восстание захлестывала разбойная стихия. Пугачевцы жгли заводы, отнимали у приписных крестьян и работных людей скот и другое имущество, чиновников, приказчиков, пленных «господ» уничтожали без жалости, иногда самым изуверским способом. Часть простолюдинов пополняла отряды пугачевских полковников, другие сбивались в отряды вокруг заводовладельцев, раздавших своим людям оружие, чтобы защитить их и свою жизнь и собственность.

ПУГАЧЕВ В ПОВОЛЖЬЕ

Войско Пугачева росло за счет отрядов поволжских народов — удмуртов, марийцев, чувашей. С ноября 1773 г. манифесты «Петра III» призывали крепостных расправляться с помещиками — «возмутителями империи и разорителями крестьян», а дворянские «дома и все их имение брать себе в награждение».

12 июля 1774 г. император» с 20-тысячным войском взял Казань. Но в казанском кремле заперся правительственный гарнизон. К нему на помощь подоспели царские войска во главе с Михельсоном. 17 июля 1774 г.  Михельсон разбил пугачевцев. «Царь Петр Федорович» бежал на правый берег Волги, и там крестьянская война развернулась вновь с большим размахом. Пугачевский манифест 31 июля 1774 г. даровал крепостным волю и «освободил» крестьян от всех повинностей. Везде возникли повстанческие отряды, которые действовали на свой страх и риск, часто вне связи друг с другом. Интересно, что обычно восставшие громили усадьбы не своих хозяев, а соседних помещиков. Пугачев с главными силами двигался к Нижней Волге. Он с легкостью брал маленькие города. К нему пристали отряды бурлаков, поволжских, донских и запорожских казаков.  На пути восставших стояла мощная крепость Царицын. Под стенами Царицына в августе 1774 г. пугачевцы потерпели крупное поражение. Поредевшие отряды мятежников начинали отступать туда, откуда пришли, — на Южный Урал. Сам Пугачев с группой яицких казаков переплыл на левый берег Волги.

12 сентября 1774 г. бывшие соратники предали своего предводителя. «Царь Петр Федорович» превратился в беглого бунтовщика Пугача. Не действовали уже гневные окрики Емельяна Ивановича: «Кого вы вяжете? Ведь если я вам ничего не сделаю, то сын мой, Павел Петрович, ни одного человека из вас живым не оставит!» Связанного «царя» верхом и отвезли к Яицкому городку и там сдали офицеру.

Главнокомандующего Бибикова уже не было в живых. Он умер в разгар подавления бунта. Новый главнокомандующий Петр Панин (младший брат воспитателя цесаревича Павла) имел ставку в Симбирске. Туда Михельсон и приказал отправить Пугачева. Конвоировал его отозванный с турецкой войны прославленный екатерининский полководец А.В. Суворов. Пугачева везли в деревянной клетке на двухколесной телеге.

Тем временем не сложившие еще оружия соратники Пугачева распустили слух, что арестованный Пугачев к «царю Петру III» отношения не имеет. Некоторые крестьяне вздыхали облегченно: «Слава Богу! Какого-то Пугача поймали, а царь Петр Федорович на воле!» Но в целом силы повстанцев были подорваны. В 1775 г. были затушены последние очаги сопротивления в лесной Башкирии и в Поволжье, подавили отголоски пугачевского бунта на Украине.

А.С. ПУШКИН. «ИСТОРИЯ ПУГАЧЕВА»

«Суворов от него не отлучался. В деревне Мостах (во ста сорока верстах от Самары) случился пожар близ избы, где ночевал Пугачев. Его высадили из клетки, привязали к телеге вместе с сыном, резвым и смелым мальчиком, и во всю ночь; Суворов сам их караулил. В Коспорье, против Самары, ночью, в волновую погоду, Суворов переправился через Волгу и пришел в Симбирск в начале октября… Пугачева привезли прямо на двор к графу Панину, который встретил его на крыльце… «Кто ты таков?» — спросил он у самозванца. «Емельян Иванов Пугачев»,  — отвечал тот. «Как же смел ты, юр, назваться государем?» — продолжал Панин. — «Я не ворон» — возразил Пугачев, играя словами и изъясняясь, по обыкновению, иносказательно. «Я вороненок, а ворон-то еще летает». Панин, заметя, что дерзость Пугачева поразила народ, столпившийся около дворца, ударил самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды…»

РАСПРАВЫ И КАЗНИ

Победа правительственных войск сопровождалась зверствами, не меньшими, чем творил Пугачев над дворянами. Просвещенная императрица заключила, что «в теперешнем случае казнь нужна для блага империи». Склонный к конституционным мечтаниям Петр Панин реализовал призыв самодержицы. Тысячи людей были казнены без суда и следствия. На всех дорогах восставшего края валялись трупы, выставленные в назидание. Невозможно было счесть крестьян, наказанных кнутом, батогами, плетьми. У многих отрезали носы или уши.

Емельян Пугачев сложил свою голову на плахе 10 января 1775 г. при большом стечении людей на Болотной площади в Москве. Перед смертью Емельян Иванович поклонился соборам и попрощался с народом, повторяя прерывающимся голосом: «Прости, народ православный; отпусти мне, в чем я согрубил перед тобою». Вместе с Пугачевым были повешены несколько его сподвижников. Знаменитого атамана Чику увезли для казни в Уфу. Салават Юлаев оказался на каторге. Пугачевщина кончилась…

Пугачевщина не принесла облегчения крестьянам. Правительственный курс в отношении крестьян ожесточился, а сфера действия крепостного права расширилась. По указу 3 мая 1783 г. в крепостную неволю переходили крестьяне Левобережной и Слободской Украины. Крестьяне здесь лишались права перехода от одного владельца к другому. В 1785 году казацкая старшина получила права российского дворянства. Еще ранее, в 1775 г., была уничтожена вольная Запорожская Сечь. Запорожцев переселили на Кубань, где они составили казачье кубанское войско. Помещики Поволжья да и других областей не сократили оброки, барщину и другие крестьянские повинности. Все это взыскивалось с прежней строгостью.

 «Матушке Екатерине» хотелось, чтобы память о Пугачевщине стерлась. Она даже велела переименовать реку, где начался бунт: и стал Яик — Уралом. Яицких казаков и Яицкий городок приказано было звать уральскими. Станицу Зимовейскую, родину Стеньки Разина и Емельяна Пугачева, окрестили по-новому — Потемкинской. Однако Пугач запомнился народу. Старики всерьез рассказывали, что Емельян Иванович — это оживший Разин, и вернется он еще не раз на Дон; по Руси звучали песни и ходили легенды о грозном «императоре и его детушках».

ВОССТАНИЕ ПУГАЧЕВА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

«Сказка про Пугачева и про вдову Харлову» — первое фольклорно-поэтическое произведение о крестьянской войне 1773-1775 гг. под предводительством Е. И. Пугачева

А.С. Пушкин. «История Пугачева»  

А.С. Пушкин. «Капитанская дочка»

С.А. Есенин. «Пугачев»

В.Я. Шишков. Емельян Пугачев

Крестьянская война 1773—1775 годов под предводительством Емельяна Пугачёва
Василий Перов «Суд Пугачёва» (1879), Русский музей, Санкт-Петербург
Дата	17 сентября 1773 — середина 1775 (активные боевые действия до сентября 1774)
Место	Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкортостан, Поволжье
Итог	Подавление восстания. Экономические уступки яицким казакам. Переименование Яика в Урал.
Противники
Повстанцы: Яицкие казаки Крестьяне Башкиры Татары Горнозаводские рабочие Мишари Казахи  Российская империя
Командующие
Е. Пугачев (выдавал себя за императора Петра III) А. Овчинников И. Чика-Зарубин К. Арсланов И. Грязнов И. Белобородов Хлопуша С. Юлаев Ю.Азналин К. Усаев и др. В. Кар А. Бибиков† Ф. Щербатов П. Панин И. Михельсон П. Голицын П. Мансуров И. Деколонг А. Суворов
Силы сторон
Силы Пугачева: Около 70 человек (17 сентября 1773) [1] Около 300 человек (18 сентября 1773) Около 750 человек (22 сентября 1773) 3.000 человек, (начало октября 1773) 40.000 человек (ноябрь 1773) 120.000 человек (январь 1774) 8.000 человек (май 1774) 20.000 человек (июль 1774) Менее 2.000 человек (сентябрь 1774) [2] Не менее 30.000 человек (сентябрь 1774)[2]
Потери
Более 20.000 погибших, Более 35.000 пленных Боевые потери регулярной армии Не менее 2118 погибших, Не менее 3235 раненых,
Аудио, фото, видео на Викискладе

Восстание Пугачёва
Яицкая крепость • Оренбург • Юзеева • Татищева • Сакмарский городок • Казань • Соленикова ватага

Крестьянская война 1773—1775 годов под предводительством Емельяна Пугачёва (Пугачёвщина, Пугачёвское восстание, Пугачёвский бунт) — восстание (бунт) яицких казаков, переросшее в полномасштабную войну под предводительством Е. И. Пугачёва против императрицы Екатерины Великой.

Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье. В ходе восстания к казакам присоединились башкиры, татары, казахи, чуваши, мокшане, эрзяне, уральские заводские рабочие и многочисленные крепостные крестьяне всех губерний, где разворачивались военные действия^[3]. Восстание началось 17 сентября 1773 года с Бударинского форпоста и продолжалось вплоть до середины 1775 года, несмотря на военное поражение башкирско-казацкого войска и пленение Пугачёва в сентябре 1774 года.

Предпосылки восстания[править | править вики-текст]

Восстание, охватившее огромные территории империи и привлёкшее в свои ряды несколько сотен тысяч человек, поводом для начала которого стало чудесное объявление спасшегося «царя Петра Фёдоровича», в основе своей имело комплекс причин, различных для каждой из групп участников, но при единовременном сложении приведших к фактически самой грандиозной гражданской войне в истории России с 1612 до 1917 года.^[4]

Основной силой поначалу выступили яицкие казаки. В течение всего XVIII века они теряли привилегии и вольности одну за другой. В 1721 году император Пётр I перевел все казачьи войска из попечения Коллегии Иностранных дел в прямое подчинение Военной коллегии, сначала утверждавшей, а впоследствии назначавшей войскового атамана. С этого момента стала выделяться так называемая старши́на, оплот правительства на Яике, так как ликвидация выборности не позволяла казакам сменить неугодного войскового атамана. Начиная с атамана Меркурьева, в 1730-е годы произошёл фактически полный раскол Яицкого казацкого войска на старшинскую и войсковую стороны.^[5][6]. Ситуацию усугубила введённая царским указом 1754 года монополия на соль. Экономика этого войска была целиком построена на продаже рыбы и икры^[7] и соль для него была стратегическим продуктом. Запрет на вольную добычу соли и появление откупщиков соляного налога среди верхушки войска привели к резкому расслоению среди казаков. Начиная с 1763 года, когда произошёл первый крупный взрыв негодования, и вплоть до восстания 1772 года казаки пишут челобитные в Оренбург и Санкт-Петербург^[8], посылают так называемые «зимовые станицы» — делегатов от войска с жалобами на атаманов и местные власти. Иногда они достигали цели, и особо неприемлемые атаманы менялись, но в целом ситуация оставалась прежней. Стремление казаков вернуть времена вольности и стремление правительства обратить их в рядовое воинское подразделение неизбежно сжимали пружину непримиримых противоречий. «И хотя яицкие казаки не отрицались российского подданства…, но управлялись всегда выборными из них самих…, реша при том важные свои дела общим в кругу всех Козаков приговором, что хотя и начало было с некоторых времян из употребления… выходить, однако ж до желаемого предмета совершенно по 774 год не было доведено… все новые учреждения и оставались почти без действа… На таком основании, будучи точными самодержавного государства поддаными, начальство у них было наиболее республиканское». Как писала Екатерина II о войске Запорожском, но бывшее справедливым и для Яика: «расторгали они тем свое основание зависимости их от престола нашего и помышляли, конечно, составить из себя посреди отечества область, совершенно независимую под собственным своим неистовым управлением»^[9].

В 1769-1770 годах яицкие казаки неоднократно отказались от отправки команд на усиление Терской линии. Екатерина II немедленно отправила на Яик следственную комиссию во главе с генерал-майором Давыдовым и своим личным уполномоченным гвардии капитаном Дурново. Уже в ходе проводимого расследования, в 1771 году яицкие казаки отказались отправиться в погоню за взбунтовавшимися и откочевавшими за пределы России калмыками^[10]. 16 декабря 1771 г. Военная коллегия издала указ: «Оказавшихся во ослушании в наряде в поиск за бежавшими калмыками Войска Яицкого сотников и казаков тысяча девятьсот шестьдесят пять человек наряжать в отдаленные команды… без очереди по три раза, а главных возмутителей и во всех обыкновенных кругах первых закликалщиков… всего сорока трех человек казаков, наказав плетьми, обрезав бороды, отправить для написания в службу в полки Второй армии»^[5]. К этому моменту генерала Давыдова во главе следственной комиссии сменил генерал Траубенберг. Результатом проводимых им наказаний явилось Яицкое казачье восстание 1772 года, в ходе которого генерал Траубенберг и войсковой атаман Тамбовцев были убиты^[11]. На подавление восстания были направлены войска под командованием генерала Ф. Ю. Фреймана. Восставшие потерпели поражение у реки Ембулатовки в июне 1772 года^[12][13]; в результате поражения казачьи круги были окончательно ликвидированы, в Яицком городке размещён гарнизон правительственных войск, а вся власть над войском перешла в руки коменданта гарнизона подполковника И. Д. Симонова. Расправа над пойманными зачинщиками была сурова: по первоначальному приговору 11 человек были присуждены к смертной казни через четвертование, 40 человек – к повешению, трое – к отсечению головы, многие рядовые участники восстания – к наказанию «нещадно плетьми» и ссылке солдатами в полки. Но затем Екатерина II смягчила указ Военной коллегии для приговоренных к смертной казни: 16 зачинщиков «наказав кнутом, вырвав ноздри и поставя знаки, сослать в Сибирь на Нерчинские заводы в работу вечную», прочих 38 приговоренных к смертной казни, наказав кнутом, без знаков и вырезания ноздрей сослать с женами и детьми на поселение. Большое количество озлобленных и несмирившихся участников выступления укрылось на дальних степных хуторах^[5][14][15]

Не меньшее напряжение присутствовало и в среде коренных народов Урала и Поволжья.^[16] Начавшееся в XVIII веке освоение Урала и активная колонизация земель Поволжья, строительство и освоение военных пограничных линий, расширение Оренбургского, Яицкого и Сибирского казачьих войск с выделением им земель, ранее принадлежавшим местным кочевым народам, нетерпимая религиозная политика привели к многочисленным волнениям и восстаниям среди башкир^[17] , татар^[18], казахов, калмыков (большая часть последних, прорвав Яицкую пограничную линию, в 1771 году откочевала в Западный Китай)^[19].

Ситуация на быстрорастущих заводах Урала была также взрывной. Начиная с Петра Первого, правительство решало проблему рабочей силы в металлургии в основном припиской государственных крестьян к казённым и частным горным заводам, разрешением новым заводчикам покупать крепостные деревни и предоставлением неофициального права оставлять у себя беглых крепостных, так как Берг-коллегия, в ведении которой находились заводы, старалась не замечать нарушений указа о поимке и высылке всех беглых. Многие бывшие крестьяне ненавидели и сопротивлялись принудительному труду на заводах, тяжесть которого зачастую равнялась каторжному. Оплата не позволяла прокормить семьи, к труду на рудниках и заводах привлекались женщины и дети.^[20] Часто приписные деревни располагались за десятки и даже сотни верст от заводов. Времени на занятия сельским хозяйством не оставалось, в дополнение к этому с целью удалить причину отвлечения от заводского труда иногда практиковались набеги команд заводских приказчиков для уничтожения посевов.^[21] Волнения и протесты приписных крестьян порою перерастали в вооруженные бунты, самыми значительными были выступления приписных крестьян Авзяно-Петровских заводов в 1754 и 1760 годах и Кижское восстание государственных крестьян, приписанных к Олонецким горным заводам в 1769—1771 годах^[22][23].

Крестьяне, приписанные к казённым и частным заводам, мечтали вернуться к привычному деревенскому труду, в то время как положение крестьян в крепостных поместьях было немногим лучше. В 1760-х годах крепостные крестьяне оказываются в положение фактического личного рабства у своих помещиков без каких либо прав на личную экономическую или юридическую самостоятельность: сбор государственных податей с крестьян был возложен на помещиков (ранее за ними была лишь ответственность за недоимки), крестьяне лишены права брать откупы и подряды, запрещено было вступать в вексельные отношения, их денежные обязательства были объявлены недействительными. Крестьянам запрещено принимать присягу, вступать в монашество.^[24] К тому же, экономическое положение в стране, практически беспрерывно ведущей одну войну за другой, было тяжёлым, кроме того, галантный век требовал от дворян следовать последним модам и веяниям. Поэтому помещики увеличивают площадь посевов, возрастает барщина, доходящая зачастую до 4-6 дней в неделю, либо крестьяне и вовсе переводятся на «месячину».^[25][26] Сами крестьяне становятся ходовым товаром, их закладывают, меняют, просто проигрывают целыми деревнями. В довершении к этому последовал Указ Екатерины II от 22 августа 1767 года о запрещении крестьянам жаловаться на помещиков. В условиях полной безнаказанности и личной зависимости рабское положение крестьян усугубляется прихотями, капризами или настоящими преступлениями^[27], творящимися в усадьбах, и большинство из них оставлялись без расследования и последствий.

В этой обстановке легко находили дорогу самые фантастические слухи о скорой вольности или о переходе всех крестьян в казну, о готовом указе царя, которого за это убили жена и заговорщики, о том, что царя не убили, а он прячется до лучших времён — все они падали на благодатную почву общего людского недовольства настоящим своим положением. Царствование Петра III было коротким, но его начало ознаменовалось важными реформами: церковь была лишена земель, а ее крестьяне перешли государству, не-дворянам запретили покупку государственных крестьян и крепостных, было смягчено преследование староверов, а бежавшим предоставлялось право на поселение в отдаленных губерниях. Освобождение дворян от обязательной государственной службы многими рассматривалось, как повод к отмене крепостного права — ведь земли и крестьяне были дарованы ранее дворянам в награду за службу. Петр III смог породить в простых людях утопические надежды, не успев при этом их разочаровать.^[28] По всей стране широко распространились различного рода подложные манифесты, указы, в результате Россию буквально захватила «эпидемия самозванчества».^[24] На протяжении ряда лет «спасшимся Петром III» объявляют себя Антон Асланбеков, разорившийся армянский купец, в 1764 году, Гаврила Кремнев в 1765 году, беглый солдат брянского полка Петр Чернышев, в Исетской провинции казак Каменщиков, за год до появления Пугачева в Царицыне беглый крестьянин Федот Богомолов и многие, многие другие…^[29] Никакой легальной возможности отстаивать свои интересы у всех групп будущих участников выступления просто не оставалось. Как сформулировал Д. Анучин: «Хотя знамя бунта было поднято во имя Петра III…, но это было только предлогом… Причины восстания должны быть отыскиваемы гораздо глубже: оно было следствием ненормального положения тогдашнего общества, в котором… отношения между сословиями сделались враждебными…»^[9]

Начало восстания[править | править вики-текст]

Несмотря на то, что внутренняя готовность яицких казаков к восстанию была высокой, для выступления не хватало объединяющей идеи, стержня, который бы сплотил укрывшихся и затаившихся участников волнений 1772 года. Слух о том, что в войске появился чудом спасшийся император Пётр Фёдорович (погибший в ходе переворота после полугодового царствования император Пётр III), мгновенно разлетелся по всему Яику^[30].

Мало кто из казацких вожаков верил в воскресшего царя, но все присматривались, способен ли этот человек вести за собой, собрать под свои знамёна войско, способное равняться с правительственным. Человеком, назвавшим себя Петром III, был Емельян Иванович Пугачёв — донской казак, уроженец Зимовейской станицы (до этого уже давшей российской истории Степана Разина), участник Семилетней войны и войны с Турцией 1768—1774 годов.

Оказавшись в заволжских степях осенью 1772 года, он остановился в Мечетной слободе и здесь от игумена старообрядческого скита Филарета узнал о волнениях среди яицких казаков. Откуда в его голове родилась мысль назваться царём и каковы были его первоначальные планы, доподлинно неизвестно, но уже в ноябре 1772 года он приехал в Яицкий городок и на встречах с казаками называл себя Петром III^[31]. По возвращении на Иргиз Пугачёва арестовали^[32] и отправили в Казань^[33], откуда он бежал в конце мая 1773 года^[34]. В августе он вновь появился в Яицком войске, на постоялом дворе Степана Оболяева, где его навещали будущие ближайшие соратники — Шигаев, Зарубин, Караваев, Мясников.^[30][35]

В сентябре, скрываясь от поисковых отрядов, Пугачёв в сопровождении группы казаков прибыл в Бударинский форпост, где 17 сентября был оглашён его первый указ к Яицкому войску^[36]. Автором указа стал один из немногих грамотных казаков, 19-летний Иван Почиталин, отправленный отцом служить «царю». Отсюда отряд в 80 казаков направился вверх по Яику. По дороге присоединялись новые сторонники, так что к прибытию 18 сентября к Яицкому городку отряд насчитывал уже 300 человек. 18 сентября 1773 года попытка переправиться через Чаган и войти в город окончилась неудачей, но при этом большая группа казаков перешла на сторону самозванца, а также был пленен отправленный комендантом Симоновым на вылазку отряд старшины А. Витошнова, большую часть которого убедили присоединиться к восставшим. Чтобы остановить переход казаков, коменданту Симонову пришлось пригрозить, что он прикажет поджечь дома тех казаков, кто переметнется к Пугачёву, но это не предотвратило переход полностью — в течении ночи казаки непослушной стороны продолжали поодиночке перебегать к товарищам. Повторная атака повстанцев 19 сентября была вновь отбита с помощью артиллерии.^[30] Своих пушек повстанческий отряд не имел, поэтому было решено двинуться далее вверх по Яику, и 19 сентября казаки встали лагерем у Рубёжинского форпоста.^[37]

Здесь был созван круг, казаки присягнули «великому государю императору Петру Фёдоровичу»^[38], походным атаманом войска избрали Андрея Овчинникова. Были также выбраны сотники и хорунжие, Андрей Витошнов был выбран есаулом, а Дмитрий Лысов — полковником. 20 сентября отряд подошёл к Илецкому городку и Пугачёв отправил Овчинникова с зазывными указами к местным казакам: «И чего вы ни пожелаете, во всех выгодах и жалованьях отказано вам не будет; и слава ваша не истечёт до веку; и как вы, так и потомки ваши первыми при мне, великом, государе, учинитесь»^[39]. Несмотря на противодействие илецкого атамана Портнова, Овчинников убедил местных казаков присоединиться к восстанию и на следующий день жители городка встретили Пугачёва колокольным звоном и хлебом-солью.^[40]

Все илецкие казаки присягнули Пугачёву. Совершилась первая казнь: по якобы жалобам жителей — «великие им делал обиды и их разорял» — пугачёвцы повесили Портнова. Из илецких казаков был составлен отдельный полк во главе с Иваном Твороговым, войску досталась вся артиллерия городка. Начальником артиллерии был назначен яицкий казак Фёдор Чумаков.^[2]

После двухдневного совещания о дальнейших действиях было принято решение направить главные силы на Оренбург, столицу огромного края под управлением ненавистного бунтовщикам Ивана Рейнсдорпа. На пути к Оренбургу лежали небольшие крепости Нижне-Яицкой дистанции^[41][42] Оренбургской военной линии. Гарнизон крепостей был, как правило, смешанным — яицкие и оренбургские казаки и солдаты, в большинстве — преклонного возраста или инвалиды^[43]. Быт и служба пограничных крепостей прекрасно описаны Пушкиным в повести «Капитанская дочка».

Крепость Рассыпная была взята молниеносным штурмом 24 сентября, местные казаки в разгар боя перешли на мятежную сторону. 26 сентября была взята Нижнеозерная крепость.^[44][45]

Оренбургский губернатор Рейнсдорп не придал большого значения первым сообщениям о новом выступлении яицких казаков, ограничившись посылкой гонцов с «увещеваниями». 22 сентября в городе был дан бал по случаю коронации императрицы. Лишь с полученим известия о взятии Илецкого городка, были отданы команды вернуть из отлучек всех людей и 24 сентября Рейнсдорп приказал бригадиру Билову с отрядом солдат Алексеевского полка и оренбургских казаков, всего 410 человек при 6 пушках, отбить Илецкий городок. Одновременно был отправлен приказ в Яицкий городок Симонову об отправке на помощь Билову отряда из частей 6-й и 7-й легких полевых команд и надежных яицких казаков под командой майора Наумова, а для укрепления гарнизона Оренбурга должны были собрать и прислать в город отряд в 500 калмыков Ставропольского войска, 300 татар из Сеитовой слободы и 500 башкир (все эти отряды позднее примкнули к восставшим). Отряд Билова был на подходе к Нижнеозёрной крепости 26 сентября, когда были получены сведения о взятии ее мятежниками. Билову сообщили сильно преувеличенные данные о 3000-ном отряде самозванца и он предпочел за лучшее вернуться к Татищевой крепости и встретить Пугачёва за её стенами.^[46][47]

27 сентября разъезды восставших показались перед Татищевой крепостью и начали убеждать местный гарнизон сдаться и присоединиться к армии «государя Петра Фёдоровича». Гарнизон крепости вместе с отрядом Билова составлял не менее тысячи человек, и комендант, полковник Елагин, предложил Билову выйти из крепости и принять бой в поле, но последний понадеялся отбиться с помощью артиллерии из-за стен крепости. Перестрелка продолжалась в течение всего дня. Высланный на вылазку отряд оренбургских казаков под командой сотника Подурова перешёл на сторону восставших^[48]. Сумев поджечь деревянные стены крепости, от которых начался пожар в городке, и воспользовавшись начавшейся в городке паникой, казаки ворвались в крепость, после чего большая часть гарнизона сложила оружие. Елагин, Билов и другие офицеры сопротивлялись до последнего и были убиты в бою; а захваченные в плен, включая членов их семей, были расстреляны. Дочь коменданта крепости Елагина Татьяна — вдова убитого днём ранее коменданта Нижнеозерной крепости Харлова, была взята Пугачёвым в наложницы. При ней оставили малолетнего брата Николая, на глазах которого после боя убили мать. Повстанцы-казаки застрелили Татьяну и её брата спустя месяц. 300 захваченных в плен солдат были приведены к присяге, им обстригли волосы по-казацки и объявили «государственными казаками».^[44][49][50]

С артиллерией Татищевой крепости и с пополнением в людях небольшой, 2-тысячный, отряд Пугачёва стал представлять реальную угрозу для Оренбурга^[51][52]. 29 сентября Пугачёв торжественно вступил в Чернореченскую крепость, жители и казаки гарнизона которой присягнули ему на верность.^[53]

Дорога на Оренбург была открыта, но Пугачёв направился в Сеитову слободу и Сакмарский городок, так как прибывшие оттуда казаки и татары уверили его во всеобщей преданности. 1 октября население Сеитовой слободы торжественно встретило мятежный казачий отряд, выставив в его ряды татарский полк. Кроме того, был издан указ на татарском языке, обращённый к татарам и башкирам^[54], в котором Пугачёв жаловал их «землями, водами, лесами, жительствами, травами, реками, рыбами, хлебом, законами, пашнями, телами, денежным жалованием, свинцом и порохом». А уже 2 октября повстанческий отряд под колокольный звон вступил в Сакмарский казачий городок, гарнизон которого составляли откомандированные яицкие казаки^[42][55]. Кроме сакмарского казачьего полка, к Пугачёву присоединились некоторые рабочие соседних медных рудников горнозаводчиков Твердышева и Мясникова^[56]. В Сакмарском городке в составе восставших появился перебежчик Хлопуша^[57], посланный оренбургским губернатором Рейнсдорпом с секретными письмами к восставшим с обещанием помилования в случае выдачи Пугачёва.^[58][59]

4 октября фактически без боя отрядом Ивана Творогова взята Пречистенская крепость на реке Сакмаре в 60 верстах к востоку от Оренбурга, в то время, как основная армия восставших направилась к Бердской слободе близ Оренбурга, жители которой также присягнули «воскресшему царю». К этому моменту войско самозванца насчитывало около 2500 человек, из них — около 1500 яицких, илецких и оренбургских казаков, 300 солдат, 500 каргалинских татар. Артиллерия восставших насчитывала несколько десятков пушек.^[60][61][62]

Осада Оренбурга и первые военные успехи[править | править вики-текст]

Осада Оренбурга[править | править вики-текст]

Взятие Оренбурга стало главной задачей восставших в связи с его значением как столицы огромного края. В случае успеха авторитет армии и самого лидера восстания значительно выросли бы, ведь взятие каждого нового городка способствовало беспрепятственному взятию следующих. Кроме того, немаловажным было захватить оренбургские склады вооружения.

Но Оренбург в военном плане был куда более мощным укреплением, чем даже Татищева крепость. Вокруг города был возведён земляной вал, укреплённый 10 бастионами и 2 полубастионами. Высота вала достигала 4 метров и выше, а ширина — 13 метров. С наружной стороны вала шёл ров глубиной около 4 метров и шириною 10 метров.^[63] Гарнизон Оренбурга составлял около 3000 человек^[64], из них около 1500 солдат, а также около ста пушек. 4 октября в Оренбург из Яицкого городка успело беспрепятственно подойти подкрепление из 626 солдат и яицких казаков, оставшихся верными русскому правительству, с 4 пушками, во главе с майором Наумовым и яицким войсковым старшиной М. Бородиным^[65][66].

А уже 5 октября армия Пугачёва подошла к городу, разбив временный лагерь в пяти верстах от него. К крепостному валу были высланы казаки, сумевшие передать указ Пугачёва к войскам гарнизона с призывом сложить оружие и присоединиться к «государю». В ответ пушки с городского вала начали обстрел мятежников. 6 октября Рейнсдорп приказал сделать вылазку, отряд в 1500 человек под командованием майора Наумова после двухчасового боя вернулся в крепость. На собранном 7 октября военном совете было принято решение обороняться за стенами крепости под прикрытием крепостной артиллерии. Одной из причин такого решения была боязнь перехода солдат и казаков на сторону Пугачёва. Проведённая вылазка показала, что сражались солдаты неохотно, майор Наумов докладывал, что обнаружил «в подчинённых своих робость и страх».

Начавшаяся осада Оренбурга на полгода сковала главные силы восставших, не принеся ни одной из сторон военного успеха. 12 октября была произведена повторная вылазка отряда Наумова, но успешные действия артиллерии под командованием Чумакова помогли отбить атаку^[44][67]. Армия Пугачёва из-за начавшихся морозов перенесла лагерь в Бердскую слободу^[68]. 22 октября был предпринят штурм; батареи повстанцев начали обстрел города, но сильный ответный артиллерийский огонь не позволил близко подойти к валу.

17 октября Пугачёв отправляет Хлопушу на демидовские Авзяно-Петровские заводы^[69]. Хлопуша собрал там пушки, провиант, деньги, сформировал отряд из мастеровых и заводских крестьян, а также закованных в кандалы приказчиков, и в начале ноября во главе отряда вернулся в Бердскую слободу^[57].

2 ноября был предпринят повторный штурм Оренбурга, начавшийся ранним утром с мощного обстрела города^[2]. Артиллерийская дуэль не принесла успеха ни одной стороне, а последовавшая атака вдоль берега замерзшего Урала была отбита сделавшими вылазку войсками гарнизона под командованием генерала Валленштерна^[70]. Сам Пугачёв в ходе боя провалился под лед, многие из нападавших утонули.^[71]

14 октября Государственная Военная коллегия в Санкт-Петербурге получила донесения от оренбургского и казанского губернаторов о начавшемся восстании. Екатерина II назначила генерал-майора В. А. Кара командующим военной экспедицией для подавления мятежа^[72]. При этом власти пытались сохранить в тайне все известия о мятеже. Были отданы приказы о направлении к Оренбургу войск, но большая их часть могла прибыть лишь к январю 1774 года и Кару предложено задействовать имеющиеся на местах регулярные и иррегулярные подразделения. В конце октября Кар прибыл в Казань из Петербурга и во главе корпуса из двух тысяч солдат и полутора тысяч ополченцев направился к Оренбургу. Одновременно симбирский комендант полковник Чернышёв выдвинулся вдоль Самарской линии в направлении Татищевой крепости, а со стороны Верхнеозёрной крепости вдоль Верхне-Яицкой линии — отряд бригадира Корфа. Несмотря на то, что собственно обученных солдат в составе карательной экспедиции было меньшинство, а в ненадежности мобилизованных государственных крестьян и иррегулярной казацкой, калмыцкой, башкирской и мещеряцкой конницы военные руководители экспедиции открыто признавались изначально, Кар не сомневался в общем успехе, лишь опасаясь, что Пугачёв с казаками уйдут за Яик в Киргизскую степь, где преследование будет затруднено, «ибо мало кавалерии». И даже осажденный Рейнсдорп посчитал излишней военную помощь от Сибирского губернатора Д. И. Чичерина и командующего сибирским корпусом И. А. Деколонга, которые собрали в Троицкой крепости воинские части из Петропавловска, Омска, Усть-Каменогорска, Кузнецка и Тобольска.^[73]

7 ноября у деревни Юзеевой, в 98 верстах от Оренбурга, отряды пугачёвских атаманов А. А. Овчинникова и И. Н. Зарубина-Чики атаковали авангард корпуса Кара и после трёхдневного боя заставили его отступить обратно к Казани.^[74] О самом бое Кар докладывал: «Во время сего следования со всех сторон, а особливо из деревни Юзеевой от Оренбурга наскакало сих злодеев на меня верхами более дву тысячи человек, и подвезя артиллерии 9 орудий начали стрелять ядрами и гранатами, но как по неимению при мне легких войск не можно мне было ничего с ними зделать, кроме что отстреливатца по их батареям, из имевшихся со мною одного осьми фунтового единорога, под которым напоследок подбили лафет; и четырех 3-фунтовых пушек ис коих три весьма безнадежныя… и так я по множеству случившихся дефилеев маршируя 17 верст отстреливался восемь часов… Артиллериею своею чрезвычайно вредят; отбивать же ее атакою пехоты также трудно, да почти и нельзя; потому, что они всегда стреляют из нее, имея для отвозу готовых лошадей, и как скоро приближатца пехота станет, то они отвозя ее лошадьми далее на другую гору и опять стрелять начинают, что весьма проворно делают и стреляют не так, как от мужиков ожидать должно было.»^[75]. Была пленена рота 2-го гренадерского полка в 180 человек, зачисленных в армию восставших вместе с двумя офицерами — поручиком Волжинским и подпоручиком Швановичем.^[76]

13 ноября у Оренбурга был захвачен в плен отряд полковника Чернышёва, насчитывавший до 1100 человек казаков, 600—700 солдат, 500 калмыков, 15 орудий и громадный обоз.^[30] Поняв, что вместо непрестижной победы над мятежниками он может получить полный разгром от необученных крестьян и башкирско-казачьей иррегулярной конницы, Кар под предлогом болезни покинул корпус и отправился в Москву, оставив командование генералу Фрейману.^[77]

Столь крупные успехи воодушевили пугачёвцев, заставили поверить в свои силы, большое впечатление победы оказали на крестьянство, казачество, усилив их приток в ряды повстанцев. Правда, в это же время 13 ноября в Оренбург сумел прорваться корпус бригадира Корфа численностью 2500 человек с 22 пушками. «Однакож, по взяти корпуса Чернышева, было у меня дело в растройке, да и обольстясь толь важною победою, я пооплошал…»^[44] С таким подкреплением Рейнсдорп решил на следующий же день 14 ноября произвести решительную атаку на лагерь пугачёвцев, но Пугачёв располагал к этому времени 40 орудиями и не менее 10 тысячами человек. Артиллерия восставших, постоянно маневрируя, наносила большой урон наступающим, войска стали отступать и лишь решительная контратака верных правительству яицких казаков Мартемьяна Бородина предотвратила разгром. Гарнизон Оренбурга потерял 32 человека убитыми и 93 ранеными.^[79].

Получив от Пугачёва звание полковника, во главе своего полка из заводских крестьян Хлопуша отправляется на Верхнеозёрную линию укреплений, по пути присоединив 1,5-тысячный ногайский отряд из Жёлтого редута и 500 башкир с реки Ик. 20 ноября восставшие с хода взяли Ильинскую крепость и безуспешно два дня 22 и 23 ноября пытались взять Верхнеозёрную, которую оборонял пришедший из Сибири на смену Корфу отряд полковника Демарина, после чего запросили помощи от основной пугачевской армии. 26 ноября к Верхнеозёрной крепости прибыли сам Пугачев вместе с атаманом Твороговым, но после нескольких неудачных штурмов пугачёвцы были вынуждены отступить. В это время были получены сведения, что уже взятую Ильинскую крепость занял батальон секунд-майора Заева в составе 462 человек, направленный на помощь Демарину, и Пугачёв поспешил к Ильинской, повторно взяв её 29 ноября, 200 солдат в ходе ожесточенного штурма были убиты, остальные взяты в плен и зачислены в «казаки». На этот раз крепость полностью сожгли. После этого Деколонг решил отказаться от мысли пробиться к Оренбургу, а сосредоточиться на защите границ Сибирской губернии.^[57][80][81]

Обстановка с продовольствием и фуражём в осаждённом Оренбурге ухудшалась и к началу января 1774 года стала критической, в городе начался голод. Узнав об отъезде Пугачёва и Овчинникова с частью войск в Яицкий городок, губернатор Рейнсдорп решился произвести 13 января вылазку к Бердской слободе для снятия осады. Но неожиданного нападения не получилось, дозорные казаки успели поднять тревогу. Оставшиеся в лагере атаманы М. Шигаев, Д. Лысов, Т. Подуров и Хлопуша вывели свои отряды к оврагу, окружавшему Бердскую слободу и служившему природным рубежом обороны. Оренбургские корпуса вынуждены были вести бой в невыгодных условиях и потерпели жестокое поражение. С большими потерями, бросая пушки, оружие, боеприпасы и амуницию, полуокружённые оренбургские войска поспешно отступили к Оренбургу под прикрытие городских стен, потеряв всего 281 человека убитым, 13 пушек со всеми снарядами к ним, много оружия, амуниции и боеприпасов.^[82] Начиная с февраля Рейнсдорп вынужден выселять из города крестьян и работных людей, башкир, калмыков, татар, даже под угрозой, что они присоединятся к мятежникам. Затем пришлось отправить из города семьи казаков.^[83][84]

16 февраля отряд Хлопуши взял штурмом Илецкую Защиту, перебив всех офицеров, завладев оружием, боеприпасами и провиантом и забрав с собой годных к военной службе каторжан, казаков и солдат.^[57][85]

Всего, по приблизительным подсчётам историков, в рядах главной пугачёвской армии под Оренбургом к концу 1773 года находилось от 25 до 40 тысяч человек^[86][87], а общее число людей, вовлеченных в восстание во всех регионах доходило до 100 тысяч человек^[88]. Для управления войсками Пугачёв создал Военную коллегию^[89], которая выполняла роль административно-военного центра и вела обширную переписку с отдалёнными районами восстания, рaссылaя мaнифесты и укaзы, в том числе в районы, где еще не велись боевые действия. Кроме того, коллегия распоряжалась сбором и перерaспределением денежной кaзны, провиaнтa, боеприпaсов и фурaжa, а также выполняла функцию высшей судебной инстанции. Судьями Военной коллегии были назначены А. И. Витошнов, М. Г. Шигаев, Д. Г. Скобычкин и И. А. Творогов, «думным» дьяком — И. Я. Почиталин, секретарём М. Д. Горшков.^[90]

К написанию манифестов и указов привлекались представители тех сословий и народностей, к которым они были адресованы, что позволяло учитывать самые главные их чаяния, «затронуть самую чувствительную струнку». Для казаков — это вечная вольность и река, для старообрядцев — древние крест и молитва, для татар, калмыков, башкир и других коренных народов Урала и Поволжья — земли, леса и позволение «пребывать так как степные звери»^[91]. Благодаря этому указы и манифесты Пугачёва распространялись с потрясающей быстротой. Так, указ Пугачёва от 14 октября 1773 года к башкирам Оренбургской губернии^[92] уже 23 октября переписывался в татарских поселениях Казанской губернии.^[93]

Помимо Военной коллегии при Пугачёве была заведена и «Тайная Дума», члены которой «…почасту входя к Пугачеву, в палатку никого не допуская, производят советы; а секретов их протчим слышать не можно», в состав которой вошли походный атаман А. Овчинников, дежурный Е. Давилин, полковники А. Перфильев, Ф. Чумаков, И. Творогов, Садык Сеитов от каргалинских татар и башкир Кинзя Арсланов, в качестве переводчика Идеркей Баймеков.^[94] Главным атаманам армии были присвоены имена важнейших сановников империи: Чика-Зарубин отныне именовался «графом Чернышёвым», атаман Овчинников — «графом Паниным», Максим Шигаев стал «графом Воронцовым», Фёдор Чумаков — «графом Орловым».^[95]

Таким образом, в ходе восстания Пугачева намного сильнее проявились элементы организации, прежде всего военной и военно-административной. Была предпринята попытка организации полноценной армии, делившейся на полки, состоявшие из казаков (яицких, илецких, оренбургских, исетских), национальных (башкирских, татарских, калмыцких), из заводских крестьян и т. д. В войске поддерживалась дисциплина, преследовалось дезертирство. Проводились военные учения. Полного единства командования и управления военными действиями достигнуть не удалось, но отличие от стихийных восстаний и бунтов предыдущих лет все же было значительно.^[4]

Самара и Ставрополь[править | править вики-текст]

В первых числах октября с приходом армии восставших под Оренбург Пугачев отправил отряд казаков под командованием Д. Лысова на Самарскую укрепленную линию, в руки восставших переходят крепости на реке Самаре — Переволоцкая, Новосергиевская, Тоцкая, Сорочинская, в начале ноября — Бузулукская крепость.

В 1772 году отряд из 600 всадников Ставропольского калмыцкого войска участвовал в подавлении восстания яицких казаков, а посему при первых известиях о новом выступлении на Яике губернатор Рейнсдорп дал приказ о выдвижении к Оренбургу подкрепления из 300 калмыков, которое возглавил Ф. И. Дербетёв. Но на пути к Оренбургу отряд Дербетева встретился у Бузулукской крепости с казаками Лысова, в результате весь отряд переходит на сторону восставших. Пугачев назначает Дербетёва командиром калмыцкого полка, под знамена которого переходят калмыки из гарнизонов пограничных крепостей, взятых восставшими, а также отряд в 118 человек, высланный в середине октября из осажденного Оренбурга для пополнения запаса сена. После пленения отряда Чернышёва 13 ноября калмыцкий полк пополнился еще 500 калмыками из числа взятых в плен.^[12][96]

С начала декабря отряд атамана И. Ф. Арапова совместно с калмыцкими полками Ф. И. Дербетева заняли крепости Елшанскую, Борскую и Красносамарскую Самарской линии, 24 декабря вступили в Алексеевск, в 24 верстах от Самары. Самарский комендант с частью гарнизона бежал из города и 25-го декабря жители Самары во главе с бургомистром, духовенством и купеческим старостой вышли за городской вал навстречу отряду Арапова.^[97]. В соборной церкви был отслужен молебен и оглашены указы Пугачёва. Отряд Арапова пополнился командой из 375 человек.^[98]

Дербетёв распространяет в селениях Ставропольского калмыцкого войска указы и воззвания Пугачёва и Военной коллегии «…на помещика не работать и оброков никаких не платить»^[99], в результате чего его отряд быстро пополняется ещё двумя тысячами человек. Несмотря на поражения от правительственных войск в Самаре в 29 декабря 1773 года и под Алексеевском в начале января 1774 года, полк Дербетёва не прекращает активных боевых действий в Ставропольском уезде и 20 января его отряды взяли Ставрополь. Взяв в плен 249 солдат гарнизона и пополнив обоз пушками, ружьями, боеприпасами, порохом и провиантом, Дербетёв оставил город, казнив предварительно всех захваченных представителей военных и гражданских властей. Но вскоре все трофеи были потеряны в результате боя с 22-лёгкой полевой командой под командованием подполковника Гринёва, 120 человек из числа мятежных калмыков были убиты, 40 — взяты в плен. Дербетёв принял решение пробиваться в район действия главной пугачёвской армии, вслед за его отрядом тронулись с места и 2 тысячи кибиток ставропольских калмыков.^[12][96]

Восстание в Башкирии. Осада Уфы и Кунгура[править | править вики-текст]

С момента прихода армии Пугачёва под Оренбург в начале октября 1773 года началось массовое присоединение к восстанию башкир, мишарей, служивых татар. Башкирский старшина Кинзя Арсланов, присоединившийся к армии Пугачёва 9 октября с отрядом в 300 башкир и вошедший в пугачёвскую Тайную думу^[94], отправил послания к старшинам и рядовым башкирам, в которых уверял, что Пугачёв оказывает всяческую поддержку их нуждам^[100]. 12 октября старшина Каскын Самаров взял Воскресенский медеплавильный завод и во главе отряда башкир и заводских крестьян из 600 человек с 4 пушками прибыл в Берды. Почти полностью на сторону восставших переходят конные национальные отряды, изначально входившие в правительственные войска. Казанский губернатор Брандт, генерал Фрейман, исетский воевода Верёвкин и другие докладывают, что собранные ими отряды из тысяч башкир, мишарей, татар и местных казаков «бежали в злодейскую толпу».^[101] Так, в ноябре 1773 года, в составе крупного отряда башкир и мишарей, изначально входившего в состав экспедиции Кара, на сторону Пугачёва перешёл Салават Юлаев.

Если поначалу многие башкирские старшины сохраняли осторожность и нейтралитет, то с поражением экспедиции Кара на сторону восставших практически полностью переходит население всех четырех дорог Башкирии — Казанской, Ногайской, Сибирской и Осинской, по подсчетам оренбургских властей к Пугачеву перешли 77 башкирских старшин и 37 мишарских и ясашных (черемисов и вотяков), и лишь 12 старшин остались верны правительству. Башкиры, терявшие земельные и лесные угодья в ходе колонизации Урала, в первую очередь спешат уничтожить поставленные на их землях заводы, а заодно и находящиеся при них деревни заводских крестьян. В Берды идет поток жалоб, что «разорены многие жительства, которые царю усердно покорились, …и людей до основания разорили, из коих де много годных есть в службу…»^[102]

Уже с середины ноября под контролем восставших башкир оказывается большинство деревень вокруг Уфы, что привело к фактической блокаде города. Вместе с Каранаем Муратовым и другими башкирскими старшинами Каскын Самаров захватил Стерлитамак и Табынск, с 24 ноября отряды пугачёвцев осадили Уфу, гарнизон которой насчитывал 1.120 человек и 43 орудия. 30 ноября осажденным был передан «государев указ», в котором говорилось, что при условии выдачи коменданта города Мясоедова и воеводы Борисова, и прочих дворян горожанам будет «даровано прощение». Однако в добровольной сдаче города восставшим отказали. Единства среди восставших нет, башкирскими отрядами командует Каскын Самаров, русские отряды — под командованием уфимского казака атамана Ивана Губанова.^[103]

С 14 декабря под Уфу прибыл атаман Чика-Зарубин.^[74], превративший деревню Чесноковку под Уфой во второй мощный центр восставших наряду с Бердами, координировавший боевые действия в Приуралье, на Урале и в Западной Сибири.^[99] Помимо руководства осадой Уфы, перед Зарубиным остро стояла задача справиться с межнациональными трениями и объединить башкирские, татарские и прочие национальные отряды с казачьими и крестьянскими под единым командованием. Проявив одновременно решительность и большую гибкость, Зарубин сумел заручиться доверием и безоговорочным подчинением местных атаманов и старшин, став «полным хозяином Башкирии». Башкирские старшины рассылают по волостям указы «графа Чернышёва» о призыве по одному «годному и достойному» всаднику от каждых трех дворов. По подсчетам графа Панина после подавления восстания, в Уфимской провинции в мятеже приняло участие более 14 тысяч башкирских дворов или 99,6% процента от имевшихся.^[104] В армию Зарубина привлечены добровольно и по рекрутскому набору отряды крепостных и экономических крестьян, заводские крестьяне Воскресенского, Верхотурского, Катавского, Усть-Катавского, Симского, Белорецкого, Богоявленского и прочих заводов, табынские и нагайбацкие казаки.^[105]

23 декабря Зарубин во главе 10-тысячного отряда с 15 пушками начал штурм города, однако после восьмичасового боя был отбит пушечым огнём и энергичными контратаками гарнизона, потеряв при этом 80 человек убитыми, 220 ранеными, и два орудия. Потери осажденных составили 11 человек убитыми и 32 ранеными.^[106][107]

Уже в декабре в Уфе назревал голод, несмотря на осаду гарнизон осуществлял успешные вылазки с целью пополнить запасы продовольствия и топлива, стычки во время таких вылазок приводили к заметному урону среди осаждавших. В то же время, участились случаи бегства горожан, перехода на сторону восставших.^[108]

25 января 1774 пугачёвцы предприняли второй и последний штурм Уфы^[107], Зарубин атаковал город с юго-запада, с левого берега реки Белой, а атаман Губанов — с востока.^[74] Поначалу отряды имели успех и даже овладели главной орудийной батареей города, Усольской сопкой, и заняли часть Сибирской улицы, но там их наступательный порыв был остановлен картечным огнём защитников. Стянув к местам прорыва все наличные силы, гарнизон выбил из города сперва Зарубина, а затем и Губанова. Потери городского гарнизона в ходе второго штурма Уфы составили 94 человека убитыми и 121 ранеными, потери мятежников оцениваются в более чем 980 человек убитыми и ранеными, и 500 человек пленными. Общие же потери восставших за время осады Уфы составили более 2.000 убитых раненых и пленных, а городского гарнизона в 258 убитых и раненых.^{[106][108][109]}

С декабря 1773 года к восстанию присоединились башкиры Осинской волости Пермской провинции. Один из башкирских отрядов под командой Батыркая Иткинова прибыл в Чесноковку для присяги «Петру III» и вернулся с указами и воспрещением чинить разорение тем, кто примет его власть. В городке Оса местный староста с единомышленниками отправили делегацию в другой башкирский отряд Абдея Абдулова «объявить повиновение». Осинская земская изба развернула активную агитацию в волости, собирала налоги в казну «государя», приводила к присяге дворцовых и экономических крестьян, поставляла в войска провиант и фураж. В результате, кроме башкир в отряды пугачевцев вступают крестьяне и пахотные солдаты, приписные крестьяне Рождественского, Аннинского, Уинского, Югокамского, Иргинского, Юговского Осокина, Нытвенского заводов. Правительственные силы в это время были собраны на Юговских казенных заводах и в селе Верхние Муллы. 4, 5, 9 января 1774 года отряд Иткинова предпринял попытки штурма Кунгура, важного административного центра Западного Урала^[110], отбитые артиллерией гарнизона, после чего отряд вернулся в окрестности реки Тулвы.^[111]

В январе 1774 года казаки Красноуфимской крепости связались с действующими в окрестностях башкирскими отрядами и получили от них царские указы и манифесты. 9 января, связав воеводу Бахматова, казаки впустили в крепость отряд Ильчигула Иткулова, а 12 января в Красноуфимскую вступил прибывший из под Оренбурга отряд Салавата Юлаева. 19 января отряд Салавата прибыл под Кунгур. Туда же пришёл отряд казаков атамана Ивана Кузнецова, табынского казака, направленного атаманом Зарубиным-Чикой из-под Уфы в звании «главного предводителя российского и азиатского войска». Кузнецов собрал под единым командованием отряды Гаврилы Ситникова, Ивана Васева, Канзафара Усаева, Иткулова и другие, всего около 3500 человек. В ходе ожесточенного штурма Кунгура 23 января восставшие открыли «пушечную, а потом и оружейную сильную стрельбу», пока не расстреляли все боеприпасы без видимого успеха. Салават был тяжело ранен.^[94] На следующий день стало известно, что в город прошел правительственный отряд премьер-майора Гагрина в 300 человек. Кузнецов отправился в Чесноковку просить подкрепление. 30 января Гагрин атаковал повстанцев, расположившихся в селе Орда, и несмотря на ожесточенное сопротивление, полностью разбил их.^[112]

С декабря 1773 года в Нагайбакскую (Нагайбацкую) крепость с полномочиями атамана для руководства повстанческими отрядами в этом районе был направлен Василий Торнов (Персиянинов), собравший под своим руководством более 400 местных казаков, татар, башкир. 8 февраля 1774 года Нагайбацкая крепость была отбита у восставших правительственным отрядом, но высланный Чикой-Зарубиным на подмогу отряд яицкого атамана Ильи Ульянова 19 февраля вновь захватил крепость, захватив в плен 70 солдат. Приказав Торнову организовать форпосты для наблюдения за продвижением правительственных войск, Ульянов занял в качестве базы для своего 1000-ного отряда крепость Бакалы.^[113]

Осада городовой крепости Яицкого городка[править | править вики-текст]

В декабре 1773 Пугачёв отправил атамана Михаила Толкачёва со своими указами к правителям казахского Младшего жуза Нурали-хану и султану Дусалы с призывом присоединиться к его армии^[114], но хан решил выждать развития событий^[115]. Сказывались сильное взаимное недоверие, сложные взаимоотношения и долгие годы междоусобной вражды между казаками, башкирами, калмыками и казахским населением. Ханы и султаны Младшего и Старшего казахских жузов отправляли заверения в верности и в ставку Пугачёва, и Екатерине II. Султан Дусали отправил к Пугачеву своего сына Сейдали с отрядом в 200 джигитов, который принял участие в осаде Оренбурга, в боевых действиях отрядов Пугачева участвовали и другие группы казахов. Одновременно с этим участились случаи набегов и нападений на пограничные поселения, крепости и форпосты, включая те из них, что находились под контролем пугачевцев.^[116][117]

На обратном пути из ставки хана Нурали Толкачёв захватил крепости Кулагину и Калмыкову, собрал в свой отряд казаков на нижнем Яике и направился с ними к Яицкому городку, собирая в попутных крепостях и форпостах пушки, боеприпасы и провиант. 30 декабря Толкачёв приблизился к Яицкому городку, в семи верстах от которого разбил и захватил в плен высланную против него казачью команду старшины Н. А. Мостовщикова, вечером того же дня он занял старинный район города — Курени. Большая часть казаков приветствовала товарищей и вступила в отряд Толкачёва, казаки старшинской стороны и солдаты правительственного гарнизона, всего 927 человек во главе с подполковником Симоновым и капитаном Крыловым, заперлись в «ретраншменте» — крепости Михайло-Архангельского собора, сам собор являлся её главной цитаделью. В подвале колокольни хранился порох, а на верхних ярусах были установлены пушки и стрелки. Взять крепость с ходу не удалось.^[118] В ходе начавшейся осады казаки использовали в качестве укрытия ближайшие к крепости избы, а после того, как в ходе боев они были сожжены, крепость окружили высоким валом из бревен, в котором проделали бойницы.^[119]

В январе 1774 года атаман Овчинников возглавил поход в низовья Яика, к Гурьеву городку, штурмом овладел его кремлём, захватил богатые трофеи и пополнил отряд местными казаками, приведя их в Яицкий городок. В это же время в Яицкий городок прибыл и сам Пугачёв. Он взял на себя руководство затянувшейся осадой городовой крепости Михайло-Архангельского собора, предложив для успешного штурма заложить мину под крепостной вал. Подкоп был начат 7 января 1774 года командой из 150 чернорабочих и 11 человек плотников под руководством Якова Кубаря, по чьим словам: «При начале (подкопа) Пугачев был сам и, как оную работу производить, показывал сам же и в день и ночь прихаживал осматривать оную работу». Когда посчитали, что траншея достигла вала, заложили мину в виде бочки с 10 пудами пороха. 20 января произвели взрыв, но ожидаемых разрушений он не принес. Вслед за взрывом начался штурм крепости, но он был отбит осажденными с большими потерями (около 400 убитых) для нападавшей стороны. Пугачевцы отступили, к этому времени в Яицкий городок дошли сведения о вылазке гарнизона Оренбурга 13 января и Пугачёв вернулся к основному войску в Берды, предварительно приказав начать второй подкоп, с тем чтобы заложить мину под Михайло-Архангельский собор.

В конце января Пугачёв вернулся в Яицкий городок, где был проведён войсковой круг, на котором войсковым атаманом был выбран Н. А. Каргин, старшинами — А. П. Перфильев и И. А. Фофанов. Тогда же казаки, желая окончательно породнить царя с войском, женили его на юной казачке Устинье Кузнецовой^[120].

Во второй половине февраля 1774 Пугачёв вновь лично возглавлял попытки овладеть осаждённой крепостью. Работами по сооружению минного подкопа под собор, в погребе которой хранился порох, руководил Матвей Ситников и вновь под личным контролем самого Пугачёва. 19 февраля взрывом минного подкопа была подорвана и разрушена колокольня Михайловского собора, но к этому моменту защитники крепости были предупреждены о подкопе и успели вынести весь порох. Ожесточенный штурм вновь не принес успеха восставшим. Тем не менее в результате взрыва и обрушения колокольни, а также в ходе боя гарнизон ретраншмента потерял 42 человека убитыми и 13 — раненными, среди которых был и комендант Симонов, получивший тяжелую контузию.^[121]

В конце февраля 1774 года Пугачёв, получивший известия о приближении к Оренбургу корпусов Мансурова и Голицына, убыл в Берды с отрядом из 500 казаков. 9 марта Симонов решился произвести вылазку. Рано утром отряд из 250 солдат атаковал мятежных казаков, но не смог прорваться через завалы из бревен и отступил, потеряв убитыми 32 человека и 74 ранеными, из которых 20 скончались позднее. Для осажденных потери были критическими, но и ослабленная уходом под Оренбург большого количества казаков мятежная сторона также не могла воспользоваться результатами боя.^[122]

Восстание в Казанской губернии и Прикамье[править | править вики-текст]

Известия о начавшемся восстании и первые указы и манифесты «царя Петра Фёдоровича» дошли до селений Казанской губернии уже в конце сентября 1773 года. С начала октября по распоряжениям казанского губернатора Брандта начался набор служивых татар, башкир и мишарей в отряды, предназначенные для борьбы с мятежниками, но результаты набора оказались прямо противоположными ожидаемым. Отряд из 800 конных служивых татар, включенный в состав корпуса Кара, сбежал еще на подходе к деревне Юзеевой, где авангард правительственных войск принял бой с пугачёвцами, переход на сторону восставших продолжался и в ходе боёв, внося расстройство и смятение в рядах правительственных войск. После поражения у Юзеевой Кар докладывал: «Как я представлял о ненадежности сих народов, так и пошло открываться, ибо 1000 человек конных, не видя себе никакого притеснения, подались в открытой степи безо всякого сопротивления. Почему я теперь… мещеряцкие и башкирские команды вынужден иметь за собой, а сам с пехотой их прикрываю».^[123] Отступление корпуса Кара произвело удручающее впечатление на правительственную сторону и привело к массовым волнениям крепостных и ясачных крестьян в Прикамье. Войска Кара заняли основные города по границе Казанской губернии вплоть до Бузулукской крепости: генерал Фрейман в Бугульме, секунд-майоры — Юсуп Тевкелев в Акбаше, Шишкин в деревне Резяпкино. Но организовать сплошную оборонительную линию не удалось, гарнизоны оказались в фактической осаде, так как на юге губернии с начала ноября действовало уже до 10 повстанческих отрядов общей численностью до 15 тысяч человек.^[124]

Один из самых больших отрядов под командованием Мясогута Гумерова действовал на Арской дороге под самой Казанью, взяв под свой контроль Бемышевский, Пыжманский и Таишевский медеплавильные заводы. В окрестностях Бугульмы действовали отряды под командой Мусы Мустафина, Аита Уразметова, крещённых татар Осипа Енгалычёва и Гавриила Давыдова, депутата Уложенной комиссии. С декабря в осаде отрядами Караная Муратова оказался и центр Восточного Закамья город Мензелинск. 23, 26 декабря правительственный гарнизон отбил два ожесточенных штурма, 12 января 1774 года в ходе вылазки войска гарнизона сумели рассеять отряды восставших, но это не помогло снять осады с города вплоть до марта. В Западном Закамье оплотом правительства была крепость Заинск, но отрядам восставших удалось склонить значительное число горожан на свою сторону и 15 января Заинск был взят отрядами Нагайбака Асянова и Аренкула Ассеева без кровопролития. Население другого крупного поселения Билярска составляли поселенцы из отставных военных, сумевшие дать отпор отрядам пугачёвцев. Не удалось захватить восставшим и Елабугу, гарнизон которой, вовремя подкрепленный из Казани, выдержал несколько штурмов в январе 1774 года.^[125]

В конце декабря 1773 года отряды татар, вотяков и башкир под командованием Кудашева и Носкова направились к Ижевскому и Воткинскому заводам, которые были взяты 1-го и 10-го января 1774 года. Мастеровые и работные с заводов были распущены по домам, часть примкнули к восставшим, захваченные деньги, пушки, а также заводские лошади были отправлены в «стан графа Чернышёва» в Чесноковку.^[126]

Восстание на Урале и в Западной Сибири[править | править вики-текст]

Участвовавший во взятии Стерлитамака и Табынска атаман Иван Грязнов, собрав отряд из заводских крестьян, захватил заводы на реке Белой (Воскресенский, Архангельский, Богоявленский заводы). В начале ноября он предложил организовать на окрестных заводах литьё пушек и ядер к ним. Пугачёв произвёл его в полковники и отправил для организации отрядов в Исетскую провинцию. К этому времени там уже действовал отряд Ивана Кузнецова (отправленный позднее в район Кунгура), взявший под контроль Саткинский и Златоустовский заводы, и отряды башкир на юго-западе провинции, один из которых возглавлял депутат Уложенной комиссии старшина Базаргул Юнаев. Прибыв на Саткинский завод, Грязнов пополнил отряд людьми, заняв затем успешно Кундравинскую, Увельскую и Варламову слободы, Чебаркульскую крепость, и к январю подошёл к Челябинску.^[127][128]

2 января 1774 года приписные крестьяне демидовских Кыштымских заводов, получив копии пугачёвских манифестов от восставших на Саткинском и Златоустовском заводах, убедили «выписных казаков» направленного на охрану завода отряда секунд-майора Чубарова присоединиться к ним и повязали всех офицеров отряда. В тот же день присоединились к восставшим и крестьяне Каслинского завода. Из крестьян и работных заводов был сформирован отряд в 400 человек при двух пушках, отправленный на помощь Грязнову.^[129]

В начале января челябинские казаки подняли мятеж и попытались захватить власть в городе в надежде на помощь отрядов атамана Грязнова, но были разбиты городским гарнизоном. 10 января Грязнов неудачно попытался взять Челябинск штурмом, а 13 января в Челябинск вступил подошедший из Сибири двухтысячный корпус генерала И. А. Деколонга. В течение всего января разворачивались бои на подступах к городу, и 8 февраля Деколонг принял за лучшее оставить город пугачёвцам^[130]. В течение января–февраля в окрестностях Челябинска отрядами Грязнова и Туманова контролировались крепости Уйская, Коельская, Кичигинская, Еткульская, Еманжелинская, Миасская и Санарская, а также почти все слободы с приписанными к ним деревнями и селами^[131]. К восставшим присоединились Верхний и Нижний Сергинские, Уфалейский, Суховязский, Нязепетровский, Азяш-Уфимский заводы.^[132] На востоке провинции началась осада отрядом Михаила Ражева укрепленного Далматовского монастыря^[133]. Шадринский уезд был полностью под контролем восставших местных крестьян, осадивших уездный центр Шадринск, восстание распространилось и на Окуневский, Исетский и Куртамышский дистрикты.^[134]

В январе 1774 года отряды пугачёвцев под командованием Ивана Белобородова, выросшие в походе до 3 тысяч человек, подошли к Екатеринбургу, по пути овладев Ачитской крепостью и Суксунским, Бисертским и Ревдинским заводами. В ночь на 18 января отряд Белобородова занял Билимбаевский завод и 19 января 1774 года в качестве основной базы своих действий захватил демидовские Шайтанские заводы.^[135] К этому времени все заводы севернее Екатеринбурга были переведены властями на осадное положение, заводские крестьяне и, в еще большей степени, мастеровые были мобилизованы для их обороны. Сразу после захвата Шайтанских заводов восставшими правительственные войска предприняли попытку отбить их, но обе атаки — отряда под командованием капитана Ерапольского 20-21 января, а затем 22 января — отряда под командованием поручика Костина, были успешно отражены Белобородовым. 29 января на сторону восставших перешел казенный Уткинский завод. А 1-го февраля отряд Белобородова осадил один из крупнейших уральских металлургических заводов — демидовский Уткинский завод. Завод был обнесен валом и стеной, под защитой которых оборонялся правительственный отряд в 1000 человек при 15 пушках. Восставшие предпринимали приступ за приступом, взяв его лишь 11 февраля после ожесточенных боев. Всего под контроль повстанцев перешло 20 заводов Екатеринбургского горного ведомства.^[136][137]

До конца 1773 года в зону контроля восставших попала половина уральских металлургических заводов и рудников, снабдивших армию Пугачёва 118 пушками, а также ядрами и картечью к ним, ружьями, большим количеством денег — примерно 170000 рублей, провизией, фуражом и домашним скотом. Более 6 тысяч заводских крестьян пополнили отряды восставших. В свою очередь пугачевцами уничтожены долговые записи и обязательства на сумму свыше 226000 руб.^[2][138]

В январе и феврале 1774 года началось присоединение к восстанию населения западных районов Сибирской губернии. Представители местных крестьян связываются с атаманами Чикой-Зарубиным и Грязновым, получая от них копии пугачевских манифестов, а также некоторую помощь в людях и вооружении^[127]. С приходом в феврале на территорию Ялуторовского дистрикта отряда Ивана Иликаева из 300 ичкинских татар, мещеряков, башкир и исетских казаков и крестьян, были взяты под контроль восставших Утяцкая слобода и Курган, повстанцы направляются к Иковской слободе, в которой в это время взбунтовались мобилизованные в правительственный отряд капитана Смолянинова местные крестьяне — «выписные казаки». Они сумели захватить пушки, окружили солдат и пленили офицеров. Их примеру следуют «выписные казаки» отряда майора Салманова в Кизацкой слободе. На сторону восставших переходят Белозерская и Тебеняцкая слободы. Тем временем из Исетской провинции приходит на помощь еще один отряд в 800 человек под командой Ивана Ковалевского. С присоединением к пугачёвцам жителей Марайской и Усть-Суерской слобод весь Ялуторовский дистрикт переходит в руки восставших. Вспыхивают восстания также в селениях Краснослободского дистрикта, Верхотурского, Туринского уездов. Крестьяне разбивали соляные и винные склады, подвергались грабежу дома и имущество чиновников и офицеров, во главе селений были назначены смотрители и атаманы из числа восставших. По дорогам были выставлены сторожевые посты, в чьи задачи входило наблюдение за передвижением правительственных войск.^{[139][140][141][142][143]}

Военные поражения и расширение района Крестьянской войны[править | править вики-текст]

Когда до Петербурга дошли известия о разгроме экспедиции В. А. Кара и самовольном отъезде самого Кара в Москву, Екатерина II указом от 27 ноября назначила новым командующим А. И. Бибикова^[144]. В состав нового карательного корпуса вошли 10 кавалерийских и пехотных полков, а также 4 лёгких полевых команды, спешно направленных с западных и северо-западных границ империи к Казани и Самаре, а кроме них — все гарнизоны и воинские части, находящиеся в зоне восстания, и остатки корпуса Кара. 25 декабря 1773 года Бибиков прибыл в Казань, куда в течение января 1774 года были собраны Владимирский, 2-й гренадерский, Изюмский, Архангелогородский и Томский полки, 24-я легкая полевая команда в Сызрань, 22-я, 23-я и 25-я в Симбирск, бахмутский гусарский полк в Саратов. Уже 29 декабря возглавляемая майором К. И. Муфелем 24-я лёгкая полевая команда, подкреплённая двумя эскадронами бахмутских гусар и другими частями, отбила Самару^[145]. Арапов с несколькими десятками оставшихся с ним пугачёвцев отступил к Алексеевску, но 9 января был выбит и оттуда. По приказу Бибикова из четырех лёгких полевых команд и бахмутских гусар был образован корпус под командованием генерала П. Д. Мансурова, который был должен двигаться к Оренбургу вдоль Самарской линии. Остальные войска, собранные под командованием генерала П. М. Голицына, должны были соединиться с отрядом Фреймана в Бугульме и оттуда двигаться к Бугуруслану, но их продвижение было замедлено глубокими снегами и боями с татарскими и башкирскими отрядами, устраивавшими завалы на лесных дорогах.^[146]

14 февраля корпус Мансурова отбил после 3-часового боя с отрядом Арапова Бузулукскую крепость, корпус Голицына 27 февраля добрался до Бугуруслана. В это время Овчинников из Яицкого городка и Пугачев из Берды собрались в Сорочинской крепости и 6 марта атаковали авангард корпуса Голицына, расположившийся на ночлег в деревне Пронкиной. Неожиданная атака едва не закончилась разгромом для правительственного отряда, в бою погиб его командир майор Елагин, но оставшиеся офицеры сумели собрать солдат и переломили ход боя, потеряв 100 человек убитыми, казаки пугачевцы вернулись в Сорочинскую.^[147]

После совещания Пугачёв и Овчинников решили отвести главные силы от Оренбурга, фактически сняв осаду, и сосредоточить главные силы в Татищевой крепости. Вместо сгоревших стен был выстроен ледяной вал, собрана вся наличная артиллерия. По разным сведениям в Татищевой были собраны от 7 до 9 тысяч восставших и не менее 30 пушек. Вскоре к крепости подошли соединившиеся в Сорочинской корпуса Мансурова и Голицына в составе 6500 человек и 25 пушек. Сражение состоялось 22 марта и было крайне ожесточённым. Князь Голицын в своём рапорте А. Бибикову писал: «Дело столь важно было, что я не ожидал такой дерзости и распоряжения в таковых непросвещённых людях в военном ремесле, как есть сии побеждённые бунтовщики»^[2]. Делая вылазки, казаки конными атаками и пушечным огнем неоднократно расстраивали ряды наступающих, так что генералам Голицыну, Мансурову и Фрейману пришлось лично с обнаженными шпагами вести солдат на приступ. Когда бахмутские гусары и чугуевские казаки зашли с тыла обороняющихся и положение стало безнадёжным, Пугачёв принял решение вернуться в Берды. Отход его остался прикрывать казачий полк атамана Овчинникова. Со своим полком он стойко оборонялся до тех пор, пока не кончились пушечные заряды, а потом с тремя сотнями казаков сумел прорваться через окружившие крепость войска и отошёл к Нижнеозёрной крепости. Это было первое крупное поражение восставших. Пугачёв потерял около 2 тысяч человек убитыми, 4 тысячи ранеными и пленными, всю артиллерию и обоз. Среди погибших был атаман Илья Арапов. Екатерина II, получив донесение о победе, произвела Бибикова в подполковники лейб-гвардии, Мансуров и Фрейман были награждены орденами Св. Анны, Голицын пожалован имением в Могилевской губернии.^[148]

Для усмирения Башкирии и снятия осады с Уфы Бибиков сформировал отряд из Томского, Архангелогородского карабинерного, Изюмского гусарского полков и отряда казанского дворянского ополчения под командованием генерала Ларионова. 6 марта была отбита у восставших Нагайбацкая крепость, 8 марта Стерлитамакская пристань, 13 марта разбит отряд Ильи Ульянова в деревне Бакалы. Бибиков требовал скорейшего продвижения к Уфе, но Ларионов медлил. В это еврем Санкт-Петербургский карабинерный полк под командованием И. Михельсона, расквартированный до этого в Польше и направленный на подавление восстания, прибыл 2 марта 1774 в Казань и, усиленный кавалерийскими частями, с ходу был направлен на подавление восстания. Бибиков приказал Михельсона сменить Ларионова и возглавить объединенный правительственный корпус в Башкирии. 24 марта в ожесточенном бою у села Чесноковки Михельсон разгромил войска под командованием Чики-Зарубина, а два дня спустя Зарубин, Губанов, Ульянов были пленены в Табынске.^[74][149]

Вступив в Уфу, подавить восстание башкир в целом Михельсону не удалось, так как башкиры перешли к партизанской тактике. «Господин подполковник со всем дешатаментом в Чесноковке остановился, где к нему с раскаянием множество людей разнаго звания, прося помилования, приходят, кроме остервенившихся башкирцев, которыя и по разбитии в плен почти живой не один не отдавался, а некоторыя, лишены будучи оружия, вынимали ножи из карманов и резали ловящих, а найденные в сенах и под полами, видя себя открытых, выскакивали с копьями и ножами, чиня сопротивление.»^[149]

Разбивший пугачевцев под Кунгуром, майор Гагрин 19 февраля овладел Красноуфимской крепостью, затем Ачитской крепостью и направился к Екатеринбургу. Но и как под Уфой, взятие крепостей не значило победы над башкирами. Оставленный Гагриным отряд подполковника Попова, получая известия о многотысячных отрядах, весь март метался между Кунгуром, Красноуфимском и Ачитской крепостью за отрядами Салавата Юлаева и других башкирских старшин, рассеивал их, чтобы узнать, что они вновь собрались в новых местах.^[150]

Тем временем отряд Гагрина 26 февраля осадил отряд из 700 восставших на Уткинском заводе и выбил их оттуда. Белобородов поспешил к ним на помощь, атаковал войска Гагрина, но был разбит и отошел на Каслинский завод, но 12 марта был вновь разбит Гагриным и отступил к Саткинскому заводу. Большая часть заводов в окрестностях Екатеринбурга были возвращены под правительственный контроль.^[151]

19 февраля из Сибири в Шадринск подошел отряд майора Жолобова, 23 февраля в город вступили три лёгкие полевые команды под командованием Деколонга. 9 марта правительственный отряд разбил 7-тысячный отряд повстанцев у слободы Уксянской, 14 марта была снята осада с Далматова монастыря. Восставшие частью были рассеяны, частью отошли к Челябинску.^[152] Одну 13-ю лёгкую полевую команду премьер-майора Эртмана Деколонг отправил в Ялуторовский дистрикт, где 6 марта у Усть-Суерской слободы ими была одержана победа над отрядом атамана Ковалевского, в ожесточенном трехдневном бою 19-21 марта — над отрядами Новгородова и Иликаева у слободы Иковской, 24 марта возвращена под правительственный контроль Курганская слобода.^[153]

24 марта в Сеитовой слободе был схвачен видный пугачёвский полковник — Хлопуша^[154].

Оставив бригаду Мансурова в Татищевой крепости, Голицын продолжил поход к Оренбургу, куда и вступил 29 марта, в то время как Пугачёв, собрав свои войска, попытался пробиться к Яицкому городку, но встретив вблизи Переволоцкой крепости правительственные войска, вынужден был повернуть к Сакмарскому городку, где решил дать бой Голицыну. В бою 1 апреля восставшие вновь потерпели поражение, в плен попали свыше 2800 человек, в том числе Максим Шигаев, Андрей Витошнов, Тимофей Подуров, Иван Почиталин и другие. Сам Пугачёв, оторвавшись от неприятельской погони, бежал с несколькими сотнями казаков к Пречистенской крепости, а оттуда ушёл за излучину реки Белой,^[155] в горнозаводской край Южного Урала, где восставшие имели надёжную поддержку.^[149]

В начале апреля бригада П. Д. Мансурова, подкреплённая Изюмским гусарским полком и казачьим отрядом яицкого старшины М. М. Бородина, из Татищевой крепости направилась к Яицкому городку. Были взяты у пугачёвцев крепости Нижнеозёрная и Рассыпная, Илецкий городок, 12 апреля было нанесено поражение казакам-повстанцам у Иртецкого форпоста. Стремясь остановить продвижение карателей к своему родному Яицкому городку, казаки во главе с А. А. Овчинниковым, А. П. Перфильевым и К. И. Дехтяревым решили выступить навстречу Мансурову. Встреча произошла 15 апреля в 50 верстах восточнее Яицкого городка, у реки Быковки. Ввязавшись в бой, казаки не смогли противостоять регулярным войскам и начали отступление, постепенно перешедшее в паническое бегство. Преследуемые гусарами, казаки отступили к Рубёжному форпосту, потеряв из шестиста более сотни человек убитыми, среди которых оказался и Дехтярев^[156]. Собрав оставшихся людей, атаман Овчинников глухими степями повёл отряд к Южному Уралу, на соединение с войсками Пугачёва, ушедшим за реку Белую.^[157]

Вечером 15 апреля, когда в Яицком городке узнали о разгроме у Быковки, группа казаков, желая выслужиться перед карателями, повязали и выдали Симонову атаманов Каргина и Толкачева. Мансуров вступил в Яицкий городок 16 апреля, окончательно освободив городовую крепость, осаждённую пугачёвцами с 30 декабря 1773 года. Бежавшие из городка в степь мятежные казаки не смогли пробиться к основному району восстания, в мае-июле 1774 года команды бригады Мансурова и казаки старшинской стороны начали поиск и разгром в прияицкой степи, вблизи рек Узеней и Иргиза, повстанческих отрядов Ф. И. Дербетева^[96], С. Л. Речкина, И. А. Фофанова.^[158]

В начале апреля 1774 подошедший со стороны Екатеринбурга корпус секунд-майора Гагрина нанёс поражение находившемуся в Челябинске отряду Туманова^[127]. А 1 мая командой подполковника Д. Кандаурова, подошедшей из Астрахани, был отбит у мятежников Гурьев городок.^[159]

9 апреля 1774 скончался командующий военными операциями против Пугачёва А. И. Бибиков. Командование войсками после него Екатерина II поручила генерал-поручику Ф. Ф. Щербатову, как старшему по званию. Обиженный на то, что на пост командующего войсками назначили не его, разослав небольшие команды по ближайшим крепостям и деревням для проведения следствия и наказаний, генерал Голицын с основными силами своего корпуса на три месяца задержался в Оренбурге. Интриги между генералами дали Пугачёву столь нужную передышку, он успел собрать на Южном Урале рассеянные мелкие отряды. Приостановили преследование и наступившие весенняя распутица и паводки на реках, ставшие непроходимыми дороги.^[160]

Утром 5 мая пятитысячный отряд Пугачёва подошёл к Магнитной крепости. К этому моменту отряд Пугачёва состоял в основном из слабовооружённых заводских крестьян и небольшого количества яицких, илецких и оренбургских казаков, отряд не имел ни одной пушки. Начало штурма Магнитной было неудачным, в бою погибло около 500 человек, сам Пугачёв ранен в правую руку. Отведя войска от крепости и обсудив ситуацию, восставшие под прикрытием ночной темноты предприняли новую попытку и смогли прорваться в крепость и захватить её. В качестве трофеев достались 10 пушек, ружья, боеприпасы. 7 мая к Магнитной с разных сторон подтянулись отряды атаманов А.Овчинникова и А.Перфильева^[156]. , И.Белобородова^[135] и С.Максимова.

Направившись вверх по Яику, восставшие овладели крепостями Карагайской, Петропавловской и Степной и 20 мая подошли к наиболее крупной Троицкой. К этому моменту отряд насчитывал 10 тысяч человек. В ходе начавшегося штурма гарнизон пытался отбить нападение артиллерийским огнём, но преодолев отчаянное сопротивление, повстанцы ворвались в Троицкую. Пугачёву достались артиллерия со снарядами и запасы пороха, запасы провианта и фуража. Утром 21 мая на отдыхавших после боя повстанцев напал корпус Деколонга. Захваченные врасплох, пугачёвцы понесли тяжёлое поражение, потеряв убитыми 4000 человек и столько же ранеными и захваченными в плен. Отступить по дороге к Челябинску смогли только полторы тысячи конных казаков и башкир.^[161]

Оправившийся после ранения Салават Юлаев сумел организовать в это время в Башкирии, восточнее Уфы, сопротивление отряду Михельсона, прикрывая войско Пугачёва от его упорного преследования. В состоявшихся 6, 8, 17, 31 мая сражениях Салават, хотя не имел в них успеха, но и не дал нанести своим отрядам значительных потерь. 3 июня у деревни Нижние Киги он соединился с Пугачёвым, к этому моменту башкиры составили две трети от всего числа армии восставших. 3 и 5 июня на реке Ай они дали новые бои Михельсону.^[162] Ни одна из сторон не получила желаемого успеха. Отступив на север, Пугачёв перегруппировал силы, пока Михельсон отошёл к Уфе, чтобы отогнать отряды башкир, действовавших у города, и пополнить запасы боеприпасов и провианта.^[149]

Воспользовавшись передышкой, Пугачёв направился к Казани. 10 июня была взята Красноуфимская крепость, 11 июня была одержана победа в бою под Кунгуром против сделавшего вылазку гарнизона. Не предпринимая попытки штурма Кунгура, Пугачёв повернул на запад. 14 июня авангард его войска под командованием Ивана Белобородова и Салавата Юлаева подошёл к прикамскому городку Осе и блокировал городовую крепость. Четыре дня спустя сюда пришли основные силы Пугачёва и завязали осадные бои с засевшим в крепости гарнизоном. 21 июня защитники крепости, исчерпав возможности дальнейшего сопротивления, капитулировали. В этот период к Пугачёву явился авантюрист купец Астафий Долгополов («Иван Иванов»), выдававший себя за посланника цесаревича Павла и решивший таким образом поправить своё материальное положение. Пугачёв разгадал его авантюру, а Долгополов по договорённости с ним выступал некоторое время как «свидетель подлинности Петра III».

Овладев Осой, Пугачёв переправил войско через Каму, взял по пути Воткинский и Ижевский железоделательные заводы, Елабугу, Сарапул, Мензелинск, Агрыз, Заинск, Мамадыш и другие города и крепости и в первых числах июля подошёл к Казани.

Навстречу Пугачёву вышел отряд под командованием полковника Толстого, и 10 июля в 12 верстах от города пугачёвцами была одержана полная победа. На следующий день отряд восставших расположился лагерем у города. «Вечером, в виду всех казанских жителей, он (Пугачёв) сам ездил высматривать город, и возвратился в лагерь, отложа приступ до следующего утра». 12 июля в результате штурма предместья и основные районы города были взяты, оставшийся в городе гарнизон заперся в казанском кремле и приготовился к осаде^[163]. В городе начался сильный пожар, кроме того, Пугачёв получил известие о приближении войск Михельсона, шедшего за ним по пятам от Уфы, поэтому отряды пугачёвцев вышли из горящего города. В результате короткого боя Михельсон пробился к гарнизону Казани, Пугачёв отошёл за реку Казанку.^[164] Обе стороны готовились к решающему сражению, которое состоялось 15 июля. Армия Пугачёва насчитывала 25 тысяч человек, но большая часть из них представляла собой только что присоединившихся к восстанию слабовооружённых крестьян, татарскую и башкирскую конницу, вооружённую луками, и небольшое количество оставшихся казаков. Грамотные действия Михельсона, ударившего в первую очередь по яицкому ядру пугачёвцев, привели к полному поражению восставших, не менее 2 тысяч человек погибло, около 5 тысяч было взято в плен, среди которых был и полковник Иван Белобородов..^[135][165]

Ещё до начала битвы 15 июля Пугачёв объявил в лагере, что от Казани направится в Москву. Слух об этом мгновенно разлетелся по всем ближайшим деревням, поместьям и городкам. Несмотря на крупное поражение пугачёвской армии, пламя восстания охватило весь западный берег Волги. Переправившись через Волгу у Кокшайска, ниже села Сундырь, Пугачёв пополнил свою армию тысячами крестьян. К этому времени Салават Юлаев со своими отрядами продолжил боевые действия под Уфой, незначительный отряд башкир, оставшихся в пугачёвском отряде, возглавил Кинзя Арсланов^[94]. 20 июля Пугачёв вступил в Курмыш, 23-го беспрепятственно въехал в Алатырь, после чего направился к Саранску. 28 июля на центральной площади Саранска был зачитан указ о вольности для крестьян^[166], жителям были розданы запасы соли и хлеба, городскую казну «ездя по городовой крепости и по улицам… бросали набегшей из разных уездов черни».^[167] 31 июля такая же торжественная встреча ожидала Пугачёва в Пензе^[168]. Указы вызвали в Поволжье многочисленные крестьянские мятежи, всего разрозненные отряды, действовавшие в пределах своих поместий, насчитывали десятки тысяч бойцов. Движение охватило большинство поволжских уездов, подошло к границам Московской губернии, реально угрожало Москве.

Издание указов (фактически — манифестов об освобождении крестьян) в Саранске и Пензе называют кульминацией Крестьянской войны. Указы произвели сильнейшее впечатление на крестьян, на скрывающихся от преследований старообрядцев, на противоположную сторону — дворян и на саму Екатерину II. Воодушевление, охватившее крестьян Поволжья, привело к тому, что в восстание было вовлечено население численностью более миллиона человек. Они ничего не могли дать армии Пугачёва в долговременном военном плане, так как крестьянские отряды действовали не далее своего поместья. Но они превратили поход Пугачёва по Поволжью в триумфальное шествие, с колокольными звонами, благословением деревенского батюшки и хлебом-солью в каждом новом селе, деревне, городке. При подходе армии Пугачёва или отдельных её отрядов крестьяне вязали или убивали своих помещиков и их приказчиков^[169], вешали местных чиновников, жгли поместья, разбивали магазины и лавки^[170]. Всего летом 1774 года были убиты не менее 3 тысяч дворян и представителей власти.^[171]

Во второй половине июля 1774, когда пламя Пугачёвского восстания приближалось к границам Московской губернии и угрожало самой Москве, встревоженная императрица вынуждена была согласиться на предложение канцлера Н. И. Панина о назначении его брата, опального генерал-аншефа Петра Ивановича Панина, командующим войсковой экспедицией против мятежников. Генерал Ф. Ф. Щербатов был изгнан с этого поста 22 июля, и указом от 29 июля Екатерина II наделила Панина чрезвычайными полномочиями «в пресечении бунта и восстановлении внутреннего порядка в губерниях Оренбургской, Казанской и Нижегородской»^[172]. Примечательно, что под командованием П. И. Панина, получившего в 1770 году за взятие Бендер орден св. Георгия I класса, отличился в том бою и донской хорунжий Емельян Пугачёв.

Для ускорения заключения мира были смягчены условия Кучук-Кайнарджийского мирного договора^[173], и освободившиеся на турецких границах войска — всего 20 кавалерийских и пехотных полков — были отозваны из армий для действий против Пугачёва. Как заметила Екатерина, против Пугачёва «столько наряжено войска, что едва не страшна ли таковая армия и соседям была». Примечателен тот факт, что в августе 1774 г. был отозван из 1-й армии, находившейся в придунайских княжествах, генерал-поручик Александр Васильевич Суворов^[174], в ту пору уже один из успешнейших российских генералов. Панин поручил Суворову командование войсками, которые должны были разбить основную пугачёвскую армию в Поволжье.

Подавление восстания[править | править вики-текст]

После триумфального вхождения Пугачёва в Саранск и Пензу все ожидали его похода к Москве. В Москву, где ещё были свежи воспоминания о Чумном бунте 1771 года, были стянуты семь полков под личным командованием П. И. Панина. Московский генерал-губернатор князь М. Н. Волконский распорядился поставить рядом со своим домом артиллерию. Полиция усилила надзор и рассылала в людные места осведомителей — с тем, чтобы хватать всех сочувствовавших Пугачёву.^[175] Михельсон, получивший в июле звание полковника и преследовавший мятежников от Казани, повернул к Арзамасу, чтобы перекрыть дорогу к старой столице.^[149] Генерал Мансуров выступил из Яицкого городка к Сызрани, генерал Голицын — к Саранску. Карательные команды Муфеля и Меллина докладывали, что всюду Пугачёв оставляет за собой бунтующие деревни и они не успевают усмирить их все. «Не только крестьяны, но попы, монахи, даже архимандриты возмущают чувствительный и нечувствительный народ». Показательны выдержки из рапорта капитана Новохопёрского батальона Бутримовича^[176]:

«…отправился я в деревню Андреевскую, где крестьяне содержали помещика Дубенского под арестом для выдачи его Пугачёву. Я хотел было его освободить, но деревня взбунтовалась, и команду разогнала. Оттоль поехал я в деревни господина Вышеславцева и князя Максютина, но их нашёл я также под арестом у крестьян, и сих освободил, и повёз их в Верхний Ломов; из деревни кн. Максютина видел я как гор. Керенск горел и возвратясь в Верхний Ломов узнал, что в оном все жители, кроме приказных, взбунтовались, узнав о созжении Керенска. Начинщики: однодворец Як. Губанов, Матв. Бочков, и стрелецкой слободы десятской Безбородой. Я хотел было их схватить и представить в Воронеж, но жители не только меня до того не допустили, но и самого чуть не засадили под свой караул, однако я от них уехал и за 2 версты от города слышал крик бунтующих. Чем всё кончилось не знаю, но слышал я, что Керенск с помощью пленных турок от злодея отбился. В проезд мой везде заметил я в народе дух бунта и склонность к Самозванцу. Особенно в Танбовском уезде, ведомства кн. Вяземского, в экономических крестьянах, кои для приезда Пугачёва и мосты везде исправили и дороги починили. Сверх того села Липнего староста с десятскими, почтя меня сообщником злодея, пришед ко мне, пали на колени».

Но от Пензы Пугачёв повернул на юг. Большинство историков указывает причиной этого планы Пугачёва привлечь в свои ряды волжских и, особенно, донских казаков. Возможно, что ещё одной причиной было желание яицких казаков, уставших сражаться и уже растерявших своих главных атаманов, вновь скрыться в глухих степях нижней Волги и Яика, где однажды они уже укрылись после восстания 1772 года. Косвенным подтверждением такой усталости служит то, что именно в эти дни начался заговор казацких полковников с целью сдачи Пугачёва правительству взамен получения помилования.

4 августа армия самозванца взяла Петровск, а 6 августа окружила Саратов. Воевода с частью людей по Волге сумел выбраться в Царицын и после боя 7 августа Саратов был взят. Саратовские священники во всех храмах служили молебны о здравии императора Петра III^[177]. Здесь же Пугачёв направил указ к правителю калмыков Цендену-Дарже с призывом присоединиться к его войску^[178]. Но к этому времени карательные отряды под общим командованием Михельсона уже буквально шли по пятам пугачёвцев, и 11 августа город перешёл под контроль правительственных войск.^[149]

После Саратова спустились ниже по Волге к Камышину, который, как многие города до него, встретил Пугачёва колокольным звоном и хлебом-солью. Близ Камышина в немецких колониях войска Пугачёва столкнулись с астраханской астрономической экспедицией Академии наук, многие члены которой вместе с руководителем академиком Георгом Ловицем были повешены заодно с неуспевшими бежать местными чиновниками. Удалось уцелеть сыну Ловица, Тобиасу, впоследствии также академику^[179]. Присоединив к себе 3-тысячный отряд калмыков, восставшие вступили в станицы Волжского казачьего войска Антиповскую и Караваинскую, где получили широкую поддержку и откуда были рассланы гонцы на Дон с указами о присоединении донцов к восстанию^[180]. Подошедший из Царицына отряд правительственных войск был разбит на реке Пролейке близ станицы Балыклевской.^[149] Далее по дороге была Дубовка, столица Волжского казачьего войска^[181]. Поскольку волжские казаки во главе с атаманом остались верными правительству, гарнизоны волжских городов усилили оборону Царицына, куда прибыл и тысячный отряд донских казаков под командованием походного атамана Перфилова.

21 августа Пугачёв попытался атаковать Царицын^[182], но штурм потерпел неудачу. Получив известие о прибывающем корпусе Михельсона, Пугачёв поспешил снять осаду с Царицына, восставшие двинулись к Чёрному Яру. В Астрахани приступили поспешно к защите города, среди населения поднялась паника^[183]. 24 августа у Солениковой рыболовецкой ватаги Пугачёв был настигнут Михельсоном. Поняв, что боя не избежать, пугачёвцы выстроили боевые порядки. 25 августа состоялось последнее крупное сражение войск под командованием Пугачёва с царскими войсками. Бой начался с крупной неудачи — все 24 пушки армии восставших были отбиты кавалерийской атакой^[184]. В ожесточённом бою погибло более 2000 повстанцев, среди них атаман Овчинников. Более 6000 человек было взято в плен.^[149] Пугачёв с казаками, разбившись на мелкие отряды, бежали за Волгу. В погоню за ними были высланы поисковые отряды генералов Мансурова и Голицына, яицкого старшины Бородина и донского полковника Тавинского. Не успев к сражению, пожелал участвовать в поимке и генерал-поручик Суворов. В течение августа-сентября большинство участников восстания было поймано и отправлено для проведения следствия в Яицкий городок, Симбирск, Оренбург.

Пугачёв с отрядом казаков бежал к Узеням, не зная, что ещё с середины августа Чумаков, Творогов, Федулёв и некоторые другие полковники обсуждали возможность заслужить прощение сдачей самозванца. 8 сентября у реки Большой Узень они накинулись и связали Пугачёва^[185][186], после чего Чумаков и Творогов отправились в Яицкий городок, где 11 сентября объявили о пленении самозванца. Получив обещания в помиловании, они известили сообщников, и те 15 сентября доставили Пугачёва в Яицкий городок. Состоялись первые допросы^[44], один из них провёл лично Суворов, он же вызвался конвоировать самозванца в Симбирск, где шло основное следствие. Для перевозки Пугачёва была изготовлена тесная клетка, установленная на двухколёсную арбу, в которой, закованный по рукам и ногам, тот не мог даже повернуться. В Симбирске в течение пяти дней его допрашивали П. С. Потёмкин, начальник секретных следственных комиссий, и граф П. И. Панин, командующий карательными войсками правительства^[187].

Перфильев с его отрядом были захвачены в плен 12 сентября после боя с карателями у реки Деркул.

В это время, помимо разрозненных очагов восстания, организованный характер имели боевые действия в Башкирии. Салават Юлаев вместе со своим отцом Юлаем Азналиным возглавлял повстанческое движение на Сибирской дороге^[188], Каранай Муратов, Качкын Самаров, Селяусин Кинзин — на Ногайской, Базаргул Юнаев, Юламан Кушаев и Мухамет Сафаров — в Башкирском Зауралье. Они сковывали значительный контингент правительственных войск. В начале августа был предпринят даже новый штурм Уфы, но в результате слабой организации взаимодействия между различными отрядами он сложился неудачно. Тревожили набегами на всём протяжении пограничной линии казахские отряды. Губернатор Рейнсдорп докладывал: «Башкирцы и киргизцы не усмиряются, последние поминутно переходят через Яик, и из-под Оренбурга хватают людей. Войски здешние или преследуют Пугачёва, или заграждают ему путь, и на киргизцев идти мне не льзя, хана и салтанов я увещеваю. Они отвечали, что они не могут удержать киргизцев, коих вся орда бунтует»^[189]. С поимкой Пугачёва, направлением в Башкирию освободившихся правительственных войск начался переход башкирских старшин на сторону правительства, многие из них присоединились к карательным отрядам. После захвата в плен Канзафара Усаева и Салавата Юлаева восстание в Башкирии пошло на убыль. Свой последний бой Салават Юлаев дал 20 ноября под осаждённым им Катав-Ивановским заводом и после поражения пленён 25 ноября^[94]. Но отдельные повстанческие отряды в Башкирии продолжали сопротивление до лета 1775.

До лета 1775 года продолжались волнения в Воронежской губернии, в Тамбовском уезде и по рекам Хопру и Вороне. Хотя действовавшие отряды были небольшими, и никакой координации совместных действий не было, по словам очевидца майора Сверчкова, «многие помещики, оставя свои домы и экономии, отъезжают в отдалённые места, а оставшие в домах спасают жизнь от угрожающей гибели, ночуют по лесам». Перепуганные помещики заявляли, что «ежели Воронежская губернская канцелярия не ускорит истреблением тех злодейских оказавшихся шаек, то неминуемо таковое ж кровопролитие последует как и в минувший мятеж происходило».^[190]

Также до лета 1775 года продолжали скрываться и тревожить поместья вооруженные отряды беглых крестьян и казаков вдоль всей Волги — у Нижнего Новгорода, Саратова, Пензы, Шацка, Елатьмы, Касимова, вынуждая только что вернувшихся в свои разоренные усадьбы помещиков снова спасаться бегством. В низовьях Волги, у Астрахани, действовали отряды «понизовой вольницы», называвших себя «пугачами» для наведения пущего страха.^[191]

Чтобы сбить волну мятежей, карательные отряды начали массовые казни. В каждой деревне, в каждом городке, принимавшем Пугачёва, на виселицы и «глаголи», с которых едва успели снять повешенных самозванцем офицеров, помещиков, судейских, стали вешать вожаков бунтов и назначенных пугачёвцами городских глав и атаманов местных отрядов. Для усиления устрашающего эффекта виселицы устанавливались на плоты и пускались по главным рекам восстания. В середине июля в Оренбурге состоялась казнь Хлопуши: его отрубленную голову на шесте установили в центре города.^[57] При проведении следствия применялся весь средневековый набор испытанных средств. По жестокости и количеству жертв Пугачёв и правительство не уступили друг другу.

В ноябре все главные участники восстания были перевезены в Москву для проведения генерального следствия. Их поместили в здании Монетного двора у Иверских ворот Китай-города. Руководили допросами князь М. Н. Волконский и обер-секретарь С. И. Шешковский. На допросе Е. И. Пугачёв дал подробные показания о родных, о своей юности, об участии в составе Донского казачьего войска в Семилетней и Турецкой войнах, о своих скитаниях по России и Польше, о своих планах и замыслах, о ходе восстания. Следователи пытались выяснить, не являлись ли инициаторами восстания агенты иностранных государств^[192], или раскольники, или кто либо из дворянства. Екатерина II проявляла большой интерес к ходу следствия. В материалах московского следствия сохранилось несколько записок Екатерины II к М. Н. Волконскому с пожеланиями о том, в каком плане необходимо вести дознание, какие вопросы требуют наиболее полного и детального расследования, каких свидетелей следует дополнительно опросить. 5 декабря М. Н. Волконский и П. С. Потёмкин подписали определение о прекращении следствия, так как Пугачёв и другие подследственные не могли добавить ничего нового к своим показаниям на допросах и не могли ничем ни облегчить, ни усугубить своей вины. В донесении Екатерине они вынуждены были признать, что они «…старались при сем производимом следствии изыскать начало предприятого зла сим извергом и его сообщниками или же… к тому злому предприятию наставниками. Но при всем том другого ничего не открылось, как-то, что во всем его злодействе первое начало своё взяло в Яицком войске».^[193]

30 декабря в Тронном зале Кремлёвского дворца собрались судьи по делу Е. И. Пугачёва. Они заслушали манифест Екатерины II о назначении суда^[194], а затем было оглашено обвинительное заключение по делу о Пугачёве и его сподвижниках. Князь А. А. Вяземский предложил доставить на следующее заседание суда Пугачёва. Рано утром 31 декабря его под усиленным конвоем перевезли из казематов Монетного двора в покои Кремлёвского дворца. В начале заседания судьи утвердили вопросы, на которые был должен ответить Пугачёв, после чего его ввели в зал заседаний и заставили встать на колени. После формального опроса его вывели из зала, суд вынес решение: «Емельку Пугачёва четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по четырём частям города и положить на колеса, а после на тех местах сжечь»^[195]. Остальных подсудимых распределили по степени их вины на несколько групп для вынесения каждой соответствующего вида казни или наказания.^[193] В субботу, 10 января 1775 г., на Болотной площади в Москве при громадном стечении народа была совершена казнь. Пугачёв держался достойно, взойдя на лобное место, перекрестился на соборы Кремля, поклонился на четыре стороны со словами «Прости, народ православный». Приговорённым к четвертованию Е. И. Пугачёву и А. П. Перфильеву палач отрубил сначала голову, таково было пожелание императрицы^[196][197]. В тот же день повесили М. Г. Шигаева, Т. И. Подурова и В. И. Торнова. И. Н. Зарубин-Чика был отправлен для казни в Уфу, где был казнён отсечением головы в начале февраля 1775 года.^[74]

Пленённого Салавата Юлаева и его отца Юлая Азгалина сослали на каторгу в балтийский порт Рогервик (Эстония). Другого руководителя выступления башкир Кинзю Арсланова, бежавшего за Волгу с Пугачёвым, так и не нашли, дальнейшая его судьба неизвестна.^[94] В 1783-1786 гг. в Алтайском горном округе готовил продолжение восстания участник армии Пугачёва Пётр Хрипунов, однако был выдан властям. После жестоких допросов Хрипунов объявлен умалишенным, содержался в заключении в крепости святого Петра (современный Петропавловск).

Итоги Крестьянской войны[править | править вики-текст]

После проведения казней и наказаний основных участников восстания, Екатерина II, с целью искоренения любых упоминаний событий, связанных с Пугачёвским движением и ставивших её правление не в лучшем свете в Европе, в первую очередь издала указы о переименовании всех мест, связанных с этими событиями. Так, станица Зимовейская на Дону, где родился Пугачёв, была переименована в Потёмкинскую, а сам дом, где родился Пугачёв, было велено сжечь. Река Яик была переименована в Урал, Яицкое войско — в Уральское казачье войско, Яицкий городок — в Уральск, Верхне-Яицкая пристань — в Верхнеуральск. Имя Пугачёва предавалось в церквях анафеме наряду со Стенькой Разиным, для описания событий возможно использование лишь слов как «известное народное замешательство» и т. п.

В 1775 году последовала губернская реформа, по которой осуществлялось разукрупнение губерний, и их стало 50 вместо 20^[199].

Была скорректирована политика по отношению к казачьим войскам, ускоряется процесс их трансформации в армейские подразделения. Казачьим офицерам активнее передаётся дворянство с правом владения своими собственными крепостными, тем самым утверждая войсковую старшину в качестве оплота правительства. Вместе с тем по отношению к Уральскому войску делаются экономические послабления.

Примерно та же политика проводится по отношению к народностям региона восстания. Указом от 22 февраля (4 марта) 1784 года ^[200] было закреплено одворянивание местной знати. Татарские и башкирские князья и мурзы приравниваются по правам и вольности к российскому дворянству, включая и право владения крепостными, правда, только мусульманского вероисповедания. Но при этом оставлена попытка закрепостить нерусское население края, башкиры, калмыки и мишари были оставлены на положении военно-служилого населения. В 1798 году было введено кантонное управление в Башкирии, во вновь образованных 24 областях-кантонах управление осуществлялось на военный лад. Калмыки также переведены на права казачьего сословия.

В 1775 году казахам разрешено кочевать в пределах традиционных пастбищ, попавших за пределы пограничных линий по Уралу и Иртышу. Но данное послабление пришло в противоречие с интересами расширяющихся пограничных казачьих войск, часть данных земель уже была оформлена в качестве поместий нового казачьего дворянства либо хуторов рядовых казаков. Трения привели к тому, что затихшие было волнения в казахских степях развернулись с новой силой. Предводителем восстания, в итоге продлившегося более 20 лет, выступил участник движения Пугачёва Срым Датов.^[201]

Восстание Пугачёва нанесло огромный ущерб металлургии Урала. К восстанию полностью присоединились 64 из 129 существовавших на Урале заводов, численность приписанных к ним крестьян составляла 40 тысяч человек. Общая сумма убытков от разрушения и простоя заводов оценивается в 5 536 193 рубля^[202]. И хотя заводы удалось быстро восстановить, восстание заставило пойти на уступки по отношению к заводским работникам. Главный следователь на Урале капитан С. И. Маврин сообщал, что приписные крестьяне, которых он считал ведущей силой восстания, снабжали самозванца оружием и вступали в его отряды, потому что заводчики угнетали своих приписных, вынуждая крестьян преодолевать длинные расстояния до заводов, не разрешали им заниматься землепашеством и продавали им продукты по завышенным ценам. Маврин считал, что для предотвращения в будущем подобных волнений необходимо принять решительные меры. Екатерина писала Г.A.Потёмкину, что Маврин «об заводских крестьян что говорит, то все весьма основательно, и думаю, что с сими иного делать нечего, как купить заводы и, когда будут казённые, тогда мужиков облехчить». 19 мая 1779 года был издан манифест об общих правилах использования приписных крестьян на казённых и партикулярных предприятиях^[203], который несколько ограничивал заводчиков в использовании приписанных к заводам крестьян, ограничивал рабочий день и увеличивал оплату труда.

Был определен социально-правовой статус городского населения, сняты многие бюрократические препоны для предпринимательства, отменен ряд монополий. Манифест от 17 марта 1775 года освобождал «уездных обывателей» от ряда налогов, в частности от сборов на улья и борти, соляные варницы, с красильного, воскобойного, кожевенного и прочих подсобных промыслов.^[204]

Были сделаны определенные шаги в отношении дворцовых, государственных и экономических крестьян, а также однодворцев. По закону 1778 ггода была прекращена продажа свободных государственных земель, в течение 1783 года были изданы два указа о наделении государственных крестьян и однодворцев минимумом земли. В положении крепостного крестьянства каких-либо значимых изменений не последовало.^[205]

Память[править | править вики-текст]

В советские годы память о Е. Пугачеве и его сподвижниках была увековечена в топонимике: в 1918 году город Николаевск (бывшая Мечетная слобода) был переименован в Пугачёв, в 1949 году название Салават получил рабочий поселок строящегося нефтехимического комбината — ныне один из крупных промышленных центров Республики Башкортостан^[206]. Во многих городах России, Казахстана и на Украине есть улицы Пугачева и Салавата Юлаева. В столице республики Мордовия Саранске Е. Пугачеву установлен памятник. В Башкортостане изображение Салавата Юлаева увековечено на республиканском гербе, в его честь установлены памятники в ряде населенных пунктов.

Историография[править | править вики-текст]

Одним из первых исследователей, представивших комплексное исследование событий восстания, стал А. С. Пушкин. Будучи сотрудником Министерства Иностранных дел, он опирался на большой массив архивных документов, но не ограничился лишь ими, а отправился в поездку по местам восстания и встретился с большим количеством еще живых непосредственных свидетелей восстания и их потомков в Казани, Оренбурге и Уральске. Более того, в своей «Истории Пугачевского бунта» (1834) Пушкин попытался изучить и представить глубинные причины произошедшего, а также опубликовал в приложениях к своей книге большой массив документов и воспоминаний, до сих пор являющихся уникальным источником информации для исследователей. Многие современники и более поздние критики упрекали поэта за излишнее увлечение показаниями участников событий и за то, что «История Пугачёва» «имеет гораздо больше достоинства литературного, чем исторического…»^[207] Но отмечая ценность воспоминаний свидетелей восстания, Пушкин тщательно и критически сверял их достоверность с доступными архивными документами — метод, получивший название внутренней критики исторических источников, стандартный для современных исследований. Несмотря на то, что поэт не получил доступа к секретным архивам следствия над Пугачёвым и его соратниками, протоколам их допросов, подавляющее большинство приведенных им «чересчур поэтических» событий были подтверждены более поздними историческими исследованиями.^[208]

Во второй половине XIX века интерес к изучению восстания нарастал. Историк Я. К. Грот в опубликованных им «Материалах для истории Пугачевского бунта»^[209] (Бумаги Кара и Бибикова — 1862, Бумаги, относящиеся к последнему периоду мятежа и к поимке Пугачева — 1863, Переписка императрицы Екатерины II с графом П.И. Паниным — 1875^[172]) ввёл в научный оборот ценные документы Государственного и Военно-топографического архива Российской империи, а также переписку военных руководителей правительственных войск и руководителей следственных комиссий: Кара, Бибикова, Панина, Щербатова, Голицына, Потемкина, губернаторов губерний, в которых разворачивались боевые действия, включая их рапорты и переписку с Екатериной II.

К 100-летию восстания генерал Д. Анучин подробно представил деятельность правительственных органов и военного руководства в ходе подавления восстания в работах «Участие Суворова в усмирении Пугачёвщины и поимка Пугачёва» (1868), «Первые успехи Пугачёва и экспедиция Кара» (1869)^[210], «Действия Бибикова в Пугачёвщину» (1872).

Другой военный историк Н. Ф. Дубровин в 1884 году представил фундаментальный трехтомный труд «Пугачев и его сообщники». В 1-м томе был дан анализ российского общества и причины, вызвавшие всеобщее возмущение участников восстания, обстановка на Яике и в Башкирии накануне событий, во 2-м томе был подробно освещён ход восстания в период от сентября 1773 года до апреля 1774 года и в 3-м — с апреля 1774 года до подавления восстания. Дубровин одним из первых получил доступ и ввел в научный оборот следственные документы Пугачёва и его сообщников, ранее недоступные исследователям, а также многие другие документы делопроизводства правительства Екатерины II, Государственного архива, архивов Главного штаба, Сената, Синода, Секретной комиссии Тайной экспедиции.^[211]

Искусство[править | править вики-текст]

Пугачёвское восстание в художественной литературе[править | править вики-текст]

• А. С. Пушкин «Капитанская дочка»
• C. А. Есенин «Пугачёв» (поэма)
• С. П. Злобин «Салават Юлаев»
• Е. А. Фёдоров «Каменный пояс» (роман). Книга 2-я «Наследники»
• В. Я. Шишков «Емельян Пугачёв (роман)»
• В. И. Буганов. «Пугачёв» (биография в серии «Жизнь замечательных людей»). — Молодая гвардия, 1984. — 384 с. — ISBN 978-5-09-001906-4.
• В. И. Машковцев «Золотой цветок — одолень» (исторический роман). — Челябинск, Южно-Уральское книжное издательство, 1990, ISBN 5-7688-0257-6.
• Е. Трефилов. «Пугачёв» (биография в серии «Жизнь замечательных людей»). — Молодая гвардия, 2015. — 416 с. — ISBN 978-5-235-03796-0.

Кинематограф[править | править вики-текст]

• Пугачёв (1937) — художественный фильм. Режиссёр Павел Петров-Бытов.
• Салават Юлаев (1940) — художественный фильм. Режиссёр Яков Протазанов.
• Капитанская дочка (1959) — художественный фильм по одноимённой повести Александра Сергеевича Пушкина.
• Емельян Пугачёв (1978) — историческая дилогия: «Невольники свободы» и «Воля, кровью омытая» режиссёра Алексея Салтыкова.
• Русский бунт (1999) — исторический фильм, снятый по мотивам произведений Александра Сергеевича Пушкина «Капитанская дочка» и «История Пугачёва».

Примечания[править | править вики-текст]

Литература[править | править вики-текст]

• Пушкин А. С. «История Пугачёва» (цензурное заглавие — «История Пугачёвского бунта»)
• Пугачевщина // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Дубровин Н. Ф. Пугачёв и его сообщники. Эпизод из царствования императрицы Екатерины II. 1773—1774 гг. По неизданным источникам. Т. 1-3. СПб., тип. Н. И. Скороходова, 1884
• Дмитриев-Мамонов А. И. ПУГАЧЕВСКИЙ БУНТ в Зауралье и Сибири. — 2012. — 288 с. — ISBN 978-5-518-06431-7.
• Фирсов Н. Н. Пугачевщина. Опыт социолого-психологической характеристики. — Л., 1924
• Мавродин В. В.. Крестьянская война в России 1773—1775 годах. Восстание Пугачёва. Том I. — Москва: Издательство Ленинградского университета, 1961. — 588 с. — 2100 экз.
• отв.ред. Мавродин В. В.. Крестьянская война в России 1773—1775 годах. Восстание Пугачёва. Том II. — Москва: Издательство Ленинградского университета, 1966. — 512 с. — 2000 экз.
• отв.ред. Мавродин В. В.. Крестьянская война в России 1773—1775 годах. Восстание Пугачёва. Том III. — Москва: Издательство Ленинградского университета, 1970. — 488 с. — 1500 экз.
• Андрущенко А. И.. Крестьянская война 1773—1775 гг. на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири. — Москва: Издательство «Наука», 1969. — 360 с. — 3000 экз.
• Муратов Х. И. Крестьянская война 1773—1775 гг. в России. М., Воениздат, 1954
• Алишев С. Х. Татары Среднего Поволжья в пугачевском восстании. Татарское книжное издательство, 1973
• Овчинников Р. В., Большаков Л. Н. Оренбургская Пушкинская энциклопедия. — Оренбург: “Димур”. — 1997. — 520 с.
• Горбань Н. В. Крестьянство Западной Сибири в крестьянской войне 1773-75 гг. // Вопросы истории. 1952. № 11.
• Александер Дж.Т. Емельян Пугачев и крестьянское восстание на окраине России в 1773-1775 гг
• Мавродин В. В. «Под знаменем Крестьянской войны». Издательство «Мысль», 1974 г.
• Мавродин В. В. Классовая борьба и общественно-политическая мысль в России в XVIII веке (1773—1790 гг.) : Курс лекций. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1975
• Тоекава К. Оренбург и Оренбургское казачество во время восстания Пугачева 1773-1774 гг. Археографический центр, 1996 г.
• Крестьянская война под предводительством Е. И. Пугачёва / Овчинников Р. В. // Кварнер — Конгур. — М. : Советская энциклопедия, 1973. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 12).
• Орешкин В. В. Экономические требования восставшего крестьянства под предводительством Пугачёва. Их влияние на развитие экономической мысли // Всемирная история экономической мысли: В 6 томах / Гл. ред. В. Н. Черковец. — М.: Мысль, 1987. — Т. I. От зарождения экономической мысли до первых теоретических систем политической жизни. — С. 542-547. — 606 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-244-00038-1.
• Таймасов С. У. Восстание 1773—1774 гг. в Башкортостане. — Уфа: Китап, 2000. — 376 с. — ISBN 5-295-02163-7.

Сборники архивных документов[править | править вики-текст]

• Грот Я. К. Материалы для истории Пугачёвского бунта (Бумаги Кара и Бибикова). Санкт-Петербург, 1862
• Пугачёвщина. Сборник документов.

Том 1. Из архива Пугачёва. Документы, указы, переписка. М.-Л., Госиздат, 1926.

Том 2. Из следственных материалов и официальной переписки. М.-Л., Госиздат, 1929

Том 3. Из архива Пугачёва. М.-Л., Соцэкгиз, 1931

• Крестьянская война 1773—1775 гг. в России. Документы из собрания Государственного Исторического Музея. М., 1973
• Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии. Сборник документов. Уфа, 1975
• Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачёва в Чувашии. Сборник документов. Чебоксары, 1972
• Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачёва в Удмуртии. Сборник документов и материалов. Ижевск, 1974
• Документы ставки Е.И. Пугачева повстанческих властей и учреждений. 1773-1774 гг. Под ред. Р.В. Овчинникова. М., Наука, 1975. 522 с
• Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И.Пугачева. Источниковедческое исследование. М.: Наука, 1980. 280с
• Гвоздикова И. М. Салават Юлаев: Исследование документальных источников. Уфа. Башкирское книжное издательство. 1982 г. 208 с.
• Овчинников Р.В. Следствие и суд над Е.И. Пугачевым и его сподвижниками. Источниковедческое исследование М. Ин-т российской истории РАН, 1995. 272 с.
• Емельян Пугачев на следствии. Сборник документов и материалов. Составители : Овчинников Р. В., Светенко А. С. М. Языки русской культуры. 1997. 464 с.

Ссылки[править | править вики-текст]

	Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачёва на Викискладе?

• Сборник документов по истории Пугачёвского восстания на сайте Vostlit.info
• Следственные документы Е. И. Пугачёва на сайте Vostlit.info
• Военно-походный журнал командира карательного корпуса подполковника Михельсона И. И. о боевых действиях против повстанцев в марте — августе 1774 г. // Крестьянская война 1773—1775 гг. в России. Документы из собрания Государственного исторического музея. — М.: Наука, 1973. — С. 194—223.
• Гвоздикова И. Салават Юлаев: исторический портрет («Бельские просторы», 2004)
• Дневник участника дворянского ополчения Казанской губернии «О Пугачеве. Его злодейских поступках» // Крестьянская война 1773—1775 гг. в России. Документы из собрания Государственного исторического музея. — М.: Наука, 1973. — С. 58-65.
• Добротворский И. А. Пугачев на Каме // Исторический вестник, 1884. — Т. 18. — № 9. — С. 719—753.
• Екатерина II. Письма императрицы Екатерины II к А. И. Бибикову во время пугачевского бунта (1774) / Сообщ. В. И. Ламанским // Русский архив, 1866. — Вып. 3. — Стб. 388—398.
• Зобов Ю. С. Крестьянская война 1773-75 годов
• Крестьянская война под предводительством Пугачёва на сайте История Оренбуржья
• Кулагинский П. Н. Пугачевцы и Пугачев в Тресвятском-Елабуге в 1773—1775 гг. / Сообщ. П. М. Макаров // Русская старина, 1882. — Т. 33. — № 2. — С. 291—312.
• Лопатина. Письмо из Арзамаса от 19 сентября 1774 г. / Сообщ. А. И. Языков // Русская старина, 1874. — Т. 10. — № 7. — С. 617—618. — Под загл.: Пугачевщина.
• Мертваго Д. Б. Записки Дмитрия Борисовича Мертваго. 1790—1824. — М.: тип. Грачева и К, 1867. — XIV, 340 стб. — Прил. к «Русскому архиву» за 1867 г. (Вып. 8—9).
• Определение казанского дворянства о собрании конного корпуса войск из своих людей против Пугачева // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете, 1864. — Кн. 3/4. Отд. 5. — С. 105—107.
• Ореус И. И. Иван Иванович Михельсон, победитель Пугачева. 1740—1807 // Русская старина, 1876. — Т. 15. — № 1. — С. 192—209.
• Пугачевские листы в Москве. 1774 г. Материалы // Русская старина, 1875. — Т. 13. — № 6. — С. 272—276., № 7. — С. 440—442.
• Пугачевщина. Новые материалы для истории Пугачевщины // Русская старина, 1875. — Т. 12. — № 2. — С. 390—394; № 3. — С. 540—544.
• Ваганов М. Отчет майора Мирзабека Ваганова о его миссии к Нурали-хану. Март-июнь 1774 г. / Сообщ. В. Снежневский // Русская старина, 1890. — Т. 66. — № 4. — С. 108—119. — Под загл.: К истории пугачевского бунта. В степи у киргиз-кайсаков март — 1774 — июнь.

Войны и вооружённые конфликты России
Древнерусское государство	Походы Руси против Византии (860 • 907 • 941—944 • 970—971 • 988 • 1024 • 1043) • Каспийские походы русов • Восточный поход Святослава • Русско-печенежские • Междоусобицы (Немига • Нежатина Нива • Колокша • Рожное поле) • Русско-половецкие (Альта • Стугна • Трубеж • Сутень • Салница)
Русские княжества	Русско-половецкие (Орель • Каяла) • Междоусобицы (Супой • Рута • Теребовль • Киев (1169) • Новгород (1170) • Вышгород (1173) • Поход Святослава (1181) • Киев (1203) • Чернигов (1235) • Торческ) • Монгольское нашествие (Калка • Коломна • Сить • Козельск • Чернигов • Киев) • Шведско-новгородские (Второй шведский крестовый поход (Невская битва) • Третий шведский крестовый поход • 1348—1349) • Против рыцарских орденов (Сражение на Омовже • Ледовое побоище • Раковорская битва • Грюнвальдская битва) • Против Венгрии (Звенигород (1211) • Галич (1221) • Галич (1229) • Галич (1233) • Ярославское сражение) • Против Литвы (Усвят • Ирпень • Москва • Угра) • Монголо-татарское иго (Неврюева рать • Куремсина рать • Дюденева рать • Федорчукова рать • Поход Руси на Волжскую Булгарию (1376) • Битва на Воже • Куликовская битва • Нашествие Тохтамыша на Москву • Нашествие Едигея • Битюг • Алексин • Стояние на реке Угре) • Русско-казанские (1445 • 1467—1469 • 1478) • Борьба Москвы и Твери (Бортеневская битва • Осада Твери (1375)) • Московско-новгородские (1456 • 1471 • 1477—1478)
Русское государство	Русско-литовские (1487—1494 • 1500—1503 • 1507—1508 • 1512—1522 • 1534—1537 • 1558—1583) • Русско-казанские (1487 • 1505—1507 • 1521—1524 • 1530—1531 • 1535—1552 • Казанские походы (Взятие Казани) • 1552—1556) • Русско-шведские (1495—1497 • 1554—1557 • 1590—1595 • 1610—1617 • 1656—1658 • 1700—1721) • Русско-крымские (1521 • 1571 • Молоди • 1591 • Крымские походы) • Черемисские (1552—1557 • 1571—1574 • 1581—1585) • Ливонская война • Дагестанские походы (1560 • 1594 • 1604—1605) • Русско-турецкие (1568—1570 • 1672—1681 • 1686—1700 • 1710—1713) • Русско-польские (1577—1582 • 1609—1618 • Смоленская • 1654—1667) • Башкирские восстания (1662—1664 • 1681—1684 • 1704—1711) • Покорение Сибири • Русско-цинский пограничный конфликт • Крестьянские восстания (Хлопка • Болотникова • Степана Разина • Булавинское)
Российская империя	Русско-персидские (1722—1723 • 1796 • 1804—1813 • 1826—1828 • Российская интервенция) • Башкирские восстания (1735—1740 • 1755—1756 • 1834—1835) • Русско-польские (Польское наследство • Барская конфедерация • 1792 • Восстание Костюшко • 1830 • 1863 • 1866) • Русско-турецкие (1735—1739 • 1768—1774 • 1787—1791 • 1806—1812 • Наваринское сражение • 1828—1829 • 1877—1878) • Русско-шведские (1741—1743 • 1788—1790 • 1808—1809) • Австрийское наследство • Семилетняя война • Алеутское восстание • Крестьянская война Пугачёва • Ногайское восстание • Казахские восстания (1783—1797 • 1836—1838 • 1837—1847) • Русско-французские (1798—1800 • 1805 • 1806—1807 • Отечественная война • 1813—1814) • Русско-тлинкитская война • Англо-русская война • Кавказская война • Туркестанские походы (Хивинский (1839—1840) • Русско-кокандская война • Искандер-кульский • Иканское сражение • Ташкентский • Ирджарская битва • Оборона Самарканда • Хивинский (1873) • Кокандский (1875—1876) • Ахал-текинский • Бой на Кушке • Памирские) • Венгерское восстание • Крымская война • Андижанское восстание • Ихэтуаньское восстание • Русско-японская война • Революция 1905—1907 • Первая мировая война ( Восточная Европа • Балканы • Ближний восток • Западная Европа • Среднеазиатское восстание)
Советская Россия/СССР	Гражданская война • Эстония • Латвия • Литва • Польша • Монголия • Грузия • Средняя Азия • Советско-финские войны (1918—1920 • 1921—1922) • Афганские походы (1929 • 1930) • Советско-китайские конфликты (КВЖД • Синьцзян • Байтак-Богдо • Даманский • Жаланашколь) • Советско-японские конфликты (Хасан • Халхин-Гол) • Вторая мировая ( Советско-финская (1939—1940) • Польский поход • Великая Отечественная • Советско-финская (1941—1944) • Иранская операция • Восстание Хасана Исраилова • Советско-японская • Западная Украина) • Холодная война (Корея • Восточная Германия • Венгрия • Вьетнам • Чехословакия • Ангола • Эритрея • Афганистан)
Российская Федерация	Приднестровье • Грузия • Осетино-ингушский конфликт • Таджикистан • Чеченские (1994—1996 • 1999—2009 (Дагестан) • последствия) • Южная Осетия • Сирия (военная операция) Курсивом отмечены ныне идущие конфликты

Pugachev’s Rebellion
Date 1773–1775 Location Russian Empire Result Russian Empire victory Catherine expands serfdom[1]
Belligerents
Russian Empire	Coalition of Cossacks, Russian Serfs, Old Believers, and non-Russian peoples
Commanders and leaders
Catherine the Great Grigory Potemkin Petr Panin Alexander Suvorov Johann von Michelsohnen	Yemelyan Pugachev   Salawat Yulayev
Strength
5,000+ men[2]	1773: 15,000 men[2] 80 artillery pieces[2] 1774: 25,000 men[3]
Casualties and losses
3,500 killed[2]	20,000 killed[2] 16,000 captured[2]

Pugachev’s Rebellion (Russian: Восстание Пугачёва, romanized: Vosstaniye Pugachyova; also called the Peasants’ War 1773–1775 or Cossack Rebellion) of 1773–1775 was the principal revolt in a series of popular rebellions that took place in the Russian Empire after Catherine II seized power in 1762. It began as an organized insurrection of Yaik Cossacks headed by Yemelyan Pugachev, a disaffected ex-lieutenant of the Imperial Russian Army, against a background of profound peasant unrest and war with the Ottoman Empire. After initial success, Pugachev assumed leadership of an alternative government in the name of the late Tsar Peter III and proclaimed an end to serfdom. This organized leadership presented a challenge to the imperial administration of Catherine II.

The rebellion managed to consolidate support from various groups including the peasants, the Cossacks, and Old Believers priesthood. At one point, its administration claimed control over most of the territory between the Volga River and the Urals. One of the most significant events of the insurrection was the Battle of Kazan in July 1774.

Government forces failed to respond effectively to the insurrection at first, partly due to logistical difficulties and a failure to appreciate its scale. However, the revolt was crushed towards the end of 1774 by General Michelsohn at Tsaritsyn. Pugachev was captured soon after and executed in Moscow in January 1775. Further reprisals against rebel areas were carried out by General Peter Panin.

The events have generated many stories in legend and literature, most notably Pushkin’s historical novel The Captain’s Daughter (1836). It was the largest peasant revolt in the history of the Russian Empire.

Background and aims[edit]

As the Russian monarchy contributed to the degradation of the serfs, peasant anger ran high. Peter the Great ceded entire villages to favored nobles, while Catherine the Great confirmed the authority of the nobles over the serfs in return for the nobles’ political cooperation. The unrest intensified as the 18th century wore on, with more than fifty peasant revolts occurring between 1762 and 1769. These culminated in Pugachev’s Rebellion, when, between 1773 and 1775, Yemelyan Pugachev rallied the peasants and Cossacks and promised the serfs land of their own and freedom from their lords.

There were various pressures on Russian serfs during the 18th century, which induced them to follow Pugachev. The peasantry in Russia were no longer bound to the land, but tied to their owner. The connecting links that had existed between the peasant community and the tsar, which had been diminishing, was broken by the interposition of the serf owners; these private lords or agents of the Church or state who owned the land blocked serfs’ access to the political authority. Many nobles returned to their estates after 1762 and imposed harsher rules on their peasants. The relationship between peasant and ruler was cut off most dramatically in the decree of 1767, which completely prohibited direct petitions to the empress from the peasantry. The peasants were also subject to an increase in indirect taxes due to the increase in the state’s requirements. In addition, a strong inflationary trend resulted in higher prices on all goods.^[4] The peasants felt abandoned by the «modern» state.^[5] They were living in desperate circumstances and had no way to change their situation, having lost all possibilities for political redress.

There were natural disasters in Russia during the 18th century, which also added strain on the peasants. Frequent recurrence of crop failures, plagues and epidemics created economic and social instability. The most dramatic was the 1771 epidemic in Moscow, which brought to the surface all the unconscious and unfocused fears and panics of the populace.^[6]

Each ruler altered the position of the Church, which created more pressure. Peter the Great gave the Church new obligations, while its administration assimilated to a department of the secular state. The Church’s resources, or the means of collection, could not meet the new obligations and as a consequence, they heavily exploited and poorly administered their serfs. The unrest spurred constant revolt among Church serfs.^[6]

Leadership and strategy[edit]

Pugachev’s image according to folk memory and contemporary legends was one of a pretender-liberator. As Peter III, he was seen as Christ-like and saintly because he had meekly accepted his dethronement by his evil wife Catherine II and her courtiers. He had not resisted his overthrow, but had left to wander the world. He had come to help the revolt, but he did not initiate it; according to popular myth, the Cossacks and the people did that.^[7]

The popular mythology of Peter III linked Pugachev with the Emancipation Manifesto of 1762 and the serf’s expectations of further liberalizations had he continued as ruler. Pugachev offered freedom from the poll tax and the recruit-levy, which made him appear to follow in the same vein as the emperor he was impersonating.

Pugachev attempted to reproduce the St. Petersburg bureaucracy. He established his own College of War with quite extensive powers and functions. He did not promise complete freedom from taxation and recruitment for the peasants; he granted only temporary relief. His perception of the state was one where soldiers took the role of Cossacks, meaning they were free, permanent, military servicemen. Pugachev placed all other military personnel into this category as well, even the nobles and officers who joined his ranks. All peasants were seen as servants of the state, they were to become state peasants and serve as Cossacks in the militia. Pugachev envisioned the nobles returning to their previous status as the czar’s servicemen on salary instead of estate and serf owners. He emphasized the peasants’ freedom from the nobility. Pugachev still expected the peasants to continue their labor, but he granted them the freedom to work and own the land. They would also enjoy religious freedoms and Pugachev promised to restore the bond between the ruler and the people, eradicating the role of the noble as the intermediary.^[8]

Under the guise of Peter III, Pugachev built up his own bureaucracy and army, which copied that of Catherine. Some of his top commanders took on the pseudonyms of dukes and courtiers. Zarubin Chaika, Pugachev’s top commander, for example, took the guise of Zakhar Chernyshev. The army Pugachev established, at least at the very top levels of command, also mimicked Catherine’s. The organizational structure Pugachev set up for his top command was extraordinary, considering Pugachev defected as an ensign from Catherine’s army. He built up his own War College and a fairly sophisticated intelligence network of messengers and spies. Even though Pugachev was illiterate, he recruited the help of local priests, mullahs, and starshins to write and disseminate his «royal decrees» or ukases in Russian and Tatar languages. These ukazy were copied, sent to villages and read to the masses by the priests and mullahs. In these documents, he begged the masses to serve him faithfully. He promised to grant to those who followed his service land, salt, grain, and lowered taxes, and threatened punishment and death to those who didn’t. For example, an excerpt from a ukase written in late 1773:

From me, such reward and investiture will be with money and bread compensation and with promotions: and you, as well as your next of kin will have a place in my government and will be designated to serve a glorious duty on my behalf. If there are those who forget their obligations to their natural ruler Peter III, and dare not carry out the command that my devoted troops are to receive weapons in their hands, then they will see for themselves my righteous anger, and will then be punished harshly.^[9]

Recruitment and support[edit]

From the very beginning of the insurgency, Pugachev’s generals carried out mass recruitment campaigns in Tatar and Bashkir settlements, with the instructions of recruiting one member from every or every other household and as many weapons as they could secure. He recruited not only Cossacks, but Russian peasants and factory workers, Tatars, Bashkirs, and Chuvash. Famous Bashkir hero Salawat Yulayev joined him. Pugachev’s primary target for his campaign was not the people themselves, but their leaders. He recruited priests and mullahs to disseminate his decrees and read them to the masses as a way of lending them credence.

Priests in particular were instrumental figures in carrying out Pugachev’s propaganda campaigns. Pugachev was known to stage “heroic welcomes” whenever he entered a Russian village, in which he would be greeted by the masses as their sovereign. A few days before his arrival to a given city or village, messengers would be sent out to inform the priests and deacons in that town of his impending arrival. These messengers would request that the priests bring out salt and water and ring the church bells to signify his coming. The priests would also be instructed to read Pugachev’s manifestos during mass and sing prayers to the health of the Great Emperor Peter III. Most priests, although not all, complied with Pugachev’s requests. One secret report of Catherine’s College of War, for example, tells of one such priest, Zubarev, who recruited for Pugachev in Church under such orders. “[Zubarev], believing in the slander-ridden decree of the villainous-imposter, brought by the villainous Ataman Loshkarev, read it publicly before the people in church. And when that ataman brought his band, consisting of 100 men, to their Baikalov village, then that Zubarev met them with a cross and with icons and chanted prayers in the Church; and then at the time of service, as well as after, evoked the name of the Emperor Peter III for suffrage.” (Pugachevshchina Vol. 2, Document 86. Author’s translation)

Pugachev’s army was composed of a diverse mixture of disaffected peoples in southern Russian society, most notably Cossacks, Bashkirs, homesteaders, religious dissidents (such as Old Believers) and industrial serfs. Pugachev was very much in touch with the local population’s needs and attitudes; he was a Don Cossack and encountered the same obstacles as his followers. It is noticeable that Pugachev’s forces always took routes that reflected the very regional and local concerns of the people making up his armies. For example, after the very first attack on Yaitsk, he turned not towards the interior, but instead turned east towards Orenburg which for most Cossacks was the most direct symbol of Russian oppression.

The heterogeneous population in Russia created special problems for the government, and it provided opportunities for those opposing the state and seeking support among the discontented, as yet unassimilated natives.^[10] Each group of people had problems with the state, which Pugachev focused on in order to gain their support.

Non-Russians, such as the Bashkirs, followed Pugachev because they were promised their traditional ways of life, freedom of their lands, water and woods, their faith and laws, food, clothing, salaries, weapons and freedom from enserfment.^[11] Cossacks were similarly promised their old ways of life, the rights to the river Iaik (now the Ural River) from source to sea, tax-free pasturage, free salt, twelve chetvi of corn and 12 roubles per Cossack per year.^[11]

Pugachev found ready support among the odnodvortsy (single homesteaders). In the westernmost part of the region swept by the Pugachev rebellion, the right bank of the middle Volga, there were a number of odnodvortsy. These were descendants of petty military servicemen who had lost their military function and declined to the status of small, but free, peasants who tilled their own lands. Many of them were also Old Believers, and so felt particularly alienated from the state established by Peter the Great. They were hard-pressed by landowners from central provinces who were acquiring the land in their area and settling their serfs on it. These homesteaders pinned their hopes on the providential leader who promised to restore their former function and status.^[12]

The network of Old Believer holy men and hermitages served to propagandize the appearance of Pugachev as Peter III and his successes, and they also helped him recruit his first followers among the Old Believer Cossack of the Iaik.^[13]

The Iaik Cossack host was most directly and completely involved in the Pugachev revolt. Most of its members were Old Believers who had settled among the Iaik River. The Cossacks opposed the tide of rational modernization and the institutionalization of political authority. They regarded their relationship to the ruler as a special and personal one, based on their voluntary service obligations. In return, they expected the czar’s protection of their religion, traditional social organization, and administrative autonomy. They followed the promises of Pugachev and raised the standard of revolt in the hope of recapturing their previous special relationship and securing the government’s respect for their social and religious traditions.^[14]

Factory workers supported Pugachev because their situation had worsened; many state-owned factories had been turned over to private owners, which intensified exploitation. These private owners stood as a barrier between the workers and the government; they inhibited appeals to the state for improvement of conditions. Also, with the loss of Russia’s competitive advantage on the world market, the production of the Ural mines and iron-smelting factories declined. This decline hit the workers the hardest because they had no other place to go or no other skill to market. There was enough material to support rebellion against the system. By and large the factories supported Pugachev, some voluntarily continuing to produce artillery and ammunition for the rebels.^[15]

Challenge to the Russian state[edit]

In 1773 Pugachev’s army attacked Samara and occupied it. His greatest victory came with the taking of Kazan, by which time his captured territory stretched from the Volga to the Ural mountains. Though fairly well-organized for a revolt at the time, Pugachev’s main advantage early on was the lack of seriousness about Pugachev’s rebellion. Catherine the Great regarded the troublesome Cossack as a joke and put a small bounty of about 500 rubles on his head. But by 1774, the threat was more seriously addressed; by November the bounty was over 28,000 rubles. The Russian general Michelson lost many men due to a lack of transportation and discipline among his troops, while Pugachev scored several important victories.

Pugachev launched the rebellion in mid-September 1773. He had a substantial force composed of Cossacks, Russian peasants, factory serfs, and non-Russians with which he overwhelmed several outposts along the Iaik and early in October went into the capital of the region, Orenburg. While besieging this fortress, the rebels destroyed one government relief expedition and spread the revolt northward into the Urals, westward to the Volga, and eastward into Siberia. Pugachev’s groups were defeated in late March and early April 1774 by a second relief corps under General Bibikov, but Pugachev escaped to the southern Urals, Baskiria, where he recruited new supporters. Then, the rebels attacked the city of Kazan, burning most of it on July 23, 1774. Though beaten three times at Kazan by tsarist troops, Pugachev escaped by the Volga, and gathered new forces as he went down the west bank of the river capturing main towns. On September 5, 1774, Pugachev failed to take Tsaritsyn and was defeated in the steppe below that town. His closest followers betrayed him to the authorities. After a prolonged interrogation, Pugachev was publicly executed in Moscow on 21 January [O.S. 10 January] 1775.^[16]

Indigenous involvement[edit]

Pugachev’s vague rhetoric inspired not only Cossacks and peasants to fight, but also indigenous tribes on the eastern frontier. These indigenous groups made up a comparatively small portion of those in revolt, but their role should not be underestimated. Each group had a distinct culture and history, which meant that their reasons for following Pugachev were different.

The Mordovians, Mari, Udmurts, and Chuvash (from the Volga and Kama basin) for example, joined the revolt because they were upset by Russian attempts to convert them to Orthodoxy. These groups lived within Russia’s borders, but held onto their language and culture. During the Pugachev Rebellion, these natives responded by assassinating Orthodox clergy members.^{[citation needed]} Because the natives professed allegiance to Pugachev, the rebel leader had no choice but to implicitly condone their actions as part of his rebellion.^[17]

The Tatars (from the Volga and Kama basin) were the indigenous group with the most complex political structure. They were most closely associated with Russian culture because they had lived within the empire’s borders since the 16th century. Many Tatars owned land or managed factories. As more integrated members of the Russian Empire, the Tatars rebelled in objection to the poll tax and their military and service obligations. The Tatars were closely associated with the Cossacks and were a crucial part of Pugachev’s recruitment efforts.

As a group, the Bashkirs had the most unified involvement in the rebellion. The Bashkirs were nomadic herdsman, angered by newly arrived Russian settlers who threatened their way of life. Russians built factories and mines, began farming on the Bashkir’s former land, and tried to get the Bashkirs to abandon their nomadic life and become farmers too. When fighting broke out, Bashkir village leaders preached that involvement in the rebellion would end Russian colonialism, and give the Bashkirs the political autonomy and cultural independence they desired. The Bashkirs were crucial to Pugachev’s rebellion. Some of the memorable leaders of the rebellion, like Salavat Yulaev were Bashkirs, and historian Alan Bodger argues that the rebellion might have died in the beginning stages were it not for the Bashkir’s involvement. In spite of their integral role, Bashkirs fought for different reasons than many of the Cossacks and peasants, and sometimes their disparate objectives disrupted Pugachev’s cause. There are accounts of Bashkirs, upset over their lost land, taking peasant land for themselves. Bashkirs also raided factories, showing their aggression towards Russian expansion and industrialization. Pugachev thought that these raids were ill-advised and not helpful towards his cause.

While the Bashkirs had a clear unified role in the rebellion, the Buddhist Kalmyks and Muslim Kazakhs, neighboring Turkic tribes in the steppe, were involved in a more fragmented way. The Kazakhs were nomadic herdsman like the Bashkirs, and were in constant struggle with neighboring indigenous groups and Russian settlers over land. Pugachev tried hard to get Kazakh leaders to commit to his cause, but leaders like Nur-Ali would not do so fully. Nur-Alit engaged in talks with both Pugachev’s and Tsarist forces, helping each only when it was advantageous for him. The Kazakhs mostly took advantage of the rebellion’s chaos to take back land from Russian peasants and Bashkir and Kalmyk natives. Historian John T. Alexander argues that these raids, though not directly meant to help Pugachev, ultimately did help by adding to the chaos that the Imperial forces had to deal with.^[18]

The early Volga German settlements were attacked during the Pugachev uprising.

The Kalmyks’ role in the rebellion was not unified either, but historians disagree about how to classify their actions. Historian Alan Bodger argues that the Kalmyks’ role was minimal. They helped both sides in the conflict, but not in a way that changed the results. John T. Alexander argues that the Kalmyks were a significant factor in the rebel’s initial victories. He cites the Kalmyk campaign led by II’ia Arapov which, though defeated, caused a total uproar and pushed the rebellion forward in the Stavropol region.^[19]

Defeat[edit]

By late 1774 the tide was turning, and the Russian army’s victory at Tsaritsyn left 9,000-10,000 rebels dead. Russian General Panin’s savage reprisals, after the capture of Penza, completed their discomfiture. By 21 August 1774, Don Cossacks recognize that Pugachev is not Peter III. By early September, the rebellion was crushed. Yemelyan Pugachev was betrayed by his own Cossacks when he tried to flee in mid-September 1774, and they delivered him to the authorities.^[20] He was beheaded and dismembered on 21 January 1775, in Moscow.

After the revolt, Catherine cut Cossack privileges further and set up more garrisons across Russia. Provinces became more numerous, certain political powers were broken up and divided among various agencies, and elected officials were introduced.^[21]

Assessments[edit]

The popular interpretation of the insurgency was that Pugachev’s men followed him out of the desire to free themselves from the oppression of Catherine’s reign of law. However, there are documents from Pugachev’s war college and eye witness accounts that contradict this theory. While there were many who believed Pugachev to be Peter III and that he would emancipate them from Catherine’s harsh taxes and policies of serfdom, there were many groups, particularly of Bashkir and Tatar ethnicity, whose loyalties were not so certain. In January 1774, for example, Bashkir and Tatar generals led an attack on the City of Kungur. During the revolt the nomadic Kazakhs took the opportunity to raid the Russian settlements.^[22] Pugachev’s troops suffered from a lack of food and gunpowder. Many fighters deserted, including one general who left the battle and took his entire unit with him. One general wrote in a report to his superior, V. I. Tornova, «For the sake of your eminence, we humbly request that our Naigabitskiaia Fortress be returned to us with or without a detachment, because there is not a single Tatar or Bashkir detachment, since they have all fled, and the starshins, who have dispersed to their homes, are presently departing for the Naigabanskaia fortress.» (Dokumenty i Stavki E. I. Pugacheva, povstancheskikh vlastei i ucherezhdenii, 1773-1774. Moskva, Nauka, 1975. Document number 195. Author’s translation)

The concept of freedom was applied to the movement in regard to being free from the nobility. A peasant was to be free to work and own the land he worked. Pugachev’s followers idealized a static, simple society where a just ruler guaranteed the welfare of all within the framework of a universal obligation to the sovereign. The ruler ought to be a father to his people, his children; and power should be personal and direct, not institutionalized and mediated by land- or serf owner. Such a frame of mind may also account for the strong urge to take revenge on the nobles and officials, on their modern and evil way of life.^[23]

Pugachev’s followers were particularly frightened by apparent economic and social changes. They wished to recapture the old ideals of service and community in a hierarchy ordained by God. They needed a palpable sense of direct relationship with the source of sovereign power. The Cossacks were most keenly aware of the loss of their special status and direct contact with the czar and his government.

The Imperial government endeavored to keep the matter of the rebellion strictly secret or, failing that, to portray it as a minor outbreak that would soon be quelled. The absence of an independent Russian press at the time, particularly in the provinces, meant that foreigners could read only what the government chose to print in the two official papers, or whatever news they could obtain from correspondents in the interior. (Alexander, 522) Russian government undertook to propagate in the foreign press its own version of events and directed its representatives abroad to play down the revolt.^[24]

The Russian government favored the use of manifestos to communicate with the people of Russia. Catherine thought that exhortations to abandon him would excite popular antipathy for his cause and elicit divisions within rebel ranks. Her printed pronouncements were widely distributed in the turbulent areas; they were read on the public squares and from the parish pulpits. In the countryside local authorities were instructed to read them to gatherings of the people, who were then required to sign the decree. These government proclamations produced little positive effect. They actually added more confusion and even provoked unrest when the peasantry refused to believe or sign them.^[25]

Much of the blame for the spread of the insurrection must be laid on the local authorities in Russia. “They were lax, timid, and indecisive; their countermeasures were belated, futile, and lost lives needlessly.”^[26] Catherine herself recognized this assessment. As Catherine said “I consider the weak conduct of civil and military officials in various localities to be as injurious to the public welfare as Pugachev and the rabble he has collected.”^[27] The weakness could not have been entirely the fault of the officials. The local bureaucracy in Russia was too remote and too inefficient to adequately deal with even the most basic administrative matters.

Pugachev’s success in holding out against suppression for over a year proved to be a powerful incentive for future reforms. It made apparent to the government several problems with their treatment of the provinces. They were left weakly controlled and consequently, susceptible to outbreaks of peasant violence. The most crucial lesson Catherine II drew from the Pugachev rebellion, was the need for a firmer military grasp on all parts of the Empire, not just the external frontiers. For instance, when the governor of the Kazan guberniya called for assistance against the approaching Pugachev, there was no force available to relieve him. The revolt did occur at a sensitive point in time for the Russian government because many of their soldiers and generals were already engaged in a difficult war on the southern borders with Ottoman Turkey. However, the professional army available outside the gates of Kazan to counter the Cossack-based army of Pugachev only consisted of 800 men.^[11]

Media[edit]

• The Captain’s Daughter (1836 historical novel by Alexander Pushkin) Imperial officer Pyotr Grinyov is sent to a remote outpost. While traveling he is lost in a snowstorm, where he encounters a stranger who guides him to safety. He gratefully gives the stranger his fur coat and they part ways when the storm ends. Later his outpost is attacked by Pugachev’s forces, led by the stranger — who turns out to be Pugachev himself. Pugachev, impressed with the young man’s integrity, offers him a place in his army. The officer has to choose between loyalty to his commission or following the charismatic Pugachev.
• Tempest (1958 film) An adaptation of The Captain’s Daughter produced by Dino de Laurentis and directed by Alberto Lattuada. It starred Geoffrey Horne as Piotr Grinov, Silvana Mangano as Masha Miranov and Van Heflin as Emelyan Pugachov.

References[edit]

Sources[edit]

• Alexander, John T. (1969). Autocratic politics in a national crisis: the Imperial Russian government and Pugachev’s revolt, 1773-1775. Bloomington: Indiana University Press.
• Alexander, John T. (1970a). «Recent Soviet Historiography on the Pugachev Revolt: A Review Article». Canadian-American Slavic Studies. Brill Publishers. 4 (3): 602–617. doi:10.1163/221023970X00716. ISSN 2210-2396.
• Alexander, John T. (1970b). «Western Views of the Pugachev Rebellion». Slavonic and East European Review. Modern Humanities Research Association and University College London, School of Slavonic and East European Studies. 48 (113): 520–536. eISSN 2222-4327. ISSN 0037-6795.
• Alexander, John T. (1973). Emperor Of The Cossacks: Pugachev and the Frontier Jacquerie of 1773-1775. Lawrence, Kansas: Coronado Press.
• Avrich, Paul (1972). Russian Rebels, 1600-1800. New York: Schocken Books.
• Bodger, Alan (1988). «The Kazakhs and the Pugachev uprising in Russia, 1773-1775». Research Institute for Inner Asian Studies (RIFIAS). Bloomington: Indiana University (11).
• Bodger, Alan (1991). «Nationalities in History: Soviet Historiography and the Pugačëvščina». Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 39 (4).
• Commercio, Michele E. (2004). «The ‘Pugachev rebellion’ in the context of post‐Soviet Kazakh nationalization». Nationalities Papers. 32 (1): 87–113. doi:10.1080/0090599042000186205. ISSN 0090-5992. S2CID 154353007 – via ResearchGate.
• De Madariaga, Isabel (1981). Russia in the Age of Catherine the Great. New Haven: Yale University Press. pp. 239–255. ISBN 0-300-02515-7.
• Forster, Robert (1970). Preconditions of Revolution in Early Modern Europe. Baltimore: Johns Hopkins Press. ISBN 9780801811760.
• Jones, Robert Edward (1973). The Emancipation of the Russian Nobility, 1762-1785. Princeton: Princeton University Press. ISBN 9780691052083.
• Kagan, Donald; Ozment, Steven; Turner, Frank (2002). The Western Heritage, Eighth Edition. New York, New York: Prentice Hall Publishing. Archived from the original on February 13, 2006.
• Longworth, Philip (1973). «The Pugachev Revolt: The Last Great Cossack-Peasant Rising». Journal of European Studies. SAGE Publications. 3 (1). doi:10.1177/004724417300300101. eISSN 1740-2379. ISSN 0047-2441. S2CID 162422918.
• Longworth, Philip (1975). «The Pretender Phenomenon in Eighteenth Century Russia». Past & Present. Oxford University Press. 66 (66): 61–84. doi:10.1093/past/66.1.61. eISSN 1477-464X. ISSN 0031-2746.
• Pushkin, Aleksandr Sergeevich (2000). The Complete Works of Alexander Pushkin: History of the Pugachev Rebellion. Downham Market: Milner & Company Ltd.
• Raeff, Marc (1970). «Pugachev’s rebellion». In Forster, Robert (ed.). Preconditions of Revolution in Early Modern Europe. Baltimore: Johns Hopkins Press. pp. 197 ff. ISBN 9780801811760.
• Raeff, Marc (2009). «Pushkin’s The History of Pugachev: Where Fact Meets the Zero-Degree of Fiction» (PDF). In Bethea, David M. (ed.). The Superstitious Muse: Thinking Russian Literature Mythopoetically. Boston: Academic Studies Press. pp. 301–322. doi:10.2307/j.ctt1zxsj7q.17. ISBN 9781934843178. JSTOR j.ctt1zxsj7q.17.
• Yaresh, Leo (1957). «The ‘Peasant Wars’ in Soviet Historiography». American Slavic and East European Review. 16 (3): 241–259. doi:10.2307/3001170. JSTOR 33001170.

In other languages[edit]

• Akademiia nauk SSSR [Academy of Sciences of the USSR] (1975). In-t istorii SSSR [History of the USSR] (in Russian). Moscow: Tsentralʹnyi gosudarstvennyi arkhiv drevnikh aktov SSSR [Central government archive of ancient acts of the USSR].
• Pugachevshchina [Dark Deeds of Pugachev] (in Russian). Moscow: Gosizdat. [1926-1931]
• Palmer, Elena (2005). Peter III — Der Prinz von Holstein (in German). Erfurt, Germany: Sutton Publishing. ISBN 978-3-89702-788-6.

External links[edit]

• World History at KMLA
• Stavropol and Pugachyov’s rebellion

Становление крестьянского вождя

Пугачёв родился в станице Зимовейской Донской области. Точная дата его рождения не определена, но известно, что он появился на свет в 1742 году. Когда Емельяну было 17 лет, он поступил на военную службу вместо вышедшего в отставку отца. 

Пугачёв участвовал в Семилетней и Русско-турецкой войнах, отличился при взятии Бендер и дослужился до офицерского звания — хорунжего.

В 1771-ом Пугачёв поехал на Дон — менять лошадей. Однако вернуться в строй не смог по состоянию здоровья: у него на ногах и груди появись гнойные язвы. Он отдал другому казаку двух лошадей со сбруей, саблю, бурку, зипун и 12 рублей, чтобы тот его подменил. Пролежав месяц дома, Пугачёв поехал в Черкасск, чтобы подать в отставку. Но на вольные хлеба казака отпускать не захотели, предложив ему лечь в лазарет. От казённого лечения Емельян отказался.

Впоследствии с разрешения командования он отправился в Таганрог проведать сестру и зятя. Родственники пожаловались Пугачёву на трудную жизнь, и в конце концов все решили бежать за Дон, в Терское войско. Но сначала приехали в Зимовейскую, и там жена с матерью уговорили Пугачёва отказаться от этого замысла. Правда, зятя с товарищами он всё же переправил через Дон. Однако через некоторое время беглецы вернулись и доложили властям, что им помогал Пугачёв. Тот попытался скрыться, но был пойман и взят под стражу.

Дожидаться решения командования будущий вождь восстания не стал и сбежал из-под ареста. Так он оказался вне закона. Некоторое время Пугачёв прятался в окрестностях станицы, потом переправился через Дон и вступил в Терское войско. Затем Емельяна не раз задерживали, но ему всегда удавалось бежать. 

Спасаясь от возможного преследования, Пугачёв начал выдавать себя за старовера. С помощью представителей общины он добрался до польской границы и там сделал вид, что возвращается в Россию с запада. Пугачёв получил паспорт и рекомендации от местного купца-старовера к игумену Филарету, настоятелю старообрядческого скита на реке Иргиз.

Начало восстания

Осенью 1772 года Пугачёв поселился в ските у Филарета и узнал о волнениях в Яицком войске, которым сочувствовал игумен. В то время у Пугачёва, видимо, и появилась идея, назвавшись царём Петром III, увести яицких казаков на Кубань к бежавшим ранее «некрасовцам» — потомкам донских и хопёрских казаков, которые ушли в турецкие владения после подавления Булавинского восстания в 1708 году. 

Пётр III был свергнут женой ещё в 1762 году и умер при не до конца выясненных обстоятельствах. После этого появилось несколько самозванцев, объявлявших себя «спасшимся императором». Однако все они были пойманы и отправлены на каторгу.

Пугачёв под видом купца прибыл в Яицкий городок, где, представившись Петром III, стал подбивать бывших повстанцев уходить на Кубань. Вскоре Пугачёва арестовали по доносу и отправили в Казань. Местные власти перевели задержанного на облегчённый режим содержания. Его планировали наказать плетьми и отправить на каторгу, но в мае Пугачёв, вступив в сговор с караулом, совершил побег.

Тем временем яицким казакам объявили приговоры за участие в восстании. Им вырывали ноздри, ставили клейма, отправляли в ссылку и в армию. Многие оказались на грани разорения из-за огромных штрафов. Ситуация для появления нового лидера оказалась весьма удачной.

«На то, о чём говорил Пугачёв, возник социальный спрос. Людям приходилось плохо, и они воспринимали происходящее с ними как нечто неправильное. Но жизни без царя они в то время не мыслили. Поэтому идея замены «неправильной» императрицы на «правильного» императора пришлась им по душе», — рассказал в беседе с RT профессор РГГУ доктор исторических наук Игорь Курукин.

Во второй половине XVIII века в ряде регионов Российской империи, в том числе и на Урале, сложилась напряжённая социальная обстановка, отмечают эксперты.

«По мере расширения страны шло наступление властей на казацкую вольницу», — рассказал в интервью RT доктор исторических наук Дмитрий Володихин.

Ещё Пётр I перевёл казаков из попечения Коллегии иностранных дел в подчинение Военной коллегии. Выборность казачьих должностей ликвидировалась. Простые казаки лишались механизма воздействия на своё командование, а старшины всё больше напоминали закрытую касту. Введение в 1754 году монополии на соль лишило казаков доходов от соляных промыслов.

«В 1762 году царь Пётр III подписал документ, освобождавший дворян от обязательной службы в мирное время. Его же придерживалась и Екатерина II. Однако другие социальные группы — казаки и крестьяне — чувствовали себя обделёнными, поскольку, в отличие от дворян, их ограничивали в правах всё больше и больше», — рассказал в беседе с RT академик Академии политических наук РФ, заведующий кафедрой РЭУ им. Г.В. Плеханова Андрей Кошкин.

Как отметил эксперт, из-за имущественного и социального расслоения возник дисбаланс и внутри самого казачества. 

В 1771-ом Военная коллегия приказала наказать плетьми яицких казаков, отказавшихся участвовать в погоне за откочевавшими из России калмыками. Это вылилось в Яицкое восстание 1772 года, жестоко подавленное царскими войсками. Ряд казацких лидеров были приговорены к смертной казни, однако Екатерина II заменила четвертование и повешение вырыванием ноздрей и ссылкой.

По словам Кошкина, при Екатерине II было укреплено самодержавие. При этом права крестьян ограничивали помещики и руководители промышленных предприятий.

«Для того чтобы снять напряжение в обществе, нужны были социальные преобразования в пользу поражённых в правах прослоек населения, но они не происходили. Достаточно было искры, чтобы произошёл взрыв. И этой искрой стал Емельян Пугачёв», — подчеркнул эксперт.

В свою очередь, Андрей Кошкин отметил, что многие в России воспринимали переворот 1762 года как свидетельство того, что Екатерина II узурпировала власть, и это только усиливало популярность Пугачёва.

Его отряд насчитывал уже порядка 300 человек. Казаки бежали к Пугачёву поодиночке и целыми подразделениями. На Рубёжинском форпосте был созван круг, в ходе которого его сторонники присягнули «великому государю императору Петру Фёдоровичу» и избрали себе старшину. Вскоре на сторону Пугачёва перешёл Илецкий городок. Повстанцы направились к Оренбургу, захватывая по пути небольшие крепости.

Взлёт и падение Пугачёва

В конце сентября 1773 года войска Пугачёва захватили Рассыпную, Нижнеозёрную и Татищеву крепости. Впоследствии участники бунта подошли к Оренбургу, который был хорошо укреплён и защищался гарнизоном в 3 тыс. человек.

Попытки штурма крепости оказались неудачными, зато пугачёвцы разбили несколько отрядов, которые шли на помощь осаждённым. В начале 1774 года в Оренбурге начался голод, и командование стало выселять из крепости гражданских. Пугачёв в это время собрал от 25 до 40 тыс. повстанцев, а бунт охватил до 100 тыс. человек. С целью оптимизации военного планирования вождь повстанцев создал в своих войсках Военную коллегию и Тайную думу.

В январе следующего года отряды Пугачёва взяли Ставрополь. В их ряды массово вливались башкиры и татары-мишари. Под контролем участников бунта оказались десятки уральских заводов — одни были взяты штурмом, работники других помогали пугачёвцам, передавая оружие, припасы и деньги. Кроме того, к восстанию стали присоединяться районы Западной Сибири. Продвижение пугачёвских войск сопровождалось жестокими расправами с дворянами, офицерами и чиновниками.

Когда в Санкт-Петербурге стало известно о масштабах восстания, против Пугачёва начали перебрасывать войска с западных границ империи. Повстанцы отвели силы от Оренбурга и сконцентрировали их в районе Татищевой крепости, где и были разбиты 2 апреля отрядом правительственных войск под командованием генералов Петра Голицына, Павла Мансурова и Фёдора Фреймана.

Ещё одну победу над бунтовщиками царские войска одержали 12 апреля под Сакмарским городком. Пугачёву пришлось спасаться бегством. Однако, воспользовавшись спорами между представителями правительственных сил, связанными с распределением полномочий, он вновь сумел собрать разрозненные отряды в единую армию. 

Теряя позиции на Урале, Пугачёв развернулся в сторону Волги. Во многих населённых пунктах его встречали хлебом-солью, в отряды повстанцев вступали новые добровольцы. В июле пугачёвские войска ворвались в Казань, вынудив гарнизон города запереться в местном кремле. На помощь осаждённым подоспел отряд подполковника Ивана Михельсона.

26 июля регулярные войска разбили у Казани пугачёвский корпус, превосходивший их по численности в несколько раз. Крестьянское ополчение и башкирская лёгкая кавалерия в беспорядке отступили, неся значительные потери. Пугачёв бежал в западном направлении. В Саранске он зачитал манифест о даровании вольности крестьянству, воодушевивший простой народ, после чего восстание вспыхнуло с новой силой. Крестьяне массово убивали дворян.

Екатерина II отправила против повстанцев отряд под руководством бывшего командира Пугачёва — генерала Петра Панина. Заключение мира с Турцией позволило ей отозвать из Причерноморья 20 полков и самого Александра Суворова. Многие ожидали похода Пугачёва на Москву, но он вместо этого повернул на юг.

Казаки, понёсшие огромные потери в Казанском сражении и последующих столкновениях, устали от войны и перестали верить в свои силы. Пугачёв занял несколько городов, но провалил штурм Царицына и был в очередной раз разбит правительственными войсками.

Среди старшин пугачёвского войска уже после поражения при Казани начал зреть заговор. В итоге представители окружения Пугачёва выдали своего лидера властям в Яицком городке.

«Начались допросы Пугачёва. С ним беседовал даже сам Суворов, которого заинтересовали полководческие способности казака», — рассказал Андрей Кошкин.

Лидера бунтовщиков отконвоировали сначала в Симбирск, а затем в Москву. Поведение вождя повстанцев под следствием историки оценивают неоднозначно. Одни считают, что он вёл себя мужественно, другие полагают, что Пугачёв активно оговаривал товарищей и пытался добиться помилования.

Оставшиеся без своего вождя повстанцы были окончательно разгромлены в 1775 году.

«Точное количество жертв восстания Пугачёва нам неизвестно, но в любом случае обе стороны проявляли чрезвычайную жестокость, проливая реки крови», — отметил Игорь Курукин.

По решению суда Пугачёв был четвертован на Болотной площади в Москве 21 января 1775 года. Были казнены или отправлены на каторгу многие из его соратников. Семью вождя восстания заточили в крепость, дом сожгли, населённые пункты, участвовавшие в бунте, переименовали.

По словам Кошкина, до начала ХХ века пугачёвщина была последним крупным восстанием в России.

«Сам Пугачёв — это знамя для недовольных во второй половине XVIII века. Но против опытной регулярной армии он не смог ничего поделать», — подчеркнул эксперт.

В свою очередь, Дмитрий Володихин подчеркнул, что, вопреки мнению ряда исследователей, пытающихся представить пугачёвщину крестьянской войной, она была казацким восстанием.

«Данные события привели к огромным разрушениям. Это была страшная трагедия», — резюмировал историк.