Кошанский кратко руководство к красноречию - Большая энциклопедия инструкций и руководств

Обновлено: 25.04.2023

Эта книга – вторая знаковая работа филолога Кошанского, которая вместе с его “Общей реторикой” на долгие годы определила русскую словесность и стала учебником для гимназий и даже высших учебных заведений .

Николай Федорович Кошанский – философ и юрист по образованию, преподаватель, один из ученых, разработавших в первой половине XIX века основы русской словесности и риторики. Кстати, в своих основных трудах “Общая реторика” и “Частная реторика” Кошанский не делает ошибки, употребляя термин “реторика” через “е”. Просто он берет этот термин из древнегреческого, а там правильно как раз так. Кошанский вообще славился своей чрезмерной скурпулезностью. Откуда мы об этом знаем? Да от Пушкина и его лицеистов-однокашников! Кошанский был одним из двух основных преподавателей русской словесности в Царскосельском лицее.

Н. Ф. Кошанский родился в 1785 году. Он учился в Московском университетском пансионе одновременно с В. А. Жуковским, а будучи студентом Московского университета, преподавал риторику в Благородном университетском пансионе и Московском воспитательном доме, Екатерининском московском институте, пансионах и частных домах. В 1802 году Кошанский окончил Московский университет сразу по двум факультетам: философскому (с золотой медалью) и юридическому. Затем преподавал латинский и греческий языкв университетской гимназии, российскую риторику в Московском университетском пансионе, а с января 1805 г. был магистром философии и свободных наук. В 1807 г. Кошанский защитил диссертацию “Изображение мифа о Пандоре в античных произведениях искусства” (на латинском языке), получив степень доктора философии.

· поэзию, которая граничит с эстетикой.

Если общая риторика излагала общие правила составления сочинений, то частная риторика предлагала правила к отдельным видам: как писать письма, как вести разговоры, как строить учебные и ученые сочинения, каковы разновидности ораторского красноречия, наконец, как пишется художественная (или изящная) проза. Сам Кошанский об этом сказал так: «Реторика (вообще) есть наука изобретать, располагать и выражать мысли и (в особенности) руководство к познанию всех прозаических сочинений. В первом случае называется общею, во втором частною».

Каждая из риторик, по Кошанскому, имеет свой предмет, свою цель и свои границы. Каждая как наука имеет свою теорию и как искусство – свою практику. Общая риторика содержит начальные, главные, общие правила всех прозаических сочинений. А частная? Она, основываясь на общей, рассматривает каждое прозаическое произведение, главнейшие его достоинства и недостатки.

Также Кошанский делит все речи на два больших рода: мирские (торжественные, похвальные, академические, политические, военные) и духовные (проповеди, беседы, поучительные и надгробные слова). Учёный подчеркивает, что в новое время (конечно, имеется в виду XIX в.) в России выделяется главный род красноречия – духовный. В других державах, например в Англии и Франции, он отмечает активностьполитического и судебного красноречия.

Рассуждая уже не о двух риториках, а об ораторском искусстве вообще, приведём ещё одну цитату Кошанского: “Ораторство, витийство есть искусство даром живого слова действовать на разум, страсти и волю других… Ораторство в кругу всех родов прозы занимает высшее место; оно составляет особое изящное искусство и не довольствуется изобретением, расположением и выражением мыслей, как все роды прозы, но требует еще произношения – языка действий”.

Увы, оба сборника Кошанского в своё время подверглись жесточайшей критике. Самая мягкая характеристика – “Общая Реторика, сочиненная почтеннейшим Н. Ф. Кошанским, не может принести большой пользы учащимся” – в “Сыне Отечества” за 1830 год (№8, с.120), еще находящем некоторые достоинства, как-то тонкий литературный вкус автора. ”Московский Телеграф” за 1831 год (№5, с.86) уже обвиняет вообще всю риторику – как “варварское, схоластическое знание”. “Библиотека для чтения” (1836, т. 17, отд. 6, с. 37) прямо называет риторику несуществующей наукой и далее иронично замечает: “Мерзляков создал Кошанского, а Кошанский создал А. С. Пушкина. Следовательно, А. С. Пушкин учился по риторике г. Кошанского, следовательно, учась по риторике г. Кошанского, можно выучиться прекрасно писать”. Апофеозом критики обеих “Реторик” стали статьи В. Г. Белинского 40-х годовв “Отечественных записках” и “Литературных прибавлениях” к “Русскому инвалиду”, в которых он ратовал за создание новой теории словесности, свободной от пережитков классицизма. Так, в №1 “Отечественных записок” за 1845 год (т.38, отд.6, с.34) он писал: “Всякая реторика есть наука вздорная, пустая, вредная, педантская, остаток варварских схоластических времен, все реторики, сколько мы знаем их на русском языке, нелепы и пошлы; но реторика г.Кошанского перещеголяла их всех. И эта книга выходит уже девятым изданием! Сколько же невинного народа губила она собою!” Думается, прав Малеин, говоря, что Белинский “в своем стремлении уронить достоинство учебника, переходил, кажется, меру”.

Тем не менее, “Реторики” Кошанского держались до 1851 года. Министерство народного просвещения, не решаясь сразу отменить учебники, поручило отзыв о них академику П. А. Плетневу. П. А. Плетнев в письме к Я. К. Гроту от 28 февраля 1848 года обосновал свое мнение о риторике Кошанского так: “Я расхваливаю ее, находя, что ежели уж нужно учится риторике, то, конечно, лучше по дельной, умной, хотя и очень педантской книге Кошанского, нежели по глупой, бестолковой и обличающей прямое невежество, как у всех других” [“Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым”, с.195]. В своей книге, защищая память учителя от нападок, Грот подчеркивал, что критикуя “Риторики”, надо иметь в виду — “обе они имеют одно редкое для того времени достоинство — историческую основу, знакомят в правильной системе с историей древней и новой литератур, в особенности русской, и, во-вторых, что они заключают в себе только нить или канву, по которой дальнейшее развитие и оживление предмета предоставляется знанию и искусству хорошего преподавателя”[Грот, “Пушкин”, с. 42].

18. Книга П. Сергеича «Искусство речи на суде»

«Искусство речи на суде» — книга известного русского юриста Петра Пороховщикова (под псевдонимом П. Сергеич), которая содержит исследование условий и методов судебного красноречия. Впервые книга была издана в Санкт-Петербурге в 1910 году, после чего выдержала несколько переизданий. Далее — цитата из вступительной рецензии к книге, написанной коллегой Сергеича (Пороховщикова). Автор рецензии во многом спорит с автором.

Можно не соглашаться с некоторыми из положений и советов автора, но нельзя не признать за его книгой большого значения для тех, кто субъективно или объективно интересуется судебным красноречием как предметом изучения или как орудием своей деятельности, или, наконец, показателем общественного развития в данное время. Четыре вопроса возникают обыкновенно пред каждым из таких лиц:

· что такое искусство речи на суде?

· какими свойствами надо обладать, чтобы стать судебным оратором?

· какими средствами и способами может располагать последний?

· в чем должно состоять содержание речи и ее подготовка?

Объем настоящей статьи не позволяет коснуться многих частей книги, но нельзя не указать на одно оригинальное ее место. «Есть вечные, неразрешимые вопросы о праве суда и наказания вообще,— говорит автор,— и есть такие, которые создаются столкновением существующего порядка судопроизводства с умственными и нравственными требованиями данного общества в определенную эпоху. Вот несколько вопросов того и другого рода, остающихся нерешенными и доныне, и с которыми приходится считаться: в чем заключается цель наказания? можно ли оправдать подсудимого, когда срок его предварительного заключения больше срока угрожающего ему наказания? можно ли оправдать подсудимого по соображению: на его месте я поступил бы так же, как он? может ли безупречное прошлое подсудимого служить основанием к оправданию? можно ли ставить ему в вину безнравственные средства защиты? можно’ ли оправдать подсудимого потому, что его семье грозит нищета, если он будет осужден? можно ли осудить человека, убившего другого, чтобы избавиться от физических или нравственных истязаний со стороны убитого? можно ли оправдать второстепенного.соучаст- ника на том основании, что главный виновник остался безнаказанным вследствие небрежности или недобросовестности должностных лиц? заслуживает ли присяжное показание большего доверия, чем показание без присяги? какое значение могут иметь для данного процесса жестокие судебные ошибки прошлых времен и других народов? имеют ли присяжные заседатели нравственное право считаться с первым приговором по кассированному делу, если на судебном следствии выяснилось, что приговор был отменен неправильно, например, под предлогом нарушения, многократно признанного сенатом за несущественное? имеют ли присяжные нравственное право на оправдательное решение вследствие пристрастного отношения председательствующего к подсудимому? и т. n. По мере сил и нравственного разумения судебный оратор должен основательно продумать эти вопросы не только как законник, но и как просвещенный сын своего времени. Указание на эти вопросы во всей их совокупности встречается в нашей юридической литературе впервые с такою полнотою и прямодушием. Несомненно, что перед юристом-практиком они возникают нередко, и необходимо, чтобы неизбежность того или другого их решения не заставала его врасплох. Решение это не может основываться на бесстрастной букве закона; в нем должны найти себе место и соображения уголовной политики, и повелительный голос судебной этики, этот non scripta, sed nata lex[41]. Выставляя эти вопросы, автор усложняет задачу оратора, но вместе с тем облагораживает ее.

Нельзя не присоединиться вполне к ряду практических советов прокурору и защитнику, которыми автор заключает свою книгу, облекая их в остроумную форму с житейским содержанием, почерпнутым из многолетнего судебного опыта, но трудно согласиться с его безусловным требованием письменного изложения предстоя- щейнасуде речи.

· поэзию, которая граничит с эстетикой.

18. Книга П. Сергеича «Искусство речи на суде»

· что такое искусство речи на суде?

· какими свойствами надо обладать, чтобы стать судебным оратором?

· какими средствами и способами может располагать последний?

· в чем должно состоять содержание речи и ее подготовка?

Вложенные файлы: 1 файл

Pervaya_Polovina_XIX_Veka.docx

Во взглядах Н.Ф.Кошанского четко прослеживается смешение взглядов, которое было свойственно первым десятилетиям XIX в. Предромантические веяния в философских и эстетических взглядах его сочетались с традиционными классицистскими постулатами, характерными для века XVIII.

В 1807 г. М.Н.Муравьев скончался. Попечителем Московского университета стал А.К.Разумовский7, а затем П.И.Голенищев-Кутузов8. В 1809 г. Н.Ф.Кошанский стал секретарем Московского цензурного комитета. По-прежнему он продолжал частную преподавательскую практику. В ожидании вакансии он оставался в университете до 1811 г далее был вынужден уйти из него.

Петербургский период. Царскосельский лицей.

Царскосельский лицей был создан по инициативе Лагарпа9, которую поддержал Александр I, желавший обучать в нем своих братьев.

В сентябре 1811 г. Кошанский переехал в Царское село и 12 сентября на первом собрании лицейской конференции был избран секретарем и стал в связи с этим ближайшим помощником директора.

Н.Ф.Кошанский стал преподавать русскую и латинскую словесность, имея уже десятилетний опыт педагогической деятельности. Именно в Царскосельском лицее он проявил себя как талантливый педагог.

В лицейский период жизни Н.Ф.Кошанского можно выделить две основные образующие: воспитательный процесс Кошанского, отчасти подготовивший литературное проявление поэтического дара А.С.Пушкина и составление учебных курсов риторики, определявших обучение этому предмету в 30–40-х гг. XIX в.

В противоположность последующей методике обучения языкам и словесности, предусматривавшей упражнения в чтении и переводах с первых шагов изучения языка, Н.Ф.Кошанский подавал материал для чтения и перевода только после прохождения всей грамматики.

Общая риторика формулирует правила построения любого прозаического текста. Частная риторика разделяет словесность на роды и виды и показывает употребление правил для каждого вида.

Общая риторика построена по классической для Нового времени трехчастной схеме — изобретение, расположение, выражение — где каждая часть состоит из двух отделений. В изобретении это “Источники изобретения” и “Первое соединение мыслей”. Основные понятия первой части: предмет, предложение, простой период, сложный период. Кошанский делит источники изобретения на три рода: первые распространяют отдельное предложение, с помощью вторых из одного предложения выводится другое, третий род служит для нахождения доказательств согласно цели высказывания и принадлежит уже частной риторике.

Первых источников десять: синонимы, эпитеты, антонимы (“противные”) и семь вопросов, соответствующих составу членов предложения. Они распространяют как предмет, так и предложение; в плане грамматики — слово (словосочетание) или нераспространенное предложение до распространенного, т.е. простого периода.

Источников второго рода двадцать четыре: причина, сравнение, подобие, пример, свидетельство, обстоятельства, уступление, условие, противное, время, место, признаки, качества, принадлежности, свойства лица, свойства бездушного предмета, действие и страдание, имя, целое, части, род, виды, определение, следствие. Последовательность первых пяти соответствует расположению по простой хрии (рассуждению); следующие семь представляют собой характеристику действия. В плане грамматики простой период развертывается в сложный, виды которого и рассматриваются во втором отделении.

Сложный период — это содинение двух, трех или четырех предложений по правилам грамматики, логики и риторики (с упором на стиль). Как смысловое и ритмическое целое он делится на повышение и понижение. Классификация сложных периодов основана на логико-грамматических отношениях: причинный (“винословный”), сравнительный, уступительный, условный, противоположный, соединительный, разделительный, последовательный, постепенный, относительный, изъяснительный, заключительный — всего двенадцать периодов. От них Кошанский переходит к прозе, отметив четыре пограничных элемента: разнообразный и продолженный периоды, непрерывную и продолженную речь. По примеру античных риторик он противопоставляет стихи и периоды прозе — по степени свободности (ligata oratio и soluta oratio — pro soluta). С другой стороны, в современной автору действительности проза и стихи противопоставлены периодам — сфера употребления последних очень ограничена: духовные речи, похвальные и надгробные слова. Тем не менее, период — основная единица риторического изобретения Кошанского; речь у него строится как совокупность периодов. Проза — как “способ соединять мысли и способ выражать их” — занимает место между стихами и периодами. Изобретение завершается семью общими правилами прозаического слога, касающимися словоупотребления и порядка слов.

Таким образом, из классической схемы — нравы, аргументы, страсти — собственно в изобретении Кошанского присутствует часть аргументов, а именно внутренние общие места. Силлогизмы перенесены в расположение, т.е. рассматриваются преимущественно как формы, способы оформления высказывания. К внешним топосам можно было бы отнести свидетельство и пример, но сам автор их не выделяет. Система аргументации получается разорванной, рассосредоточенной по разным местам, и не только общей, но и частной риторики.

С чем связано отсутствие учения о нравах? Традиционно риторические нравы используются для установления контакта с аудиторией, утверждения ритором своего авторитета; к ним обычно относятся серьезность, скромность, доброжелательность и осторожность. Есть ли в “Общей реторике” понятие аудитории? Ее реакция не учитывается. По-видимому, теория Кошанского подразумевает некую абстрактную, идеальную, классически образованную, как сам автор, аудиторию — реальные потребности современного общества не учитываются. Одна из причин этого в том, что предметом риторики являются письменные тексты (определяя, что есть истинное красноречие, Кошанский употребляет выражение “истинный писатель”). Другая причина кроется в следующем. Учение о нравах в принципе не было свойственно нашей риторической традиции, в отличии, например, от французской, поскольку в русском обществе не существовало нравственного плюрализма. Этические нормы были едиными, так как формировались православной верой и поддерживались церковью. Именно так в “Частной реторике” трактуется проблема истинного и мнимого красноречия: целью истинного является “желание общего блага” ; истинный оратор (писатель) обладает “добротой души, проникнутой верой” и “живым ощущением истины”, он не создает тот или иной “образ себя”, но всегда тождествен самому себе. Тем более что “Общая реторика” — учебное издание, предназначенное для “душ неопытных”; Кошанский как педагог не мог позволить себе обучать приемам изображения нравов.

Поскольку отсутствует понятие аудитории и риторика опирается на письменные тексты, то и учение о страстях как об ответной эмоциональной реакции аудитории, редуцировано до набора фигур, “пленяющих сердце”, помещенных в третьей части — выражении. Это было характерным для нашей традиции: “учение о возбуждении страстей не получило после Ломоносова развернутого развития в русской риторике”.

Какова цель изобретения? С одной стороны, оно “дает способы думать” и “соединять одну мысль с другой”, “хорошо писать, значит, хорошо думать”. Изобретать, по Кошанскому, — “находить другие приличные слова и выражения или находить новые мысли, или открывать доказательства и опровержения”. Источники изобретения указывают, откуда берутся “новые слова, мысли, доказательства”; они раскрывают все способности ума, указывают, “с какой точки зрения смотреть на предмет или на мысль”. С другой стороны, проблема выбора цели не ставится, так же как и проблема темы, предполагающей отбор необходимых аргументов, т.е. сознательное следование определенной стратегии. Как не формулируются и задачи ритора — убедить аудиторию и добиться ее присоединения.

Является ли изобретение у Кошанского обнаружением способов убеждения? Поскольку ритором движет идея самовыражения, то и задачу свою он видит, прежде всего, в красивом и правильном изложении мыслей, создании стиля.

Риторика — филологическая дисциплина, изучающая отношение мысли к слову. Главная особенность риторики в том, что она абстрагируется от системы конкретного языка (который выбирается ритором) и сосредоточивается на структуре языковой личности отправителя и получателя речи — ритора, на речевой технике аргументации и на методе построения целесообразного высказывания. Поэтому риторику вполне можно назвать персоналистической теорией речи.

Файлы: 1 файл

Риторика.doc

III период: петербургский (1828 – 1831/32)

Занимаясь столько лет классической и русской словесностями, историей русской литературы, поэтикой и риторикой фактически всеми разделами филологии имея за плечами огромный педагогический опыт, Кошанский не мог не прийти к созданию обобщающего труда, который естественно совмещал бы в себе теорию в практическим руководством. Таким трудом стала риторика или теория словесности, поскольку именно она “среди филолологических наук первой половины XIX века… претендовала на первенствующую роль как теория речи” [Аннушкин, с.411].

Она состоит из двух частей: общей и частной риторики. Общая риторика формулирует правила построения любого прозаического текста. Частная риторика разделяет словесность на роды и виды и показывает употребление правил для каждого вида.

Общая риторика построена по классической для Нового времени трехчастной схеме изобретение, расположение, выражение где каждая часть состоит из двух отделений. В изобретении это “Источники изобретения” и “Первое соединение мыслей”. Основные понятия первой части: предмет, предложение, простой период, сложный период. Кошанский делит источники изобретения на три рода: первые распространяют отдельное предложение, с помощью вторых из одного предложения выводится другое, третий род служит для нахождения доказательств согласно цели высказывания и принадлежит уже частной риторике.

Первых источников десять: синонимы, эпитеты, антонимы (“противные”) и семь вопросов, соответствующих составу членов предложения. Они распространяют как предмет, так и предложение; в плане грамматики слово (словосочетание) или нераспространенное предложение до распространенного, т.е. простого периода.

Источников второго рода двадцать четыре: причина, сравнение, подобие, пример, свидетельство, обстоятельства, уступление, условие, противное, время, место, признаки, качества, принадлежности, свойства лица, свойства бездушного предмета, действие и страдание, имя, целое, части, род, виды, определение, следствие. Последовательность первых пяти соответствует расположению по простой хрии (рассуждению); следующие семь представляют собой характеристику действия. В целом группировка общих мест повторяет Аристотеля [Античные риторики, с.19-20]. В плане грамматики простой период развертывается в сложный, виды которого и рассматриваются во втором отделении.

Сложный период это содинение двух, трех или четырех предложений по правилам грамматики, логики и риторики (с упором на стиль). Как смысловое и ритмическое целое он делится на повышение и понижение. Классификация сложных периодов основана на логико-грамматических отношениях: причинный (“винословный”), сравнительный, уступительный, условный, противоположный, соединительный, разделительный, последовательный, постепенный, относительный, изъяснительный, заключительный всего двенадцать периодов. От них Кошанский переходит к прозе, отметив четыре пограничных элемента: разнообразный и продолженный периоды, непрерывную и продолженную речь. По примеру античных риторик он противопоставляет стихи и периоды прозе по степени свободности (ligata oratio и soluta oratio pro soluta). С другой стороны, в современной автору действительности проза и стихи противопоставлены периодам сфера употребления последних очень ограничена: духовные речи, похвальные и надгробные слова. Тем не менее, период основная единица риторического изобретения Кошанского; речь у него строится как совокупность периодов. Проза как “способ соединять мысли и способ выражать их” занимает место между стихами и периодами. Изобретение завершается семью общими правилами прозаического слога, касающимися словоупотребления и порядка слов.

Таким образом, из классической схемы нравы, аргументы, страсти собственно в изобретении Кошанского присутствует часть аргументов, а именно внутренние общие места. Силлогизмы перенесены в расположение, т.е. рассматриваются преимущественно как формы, способы оформления высказывания. К внешним топосам можно было бы отнести свидетельство и пример, но сам автор их не выделяет. Система аргументации получается разорванной, рассосредоточенной по разным местам, и не только общей, но и частной риторики.

С чем связано отсутствие учения о нравах? Традиционно риторические нравы используются для установления контакта с аудиторией, утверждения ритором своего авторитета; к ним обычно относятся серьезность, скромность, доброжелательность и осторожность. Есть ли в “Общей реторике” понятие аудитории? Ее реакция не учитывается. По-видимому, теория Кошанского подразумевает некую абстрактную, идеальную, классически образованную, как сам автор, аудиторию реальные потребности современного общества не учитываются. Одна из причин этого в том, что предметом риторики являются письменные тексты (определяя, что есть истинное красноречие, Кошанский употребляет выражение “истинный писатель”). Другая причина кроется в следующем. Учение о нравах в принципе не было свойственно нашей риторической традиции, в отличии, например, от французской, поскольку в русском обществе не существовало нравственного плюрализма. Этические нормы были едиными, так как формировались православной верой и поддерживались церковью. Именно так в “Частной реторике” трактуется проблема истинного и мнимого красноречия: целью истинного является “желание общего блага” [“Частная Реторика,с.II-III]; истинный оратор (писатель) обладает “добротой души, проникнутой верой” и “живым ощущением истины” [там же, с.15, 11], он не создает тот или иной “образ себя”, но всегда тождествен самому себе. Тем более, что “Общая реторика” учебное издание, предназначенное для “душ неопытных”; Кошанский как педагог не мог позволить себе обучать приемам изображения нравов (вспомним критическое замечание Востокова о том, что не должно говорить юношеству о хитростях и неопределенности в дипломатических бумагах).

Поскольку отсутствует понятие аудитории и риторика опирается на письменные тексты, то и учение о страстях как об ответной эмоциональной реакции аудитории, редуцировано до набора фигур, “пленяющих сердце”, помещенных в третьей части выражении. Это было характерным для нашей традиции: “учение о возбуждении страстей не получило после Ломоносова развернутого развития в русской риторике” [Аннушкин, с.353].

Какова цель изобретения? С одной стороны, оно “дает способы думать” и “соединять одну мысль с другой” [“Общая Реторика, с.2-3]: “хорошо писать, значит, хорошо думать” [там же, с.9]. Изобретать, по Кошанскому, “находить другие приличные слова и выражения или находить новые мысли, или открывать доказательства и опровержения” [там же, с.5-6]. Источники изобретения указывают, откуда берутся “новые слова, мысли, доказательства”; они раскрывают все способности ума, указывают, “с какой точки зрения смотреть на предмет или на мысль” [там же, с3]. С другой стороны, проблема выбора цели не ставится, так же как и проблема темы, предполагающей отбор необходимых аргументов, т.е. сознательное следование определенной стратегии. Как не формулируются и задачи ритора убедить аудиторию и добиться ее присоединения. “В этом смысле Кошанский воспроизводит мысли Квинтилиана, полемизировавшего с Аристотелем”, и боровшегося таким образом “с беспринципной судебной практикой своего времени” [Галиб Атика, с.114]. Думается, что основной упор делается все же на поиск лексико-грамматических средств: “предложение [как источник изобретения] заключается в немногих словах и требует приличного распространения” [“Общая Реторика, с.5]; заметим, что в определении изобретения на первом месте нахождение слов и выражений. Вместо недостающих частей изобретения даются типы периодов и начальные правила прозы. Интересен смысл, вкладываемый в понятие “риторический” “красота слов, соразмерность их в каждом предложении” [там же, с.23]

Расположение делится на два отделения в соответствии с двумя основными родами сочинений описаниями и рассуждениями (хриями). Повествования Кошанский включает в описания: их предметом являются действия или происшествия, тогда как у описания место, время и лица. Рассуждения и описания противопоставлены по двум разным источникам сочинений предложению и предмету соответсвенно. С точки зрения расположения описания содержат начало (приступ в повествовании), середину (завязку) и конец (развязку); рассуждения (хрии) могут быть двух родов: простые (от трех до семи частей) и искусственные (три пять частей), к последним примыкают силлогизмы. Искусственная хрия содержит те же части, что и простая, но в другом, более “хитром” порядке. Есть две ее разновидности через предыдущее и последующее и через положение и приложение. Как уже отмечалось выше, изобретение в целом строится по хрии.

Наконец, рассуждения могут располагаться по силлогизмам. По форме их девять: простой, условный, разделительный, дилемма, энтимема, эпихерема, сорит, наведение, аналогия. При этом к собственно логическим понятиям относятся простой силлогизм, дилемма, энтимема и (?)сорит; все остальные разновидности простого силлогизма, где одна или обе посылки распространены при помощи общих мест и могут строится по хрии.

Необычно прежде всего то, что описание выступает родовым понятием по отношению к повествованию. В классической риторической традиции описание по существу

Одним из авторов риторик был преподаватель русской и латинской словесности в Царскосельском лицее, доктор философии Николай Федорович Кошанский (1781-1831). Именно на уроке Кошанского родилось стихотворение Пушкина “Роза”, когда учитель просил воспитанников описать розу стихами. Надо сказать, что талантливый юноша-поэт тяготился уроками педантичного и строгого Кошанского.

Н.Ф.Кошанский написал две риторики: “Частная риторика” и “Общая риторика”. В XIX в. встречается двойное написание: риторика и реторика; последнее полностью повторяет греческое . Кошанский, следуя традициям, делит словесные науки на три главные части: грамматику, риторику, поэзию, которые граничат с эстетикой. “Реторика (вообще) есть наука изобретать, располагать и выражать мысли и (в особенности) руководство к познанию всех прозаических сочинений. В первом случае называется общею, во втором частною”. Каждая из этих риторик имеет свой предмет, свою цель и свои границы. Каждая как наука имеет свою теорию и как искусство – свою практику. Общая риторика содержит начальные, главные, общие правила всех прозаических сочинений. А частная? Она, основываясь на общей, рассматривает каждое прозаическое произведение, главнейшие его достоинства и недостатки.

Кошанский подчеркивает, что в новое время (конечно, имеется в виду XIX в.) в России выделяется главный род красноречия – духовный. В других державах, например в Англии и Франции, он отмечает активность политического и судебного красноречия.

Вот как определял Кошанский ораторское искусство: “Ораторство, витийство есть искусство даром живого слова действовать на разум, страсти и волю других… Ораторство в кругу всех родов прозы занимает высшее место; оно составляет особое изящное искусство и не довольствуется изобретением, расположением и выражением мыслей, как все роды прозы, но требует еще произношения – языка действий”. Кошанский делит речи на два больших рода: мирские (торжественные, похвальные, академические, политические, военные) и духовные (проповеди, беседы, поучительные и надгробные

Насколько “Общая” и “Частная” риторики связаны между собой?

Существует точка зрения, что “отчетливой формулировки соотношения между “Частной” и “Общей” риториками нет” [Галиб Атика, с.134]. Сам Кошанский определил ее так: “Частная Реторика основывается на правилах Общей Реторики и обнимает словесность одного или многих народов” [“Частная Реторика”, с.2]. Однако, как уже было выяснено Зарифьян [и изложено выше], именно с Кошанского частная риторика получила свой определенный предмет — она ни в коей мере не является сборником иллюстративного материала к общей риторике, но формулирует наиболее существенные правила порождения всех видов словесности. Поэтому “Частная Реторика” гораздо более самостоятельна и обособлена, чем это следует из определения Кошанского. Не вдаваясь далее в этот вопрос, сделаем в данной работе общие выводы здесь, без предварительных выводов из каждой риторики по отдельности. Тем более что, как выяснилось, “Частная Реторика” во многом восполняет пробелы “Общей”. Так, она формулирует понятие о целенаправленном высказывании; на примере ораторской речи дает представление и о правильном построении аргументации (“последовательное развертывание эпидейктических, судительных и совещательных высказываний” [Волков, с.43]), и о зачатках ораторских нравов (“приступ требует скромности, приличия и благоразумия” [“Частная Реторика”, с.82]), и о том, что есть истинное красноречие [там же, с.164-165]. Наконец, именно “Частная Реторика” знакомит оратора (писателя) с историческими прецедентами, на примере которых он может освоить практические приемы аргументации.

Итак, какие общие выводы можно сделать, проанализировав риторическое учение Кошанского?

Состав риторики практически полон, но система аргументации разрознена, нет единой, четко сформулированной и последовательно проводимой идеи о постростроении целенаправленного аргументативного высказывания — во многом потому, что топос не представлен как основа построения аргумента, между общими местами и схемой аргумента нет очевидной связи. В результате “затрудняется рефлексия, выступающая со времен “Риторики” Аристотеля как один из самых ценных элементов риторического образования” [Галиб Атика, с.134]. И несмотря на то, что “Частная реторика” предоставляет богатый материал для освоения техники аргументации, “это освоение происходит незаметно для ученика, а может быть, и для самого автора” [там же, с.133].

С другой стороны, Кошанский подробно рассмотрел понятие хрии в обеих ее разновидностях (унаследованное русской риторической традицией от греко-византийской), отдавая ей предпочтение перед силлогизмом. Это явное преимущество его риторики — на фоне отрицательного отношения к хрии Мерзлякова, Давыдова и, наконец, Зеленецкого [см.: Аннушкин, с.377] — поскольку логическая аргументация еще не означает убедительной. “Даже в схоластическом виде, как она представлена у Кошанского, техника построения хрии представляется продуктивной и реалистичной, так как позволяет самостоятельно и полно развертывать мысль” [Галиб Атика, с.129].

В риторике Кошанского слабо представлен этос и пафос, в частности — учения о нравах и страстях, что во многом связано с традицией русской риторики и шире — русской культуры. Что касается проблемы страстей, то ее замалчивание, очевидно, связано с идей “естественности”, “безыскусственности” речи и изображения человеческой жизни: “учение об изобретении… вместе с входящим туда разделом о возбуждении страстей все более считается искусственным…Внимание теоретиков риторики сместилось в сторону речевой стилистики, разработки учения о слоге. Неслучайно, что и сами страсти рассмотрены среди фигур речи” [Аннушкин, с.359].

Риторика Кошанского классицистична, стиль, который он создает, основан на воспроизведении классических образцов, отобранных им в качестве примеров. Таким образом, учение Кошанского оказывается преимущественно анализом уже существующих текстов, описанием культуры языка — тогда как риторика как искусство всегда ориентирована на создание текстов,т. е. на будущее. Эти особенности в целом связаны с концепцией классического образования.

Обращенное в прошлое, риторическое учение Кошанского не соответствовало реальным требованиям своего времени, поскольку “техника мышления и тесным образом с ней связанная техника аргументации в XIX веке действительно вышли за пределы риторических предписаний, предлагавшихся античной, византийской и даже риторикой классицизма XVIII века” [Галиб Атика, с113.

Принимаем платежи с банковских карт

Высокий профессионализм преподавателей, не один десяток лет занимающихся преподаванием риторики. Мы обучили и обучаем профессиональную политическую и деловую элиту России Академии народного хозяйства при Президенте РФ, проводим тренинги деловой риторики в различных компаниях, ведём широкую практику обучения среди вузовских преподавателей, студентов, индивидуальные консультации. Наши преподаватели

Наши курсы выверены опорой на классический опыт риторического образования, который мы приобрели у лучших риторов-учителей и которым охотно делимся со своими теперешними учениками.

В то же время наше обучение современно, потому что мы учитываем потребности нового информационного общества со всем богатством его речевых технологий.

Наше обучение серьёзно и увлекательно (не облегчённо-развлекательно), мы стараемся построить его с учётом характера и конкретных запросов наших слушателей.

Наше обучение практично, потому что мы понимаем: для владения речью надо глубоко мыслить, иметь знания, правильно организовать ораторский тренинг. Необходимо учить и писать, и выступать, и знать образцовые тексты, и заниматься техникой речи.

Школа риторики. Общий курс.
Вторник, Четверг (19:00-22:00) Идет набор
Ближайший набор ведут: Меньшенина С.В., Хасин А.С

Занятие 1.

Зачем нужна риторика? Классические учения о речи: риторика, стилистика, логика, эристика (учение о споре), ораторика (ораторское искусство). Культура речи как знания и мастерство, владение литературным языком. Стиль речи – стиль человека — стиль жизни. Язык в жизни современного человека.

Манифест ритора: основные советы к подготовке и исполнению публичной речи.

Ораторская речь: образцы и составление собственных речей.

Образ оратора (имидж) делового человека. Образ ритора как проявление личности в речи. Оценка ритора: этическая, интеллектуальная, индивидуально-стилистическая. Единство образа ритора. Качества русского современного ритора.

Практика речи: «Честь имею представиться!» Что и как можно и нужно рассказать о себе и своем деле? Приветственное слово: образцы и практическая тренировка. Анализ образцов приветствий, тренировка произношения в публичном выступлении. Оценки публичной речи.

Техника речи: психофизическая тренировка, практические упражнения на дыхание, артикуляцию, интонацию, темпоритм. Действенность и изящество речи.

Программа субботней школы риторики включает себя следующие курсы: общая риторика, ораторское мастерство, деловое общение и техника речи.

Оратор и аудитория; Поведение оратора. Техника словесной импровизации. Приемы создания речи-экспромта. Ораторское искусство

Целевые установки речи. Общие требования к построению и представлению речи определенной цели. Речь информационная, правила ее построения. Жанры информационной речи. Публичное выступление.

Целевые установки речи. Речь убеждающая. Определение темы (предмета речи), проблемы. Виды аргументов. Расположение аргументов. Соотношение тезиса и аргументов.

Требования к языку жестов, месторасположение оратора в аудитории. Умение установить контакт со слушателями. Виды контакта: зрительный, эмоциональный, вербальный, невербальный, содержательный.

Занятия проводят:
Аннушкин Владимир Иванович,
Меньшенина Светлана Витальевна
и Хасин Анатолий Соломонович

Занятие 1

Деловая жизнь – совокупность речей, успех которых – свидетельство качественной подготовки профессионала. Деловая риторика – наука и искусство эффективного построения делового общения. Общая риторика и ее традиции, правила, рекомендации к построению речи – основа воспитания и совершенствования языковой личности предпринимателя, юриста, политика, педагога. Культура речи в традиции русского общества: зачем она необходима деловому человеку?

Разделы деловой риторики как учения об убедительной, эффективной, уместной речи: изобретение идей и аргументов, композиция речи, стиль речи в словах и фигурах речи, произношение и телодвижение.

Речевая нагрузка вашей деловой жизни. Жанры, типы, содержание и формы делового общения. Объем речевой нагрузки и оптимальная организация языковой деятельности. Этикет и этика деловой речи.

Образцы публичных выступлений – где их искать? Образцовые тексты – имеются ли таковые? Модели выступлений: как их формировать?

Техника речи. Психофизическая волевая подготовка оратора – необходимый элемент воспитания. Постановка голоса, дыхания, дикции, интонации, коррекция темпа, ритма, логико-интонационной структуры высказывания.

Упражнения по технике речи;
Язык жестов, мимика, месторасположение оратора в аудитории;
Установление контакта с аудиторией и управление вниманием слушателей;
Техника словесной импровизации: работа с топами — смысловыми моделями речи;
Приемы создания речи-экспромта;
Создание и представление речей разных целевых установок;
Искусство презентации, красноречие;
Приемы убеждения, аргументация в споре;
Построение речи;
Требования к речи оратора;
Поведение оратора ваудитории;
Практикум по культуре речи: основные трудности и ошибки;
А также многое другое.

Главной формой работы станут упражнения, практикумы, творческие задания, выступления перед группой и анализ представленной речи.

снятие речевых стрессов и физических зажимов, оживление зон резонаторов, групп мышц, образующих речь;
постановка правильных звукообразующих речевых позиций и коррекция речевых дефектов в произношении;
навыки органичного голосового звучания (диафрагмальное дыхание, мягкая атака, сила, тембр, мелодика звука);
артикуляционная гимнастика и комбинаторные упражнения с труднопроизносимыми согласными (четкость и чистота речи);
разработка слоговых сочетаний (матриц речи), перенос логических ударений, интонационный рисунок фразы;
координация слова и жеста, управление вниманием в речи;
вариативность темпов и значение пауз, коды гекзаметра;
этюды на исполнение скороговорок, риторические игры;
выразительность текста в устном прочтении, перспектива мысли;
невербальные средства общения (мимика, жест, поза, походка);
исполнительское мастерство как экзамен техники речи.

Мастер-класс дает неоценимую возможность изведать силу и красоту собственной речи, которая, как известно, дарована нам природой и совершенством Вседержителя нашего Господа Бога.

На занятии:

Индивидуальные занятия всегда существовали в риторической педагогике. Ломоносов напоминает о том, что римские консулы не гнушались брать уроки у Цицерона. Мы — не Цицероны и не Ломоносовы, но очевидна эффективность именно индивидуальных занятий и консультаций.

На занятиях: риторика, ораторское искусство, красноречие, деловое общение, образ оратора.

Корпоративный тренинг проводится по заказам организаций, желающих развить профессиональные и личностные качества своих сотрудников через совершенствование их речевой компетенции. Современный человек живёт в условиях колоссальных речевых нагрузок. Владение речью как инструментом управления и организации профессиональной деятельности — прямой путь к достижению успеха как самого человека, так и того предприятия, где он работает. Цель риторики — науки и искусства эффективной речи — благоустройство жизни человека-профессионала через организацию его речевых поступков.

Если вы пишете стихи и заинтересованы в квалифицированной оценке специалиста, если не пишете:, но чувствуететалант, желание, томление невысказанной души и хотите научиться писать стихи.

Читайте также:

Центральная и южная африка после колонизма кратко
Шайба это деталь кратко
История хоккея в россии кратко для школьников
Стратегия голубого океана слушать кратко
Династия северов в риме кратко

Н. Ф. Кошанский: жизнь и творчество

Н. Ф. Кошанский: жизнь и творчество

Макарова Л. Е.

Первая половина XIX века — это расцвет русской риторики, когда сложился классический состав курса теории словесности с разделением на общую и частную риторики. Учение Н. Ф. Кошанского, пожалуй, самого крупного и влиятельного ритора и педагога рассматриваемого периода, сыграло в этом решающую роль. Его теория речи охватывает все филологические дисциплины, включая в понятие “словесных наук” все науки, относящиеся к человеку как обладателю “силы ума” и “дара слова” [Аннушкин, с. 410, 417]. У Кошанского окончательно оформляется предмет частной риторики — классификация родов и видов словесности [Зарифьян, с.15]. Сами термины “частная риторика”, “роды”, “виды” и “формы” словесности получают в теории словесности то значение, в котором они даны у Кошанского [там же, с. 17]. Его риторики суммируют наиболее ценные достижения русской традиции XVIII и начала XIX века. Учебники Кошанского воспитали не одно поколение образованной российской интеллигенции.

Современные исследователи давно оценили значение Кошанского и истории русской теории словесности. Он широко цитируется в учебниках и является одним из самых авторитетных наших авторов (см., например, “Русский Сократ” А. К. Михальской (1996), “Основы русской риторики” А. А. Волкова (1996), “Риторика: Учебное пособие для слушателей курсов риторики” В. И. Аннушкина (1994)). Научных исследований, посвященных исключительно Кошанскому и его трудам, нет. Как нет и его современной научной биографии; единственной такой попыткой до сих пор является работа почти столетней давности — монография А. И. Малеина 1901 года. Однако есть серьезные труды по истории русской риторики, в которых Кошанскому уделяется достаточное внимание. Это прежде всего «История русской риторики» проф. В. И. Аннушкина (2002).

Биография Н.Ф. Кошанского

Дата рождения Николая Федоровича Кошанского в различных источниках указывается по-разному. В полной и обстоятельной биографии А.Г.Малеина стоит 1787 г., хотя тут же называется другая дата — 1785г., которая кажется более вероятной, так как опирается на формулярный список 1827 г. “Русский биографический словарь” [т.9, Спб., 1903 г.] указывает 1781 г.; безусловной опечаткой следует считать 1731 г. “Энциклопедического словаря” Брокгауза и Эфрона [т.XVI, 1895 г.].

Кошанский учился в Московском университетском благородном пансионе, а с 1798(99) г. (в 1798 г. поступил, а в 1799 г. произведен в студенты [Малеин, с. 3]) по 1802г. — в Московском Императорском университете сразу на двух факультетах — юридическом и философском. Согласно формуляру, он изучал русский, древнегреческий, латинский, французский, немецкий и английский языки. Успехи и способности Кошанского были настолько выдающимися, что еще студентом ему поручили преподавать риторику в университетском благородном пансионе. В студенческие же годы Кошанский начал публиковаться: это были переводы с французского — “Зефир и Флора”, либретто балета Дюкло(1800), “Фелиция Вильмар” Бланшара (1801-1802), “Путешествие Пифагора”(1803-1804) — и стихотворения “На смерть ее сиятельства княгини А.Д.Касаткиной-Ростовской”(1802) и подражание Вергилию, эклога“Амарилла”(1803).

По окончании университета в 1802 г. (30 июня), он получил золотую медаль от философского факультета за отличные успехи в науках, а 30 августа того же года — степень кандидата и место учителя древнегреческого и латинского языков в синтаксических классах Академической гимназии. 30 июня 1805 г. Кошанский был утвержден в степени магистра философии и свободных искусств. Именно тогда на него обратил внимание крупный меценат, попечитель Московского университета и товарищ министра народного просвещения Михаил Никитич Муравьев, талантливый и хорошо известный тогда писатель, фигура очень значительная в истории нашей культуры. “Одной из главных задач Муравьева было поднятие национальной науки в России, в силу чего он стремился занять университетские кафедры русскими людьми”[Малеин, с.4].

Кошанский “предназначен был им для кафедры археологии и изящных искусств”[там же], что предполагало поездку в Италию, тем более что Муравьев поручил ему перевод “Руководства к познанию древностей” (т.н. “Археологии”) О.Л.Милленя. Однако ей не суждено было сбыться — помешала война 1805 г. Вместо поездки заграницу Николая Федоровича отправили на год в Санкт-Петербург — изучать древности Эрмитажа и пройти курс в Академии художеств. Кошанский работал очень плодотворно, так как результатом его деятельности стала докторская диссертация “Illustratio Mythi de Pandora et antiquae artis operum ad eum spectantium”, напечатанная в 1806 г.

Возвратясь в начале 1807 г. в Москву, Кошанский выдержал экзамен и 10 февраля этого же года был утвержден в степени доктора философских наук. Но кафедру он так и не занял. Во-первых, ей тогда заведовал Иоган-Теофил Буле, человек достойный, обладавший поразительной творческой энергией и жаждой деятельности, но к сожалению не владевший русским языком, что затрудняло его преподавательскую и просветительскую деятельность. (Надо сказать, что Кошанский и Буле активно сотрудничали, в частности, Николай Федорович переводил работы Буле, а Буле написал весьма лестную рецензию на его докторскую диссертацию). А во-вторых, и главным образом потому, что 29 июля 1807 г. скончался Н.М.Муравьев. Поэтому Кошанскому пришлось ограничиться преподаванием в высших классах гимназии Московского воспитательного дома. Помимо этого, он в 1809 г. занял должность секретаря при цензурном комитете московского округа, а в следующем году был избран секретарем при комиссии испытаний для получения чинов. Одновременно Николай Федорович преподавал русскую словесность в высших классах Екатерининского московского института и давал уроки в пансионах и частных домах.

С уверенностью можно сказать, что все это время он продолжал преподавать в Университетском благородном пансионе: Малеин приводит программу за 1810 г. [с.10-11], из которой следует, что Кошанский проходил со своими учениками русскую просодию, риторику и логику, историю российской литературы, русский и латинский синтаксис, мифологию и древности. Работа в пансионе была его основной научной деятельностью, так как именно “в пользу благородных воспитанников Университетского пансиона” он издал свои учебники: “Таблицу латинской грамматики” (1805), “Правила, отборные мысли и примеры латинского языка” (1807), “Руководство к познанию древностей” Милленя (1807), “Начальные правила русской грамматики” (1807), “Учебную книжку на латинском и французском языках” (1809) и “Латинскую грамматику” (по Бредеру) (1811).

Так нназываемая “Археология” Милленя и “Латинская грамматика” — гораздо более значительные издания, чем остальные, являвшиеся повторительными курсами к урокам Кошанского (и даже вышедшие без имени автора). Особенно замечателен последний учебник, выдержавший одиннадцать изданий. Другая часть его научной деятельности была связана с “Журналом изящных искусств” Буле, в котором он опубликовал два отрывка из “Истории искусства древности” Винкельмана в собственном переводе (“Аполлон Бельведерский” и “Лаокоон”), а также две свои статьи: “Памятник Минину и Пожарскому, назначенный в Москве” и “Каков должен быть истинный художник?”. Журнал этот, правда, прекратил выходить со смертью Муравьева — были изданы лишь три номера в 1807 г.

Вся эта деятельность, особенно многочисленные уроки в разных местах, которые давались в основном ради заработка, мешала Кошанскому сосредоточиться на научной работе и, несомненно, утомляла его. Поэтому, узнав об учреждении Царскосельского Императорского лицея, он, 6 декабря 1811 года, подал просьбу министру просвещения графу А.К.Разумовскому о предоставлении ему места, и в том же году Николая Федоровича перевели на службу в лицей в должности профессора русской и латинской словесности. Так закончился московский период. От него не сохранилось никаких известий, воспоминаний относительно педагогической деятельности Кошанского (за исключением офицальных документов).

В Императорском Александровском Царскосельском лицее Николай Федорович преподавал с 1811 по 1828 год, а после открытия в 1814 году Благородного пансиона при Царскосельском лицее вел аналогичные классы и в нем. Кошанский хотел стать директором лицея, однако в этом ему было отказано. По словам Малеина, это, пожалуй, было единственной его служебной неудачей [с.24]. Параллельно Кошанский состоял членом Императорского человеколюбивого общества (с какого года — точно неизвестно); в 1824 году он был назначен директором Санкт-Петербургского Института слепых при этом обществе. Его заслугой было введение в 1826 году нового, более удобного шрифта для печатания книг для слепых, а также проект устава для института, который, однако, успеха не имел (текст не найден). Помимо этого, Кошанский состоял: с 1823 по 1826 год (до закрытия) — в комитете для рассмотрения учебных книг, употребляемых в пажеских и кадетских корпусах; с 1827 года и до самой смерти — в комитете при министерстве народного просвещения для рассмотрения пособий, употребляемых в учебных заведениях России. Николай Федорович был также избран членом двух научных обществ: Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (в 1818 г. ?) и Московского общества любителей российского слова (в 1819 г.).

В Царскосельском лицее Кошанский преподавал церковнославянский язык, латинскую и русскую словесность, историю искусства, в круг его обязанностей входило и обучение стихотворству. Как и в московский период, он писал в основном учебники для своих подопечных. Это издание басен Федра, с примечаниями и словарем (1814; 2-е изд. 1832 г.), второе и все последующие издания “Латинской грамматики” (1815; последнее 1844), дополненные словарем, “Корнелий Непот, о жизни славнейших полководцев”, с примечаниями и словарем, “Ручная книга древней классической словесности…, собранная Эшенбургом, умноженная Крамером и дополненная Н. Кошанским” в двух томах (1816-1817) и “Сокращение Священной истории (Epitome Historiae Sacrae)” по Ломону, с замечаниями, правилами и словарем (1818; ? 1824).

Единственным не учебным изданием являются вышедшие в 1811 году, еще в Москве, но уже после отъезда автора, “Цветы греческой поэзии”, идиллии Биона и Мосха с переводами и комментариями самого Кошанского. Эта книга, не будучи учебником, органична в кругу классической словесности, а также мифологии и древностей, наиболее любимых из преподаваемых им предметов. Она — существенное и необходимое звено в цепочке “Руководство к познанию древностей” — “Цветы греческой поэзии” — “Ручная книга древней классической словесности” — [“История искусства древности” Винкельмана], не говоря о том, что древняя словесность — греческая и латинская (цепочку можно продолжить оставшимися учебниками по латыни) — и шире. Древняя культура, а именно так понимал словесность Кошанский, составляет в его курсе единое целое с русской словесностью, они формируют единую образовательную программу, которую Николай Федорович начал воплощать в Университетском пансионе и активно продолжил в лицее. И в этом смысле совершенно логично, что он стремился перевести и издать книгу Винкельмана, уже будучи профессором в Царскосельском лицее: она была необходимостью (вспомним, что Кошанский переводил отрывки из нее еще в 1807 г.). Невозможность осуществления этого намерения прервала начатое в московский период поступательное движение. Его последним отголоском явилась статья 1821 года “Взгляд на историю искусств”, заключающая в себе биографии греческих художников, последнее, что напечатано из “Истории искусств” Винкельмана. Помимо нее, Кошанский написал в этот период только одну статью — “О русском синтаксисе” (1819), представленную первоначально в Общество любителей российской словесности в форме письма к его председателю А. А. Прокоповичу и являющуюся критическим разбором академического синтаксиса, а также произнес речь “О преимуществах российского слова” (1811) на торжественном открытии Царскосельского лицея. Николай Федорович напечатал за это время только одно стихотворение — “На смерть графини Ожаровской” (1814). 15 марта 1828 года он ушел в отставку.

О педагогической деятельности Кошанского во второй, петербургский период сохранились и официальные документы, и воспоминания бывших лицеистов (включая работы, написанные другими авторами на их основе). К первым относятся, прежде всего, формулярный список Н. Ф. Кошанского за 1827 год [см. Малеина, с.2], на основе которого и устанавливаются все даты, места службы и произведения, “Памятная книжка Императорского Александровского лицея на 1856- 1857 год” (1856), где помещена, по-видимому, первая биография Кошанского И. Я. Селезнева, его же “Исторический очерк Императорского Александровского Лицея с 1811 по 1861 год” (1861). Сюда можно отнести статьи в словарях — Брокгауза и Эфрона (т.XVI, 1895) и Русском биографическом (т. IX, 1903) — и сведения из “Сочиненений Пушкина” издания Императорской Академии Наук (т. I, 1899). Об участии Кошанского в Обществе любителей российской словесности сообщается в одноименной статье М. Лонгинова в “Русском Вестнике” за 1858 год (т.XV, кн.2). Ко вторым относятся, прежде всего, отзыв о Кошанском в книге его бывшего ученика акад. Я. К. Грота “Пушкин, его лицейские товарищи и наставники. Статьи и материалы” (1899), “Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым” (т.III, 1896), книга безымянного ученика Кошанского “Благородный пансион Царскосельского Лицея” [см. Малеина, с.33], одна страничка в “Сочинениях Батюшкова”, изданных под редакцией Л. Н. Майкова. Кошанский и Батюшков познакомились в Санкт-Петербурге в 1805 или 1806 году; возможно, что Н. Ф. давал Батюшкову уроки древнегреческого последнему. Упоминается Кошанский в работе В. П. Гаевского “Пушкин в лицее и лицейские его стихотворения” в “Современнике” за 1863 год (т. XCVII), в воспоминаниях графа М. А. Корфа [приводятся у Грота на с.226]; В работе А. Г. Малеина “Николай Федорович Кошанский” (1901), широко используются все возможные документы эпохи (большинство из них указано выше).

До Малеина, да даже и после, фигура Кошанского интересовала большинство историков литературы в основном в связи с проблемой его возможного влияния на А. С. Пушкина (Л. Н. Майкова — на Батюшкова). Откроем “Русский биографический словарь” — первая строчка гласит: “Кошанский, Николай Федорович, профессор Царскосельского лицея, учитель А. С. Пушкина…” Малеин начинает свою книгу словами, что в течение всего XIX века Кошанским не интересовались как самостоятельной фигурой, крупным ученым (надо отдать должное, в словаре Брокгауза и Эфрона Кошанский назван автором известной риторики). В его биографии суммируются бытовавшие мнения: “Как полагают, “Цветы греческой поэзии” вдохновили Батюшкова и Пушкина на создание своих произведений” [Малеин, с. 14]; “В нашей литературе неоднократно говорилось, что Кошанский преследовал стихотворческую деятельность Пушкина и даже завидовал ему, так как сам кропал вирши” [Малеин, с.26] и т.д. Споры и велись вокруг этих двух пунктов (сейчас мы пока не касаемся риторик).

Несмотря на то, что Николай Федорович пришел в лицей хорошо подготовленным педагогом с десятилетним опытом преподавания за плечами, с первым выпуском отношения у него не сложились. Все отрицательные отзывы относятся именно к этому периоду. Наиболее резким является мнение графа Корфа: между Кошанским и наиболее талантливыми его учениками были неприязненные отношения из-за зависти первого к их стихотворным талантам; профессор в его глазах не только старомодный педант, но и жеманный человек, претендующий на светскость [Грот, с. 226]. Не так категоричен, но не менее суров Гаевский в оценке преподавания Кошанским стихотворства: проанализировав отметки и поправки Николая Федоровича к неизданной оде А. Д. Илличевского “Освобождение Белграда”, Гаевский заключает, что “вкус педагога далеко не равнялся его усердию” и что им, “сообразно с духом времени, поощрялась напыщенность и ходульность и порицалась простота, считавшаяся низкой” (в приводимой автором строфе Кошанский заменил некоторые стилистически нейтральные выражения на высокие церковнославянские) [цит. по Маленину, с.31]. Цитируя эти слова Гаевского, “Русский биографический словарь” тоже делает вывод, что Кошанский “к несчастью не обладал большим художественным вкусом”.

Таким образом, учитель и его талантливые ученики и, прежде всего Пушкин, расходились во взглядах на необходимость изучения, а главное — безусловного соблюдения правил риторики и поэтики, требуемого Кошанским в их классных сочинениях. Тем более, что Николай Федорович соблюдал строгую постепенность в процессе обучения: поначалу запрещал лицеистам сочинять, полагая, что прежде надо научиться мыслить и чувствовать; писать они начали с периодов. Пушкину, полагает Малеин, “нечего было заимствовать у Кошанского даже относительно техники стиха” [с. 30]. Думается, данную ситуацию хорошо характеризуют слова из “Общей риторики” самого Николая Федоровича: “Скажут: гению правил не нужно. Не спорю… Но сочтите гениев…” Другая сторона проблемы влияния Кошанского на Пушкина (в данном случае — и на Батюшкова) состоит в ответе на вопрос, пользовались ли они переводами из ”Цветов греческой поэзии” при создании своих переложений соответствующих стихотворений. Если и пользовались, заключает Малеин, то кроме книги Кошанского у них под рукой были и другие, скорее всего франкоязычные (во всяком случае, у Пушкина) переводы.

Как известно, свое нерасположение к Кошанскому и неприятие его правил Пушкин выразил в стихотворении “Моему Аристарху”, а Дельвиг написал пародию на его элегию “На смерть графини Ожаровской” — “На смерть кучера Агафона”. Таким образом, влияние Кошанского либо было незначительным (как считает Малеин), либо проявилось в отталкивании Пушкина от существующей риторической традиции, либо не выражено имплицитно. Вопрос требует дополнительного, более тщательного изучения.

Закрывая тему взаимоотношений Кошанского и Пушкина, отметим, что Николай Федорович был хорошо знаком со всеми его стихотворениями и поэмами. Об этом свидетельствуют не только воспоминания Я. К. Грота и М. А. Белухи-Кохановского [Русская старина, с. 841-42] (Кошанский часто читал произведения Пушкина в классе), но и обе риторики. В “Общей риторике” разбирается построчно надпись к портрету Жуковского (“Его стихов пленительная сладость…”), в разделе о слоге из “Руслана и Людмилы” взят пример на фигуру умедления; в “Частной риторике” “Бахчисарайский фонтан” и “Руслан и Людмила” приводятся как образцы поэтической повести, а “Евгений Онегин” — поэтического романа. Малеин даже предполагает, что Кошанский “едва ли не первый и в той же “Риторике” произвел Пушкина в гении” [с.28], восхищаясь его надписью к портрету Жуковского (“…а пятый [стих] так пленителен своею плавностью и так ярко освещен прелестью идей и правдой, что нельзя не назвать его “стихом гения”).

Но натянутые отношения сложились у Николая Федоровича только с первым выпуском лицеистов. Во все последующее время его авторитет среди воспитанников был очень высок: “Всех их [преподавателей] превосходил Кошанский, бывший в свое время в лицее и пансионе едва ли не тем же, чем профессор Мерзляков был в свое же время в Московском Университете. С многостороннею классической образованностию и большой опытностию в преподавании он соединял необыкновенно тонкий и изящный вкус, восторженное поэтическое настроение и особенный дар передавать то и другое своим слушателям… Он старался поддерживать и развивать в слушателях своих установившуюся еще со времен Пушкина и Дельвига любовь к литературным упражнениям, прозаическим и стихотворным” (“Благородный пансион Царскосельского Лицея” [цит. по Малеину, с.33]). Грот также подчеркивает наличие у Кошанского таланта лектора; в одном из писем Плетневу он сообщает, что у Николая Федоровича были “все качества прекрасного преподавателя”.

Итак, пятнадцатого марта 1828 года Кошанский вышел в отставку. Но педагогическая деятельность его продолжалась — вместе с такими известными филологами как А. Х. Востоков, Я. В. Толмачев, М. И. Талызин он продолжал работать в комитете для рассмотрения пособий, употребляемых в учебных заведениях России при министерстве народного просвещения. Именно в третий период Кошанский написал свои знаменитые “Риторики”. Конечно, история их создания началась задолго до этого, когда он, будучи студентом, преподавал риторику в Благородном Университетском пансионе и, вполне вероятно, пользовался учебниками Ломоносова и Рижского. В основе “Риторик”Кошанского и опыт его лицейского преподавания, и лекции второго периода: “в них входило многое из того, что впоследствии явилось в названных книжках” [Грот “Пушкин”, с. 42]. Это видно из самого текста: пример “винословного” периода взят из “Постановления о Лицее”, в качестве практических упражнений в «искусственных рассуждениях» предлагается написать приветственную речь перед началом испытаний и благодарственную речь после них при выходе из училища (по примеру Торжественных Актов в лицее); в “Частной Реторике” приведен ранее нигде не печатавшийся анекдот об Александре I и лебедях, живших в царскосельском пруду. Безусловно, при написании книг материал лекций был тщательно переработан — основными принципами были краткость, лаконичность, простота и доступность стиля изложения — а примеры пополнены из современной русской литературы, которую Кошанский знал в совершенстве. С “Частной Реторикой” он работал, по-видимому, до самой смерти.

“Общая Реторика” стала учебником для гимназий со второго издания (1830). О том, как и почему это произошло, вкратце сообщает Малеин, и достаточно подробно описывает современный иследователь Н. Михайлова в монографии “Судьба “Реторик” Кошанского” (1984). Как следует из этих материалов, около 1827 года в комитете возник вопрос о необходимости реформирования преподавания словесности, для чего было решено разработать программу курса. Ее составление было поручено академику П. И. Кеппену и членам комитета Я. В. Толмачеву и Н. Ф. Кошанскому. Первоначально задача написания учебника “Риторики с присовокуплением самых кратких правил стихосложения и родов поэзии” [А. А. Перовский, председатель комитета, 1827] была возложена на Я. В. Толмачева; одновременно такое же предложение послали А. Ф. Мерзлякову, предложив “избрать в руководство лучшего по методике иностранного по сей части писателя” [А. А. Перовский, 1827]. Я. В. Толмачев, профессор Санкт-Петербургского университета, к тому времени уже был автором “Военного красноречия” (1825); у А. Ф. Мерзлякова, профессора Московского Университета, преподававшего по кафедре красноречия и поэзии, вышло три издания “Краткой риторики” (1809; 1817; 1821; последнее вышло в 1828). Почему Толмачев не стал писать учебника, не известно, а Мерзляков в 1829 году прислал в адрес комитета сначала рукопись “Риторики”, потом и “Пиитики”. “Риторика” оказалась почти буквальным переводом известной “Der Redner und Dichter” Гейнзия и, по мнению А. А. Перовского, переводом очень неудачным, “с прибавлением авторов древних и европейских из Эшенбурга и с присовокуплением русских, весьма недостаточных” [А. А. Перовский министру народного просвещения К. А. Ливену, 14 января 1830 г.]. Одним из главных недостатков “Риторики” Мерзлякова были литературные примеры — “почти все обветшалые”. Особенно разительно это заметно на фоне “Общей Реторики” Кошанского, рассматривавшей прозаические и стихотворные произведения XIX века, в том числе Н. М. Карамзина, В. А. Жуковского, К. Батюшкова и А. С. Пушкина. Когда комитет отверг учебник Мерзлякова, Кошанский предложил свой, недавно вышедший (1829), и “комитет, рассмотрев помянутую Риторику, нашел, что она, основана будучи на нынешнем состоянии нашей словесности, более прочих подобных книг применена к потребностям гимназий и потому, по мнению Комитета, с пользою употребляема может быть в учебных наших заведениях” [А. А. Перовский К. Л. Ливену, 14 января 1830 г.].

Первое издание “Частной Реторики” Кошанского вышло после его смерти, в 1832 году, подготовленное к печати А. Х. Востоковым. В делах комитета сохранились отзывы на нее Я. В. Толмачева, М. И. Талызина (профессора Санкт-Петербургского педагогического института) и А. Х. Востокова. В качестве достоинств отмечается, что “Частная Реторика” приспособлена “по методе и образу изложения к понятию учеников” (Толмачев), “гораздо приступнее и занимательнее для начинающих учиться красноречию” (чем, например, “Учебная книга российской словесности” Н. И. Греча, с которой ее сравнивает Талызин), все понятия изложены “ясно, просто, даже привлекательно” и почти каждое снабжено примерами “из лучших наших писателей” (Талызин) [Михайлова, с. 20]. Подробнее и обстоятельнее характеристика Востокова, содержащая и критические указания на “педагогические” ошибки, например: “о хитростях и неопределенности, допускаемых в дипломатических бумагах, юношеству говорить не должно. Этому научаются люди сами собою…” или “грамматику Российской Академии нельзя назвать лучшей учебной книгою языка. Словарь Академии, другое дело…”[там же].

И Малеин, и Н. Михайлова отмечают, что “Общая Реторика” подверглась весьма резкой критике уже в 30-31 годы. При этом для большинства журнальных рецензий выход учебника Кошанского — лишь повод объявить риторику либо бесполезной, либо даже несуществующей наукой. Самая мягкая характеристика — “Общая Реторика, сочиненная почтеннейшим Н. Ф. Кошанским, не может принести большой пользы учащимся” — в “Сыне Отечества” за 1830 год (№8, с.120), еще находящем некоторые достоинства, как-то тонкий литературный вкус автора. ”Московский Телеграф” за 1831 год (№5, с.86) уже обвиняет вообще всю риторику — как “варварское, схоластическое знание”. “Библиотека для чтения” (1836, т. 17, отд. 6, с. 37) прямо называет риторику несуществующей наукой и далее иронично замечает: “Мерзляков создал Кошанского, а Кошанский создал А. С. Пушкина. Следовательно, А. С. Пушкин учился по риторике г. Кошанского, следовательно, учась по риторике г.Кошанского, можно выучиться прекрасно писать”. Апофеозом критики обеих “Реторик” стали статьи В. Г. Белинского 40-х годов в “Отечественных записках” и “Литературных прибавлениях” к “Русскому инвалиду”, в которых он ратовал за создание новой теории словесности, свободной от пережитков классицизма. Так, в №1 “Отечественных записок” за 1845 год (т.38, отд.6, с.34) он писал: “Всякая реторика есть наука вздорная, пустая, вредная, педантская, остаток варварских схоластических времен, все реторики, сколько мы знаем их на русском языке, нелепы и пошлы; но реторика г.Кошанского перещеголяла их всех. И эта книга выходит уже девятым изданием! Сколько же невинного народа губила она собою!” Думается, прав Малеин, говоря, что Белинский “в своем стремлении уронить достоинство учебника, переходил, кажется, меру”.

В 1851 году, сообщает Малеин [с.70], “Риторики” Кошанского были заменены “Теорией русской словесности” К. П. Зеленецкого, переделанной председателем комитета для рассмотрения пособий, употребляемых в учебных заведениях России И. И. Давыдовым. По-видимому, он имеет в виду анонимный четырехтомный учебник, созданный, как показало разыскание В. И. Аннушкина [Кто же составитель анонимной “Теории словесности” 1851-60 годов?//Риторика.Специализированный проблемный журнал. — 1996. — №1(3) — с.107-123], не только по четырем курсам К. П. Зеленецкого, но и по Кошанскому. В учебник Давыдова вошли шесть глав из “Общей Реторики”. Об авторитетности Кошанского у последующих поколений свидетельствует и Малеин. Так, он отмечает, что “весьма многие части обеих риторик и теперь [в 1899 году!] проходятся в наших среднеучебных заведениях… особенно замечательна в этом отношении “Частная риторика”; и далее: ” в “Учебнике Теории Словесности” М. Г. Павловича (1899) из риторик Кошанского взято девять примеров на фигуры речи” [c.63].

В последний период своей жизни Николай Федорович занимался, если можно так сказать, теорией педагогики. В бумагах Комитета устройства учебных заведений сообщается о его работе под названием “Наставление учителям” (1829), содержащей общие правила “в отношении к самим себе”, “в отношении к учащимся” и “в отношении к искусству преподавания” [Малеин, с.86]. Комитет утвердил ее под названием “Руководство для учителей”, обязав Кошанского написать к нему введение об обязанностях учителей “от побуждений Веры” [там же], но о дальнейшей судьбе этой книги ничего не известно — вероятно, она не была издана. Кроме того, в 30-м году он занимался составлением “Книги чтения в уездных училищах” (в бумагах Комитета отмечено, что Кошанский составил список статей для нее), окончить которую не успел [Малеин, с86].

Николай Федорович Кошанский умер 22 декабря 1831 года в Санкт-Петербурге от холеры и был похоронен на Смоленском кладбище; его некролог помещен в 293 номере “Северной Пчелы” [Русский биографический словарь, т.9].

I период: московский (1800-1811)

Как видим, в первом периоде выделяются три группы: учебники латинского языка; книжечка русской грамматики; работы по искусству — античному и современному(“археологии” и “древностям”, в терминологии Кошанского). Из них первые две группы, за исключением “Латинской грамматики”, можно объеденить — все эти учебники являются повторительными курсами к урокам автора в Благородном Университетском Пансионе. Реальную ценность представляет “Латинская грамматика” — вместе с изданиями Федра, Корнелия Непота и Священной историей она составляет курс латинской словесности и, таким образом служит связующим звеном между первым и вторым периодами.

Как, впрочем, и “Цветы греческой поэзии”. Они могут быть соотнесены как с латинскими учебниками, так и с “древностями”. С последними постольку, поскольку далее последует перевод Эшенбурга и неосуществленный — Винкельмана.

Из работ этого периода нам были доступны: из учебников — латинский и русский; из работ по искусству — т. н. “Археология” и статья “Каков должен быть истинный художник?”; издание идиллий Биона и Мосха. Остальные приведены по Малеину и словарям — Брокгауза и Эфрона и биографическому.

“Начальные правила русской грамматики” (М., 1807) Представляют собой первую часть грамматики, а именно — “словопроизведение”,т. е. начатки морфологии, предваряемые кратким сообщением о звуках и буквах русского языка, о том, что такое слоги, слова, “речь”, т. е. предложение, и какие существуют части речи. Далее идут определения категорий имени, числа, падежа и рода; краткие характеристики каждой части речи. Так же как и в любых инотранных грамматиках даются полные таблицы именного и адъективного склонения (во всех родах и числах) и спряжения глагола (во всех залогах, временах, наклонениях). Завершается эта книжечка примером разбора части речи и аналогичным заданием для самостоятельного выполнения. Как можно видеть, она является лишь кратким справочником самых необходимых грамматических правил, без какого-либо оригинального материала. Однако, именно это оказалось тем, что нужно — нами обнаружено шестое(!) ее издание, в то время как у Малеина только три.

“Латинская грамматика” (по Брэдеру) (изд. 3-е, Спб., 1823) Состоит из трех больших частей: теоретической, включающей “Объяснение слов порознь. Etimologia”, т. е. морфологию, и “Соединение слов. Syntaxis” — правила согласования и глагольного управления; текстов, разбитых на четыре книги: “Натуральную историю для детей” (“Устроение Вселенной”, “О животных”, “О человеке”), “Разговоры” (“О Боге”, “Любовь к родителям”, разные), “Повести” (моралистические и исторические) и “Басни”; латинско-русского словаря. Судя по правилам, манере их объяснения и коротеньким нравоучительным рассказам (по одному маленькому абзацу), “Латинская грамматика” представляла собой учебник первой ступени обучения, “Басни Федра” и “Корнелий Непот” — последующие, более сложные ступени. К переводу и адаптированию этого издания Кошанский подошел творчески — большинство примеров взято из современной жизни, например: правило на использование буквы “k” — Rasumovsky, Kutusov или такие любопытные предложения: Qui furti in Anglia convietus est, in Sinum Botanicum deportatur; Cerevisiae sapor vel dulcis est, vel amarus. О самостоятельном подборе примеров свидетельствуют также lapsus calami (на них указывает Малеин, с.12), например, Plures in Turcia et India mulieres uno (вм. uni) viro nubunt. Таким образом, латинский язык вовсе не рассматривался им как мертвый.

“Каков должен быть истинный художник?” (“Образование художника” 1818)

Статья написана в 1807 году, одновременно с переводами из Винкельмана и “Руководства” Милленя, том году, когда Кошанский стал доктором философии. Поскольку общеэстетические работы компактно группируются, можно заключить о повышенном интересе автора к теоретическим проблемам искусства. Влияние Винкельмана здесь несомненно, и обращение к нему Кошанского — очень важный, формирующий момент научной карьеры.

История искусства “в некотором смысле есть история образов человечества”, а Винкельман, этот “гений, постигший тайны искусства” [“Взгляд на историю искусств”, с.4], описал смену эпох как смену стилей, показав их формирование и преемственность. Кошанский, как в свое время Ломоносов, является создателем нового стиля — стиля эпохи Александра I. Переводы Винкельмана, Милленя, Эшенбурга, оригинальные статьи — все это общеэстетические поиски стиля, закономерно увенчавшиеся теорией словесности. Разбираемая статья и “Реторики” предстают как начальная и конечная точки пути; параллель “образ художника” — “образ ритора” представляется очевидной. Перепечатав статью в 1818 году в “Сыне Отечества”, Кошанский переименовал ее в “Образование художника” [здесь используется именно это издание].

Какими же качествами должен обладать истинный художник и какие отправные пункты можно наметить в работе?

В начале статьи определение художника дано узко — это человек, посвятивший себя изящным искусствам, но не Поэт и Музыкант, а только тот, кто употребляет ручную работу [с.241]. Потому и способностями он должен обладать прежде всего специфическими: быстрым и точным зрением, верной рукой, крепким и желательно красивым телосложением. Но постепенно понятие расширяется: художнику необходимы и душевные качества — во-первых, для практического успеха. Это “прямой ум и его живость” [с.244]; особенная, артистическая память — багаж видов и предметов, на которые опирается художник, когда при помощи воображения, в соответствии с разумными правилами, он воспроизводит эти виды в особом, только ему присущем порядке. И расширяется понятие до понимания художника вообще. Постепенно идет “возвышение” способностей — от практических навыков до высоких нравственных качеств: вольности духа в сочетании с твердостью характера и терпеливостью, благоразумной страсти к славе, чувствительности, поскольку каждое творение “должно пленять нас и трогать” [с.248] и, наконец, “страсти к добру, к любви и дружбе”[там же] (как тут не вспомнить Карамзина?). “В красноречии живописном, так как в словесном и музыкальном, тот только трогает, кто сам душевно тронут” [с.там же] (Гораций, цитируемый потом и в риториках). Итак, первое обобщение. Кошанский приводит нас к карамзинской мысли, что художник должен быть не только квалифицированным, но настоящим человеком [у Карамзина: хороший писатель — хороший человек]. Одновременно намечается общность истинного красноречия в основных видах искусства. Поэтому вполне логичным является следующий шаг, к новому обобщению: художник должен овладеть искусством писать. И, таким образом, мы приходим к мысли, что истинный художник — это, как принято говорить сейчас, Художник с большой буквы. Не узкий специалист, но всесторонне образованный и эрудированный человек (ни к этому ли близок сам Кошанский и впоследствии — языковая личность, им формируемая?). Далее четко формулируется идеал — главная мысль статьи: “Таким образом приближается он [художник] к славным Художникам Греции, кои тогда только допускаемы были к таинствам Живописи и Ваяния, когда были образованы, и совеншенно свободны от всех рабских впечатлений и духа торговли” [с.250]. Каково призвание истинного художника? “Посвятить творения свои Религии, Героям и Отечеству”. Так впервые в работах Кошанского проявляется “общественно-идеологический стиль” эпохи — “возвышенного красноречия” [Аннушкин, с.392], полностью отразившийся в его теории словесности как нормативном учении.

”Руководство к познанию древностей г. Ал. Милленя”(1807)

Перевод т.н. “Археологии” Милленя был поручен Кошанскому еще М. Н. Муравьевым, и работал над ним Николай Федорович в основном в Санкт-Петербурге, практически одновременно со своей докторской диссертацией. Книга вышла в 1807 году уже после смерти Муравьева и посвящена министру народного просвещения графу П. В. Завадовскому, в лице которого Кошанский попытался найти себе нового покровителя.

“Руководство” — это тот минимум необходимых теоретических знаний, который лежит в основе археологии; даже точнее — вводный курс в древности, очерчивающий сам предмет, его необходимость и задачи, и указывающий, в каком направлении продолжать изучение. Поэтому не случайно, что Кошанскому было поручено переводить его в период подготовки докторской диссертации по истории искусств. С другой стороны, как книга, знакомящая с современным состоянием науки, с самыми значителными учеными в области древностей и их трудами, “Археология” Милленя — это и введение к неосуществленному переводу “Истории искусства древности” Винкельмана, в котором — кто знает? — Кошанскому удалось бы сделать более обширные дополнения о российских музеях.

“Руководство” носит методический характер. В нем не только подробно обосновывается польза археологии для всех гуманитарных наук (приводятся аргументы, почему она необходима для художника, писателя и поэта, историка), но и даются рекомендации, как изучать древности, какими книгами пользоваться, а какими нет, и даже — развернутый авторский план учебного курса этого предмета, а также мнение автора, каким должно быть сочинение (еще не написанное), которое систематизировало бы сведения о всех существующих памятниках.

Большая часть “Руководства” посвящена критическому разбору литературы по археологии — с древности до момента написания книги: отдельных сочинений, словарей, энциклопедий, т. н. библиотек. С особым, я бы даже сказала, благоговейным вниманием анализируется деятельность “бессмертного” Винкельмана и его знаменитая “История искусства древности”; научная биография этого авторитетнейшего ученого самая подробная из всех. В наиболее интересной для нас главе, “Описании музеумов”, — краткая история возникновения музеев и частных коллекций (кабинетов), которую автор ведет от греческих храмов; характеристики четырех наиболее крупных российских собраний и написал Кошанский. Это Эрмитаж — “один из первых кабинетов в Европе”, основанный Екатериной Великой и усовершенсвованный Александром I; его коллекция состоит из трех частей: резных камней (“уступает только итальянской”), древних медалей и новейших медалей. “Желательно иметь описание сих древностей,” — замечает Кошанский. Во-вторых, это Кабинет Академии Наук — Кунсткамера — которая, правда, имеет немногие древности. В-третьих, Кабинет древностей Московского Императорского Университета, главнейшим собранием которого являются медали, в основном новейшие. И, в-четвертых, это Семятичевский Кабинет. “Подробное описание сих заведений в России ожидать еще должно…”

“Цветы греческой поэзии” (1811)

В 1811 году Н.Ф.Кошанский выпустил, по словам Малеина, “обширный труд, делающий честь не только его составителю, но и вообще филологическому образованию того времени”[с.14]. Книга распадается на две части: большая состоит из греческих оригиналов, “напечатанных великолепным шрифтом, напоминающим шрифт в изданиях Firmin Didot XVIII столетия”[Малеин, с.15] и комментариев к ним; вторая — из переводов самого Кошанского:

Текстам предшествуют стихотворное посвящение Александру I и предисловие к читателям. Сами греческие оригиналы сводные: в предисловии Кошанский пишет, что пользовался шестью различными изданиями, в частности, в комментариях упоминается “Florilogio” Стобея в изданиях Геснера и Гроция, а также Фалькенарий и Брунк, откуда, по большей части, заимствованы и комментарии. В “Цветах” предпринят “опыт замечаний исторических, критических и эстетических”, которые, на наш взгляд, едва ли не наиболее любопытны в этой книге: Кошанский сообщает не только сведения историко-мифологического характера, не только разбирает стиль стихотворений, оценивает их с точки зрения эмоционального воздействия на читателя, он еще подыскивает везде, где только возможно, параллели к данной теме или выражению, фразе, а также “прекрасные места из других славнейших древних писателей, кои перевели их или весьма счастливо им подражали”. Среди цитируемых авторов — Гомер, Гелиодор, Феокрит, Геродиан, Овидий, Сенека. Замечательно то, что Кошанский приводит и современных писателей, не только немецких, французских, английских и даже испанских и итальянских классиков, но и отечественных: Богдановича, Державина, Капниста. Так, отрывок из “Душеньки” соседствует с “Метаморфозами” Овидия. Приведем некоторые примеры. О стиле и достоинствах первой идиллии Кошанский говорит: “чувствия пленительны, страсти сильны и разительны; в слоге выражения весьма удачны и счастливы, слова плавны и звучны, стихи подобны музыке с приятнейшими повторами и остановками”; “при всем блистательном достоинстве показывает век слишком утонченный, образованный”. Идиллии Биона настолько прелестны, восклицает автор, “что жаль душевно всех тех, коих лишило нас завистливое время”. Или вот пример на “цепочку” писателей к одному из мест третьей идиллии (третий стих): “так говорится о тех, кои от стыда или раскаяния потупляют глаза в землю, также и о тех, кои заняты глубоким размышлением.

Таким образом, комментарии весьма обстоятельны и достигают иногда большого объема (например, к первой идиллии — 28 страниц), хотя они не строго научны: Кошанский не приводит всех вариантов разночтений в спорных местах, а выбирает то или иное слово, руководствуясь собственной интуицией. Но строгая научность и не являлась его целью, о чем автор и сообщает в предисловии. Посмотрим на обращение “К читателям”, предваряющее греческие тексты. Сначала идет стихотворная часть, в которой Кошанский объясняет, почему он выбрал именно греческих поэтов: ”Ищу себе цветов и благовонных трав/ Не всеми виданных, не всем еще известных,/ Притом не повсеместных…” Можно сравнить труд Кошанского с современными двуязычными популяризаторскими изданиями классических английских, например, или испанских поэтов (Шекспира, Бэкона, Хименеса), в которых даны параллельно оригинал и перевод. В стихотворном обращении у Кошанского как будто вырывается тайная надежда и намерение, касающееся греческих стихов, “Ах, как бы посадить на Русской их земли!” И хотя автор и боится — они “в руках моих завянут” и “любители на них не взглянут”, все же благородная просветительская цель и просто человеческое желание поделиться эстетическим наслаждением от любимых стихотворений поддерживает его в данном намерении:

Scire tuum nihil est, nifi, quod fcis, hoc fciat alter

*Все знание твое ничто,

когда не разделил с тобой его никто.

Своей книгой Кошанский расчитывает привлечь внимание широкой аудитории: в следующей за стихотворным обращением прозаической части, призывая не пугаться оригинального греческого текста, он выказывает надежду, что не только читатели, но, может быть, и читательницы откроют эту книгу. Несомненно также, что “Цветы…”, как и все остальные работы Кошанского, преследовали обучающую, просветительскую цель. Недаром в заключение автор высказал пожелание, “чтобы русские любимцы Муз обратили внимание на словесность греков, и, если можно, соединяли бы ученость со вкусом”. Понятно некоторое недоумение Малеина по поводу цели этого издания [с.16]; если его и нельзя назвать ни учебным, ни хрестоматией по истории древнегреческого языка или литературы, то вполне правомерно считать “Цветы…” своего рода научно-популярным изданием, включающим древнегреческую словесность в круг образованности, как себе его представлял Кошанский, в авторскую теорию словесности.

II период: царскосельский (1811 — 1828)

Во втором периоде тоже три тематические группы: речь и статья о русском языке; комментированные латинские тексты; две работы по истории искусств древности (в статье из Винкельмана — биографии греческих художников). Из всех изданий, к сожалению, был недоступен первый том “Ручной книги древней классической словесности”.

”О преимуществах российского слова” (1811)

Речь “О преимуществах российского слова” была произнесена Кошанским на торжественном открытии Царскосельского лицея девятнадцатого октября 1811 года и представляет собой классический пример академической речи, небольшой по объему, с прозрачной и четкой зеркальной структурой, в высоком периодическом стиле. В содержательном отношении она имеет вполне угадываемый литературный источник — статью Н. М. Карамзина “О народном патриотизме” (18 ).

Главную мысль можно выразить следующим образом: если предположить, что есть совершенный язык, то “слово Российское ближе и удобнее к совершенству, нежели все языки иноплеменных”, так как в полной мере обладает шестью свойствами; эти свойства суть:

обилие, т. е. богатство слов и выражений, прежде всего потому,что “язык предков наших [“славянский”, которому мы наследуем] был зерцалом греческого”

свобода в расположении слов; “сей свободы ни один почти из новейших языков не имеет” — она была в древних языках и через “славянский” перешла в русский

благородство и важность в сочетании с “быстротой” (энергичностью, соразмерностью языка) — опять же как в древних языках, греческом и латыни

выразительность и гибкость слов; “сие свойство есть отличие Российского слова”

гармония и “подражание природе” (живопись в звуке) — “язык Российский есть самая музыка”, он способен передавать самые разные звуки природы, например, шум водопада: ”Грохочет эхо по горам,/ Как гром, гремящий по громам” (Державин)

Все эти причины подводят нас к мысли (последующему, т. е. предложению), что русский язык наиболее близок к совершенству из современных языков, да практически и есть этот совершенный язык — просто Кошанский выразил свою мысль в несколько завуалированном виде.

И, наконец, последняя, шестая причина:

великие творения словесности -как поэзия, так проза, в частности ораторская; и здесь у России есть преимущество: если другие народы формировали свою литературу “веками и продолжительною опытностию”, то Россия “единым столетием, как единым шагом их достигла”.

Этот последний довод завершается риторическим вопросом: “И сей живой, подражательной музыке дерзают предпочесть звук иноземный? Доколе не истребится предрассудок…” Далее следует рекапитуляция и заключение — выражение уверенности, что юные воспитанники лицея не будут подвластны предрассудку, но обратят “внимание к словесности Российской, к наукам, ко всему высокому, прекрасному и великому” и воспарят “в путь славы, по стопам предков”.

Таким образом, речь имеет зеркальное построение: первые одиннадцать периодов — силлогизм в прямом порядке следования посылок и вывода, остальные восемнадцать — в обратном (обращенная хрия).

Речь является программным произведением — в ней кратко сформулированы филологические взгляды Кошанского,и в этом смысле она предшествует “Реторикам”; речь содержит образовательную программу автора — он будет преподавать лицеистам русскую словесность, связывая ее с классической и западноевропейской, но при этом выделяя, ставя ее в центр данных связей.

”Басни Федра, с примечаниями и словарем” (1832)

“Учебное” и “очищенное” издание басен Федра вышло в 1814 и в 1832 годах; второй раз уже после смерти автора, но подготовленное им самим — об этом свидетельствует “Уведомление о первом издании” в начале книги. “Басни Федра” являются, по существу, хрестоматией к “Латинской грамматике (по Брэдеру)”: в предисловии учащимся сообщается, что знак параграфа в комментариях — ссылка на грамматические и синтаксические правила в указанном учебнике, здесь они не объясняются. В издании представлены восемдесят четыре басни из всех пяти книг, при этом девять басен опущено, по-видимому, из педагогических соображений.

После каждой басни, а зачастую и прерывая ее текст, идет комментарий, включающий в себя: во-первых, краткую справку историко-культурного или историко-географического характера (например: эта баснь написана в эпоху правления NN, когда происходило то-то; или: Афины — город в такой-то области Греции, etc.), возможно, и минимальные биографические сведения о лице, которое подразумевает басня; во-вторых, перевод и объяснение трудных или необычных, например, свойственных именно автору, грамматических форм (“Федр часто означает животных отличительными чертами, как-то: Конь Sanipes, Осел Auritulus”); в-третьих, толкование лексических единиц, обозначающих какие-либо греческие реалии (“Tyrannus, тот, кто захватил верховную власть в вольном городе…”). По необходимости в комментарий могут входить и мифологические сведения, например, родословная богов. На что особенно следует обратить внимание, так это на приводимые в конце почти каждой басни названия соответствующих “подражаний” И. А. Крылова (изредка — И. Дмитриева); иногда русский стих включен в сам текст комментария — например, в “Ranae Regem petens”: “Motu sonoque, движением и шумом. Крылов перевел: Так плотно треснулся на царство, что ходенем пошло трясинно государство”. Конечно, соотнесение этих басен напрашивается само собой, однако стоит подчеркнуть, что Кошанский не просто упомянул о Крылове как “подражателе”, “переводчике”, но настойчиво и на протяжении всей книги проводит параллель между ним и Федром, сближает русскую и латинскую литературы. Наконец, комментарий может заканчиваться толкованием иносказательного смысла всей басни, например: “Многие думают, что сия баснь заключает предсказание гибели Сеяновой…” или свойственной Кошанскому эмоциональной “литературоведческой” оценкой: “Вот малая, особого рода трагедия; она имеет свою завязку, развязку и производит ужас и сожаление” (“Lupus et Agnus”). Как видим, комментарий призван не только способствовать пониманию смысла басни во всей его полноте (вплоть до стилистических оттенков) в контексте того времени, но и живо заинтересовать учащегося и создать у него впечатление о непрерывности и преемственности литературного процесса.

”Корнелий Непот, о жизни славнейших полководцев” (1816)

К “Басням Федра” примыкает учебное же издание “De vita ecxellentium imperatorum (О жизни славнейших полководцев)” Корнелия Непота, с комментариями, хронологической таблицей и двумя словарями — географическим и латинско-русским. Оно также представляет из себя хрестоматию к “Латинской грамматике” — грамматические и синтаксические трудности помечены знаком параграфа, отсылающего к учебнику. Как и в баснях, в тексте с помощью надстрочных знаков указана долгота и краткость слогов, тяжелое и облеченное ударение (в омонимичных формах); все труднейшие места объяснены в комментариях, главнейшие происшествия — в хронологической таблице, а древние географические названия объяснены и сличены с новыми в географическом словаре; завершает книгу словарь всех слов, в ней встречающихся.

Федр и Корнелий Непот — это золотой век римской словесности; последний для Кошанского еще и эталон чистоты и изящества слога по-латински, а его жизнеописания — образец занимательной поучительной беллетристики: “если кто из вас, читая Аристида, Этаминонда, Ганнибала и проч.: будет примечать, как они думали и поступали, будет стараться сам также чувствовать и мыслить, будет искренно желать быть им подобным; тот в самом деле возвысится душою, приготовит для себя нравственный характер и, кто знает? — может быть столько же, как они, будет полезен своему отечеству.

“Epitome Historiae Sacrae” (1818)

Завершает серию учебных текстов к “Латинской грамматике” комментированный перевод “Сокращения священной истории” Ломона (Lhomond Charles Francois), состоящий из двухста девяти параграфов, снабженных русскими названиями и лексико-грамматическими комментариями. История, таким образом, охватывает события Ветхого Завета от сотворения мира в шесть дней до рождения Мессии в 4000-м году от создания мира.

“Ручная книга древней классической словесности” (1816; 1817)

Издание является переводом книги Иоаганна Иоахима Эшенбурга, дополненной Крамером. Участие Кошанского, помимо первода, выразилось в расширении библиографии за счет русских изданий — в основном переводов немецких или французских трудов по “археологии”, например: “Путешествие юного Анахарсиса по Греции” Г. Аббата Бартелеми, Париж, 1788 — на русский [переведено] профессором П. Страховым (не полно) 5 ч. М., 1803 — И Членами Российской Академии Спб. 1804-809” [с. 128-129], а также в переводе греческих и римских денег на русское серебро [с.265, с.390].

“Взгляд на историю искусств” (1821)

Статья является переводом большого (269 страниц) отрывка из “Истории искусства древности” Винкельмана — последнего и самого большого из всех переведенных Кошанским. Она содержит сорок пять биографий греческих художников, неравнозначных по объему. Самая большая — биография Фидиаса (Фидия), художника второй эпохи греческого искусства, чертами которой, по определению Винкельмана, были величие и высокость [“Соревнователь Просвещения”, с.4]. Остальные художники принадлежали, по-видимому, первой эпохе, характеризовавшейся “сухостью, грубостью и несовершенством” [там же]. Можно предположить, что этот отрывок — начало неосуществленного перевода “Истории искусств”.

III период: петербургский (1828 — 1831/32)

Занимаясь столько лет классической и русской словесностями, историей русской литературы, поэтикой и риторикой — фактически — всеми разделами филологии — имея за плечами огромный педагогический опыт, Кошанский не мог не прийти к созданию обобщающего труда, который естественно совмещал бы в себе теорию в практическим руководством. Таким трудом стала риторика или теория словесности, поскольку именно она “среди филолологических наук первой половины XIX века… претендовала на первенствующую роль как теория речи” [Аннушкин, с.411].

Источников второго рода двадцать четыре: причина, сравнение, подобие, пример, свидетельство, обстоятельства, уступление, условие, противное, время, место, признаки, качества, принадлежности, свойства лица, свойства бездушного предмета, действие и страдание, имя, целое, части, род, виды, определение, следствие. Последовательность первых пяти соответствует расположению по простой хрии (рассуждению); следующие семь представляют собой характеристику действия. В целом группировка общих мест повторяет Аристотеля [Античные риторики, с.19-20]. В плане грамматики простой период развертывается в сложный, виды которого и рассматриваются во втором отделении.

С чем связано отсутствие учения о нравах? Традиционно риторические нравы используются для установления контакта с аудиторией, утверждения ритором своего авторитета; к ним обычно относятся серьезность, скромность, доброжелательность и осторожность. Есть ли в “Общей реторике” понятие аудитории? Ее реакция не учитывается. По-видимому, теория Кошанского подразумевает некую абстрактную, идеальную, классически образованную, как сам автор, аудиторию — реальные потребности современного общества не учитываются. Одна из причин этого в том, что предметом риторики являются письменные тексты (определяя, что есть истинное красноречие, Кошанский употребляет выражение “истинный писатель”). Другая причина кроется в следующем. Учение о нравах в принципе не было свойственно нашей риторической традиции, в отличии, например, от французской, поскольку в русском обществе не существовало нравственного плюрализма. Этические нормы были едиными, так как формировались православной верой и поддерживались церковью. Именно так в “Частной реторике” трактуется проблема истинного и мнимого красноречия: целью истинного является “желание общего блага” [“Частная Реторика,с.II-III]; истинный оратор (писатель) обладает “добротой души, проникнутой верой” и “живым ощущением истины” [там же, с.15, 11], он не создает тот или иной “образ себя”, но всегда тождествен самому себе. Тем более, что “Общая реторика” — учебное издание, предназначенное для “душ неопытных”; Кошанский как педагог не мог позволить себе обучать приемам изображения нравов (вспомним критическое замечание Востокова о том, что не должно говорить юношеству о хитростях и неопределенности в дипломатических бумагах).

Какова цель изобретения? С одной стороны, оно “дает способы думать” и “соединять одну мысль с другой” [“Общая Реторика, с.2-3]: “хорошо писать, значит, хорошо думать” [там же, с.9]. Изобретать, по Кошанскому, — “находить другие приличные слова и выражения или находить новые мысли, или открывать доказательства и опровержения” [там же, с.5-6]. Источники изобретения указывают, откуда берутся “новые слова, мысли, доказательства”; они раскрывают все способности ума, указывают, “с какой точки зрения смотреть на предмет или на мысль” [там же, с3]. С другой стороны, проблема выбора цели не ставится, так же как и проблема темы, предполагающей отбор необходимых аргументов, т.е. сознательное следование определенной стратегии. Как не формулируются и задачи ритора — убедить аудиторию и добиться ее присоединения. “В этом смысле Кошанский воспроизводит мысли Квинтилиана, полемизировавшего с Аристотелем”, и боровшегося таким образом “с беспринципной судебной практикой своего времени” [Галиб Атика, с.114]. Думается, что основной упор делается все же на поиск лексико-грамматических средств: “предложение [как источник изобретения] заключается в немногих словах и требует приличного распространения” [“Общая Реторика, с.5]; заметим, что в определении изобретения на первом месте — нахождение слов и выражений. Вместо недостающих частей изобретения даются типы периодов и начальные правила прозы. Интересен смысл, вкладываемый в понятие “риторический” — “красота слов, соразмерность их в каждом предложении” [там же, с.23]

Налицо скрытое противоречие: с одной стороны, “Кошанский настойчиво призывает к размышлению” и его учение об источниках изобретения предстает наиболее разработанным среди риторик первой половины XIX века [Аннушкин, с.345-346]; а с другой стороны, поскольку понятие общей идеи высказывания не сформулировано, и изобретение не представлено с самого начала как разработка общего замысла, то справедливо предположить [см., например, Галиб Атика, с.116-117], что Кошанский развертывает процесс порождения мысли как постепенное восхождение от понятия к высказыванию, т. е. от частного к общему (индукцию). Но представление о возможности синтетического способа мышления ошибочно, несовместимо с законами логики. Индукция ”остается всего лишь техническим приемом аргументации, именно наведением на определенную мысль, а не способом построить умозаключение”; когда ее “принимают за способ мышления, возникают не только ошибки рассуждения, но ошибки понимания, которые еще более опасны” [Волков, с.78-79].

Расположение делится на два отделения в соответствии с двумя основными родами сочинений — описаниями и рассуждениями (хриями). Повествования Кошанский включает в описания: их предметом являются действия или происшествия, тогда как у описания — место, время и лица. Рассуждения и описания противопоставлены по двум разным источникам сочинений — предложению и предмету соответсвенно. С точки зрения расположения описания содержат начало (приступ в повествовании), середину (завязку) и конец (развязку); рассуждения (хрии) могут быть двух родов: простые (от трех до семи частей) и искусственные (три — пять частей), к последним примыкают силлогизмы. Искусственная хрия содержит те же части, что и простая, но в другом, более “хитром” порядке. Есть две ее разновидности — через предыдущее и последующее и через положение и приложение. Как уже отмечалось выше, изобретение в целом строится по хрии.

Наконец, рассуждения могут располагаться по силлогизмам. По форме их девять: простой, условный, разделительный, дилемма, энтимема, эпихерема, сорит, наведение, аналогия. При этом к собственно логическим понятиям относятся простой силлогизм, дилемма, энтимема и (?)сорит; все остальные — разновидности простого силлогизма, где одна или обе посылки распространены при помощи общих мест и могут строится по хрии.

Необычно прежде всего то, что описание выступает родовым понятием по отношению к повествованию. В классической риторической традиции описание по существу являлось развернутым определением и включалось в повествование как вспомогательный элемент. Изложение же — как представление фактов по отношению к главной мысли высказывания,т. е. одна из самых важных частей аргументации — строилось в форме повествования. “Представление описания у Кошанского в качестве основной формы изложения превращает риторику в совокупность упражнений для упражнений” [Галиб Атика, с.121]. Однако нужно подчеркнуть очень важный момент — наличие хрии как основной (квазилогической) схемы аргумента, противопоставленной логической — силлогизму. Понимание, что для убеждения недостаточно приемов формальной логики относится к достоинствам риторики Кошанского. С другой стороны, “противопоставление логической схемы рассуждения хрии представляется для автора XIX века неожиданным — развитие логики к этому времени вполне позволяло совместить два указанных ряда построения” [Галиб Атика, с.123] — ведь хрия имеет форму силлогизма, дополненную вспомогательными доводами с использованием тех или иных общих мест. Как считает тот же исследователь, такое предпочтение вызвано ее нормализаторским характером — хрия задает обязательный порядок не только рассуждения, но и мышления.

В целом расположение по Кошанскому — это искуссво “скрыть искусство”, показать, что “сама натура располагает вашим чувством и ходом вашего сочинения” [“Общая Реторика, с.42], т.е. одним из главных его правил является естественность. Другим — занимательность; она определяет расположение описаний и повествований; рассуждение труднее и требует силы убеждать, замечает Кошанский, но думается, что упомянутые правила отодвинули принцип убедительности на второй план.

Вместе с тем не нужно забывать, что Кошанский рассматривает описания и рассуждения как роды классных или учебных сочинений, практических упражнений, на расположении которых общая риторика учит составлять небольшое полное сочинение, чтобы впоследствии, соединяя описания с рассуждениями тем или иным образом, получать все виды прозы. Их “частное расположение” относится уже к частной риторике — так же как и проблема целесообразности высказывания: частная риторика, основываясь на вышеперечисленных правилах, “показывает удобнейший и легчайший путь к достижению предположенной цели” [там же, с.43]. Создается впечатление, что расположение важнее для Кошанского чем изобретение, так как оно дает “надлежащее направление рассудку и нравственному чувству”; “ничто так не важно для сочинения как расположение” [там же, с.41].

Выражение состоит из двух отделений: “Слог и его достоинства” и “Все роды украшений”. Основные понятия этой части: стиль (слог), троп, фигура. Стиль определяется как “способ выражать мысли — искусство писать” и отграничивается от понятия “язык” [там же, с.86]. С другой стороны, выделяются многочисленные индивидуально-авторские стили — “частные слоги” (например, стиль Карамзина), которые, в свою очередь, делятся на разновидности в зависимости от предмета, цели, etc. (стиль повестей Карамзина — стиль истории Карамзина).

Основное внимание сконцентрировано на двух классификациях стиля. Основание первой — лексическое по преимуществу, выявляющее соотношение письменной и устной речи (простой стиль наиболее близок к разговорной речи). Каждый стиль — простой, средний и возвышенный — разбирается по следующей схеме [приведена у Аннушкина, с.387]:

перевод термина на латинский язык

определение (“способ писать так, как говорят)

синонимические названия:

по самому слову (простой — низкий)

по жанрам (разговорный, так как им пишутся разговоры)

употреблением каких слов характеризуется

употреблением каких выражений, оборотов характеризуется

какие мысли “приличествуют” данному слогу

в каких родах сочинений употребляется

Конечно, жесткость античного канона — стиль -соответствующие жанры -определенный набор фигур (т.н. “колесо” Вергилия) — была уже нарушена, однако у Кошанского достаточно строгая иерархия соблюдается: простой стиль полностью охватывает разговоры и ученость и частично письма и повествования; средний — все письма и повествования; возвышенный — ораторство и некоторые описания. Наиболее четко очерчены простой и возвышенный стили; границы среднего “сверху” и “снизу” определяются ими — на основании предмета и наличия или отсутствия аффектации.

Основанием для второй классификации является способ построения речи — точкой отсчета является период; выделяются стили периодический, отрывистый (лаконический) и прозаический. Она как бы накладывается на первую : периодическому стилю “приличен” средний и возвышенный, а прозаическому — только средний стиль. С другой стороны, это все то же, но более развернутое противопоставление периодов и прозы, тем более, что круг жанров для отрывистого стиля не определен.

Далее выделяются общие и частные свойства стиля. Общие обязательны и диктуются правилами риторики, частные зависят от вкусов аудитории. Общих свойств или достоинств шесть и они представляются автором в паре со своими недостатками; получаются антиномии: ясность — темнота, приличие (соответствие предмету, аудитории, месту и времени) — несоответствие, чистота (отбор слов и грамматических конструкций) — небрежность, плавность (ораторское число) — принужденность, гармония (эвфония и звукоподражание) — неблагозвучие и украшение (внутреннее — искусство изобретения и расположения и наружное — употребление тропов и фигур). Частные свойства стиля Кошанский не разбирает, но многие качества представлены в исходном разделении слога на простой, средний и возвышенный.

В соответствии с традицией рассматривается два рода украшений — тропы и фигуры. Видимо, уже наметилась тенденция ограничения их использования, стремление к более “естественному” языку, так как Кошанский оговаривает, что тропы и фигуры только тогда составляют красоту, когда непринужденны, невыисканы. Он даже как будто оправдывает их необходимость в своей риторике: тропы и фигуры нужно привести “в виде полного систематического словаря не для заучивания, а для сведения, для справок”, на случай возникновения спора или недоразумения [там же, с.107].

Троп — перенос слова (мысли) от собственного значения к несобственному, продукт воображения; фигура — оборот слова (мысли), отступающий от обыкновенной речи; форма выражения страстей. По четырем способам переноса значения выделяются четыре главных тропа: по подобию — метафора, по качеству — метонимия, по количеству — синекдоха и по противоположению — ирония. Остальные пять — гиперболу, аллегорию, эмфазис, металепсис и катахрезис — Кошанский считает их разновидностями.

Фигуры делятся на фигуры слов и фигуры мыслей. Фигуры слов бывают: от недостатка (умолчание и бессоюзие), от изобилия (изобилование, многосоюзие и единозначение), от повторения (усугубление, возвращение, превращение, единоначатие, единоокончание, совокупление, восхождение и окружение) и от сходства слов (наклонение, отличение и соответствие). Нужно заметить, что Кошанский не включил в свою классификацию ни фигур дикции, ни фигур конструкции.

Фигуры мыслей подразделяются на три большие группы: убеждающие разум (предупреждение, ответствование, уступление, разделение, перемещение, остроумие, отступление, возвращение, наращение и поправление), действующие на воображение (изображение, одушевление, заимословие, противоположение, сравнение, определение, напряжение, превышение, умаление и невозможность) и пленяющие сердце (сообщение, сомнение, умедление, обращение, прехождение, удержание, заклинание, желание, вопрошение и восклицание). Классификация фигур в целом структурно-семантическая.

В античной риторике элокуция была наименее разработанной областью; в Новое время она обычно включала в себя: разбор грамматических форм и конструкций, классификацию риторических фигур, определение стиля и его разновидностей, учение о “формах” речи. Первая часть отнесена Кошанским к инвенции, последняя — к области частной риторики (то,что касается прозы; автор намеревался написать и поэтику, но не успел).

В целом представления Кошанского о простом, среднем и возвышенном стиле очень близки к представлениям Ломоносова, рассматривавшего стили с функционально-жанровой точки зрения.

Выше говорилось о том, что в “Общей реторике” не сформулировано понятие аудитории; но в характеристике общих свойств стиля оно в определенной мере присутствует. Так, в понятие приличия включается соответствие стиля лицам, месту и времени, жанровому типу произведения, а также ритору. Однако под приличием у Кошанского фактически подразумевается стилистическое единство произведения.

Что касается тропов, то они рассматриваются только как приемы украшения речи; “в реальности троп, в первую очередь, — инструмент развития смысла” [Галиб Атика, с.125]. Теория фигур и в классической риторике, и в риториках Нового времени была несовершенна. В основании классификаций обычно лежат два принципа: “фигуры классифицируются на конструктивной основе (добавления, перемещения, …) и по дидактическим и прагматическим основаниям (убеждающие, пленяющие сердце, действующие на воображение)” [Галиб Атика, с.126]. Этими же принципами руководствуется и Кошанский. Отсюда произвольность (зависимость от личного вкуса автора) его классификации, особенно фигур мысли.

Расположение и выражение — наиболее полные — с точки зрения установившейся традиции — части его риторики, несмотря на то, что сам он подчеркивал: истинное красноречие во “внутреннем украшении”, т.е. в ”искусстве изобретения и расположения” и что “наружное украшение”, “роскошь слога”, часто скрывает бедность мыслей и “пленяет один век, одно поколение” [“Общая Реторика, с.106].

Обратимся к частной риторике. Именно у Кошанского она получает свой собственный предмет — ее содержением становится классификация родов и идов прозаической словесности.

Частная риторика состоит из шести отделетий. I-ое — “Словестость” — общего характера, остальные называются по родам: “Письма”, “Разговоры”, “Повествование”, “Ораторство” и “Ученость”. Каждый род делится на виды и каждый вид описывается по схеме, приведенной самим Кошанским в “Прибавлениях”:

—дефиниция

—предмет (содержание)

—цель

—расположение или форма

—достоинства и недостатки

—лучшие сочинения в данном виде и главнейшие писатели у древних (греков и римлян), в Новое время и в России.

Заметим, что журнальная литература не считается самостоятельным родом словесности, и система Кошанского не охватывает устную разговорную речь и фольклор. Тем не менее его частная риторика содержит наиболее полную классификацию родов и видов словесности среди учебных пособий своего времени.

Для каждого класса словесности определяются свои нормы построения текста. Роды и виды словесности оказываются противопоставленными формам словесности, под которыми подразумевается прежде всего композиция текста, его внутреннее строение в зависимости от цели и темы, т.е. применение правил общей риторики на конкретном материале. Здесь мы видим, как соотносятся категории обеих риторик. Однако предметом частной риторики является описание самих родов и видов словесности, а не просто дифференциация общих правил расположения и выражения по каждому из них.

Глядя на оглавление “Частной реторики”, мы видим, что она представляет собой четко разработанную программу школьного курса теории литературы: тридцать шесть отдельных тем сгруппированы в шесть глав, по шесть разделов каждая, которые делятся на две части — теоретическую и примеры из древних и новых писателей. Система словесности предстает в историческом порядке. Приведем краткие характеристики каждого рода словесности.

Вершиной эпистолярного искусства являются деловые письма и бумаги; литературные письма — его обобщением. Образцами служат, прежде всего, послания пастырей церкви; начало светскому письменному слогу положил Петр I. На каждый исторический период Кошанский приводит наилучшие примеры; отдельную эпоху составляют “Письма русского путешественника” Н. М. Карамзина.

Классификация диалогов или разговоров в русской риторической традиции, в том числе у Кошанского, содержится в кандидатской диссертации К. В. Муратовой “Семантика диалога — спора” (1991). Автор отмечает, что основаниями такой классификации служат характер тематики и проблематики, и наиболее подробна она в “Частной реторике” Кошанского. Подчеркнем, что диалог (разговор) здесь — литературная форма, правил ведения реального диалога нет. Однако любопытно,что “всякий письменный разговор тем совершеннее, чем ближе к изустному, натуральному” [“Частная реторика”, с.37]. Подробно анализируя каждый из видов диалога, Муратова приходит к выводу, что “фактически в концепции Кошанского просматривается коммуникативно-прагматический подход к речевому объекту, получивший теоретическое обоснование в современной лингвистике”. Для нашей работы особенно важен еще один момент — связанный с проблемой этоса: с семантической точки зрения выделяется два типа разговоров-споров — диалектический (поиск истины) и эристический (защита своей позиции, независимо от ее истинности); русская риторика не пошла по пути изучения второго вида диалога, так как проблема этики речи для нее всегда была одной из самых первостепенных. Более того, на эристические приемы налагаются запреты. Таким образом, письма и разговоры у Кошанского становятся выражением системы ценностей: первые — в сфере личных отношений; диалоги же устанавливают систему нравственных оценок идей и фактов прошлого. Самые значительные русские авторы разговоров — митрополит Филарет, Карамзин, М. Н. Муравьев (разговоры в царстве мертвых).

Последовательность подачи материала в главе о повествовании такова, что дает представление о технике судительной аргументации, соответствующей учению Квинтилиана о статусах: сначала через описание вводится факт, далее, простейшие факты излагаются в виде простейших форм — характеров, некрологов и анекдотов — летописи и жизнеописания представляют собой не только их связь, но и определение; повести и романы уже предполагают оценку фактов, и, наконец, история придает ей научную и критическую форму [Галиб Атика, с.133]. Примеры на характеры приведены из Карамзина, Батюшкова и М. Н. Муравьева; некрологи — из “Истории” Карамзина; рядом с древними житиями — патериком, житиями, Четьями-Минеями — “современные” — из Карамзина же (например, “Рыцарь нашего времени”); образцы посвестей опять таки из Карамзина и, как уже отмечалось, Пушкина. И, конечно, в истории Карамзин представляет целую эпоху.

Глава об ораторской прозе, на наш взгляд, особенно важна. Она восполняет недостающие в “Общей реторике” сведения — прежде всего, четко формулирует необходимость выбора ритором не только темы высказывания, но и цели, а также их соотнесения: оратор “соображает тему с целью” [“Частная реторика”, с.79]. Кроме того, характеризуя три основные части речи, Кошанский обращается к понятиям этоса, логоса и пафоса: приступ — это “искание благосклонности, приготовление слушателей к делу”[с.82]; рассуждение содержит “доказательства и опровержения” [там же], убеждает; заключение “состоит в желаниях и обращениях” [с.83]. Таким образом, начало характеризуется эпидейктическим состоянием, середина речи — судительным и завершение — совещательным состоянием. Последовательность частей речи ориентируется на совещательную аргументацию [Галиб Атика, с.133].

Насколько “Общая” и “Частная” риторики связаны между собой?

Итак, какие общие выводы можно сделать, проанализировав риторическое учение Кошанского?

Риторическое учение Кошанского является обобщением, итогом всей его предыдущей деятельности также в плане осмысления места и роли русского языка и литературы, их соотношения, с одной стороны, с классической, греческой и латинской словесностью, а с другой — с западно-европейскими: немецкой, французской, английской, итальянской. В-третьих, — с церковно-славянским языком и древнерусской словесностью. Из сопоставления следует, что произведение русской словесности, являясь центром этих связей, концентрирует в себе достижения всех перечисленных культур.

Список литературы

I.Сочинения Н.Ф.Кошанского.

1. Перевод “Зефира и Флоры” (либретто балета Дюкло).-М., 1800г.

2. Перевод “Фелиции Вильмар” Бланшарда.-М., 1801-1802гг.

3. На смерть ея сиятельства княгини А.Д.Касаткиной-Ростовской// Новости Русской Литературы,4 ч.-М.,1802г.

4. Эклога Амарилла (подражание Виргилию)//Новости Русской Литературы, 8 ч.-М., 1803г.

5. Перевод “Путешествия Пифагора”, 3 тт.-М., 1803-1804гг.

6. Перевод (?) “Журнала Новостей”-М., 1804г.

7. Illustratio Mythi de Pandora et antiquae artis operum ad eum spectantium, quam amplissimi Philosophorum ordini ad consequendum Doctoris Philosophiae gradum instituit Nicolaus Koschansky A.A.L.L. Magister.-Mosquae, 1806г.

8. Перевод речи И.-Т.Буле “О лучшем способе, как можно писать историю тех народов, кои, по общему мнению, прежде девятого века населяли, или переходили Российские, особенно южные земли”.-М., 1806г.

9. Правила, отборные мысли и примеры Латинского языка с кратким словарем.-М., 1806г.

10. Журнал Изящных Искусств, издаваемый на 1807 год И.-Т.Буле, Надворным Советником и Проф. Публичным Ординарным при Имп. Моск. Ун-те. Перевод Ник.Кошанского. Ч.1-М., 1806г.

11. Некролог М.Н.Муравьева// Вестник Европы, №19-М., 1807г.

12. Руководство к познанию древностей г.Ал.Милленя, изданное с прибавлениями и замечаниями в пользу учащихся в Имп .Моск. Ун-те Ник.Кошанским, Изящных наук Магистром и Философии Доктором.-М., 1807г.

13. Начальные правила Русской Грамматики. В пользу воспитанников Унив. Благородного Пансиона.-М., (1806г. ?)1807г. и 1809г.; 2-е изд.-18014г.; 6-ое изд.-М., 1822г.

14. Перевод. Рыцари Лебедя или Двор Карла Великого. Соч. г-жи Жанлис, изд. Кошанским.-М., 1807-1808гг.

15. Таблица Латинской Грамматики с примерами.-М., (1805г. ?)1809г.; 2-е изд.-1810г.(?) Перепечатана в 1817г. в Спб. под названием “Таблица Латинской Грамматики, изд. для воспитанников Имп. Царско-Сельского Лицея и его Пансиона, проф.Кошанским”.

16. Учебная книжка на латинском и французском языках. В пользу благородных воспитанников Унив. Пансиона.-М., 1809г.

17. Латинская Грамматика.-М., 1811г.; 2-е изд.-Спб., 1815г.; 3-е изд.-Спб., 1823г.; 4-е изд.-Спб., 1834г.; 5-е изд.-Спб., 18? г.; 6-е изд.-Спб., 1835г.; 7-е изд.-Спб., 1836г.; 8-е изд.-Спб., 1837г.; 9-е изд.-Спб., 1839г.; 10-е изд.-Спб., 1842г.; 11-е изд.-Спб., 1844г.

18. Цветы греческой поэзии, изд. Николаем Кошанским, Доктором Философии, Надворным Советником и Проф. Российской и Латинской Словесности при Имп. Царско-Сельском Лицее.-М., 1811г.

19. Басни Федра, изд. Кошанским, Проф. Имп. Царско-Сельского Лицея.-Спб., 1814г.; 2-е изд.-1832г.

20. Корнелий Непот, о жизни славнейших полководцев.Изд-е учебное, очищенное Н.Кошанского-Спб., 1816г.; 2-е изд.-1832г.

21. Ручная книга Древней Классической Словесности, содержащая: I.Археологию, II. Обозрение классических авторов, III. Мифологию, IV-V. Древности греческие и римские, собранная Эшенбургом, умноженная Кремером и дополненная Н.Кошанским.В 2-х тт.-Спб., 1816-1817гг.

22. Сокращение священной истории. С замечаниями, показанием правил и словарем. Изд. учебное Н.Кошанского, Доктора Философии …(текст на латинском языке).-Спб., 1818г.; 2-е изд.-1824(?)г.

23. “О русском синтаксисе”// Труды Общества любителей российской словесности, ч.XIV, с.86-118.-Спб., 1819г.

24. Взгляд на историю искусств// Соревнователь Просвещения, №№4, 5, 6.-Спб., 1821г.

25. Стихотворение на смерть графини Е.И.Ожаровской.-?

26. Общая риторика Н.Кошанского.-Спб., 1829г.; 2-е изд.-1830г.; 3-е изд.-1834г.; 4-е изд.-1836г.; 5-е изд.-1838г.; 6-е изд.-1839г.; 7-е изд.-1840г.; 8-е изд.-1842г.; 9-е изд.-1844г.; 10-е изд.-1849г.

27. Частная Риторика Н.Кошанского.-Спб., 1832г.; 2-е изд.-1835г.; 3-е изд.-1836г.; 4-е изд.-1837г.; 5-е изд.-1840г.; 6-е изд.-1845г.; 7-е изд.-1849г.

28. О преимуществах российского слова. Речь, произнесенная Н.Кошанским, Доктором Философии … и Проф. Российской и латинской словесности.-Спб., 1811 г.

II.Научная литература.

Аннушкин В. И. Эволюция предмета риторики в истории русской филологии (XI-середина XIXвв.): Диссертация… докт. фил. наук. — М., 1997г.

Атика Галиб. Развитие концепции риторики в русской и французской филологии XIX в.: Диссертация… канд. фил. наук. — М., 1994г.

Безменова Н. А. Очерки по теории и истории риторики. — М., 1991г.

Белинский В. Г. “Общая риторика Н. Ф. Кошанского// Полное собрание сочинений. — М., 1955г., т.8, с.503 — 514

Библиотека для чтения, 1836г., т.17, отд.6, с.37

Волков А. А. Основы русской риторики. М., 1996г.

Грот Я. К. Пушкин, его лицейские товарищи и наставники. — Спб., 1899г.

Зарифьян И. А. Теория словесности: Библиография и комментарий. — М., 1990г.

Майков Л. Н. Сочинения Батюшкова. — Спб., 18 г., т.3

Малеин А. И. Николай Федорович Кошанский. — Спб., 1901г.

Михайлова Н. И. Судьба “Риторик” Н. Ф. Кошанского// Альманах библиофила, вып.XVI. — М., 1984г., с.211 — 224

Московский Телеграф, 1831г., с.86

Муратова К. В. Семантика диалога — спора: Диссертация… канд. фил. наук. — М., 1991г.

Переписка Я. К. Грота в П. А. Плетневым. — Спб., 1896г., т.3

Русский биографический словарь. — Спб., 1903г., т.9

Русская старина, Спб., 1890г., т.65, с.841 -842

Сын Отечества, 1830г., №8, с.120

Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. — Спб., 1895г., т.16

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта <http://www.bibliofond.ru>

Теги:
Н. Ф. Кошанский: жизнь и творчество
Статья
Литература
Просмотров: 12331
Найти в Wikkipedia статьи с фразой: Н. Ф. Кошанский: жизнь и творчество

Источник

Обновлено: 22.09.2023

· поэзию, которая граничит с эстетикой.

18. Книга П. Сергеича «Искусство речи на суде»

· что такое искусство речи на суде?

· какими свойствами надо обладать, чтобы стать судебным оратором?

· какими средствами и способами может располагать последний?

· в чем должно состоять содержание речи и ее подготовка?

· поэзию, которая граничит с эстетикой.

18. Книга П. Сергеича «Искусство речи на суде»

· что такое искусство речи на суде?

· какими свойствами надо обладать, чтобы стать судебным оратором?

· какими средствами и способами может располагать последний?

· в чем должно состоять содержание речи и ее подготовка?

Вложенные файлы: 1 файл

Pervaya_Polovina_XIX_Veka.docx

Петербургский период. Царскосельский лицей.

Файлы: 1 файл

Риторика.doc

III период: петербургский (1828 – 1831/32)

Первых источников десять: синонимы, эпитеты, антонимы (“противные”) и семь вопросов, соответствующих составу членов предложения. Они распространяют как предмет, так и предложение; в плане грамматики слово (словосочетание) или нераспространенное предложение до распространенного, т.е. простого периода.

Источников второго рода двадцать четыре: причина, сравнение, подобие, пример, свидетельство, обстоятельства, уступление, условие, противное, время, место, признаки, качества, принадлежности, свойства лица, свойства бездушного предмета, действие и страдание, имя, целое, части, род, виды, определение, следствие. Последовательность первых пяти соответствует расположению по простой хрии (рассуждению); следующие семь представляют собой характеристику действия. В целом группировка общих мест повторяет Аристотеля [Античные риторики, с.19-20]. В плане грамматики простой период развертывается в сложный, виды которого и рассматриваются во втором отделении.

С чем связано отсутствие учения о нравах? Традиционно риторические нравы используются для установления контакта с аудиторией, утверждения ритором своего авторитета; к ним обычно относятся серьезность, скромность, доброжелательность и осторожность. Есть ли в “Общей реторике” понятие аудитории? Ее реакция не учитывается. По-видимому, теория Кошанского подразумевает некую абстрактную, идеальную, классически образованную, как сам автор, аудиторию реальные потребности современного общества не учитываются. Одна из причин этого в том, что предметом риторики являются письменные тексты (определяя, что есть истинное красноречие, Кошанский употребляет выражение “истинный писатель”). Другая причина кроется в следующем. Учение о нравах в принципе не было свойственно нашей риторической традиции, в отличии, например, от французской, поскольку в русском обществе не существовало нравственного плюрализма. Этические нормы были едиными, так как формировались православной верой и поддерживались церковью. Именно так в “Частной реторике” трактуется проблема истинного и мнимого красноречия: целью истинного является “желание общего блага” [“Частная Реторика,с.II-III]; истинный оратор (писатель) обладает “добротой души, проникнутой верой” и “живым ощущением истины” [там же, с.15, 11], он не создает тот или иной “образ себя”, но всегда тождествен самому себе. Тем более, что “Общая реторика” учебное издание, предназначенное для “душ неопытных”; Кошанский как педагог не мог позволить себе обучать приемам изображения нравов (вспомним критическое замечание Востокова о том, что не должно говорить юношеству о хитростях и неопределенности в дипломатических бумагах).

Поскольку отсутствует понятие аудитории и риторика опирается на письменные тексты, то и учение о страстях как об ответной эмоциональной реакции аудитории, редуцировано до набора фигур, “пленяющих сердце”, помещенных в третьей части выражении. Это было характерным для нашей традиции: “учение о возбуждении страстей не получило после Ломоносова развернутого развития в русской риторике” [Аннушкин, с.353].

Насколько “Общая” и “Частная” риторики связаны между собой?

Итак, какие общие выводы можно сделать, проанализировав риторическое учение Кошанского?

Принимаем платежи с банковских карт

Занятие 1.

Манифест ритора: основные советы к подготовке и исполнению публичной речи.

Ораторская речь: образцы и составление собственных речей.

Занятия проводят:
Аннушкин Владимир Иванович,
Меньшенина Светлана Витальевна
и Хасин Анатолий Соломонович

Занятие 1

Упражнения по технике речи;
Язык жестов, мимика, месторасположение оратора в аудитории;
Установление контакта с аудиторией и управление вниманием слушателей;
Техника словесной импровизации: работа с топами — смысловыми моделями речи;
Приемы создания речи-экспромта;
Создание и представление речей разных целевых установок;
Искусство презентации, красноречие;
Приемы убеждения, аргументация в споре;
Построение речи;
Требования к речи оратора;
Поведение оратора ваудитории;
Практикум по культуре речи: основные трудности и ошибки;
А также многое другое.

снятие речевых стрессов и физических зажимов, оживление зон резонаторов, групп мышц, образующих речь;
постановка правильных звукообразующих речевых позиций и коррекция речевых дефектов в произношении;
навыки органичного голосового звучания (диафрагмальное дыхание, мягкая атака, сила, тембр, мелодика звука);
артикуляционная гимнастика и комбинаторные упражнения с труднопроизносимыми согласными (четкость и чистота речи);
разработка слоговых сочетаний (матриц речи), перенос логических ударений, интонационный рисунок фразы;
координация слова и жеста, управление вниманием в речи;
вариативность темпов и значение пауз, коды гекзаметра;
этюды на исполнение скороговорок, риторические игры;
выразительность текста в устном прочтении, перспектива мысли;
невербальные средства общения (мимика, жест, поза, походка);
исполнительское мастерство как экзамен техники речи.

На занятии:

На занятиях: риторика, ораторское искусство, красноречие, деловое общение, образ оратора.

Читайте также:

Центральная и южная африка после колонизма кратко

Шайба это деталь кратко

История хоккея в россии кратко для школьников

Стратегия голубого океана слушать кратко

Династия северов в риме кратко

Источник

Н. Ф. Кошанский Риторические труды

Николай
Федорович Кошанский
(1784 или 1785–1831) – филолог, педагог,
литератор, переводчик. Учился одновременно
с В. А. Жуковским в Московском университетском
пансионе, окончил Московский университет
в 1802 г. по двум факультетам: философскому
(с золотой медалью) и юридическому. Затем
преподавал латинский и греческий языки
в университетской гимназии, российскую
риторику в Московском университетском
пансионе, с января 1805 г. – магистр
философии и свободных наук; в 1807 г.
защитил диссертацию «Изображение мифа
о Пандоре в античных произведениях
искусства» (на лат. яз.), получив степень
доктора философии.

С
1811 по 1828 г. Кошанский – профессор
русской и латинской словесности
Царскосельского лицея. Его лекцией «О
преимуществах российского слова»
открылись занятия в лицее; как педагог
он поощрял поэтические занятия лицеистов,
приобщая их к античной поэзии. Правда,
литературная позиция Кошанского
представлялась Пушкину и другим лицеистам
несколько архаичной.

Кошанский
был известен как литератор и как
переводчик множества романов и
эстетических трактатов. Наибольшую
славу и влиятельность принесли ему,
несомненно, педагогические труды –
школьные учебники, по которым обучались
многие поколения российских учащихся.
Учебник латинской грамматики выдержал
11 изданий (СПб., 1811–1844), русской грамматики
– 9 изданий (СПб., 1807–1843). Образцами
учебной книги являются «реторики»
Кошанского: «Общая реторика» (10 изданий:
1829–1849) и «Частная реторика» (7 изданий:
1832–1849).

По
этим учебникам учились несколько
поколений российских учащихся. Живость
изложения, множество дополнительных
сведений по логике и эстетике, иллюстрация
риторических указаний многочисленными
примерами из древней и новой литературы
снискали Кошанскому славу замечательного
писателя-педагога. Если общая риторика
излагала общие правила составления
сочинений, то частная риторика предлагала
правила к отдельным видам: как писать
письма, как вести разговоры, как строить
учебные и ученые сочинения, каковы
разновидности ораторского красноречия,
наконец, как пишется художественная
(или изящная) проза.

Для
публикации избраны следующие отрывки:
1) из «Общей реторики» – отделение I с
описанием словесных наук (грамматика,
риторика, поэзия), цели и содержания
разделов общей риторики; полностью
воспроизведена глава об изобретении с
разработкой источников мысли – 24 общих
места; 2) из «Частной реторики» – берутся
отрывки с описанием основной терминологии:
словесность и литература, поэзия и
проза, частная риторика и пиитика,
истинное красноречие и мнимое, виды
словесности (письмо, разговоры,
повествование, описание, ораторство,
ученость). В конце «Частной реторики»
Кошанский делал примечания к начальным
статьям книги. Эти примечания настолько
ценны, что мы публикуем их в тексте
сочинения как непосредственно относящиеся
к объяснению основных терминов. Чтобы
выделить эти примечания, публикуем их
в квадратных скобках. Сохраняем также
в публикуемом тексте авторские разрядку
и курсив.

Н.
Ф. Кошанский сделал правку 1-го издания
«Общей реторики» для 2-го издания 1830 г.
(с 1830 г. – издания стереотипные).
Издания «Частной реторики» выходили
уже по смерти автора. Наша публикация
осуществляется по кн.: Общая реторика
Н. Ф. Кошанского. – Изд. 3-е. – СПб.,
1834. – С. 1–9; Частная реторика. –
СПб., 1832. – С. 1–3, 10–13, 18–21, 26–27, 38–39,
52–54, 76–79, 92–95, 125–128, I‑IV.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

Источник

Н. Ф. Кошанский

Риторические труды

Николай Федорович Кошанский (1784 или 1785–1831) – филолог, педагог, литератор, переводчик. Учился одновременно с В. А. Жуковским в Московском университетском пансионе, окончил Московский университет в 1802 г. по двум факультетам: философскому (с золотой медалью) и юридическому. Затем преподавал латинский и греческий языки в университетской гимназии, российскую риторику в Московском университетском пансионе, с января 1805 г. – магистр философии и свободных наук; в 1807 г. защитил диссертацию «Изображение мифа о Пандоре в античных произведениях искусства» (на лат. яз.), получив степень доктора философии.

С 1811 по 1828 г. Кошанский – профессор русской и латинской словесности Царскосельского лицея. Его лекцией «О преимуществах российского слова» открылись занятия в лицее; как педагог он поощрял поэтические занятия лицеистов, приобщая их к античной поэзии. Правда, литературная позиция Кошанского представлялась Пушкину и другим лицеистам несколько архаичной.

Кошанский был известен как литератор и как переводчик множества романов и эстетических трактатов. Наибольшую славу и влиятельность принесли ему, несомненно, педагогические труды – школьные учебники, по которым обучались многие поколения российских учащихся. Учебник латинской грамматики выдержал 11 изданий (СПб., 1811–1844), русской грамматики – 9 изданий (СПб., 1807–1843). Образцами учебной книги являются «реторики» Кошанского: «Общая реторика» (10 изданий: 1829–1849) и «Частная реторика» (7 изданий: 1832–1849).

По этим учебникам учились несколько поколений российских учащихся. Живость изложения, множество дополнительных сведений по логике и эстетике, иллюстрация риторических указаний многочисленными примерами из древней и новой литературы снискали Кошанскому славу замечательного писателя-педагога. Если общая риторика излагала общие правила составления сочинений, то частная риторика предлагала правила к отдельным видам: как писать письма, как вести разговоры, как строить учебные и ученые сочинения, каковы разновидности ораторского красноречия, наконец, как пишется художественная (или изящная) проза.

Для публикации избраны следующие отрывки: 1) из «Общей реторики» – отделение I с описанием словесных наук (грамматика, риторика, поэзия), цели и содержания разделов общей риторики; полностью воспроизведена глава об изобретении с разработкой источников мысли – 24 общих места; 2) из «Частной реторики» – берутся отрывки с описанием основной терминологии: словесность и литература, поэзия и проза, частная риторика и пиитика, истинное красноречие и мнимое, виды словесности (письмо, разговоры, повествование, описание, ораторство, ученость). В конце «Частной реторики» Кошанский делал примечания к начальным статьям книги. Эти примечания настолько ценны, что мы публикуем их в тексте сочинения как непосредственно относящиеся к объяснению основных терминов. Чтобы выделить эти примечания, публикуем их в квадратных скобках. Сохраняем также в публикуемом тексте авторские разрядку и курсив.

Н. Ф. Кошанский сделал правку 1-го издания «Общей реторики» для 2-го издания 1830 г. (с 1830 г. – издания стереотипные). Издания «Частной реторики» выходили уже по смерти автора. Наша публикация осуществляется по кн.: Общая реторика Н. Ф. Кошанского. – Изд. 3-е. – СПб., 1834. – С. 1–9; Частная реторика. – СПб., 1832. – С. 1–3, 10–13, 18–21, 26–27, 38–39, 52–54, 76–79, 92–95, 125–128, I‑IV.

Общая реторика (1829)

ИЗОБРЕТЕНИЕ

Отделение I

Источники изобретения

Вступление. – Словесные науки. – Реторика

1) Ничто столько не отличает человека от прочих животных, как сила ума и дар слова. Сии две способности неразлучны; они образуются вместе, взаимно и общими силами ведут человека к совершенству, к великой небом ему указанной цели.

2) Сила ума открывается в понятиях, суждениях и умозаключениях: вот предмет логики. Дар слова заключается в прекраснейшей способности выражать чувствования и мысли: вот предмет словесности.

3) Словесные науки (studia literarum) делятся на три главные части: грамматику, реторику, поэзию и граничат с эстетикой. Все они рассматривают дар слова, силы его и действия, но каждая имеет свой предмет, свою цель, свои пределы. Каждая, как наука, имеет свою теорию, и, как искусство, свою практику.

Теория необходима для успехов практики, а практика еще нужнее теории. Учащийся непременно должен соединять одно с другим, т. е. правила с чтением образцов и собственными упражнениями.

4) Грамматика занимается только словами; реторика преимущественно мыслями; поэзия преимущественно чувствованиями; в эстетике хранятся начала не только словесных наук, но и всех искусств изящных.

Грамматика, занимаясь словами, рассматривает их: 1. порознь (этимология); 2. в связи (синтаксис); 3. в начертании (орфография); 4. в произношении (просодия). Поэзия, как преимущественный орган чувствований, выражает их: 1. в лице самого поэта (лирическая);

2. в других лицах, поэтом созданных (драматическая). Реторика, имея предметом мысли, показывает: 1. откуда они почерпаются (изобретение); 2. как приводятся в порядок (расположение);

3. как излагаются (выражениемыслей). Итак…

5) Реторика (вообще) есть наука изобретать, располагать и выражать мысли, и (в особенности) руководство к познанию всех прозаических сочинений. В первом случае называется общею, во втором частною.

6) Общая реторика содержит начальные, главные, общие правила всех прозаических сочинений. Частная реторика, основываясь на правилах общей, рассматривает каждое прозаическое сочинение порознь, показывая содержание его, цель, удобнейшее расположение, главнейшие достоинства и недостатки.

Прежде, нежели приступить к реторике, должно увериться, твердо ли мы знаем правила грамматики, ибо правильность реторическая основывается на правильности грамматической.

7) Общая реторика заключается в трех частях и в шести отделениях. Первая часть говорит о изобретении (de Inventione) и в первом отделении показывает источники изобретения, во втором – первое соединение мыслей (периоды, начала прозы). Она дает способы думать, и, думая, соединять одну мысль с другой.

Вторая часть рассуждает о расположении (de Dispositione). Она показывает здравый, основательный и правильный ход мыслей, сперва в описаниях, потом в рассуждениях. То есть образует рассудок и нравственное чувство.

9) Третья часть реторики предлагает о выражении мыслей (de Elocutione), и в первом отделении рассматривает слог и его достоинства, во втором – все роды украшений. Она учит любить и выражать изящное.

Вот все шесть отделений реторики! Отнимите одно из них – и вы нарушите полноту науки; переставьте их – расстроится связь, постепенность и внутреннее согласие. (Прошу вспомнить, что наука бесконечна, но преподавание ее должно иметь приличные пределы).

10) И мне кажется, что цель общей реторики состоит в том, чтобы, раскрывая источники изобретения, раскрыть все способности ума; – чтобы, показывая здравое расположение мыслей, дать рассудку и нравственному чувству надлежащее направление; – чтобы, уча выражать изящное, возбудить и усилить в душе учащихся живую любовь ко всему благородному, великому и прекрасному. Но для достижения сей цели еще нужны три средства: 1. чтение, 2. размышление, 3. собственные упражнения.

Чтение образцов должно быть согласно с каждой частью реторики. Изобретение требует чтения аналитического, т. е. с замечанием лучших слов, идей, выражений, прекрасных мыслей, подобий, примеров, контрастов и пр. Потом с показанием распространения периодов, разных частей и разных родов их. Расположение требует чтения наблюдательного, с рассматриванием плана, хода, расположения и всех частей сперва описаний, потом рассуждений. Выражение мыслей требует чтения эстетического, т. е. с показанием разных родов слога, разных его достоинств, разных реторических украшений, и с изъяснением, почему что хорошо, изящно, прекрасно; почему благородно, велико, высоко; почему ново, необыкновенно, оригинально; почему приятно, пленительно, очаровательно; или сильно, трогательно, разительно и пр. и пр.

2. Размышление полезно не потому только, что, прибавляя к читанному свое, присваивает себе чужое – ибо и свои и чужие мысли могут быть забыты – но потому что образует способность рассуждать, которая при первой нужде, знакомым уже путем, находит не только все прежнее, свое и чужое, но часто новое и даже оригинальное…

3. Собственные упражнения необходимы. Кто не упражнялся постоянно в составлении периодов и учебных сочинений, тот всегда будет не тверд в слоге, можно знать лучшим образом правила и не уметь написать десять строк связно. Правила и образцы нечувствительно влекут к собственным опытам – и это так легко!.. Особенно, когда сии опыты не охлаждаются порицанием, но согреваются участием друга-наставника, который всегда говорит прежде, что хорошо и почему, а после показывает то, что должно быть иначе и каким образом. Уныние от неудачи есть малодушие. Должно вооружиться терпением, твердостию, постоянством… Должно любить труд, любить занятия. Где нет любви, там нет успеха.

Главный источник мыслей

Любезные друзья! Первый и главный источник всякого сочинения есть предмет, или предложение. Предметом сочинения называют одно понятие, идею, одно слово. Например: Провидение – Весна – Буря. Сия идея рождает новые понятия, соединенные с нею, и производит какое‑нибудь чувствование. Например:

Провидение дает понятия: о Боге, о благости его, о природе, о человеке, и рождает в сердце благоговение и благодарность. Весна представляет вам: цветы, ручьи, запах розы, пение птиц, и вы чувствуете радость. Буря напоминает: ветер, гром, дождь, град, опустошение, и приводит в уныние…

2) Предложение заключает в себе краткую, полную мысль, которая говорит что‑либо ясно уму и тайно сердцу, (т. е. содержит мысль и чувствование) и на которой основывается все сочинение. Например:

Провидение руководствует человека. Весна дышит радостью. Буря влечет опустошение.

3) Когда дано или избранно предложение, то прежде всего старайтесь хорошо понять его и, понимая, покажите, что можете сами сказать ту же мысль несколько раз, другими оборотами, другими выражениями, и – если можно – лучше, красивее, сильнее…

Например, предложение: Провидение руководствует человека. Другие обороты грамматические: Человек руководствуется провидением. – Провидение служит вождем человеку. – Человек идет по пути провидения. Другие выражения реторические: Перст Божий указует путь человеку. – Благость вечного заботится о смертном. – Отец Небесный печется о бренных чадах земли. (Это делается изустно, и для начинающих‑как игра – приятно и полезно: ибо всякому хочется сказать лучше… а между тем действует и ум, и воображение, и чувство – раскрываются способности.)

4) Предложение всегда заключается в немногих словах и требует приличного распространения. Распространять предложение – значит находить другие приличные слова и выражения или новые мысли, новые предложения или открывать доказательства и опровержения.

Сие действие ума называется в реторике изобретением, а указания, откуда почерпаются новые слова – мысли – и доказательства, источниками изобретения.

5) Есть три рода источников изобретения: первый дает способы распространять одно только предложение. Другой род их учит из одного предложения выводить другие. Третий род источников показывает, откуда почерпаются доказательства, согласные с целью писателя.

Первые два принадлежат общей реторике, последний – частной; первые два необходимы для начинающих, последним пользуется писатель или оратор, согласно с предложенной целью.

6) Всякое предложение распространяется до известных только пределов, назначаемых умом и вкусом. И вот способы к его распространению: первый род источников изобретения – азбука реторики. Их десять.

Первые три: синонимы, эпитеты и противные служат к приисканию слов; последние семь известных вопросов — к прибавлению выражений и кратких обстоятельств.

I. Синонимы. Так называются слова подобнозначащие; они прибавляются к существительным и глаголам, и отделяются запятыми. Например (предложение тоже) к существительному провидение синонимы: промышление, промысл, попечение; или двумя словами: хранитель человека, небесный вождь, блюститель его и пр. – К глаголу руководствует: ведет, служит вождем, указует путь, хранит, блюдет и пр. – к слову человек синонимы: смертного, создание бренное, существо слабое и пр.

II. Эпитеты. Так называются приличные прилагательные к существительным, наречия к глаголам и даже наречия к прилагательным. Например, к слову провидение эпитеты: дивное, непостижимое, тайное, небесное, святое и пр. К глаголу руководствует: невидимо, нечувствительно, неприметно и пр. Наречия к прилагательным: непостижимо тайное, неизъяснимо благое провидение и пр.

III. Противные. Так называются слова, значащие противное именам и глаголам. Например: Не случай, не собственные силы, не слабый разум, но провидение. К глаголу: не оставляет, не забывает, но руководствует. И пр.

7) Вот семь известных вопросов: Кто? Что? Где? При чей помощи? Для чего? Каким образом? Когда? На вопрос кто? всегда ответствуют подлежащим; На вопрос что? всегда сказуемым; а на прочие вопросы приискиваются приличные, краткие ответы. Например:

Кто? Провидение. Что? Руководствует человека. Где?… На пути жизни – в минуты счастия и бедствий – наверху славы и в униженной доле. При чьей помощи? При твердом уповании – По благости Всевышнего. Для чего? Для достижения предназначенной цели. Каким образом? Тайными, непостижимыми для нас путями. Когда? Во все течение жизни. (Не должно скучать или пренебрегать сими началами: они раскрывают ум и полагают твердое основание мыслям и слогу.)

Видите, сколько слов, сколько выражений для одного предложения. Где ж остановиться? Какие из них выбрать?… Выбрать те, какие вам больше нравятся. Остановиться там, где кончится мысль предложения удовлетворительным образом, сохранив ясность, приличие, соразмерность. Например:

Можно выбрать следующие: «Небесное провидение, сей тайный вождь на пути жизни, сей незримый блюститель в минуты счастья и бедствий, наверху славы и в униженной доле, невидимо руководствует человека к предназначенной ему цели тайными, непостижимыми для нас путями».

9) Таким образом, распространенное предложение называется периодом простым: простой период есть полное гармоническое соединение приличных слов, выражений и кратких обстоятельств в одном только предложении.

Период простой есть первое реторическое упражнение, первый шаг к искусству писать, первая чистая жертва красноречию.

10) Но «что в знаниях, – говорит М. Н. Муравьев, – когда не приводит их в действие чувствительность сердца?» Вы знаете, как составляется простой период? этого мало – покажите на самом деле ваше знание; сделайте два-три опыта. Вот предложения:

Солнце освещает землю. Весна живит природу. Человек искушается бедствиями. Труд полезен. Праздность вредна. Время невозвратно. Лучший наставник есть опыт. Верный путь к счастию добродетель. Первый друг на земле – вера в провидение.

Примечание. Скажут: гению правил не нужно: «Он, не учась, учен, как придет в восхищение». Дмитр. – Не спорю… Но – сочтите гениев… И при том не забудьте, что и кедр сначала растет наравне с травою, и греется тем же солнушком, и питается той же росою.

III

Причина. Сравнение. Подобие. Пример. Свидетельство

1) Всякая мысль рождает другую. В каждом предложении таится другое, в другом третье и так далее…

Например, мысль: «Все изменяет на земле» невольно напоминает другую: «А небо неизменно». Или в предложении: Умереть за Отечество прекрасно, таится другое: Отечество падшим героям обязано благодарностью; в другом третье: Россия благословляет память: Багратионов, Кульневых, Милорадовичей. В третьем четвертое: Могила храброго Отечеству священна. Озер…

2) Открывать в одной мысли другие, искать в данном предложении новых, значить мыслить. Нельзя тому сочинять, кто не умеет и не хочет учиться думать: хорошо писать, значит хорошо думать. Для сего‑то общая реторика начинается источниками изобретения, ибо в них заключается для вас, любезные друзья, начальная практическая логика.

Примечание. Не спешите писать… Научитесь прежде мыслить и чувствовать – полнота мыслей и чувствований найдет способ выражаться, и, может быть, – лучше, нежели вы думаете…

3) Источники изобретения раскрывают ум, развивают мысли. Они укажут вам, с какой точки зрения должно смотреть на предмет или на мысль; вы взглянете, и в юном уме вашем пробудятся новые мысли, согласные с вашей, близкие к ней, соединенные, знакомые, дружественные, родные…

4) Не в каждом источнике вы найдете новые мысли для вашего предложения, но в разных источниках вы найдете непременно для вашей мысли что‑либо новое, изящное, прекрасное. Вот сии источники: реторика полагает их двадцать четыре.

5) I. Причина. Чтобы найти причину, стоит спросить самого себя, почему предложение справедливо? Ибо ничто без причины не бывает; и ответ доставит вам другую мысль, соединенную с вашей. Например:

Учащийся не должен резвиться. Почему?.. потому что резвость мешает учиться. – Прилежание полезно. Почему? потому что служит средством к приобретению успехов. – Вера утешает человека. Почему? потому что обещает жизнь лучшую, беспечальную, небесную. – Должно почитать родителей. Почему? (скажите сами). – Чтение книг полезно. Почему?<… >

(Далее перечисляем общие места. – А. В.)

II. Сравнение

III. Подобие

IV. Пример

V. Свидетельство

VI. Обстоятельства

VII. Уступление

VIII. Условие

IX. Противное

X. Время

XI. Место

XII. Признаки

XIII. Качества

XIV. Принадлежности

XV. Свойства лиц

XVI. Свойства бездушного предмета

XVII. Действие и страдание

XVIII. Имя

XIX. Целое

XX. Части

XXI. Род

XXII. Вид

XXIII. Определение XIV. Следствие

Частная реторика (1832)

Отделение I

Словесность

Словесность и ее отрасли

1. Язык, или дар слова (vox articulata), есть дар свыше, которым Творец отличил любимое создание свое от всех бессловесных, и благоволил, чтобы человек сам образовал сию способность, руководствуясь нуждами, разумом, природой.

[Примеч. Язык, сей чудесный дар Неба, соединяясь и никогда не разлучаясь с другим божественным даром разума, созвал людей в общества, основал грады, составил науки и служит орудием чистейших, благороднейших, высших наслаждений ума и сердца. «Словесность есть главный орган гения и чувствительности». Карамз.]

2) Словесность, или литература вообще (literae), есть наука, объемлющая полное знание одного или многих языков и все письменные произведения писателей.

[<…>В наше время язык и литература заключают два разныя понятия. Язык – значит ныне изустное употребление дара слова или хотя и письменное, но писанное для удовлетворения первой нужды человека сообщать мысли и чувствования другому.

Область языка ограничивают ныне знанием грамоты и, может быть, грамматики и употреблением безыскусственной прозы – первым, необходимым образованием человека. Литература – значит ныне произведения языка, утвержденные письменами и, может быть, печатанием, как для современников, так и для потомства; и притом произведения, удовлетворяющие второй потребности человека – просвещению ума, наслаждению вкуса.

Литература обнимает все словесные науки с их произведением и писателей с отличительными их достоинствами.] (Историю писателей называют иногда особенно историею литературы, а литературою какой‑либо науки или искусства называют собрание сочинений и писателей по той части.) Народы дикие имеют язык, но не имеют литературы, а просвещенные по успехам литературы заключают о степени образования народа.

3) Словесность разделяют на разные отрасли – по странам: на восточную, северную европейскую, азиатскую, американскую; – по народам: на еврейскую, греческую, римскую, российскую и пр.; – по временам: на древнюю, среднюю, новую и текущую.

4) И люди, и народы в юности больше действуют воображением, говорят чувствами, движутся удовольствием – в зрелом возрасте больше убеждаются опытом, следуют разуму, ищут пользы; от сего словесность разделяется на две главные существенные отрасли: на поэзию и прозу.

Поэзия в некотором смысле есть юность словесности, а ораторское красноречие, особенно изящная проза, – зрелый ее возраст.

5) Пределы сих двух отраслей словесности так темны и слиты между собою, что часто поэзия входит в прозу, проза в поэзию; но их разность состоит в цели, характере, в средствах и действии на читателя.

Цель поэзии – удовольствие: пленить, очаровать, возвысить душу ко всему великому и прекрасному, рождая в ней идеи о бесконечности. Цель прозы – польза: научить, убедить и понравиться. – Характер поэзии: вымыслы, идеальные создания фантазии. Характер прозы: истинное, полезное, благородное. – Средства поэзии: гармония, известные меры, в наше время рифмы, и язык новый, живописный, необыкновенный. Средства прозы: убедительность, жар, сила и приятное течение речи. – Поэзия действует на воображение и чувства, прозаическое красноречие на разум и волю.

6) Поэзия больше дар, нежели искусство. Дар вымышляет свое, идеальное по законам природы или стремлению духа, согласно с здравым умом и вкусом. Искусство оживлять вымысл гармониею слова. Она всегда составляет первую и младшую отрасль словесности.

Не должно полагать поэзии в мере, в рифмах, в отборных и смелых выражениях, в жару чувств и языке страстей: сии качеств служат ей только украшением и не всегда для истинной поэзии необходимы. Часто в прозе бывает поэзия, а в стихах еще чаще проза. Теория поэзии имеет свои правила, которые увидим после.

7) Изящная проза больше искусство, нежели дар. Искусство силою образованного ума и даром опытного слова действовать на разум, волю и страсти людей. Дар собственным чувством воспламеняет страсти и увлекает других за собою. Проза составляет собою вторую важнейшую и полезнейшую отрасль словесности.

Теория прозы содержится в частной реторике.

Частная реторика (видели в общей) есть руководство к познанию всех родов и видов прозы. Она изъясняет содержание, цель, удобнейшее расположение, главнейшие достоинства и недостатки каждого сочинения, показывая притом лучшие, образцовые творения важнейших писателей в каждом роде.

Частная реторика основывается на правилах общей и обнимает словесность одного или многих народов. Как общая, так и частная реторика составляют науку, постоянную для всех языков, но каждый народ имеет свои особые произведения, своих писателей.<…>

Истинное красноречие и мнимое

29) Будущий писатель должен иметь верное понятие о красноречии; следственно, должен знать, что красноречие бывает истинное и мнимое.

Скажут: быть красноречивым – значит уметь доказывать, уметь действовать на разум, волю и страсти, уметь достигать своей цели. Согласимся на время, но спросим: что значит уметь?.. и достаточно ли для истинного красноречия достигать только цели? какова бы впрочем она ни была?..

30) Есть люди, кои полагают красноречие в громких словах и выражениях и думают, что быть красноречивым – значит блистать реторическими украшениями и чем высокопарнее, тем, кажется им, красноречивее. Они мало заботятся о мыслях и их расположении и хотят действовать на разум, волю и страсти тропами и фигурами. Они ошибаются.

Это называется декламация. Она не заслуживает имени красноречия, ибо холодна для слушателей и тягостна для самого декламатора; но часто поддерживается мыслию будущих успехов, а иногда мечтою жалкого самолюбия.

31) Иные думают: быть красноречивым – значит уметь выражать мысли необыкновенным образом, и чем темнее, тем, кажется им, глубокомысленнее и, следственно, красноречивее. – Они мучат себя – жаль видеть! – усиливаясь сказать так, как никто не говорит, то, что почти все знают.

Ничто столько не унижает писателя, как сие заблуждение. Оно показывает ложный вкус и превратное понятие о красноречии и случается с немногими мнимофилософствующими писателями. Но ни декламация, ни сей странный способ писать не достигают цели и не могут называться красноречием.

32)<…>Красноречие всегда имеет три признака: силу чувств, убедительность и желание общего блага. Первые два могут быть и в красноречии мнимом, последний существенно отличает истинное красноречие.

С каждым из сих признаков красноречие больше или меньше достигает цели. Сила чувств и убедительность предполагают и все достоинства слога, но желание общего блага должно быть всегда их целию. Если ж не оно движет пером писателя,… а под видом его страсти… ужасно!.. «Отвергайте обманчивую прелесть, столь часто заражающую дар слова». Бессмертные слова Александра I в речи 15 марта 1818 г.

33) Сила чувств – красноречие сердца – есть такое живое ощущение истины, такое сильное участие оратора в предлагаемом деле, что он, сам увлекаясь, увлекает и слушателей за собою.

Феофан, после первых слов над гробом Петра, не мог удержать слез – и все в храме зарыдало. Цесарь слушает Цицерона и роняет из рук смертный приговор Лигария. Антоний, требуя мщения, открывает окровавленную одежду Цесаря, и римляне содрогаются. Марфа (в повести Карамзина), возбуждая ужас к рабству, бросает цепи, и народ терзает их… Сила чувств всегда производит ораторские движения.

34) Убедительность – красноречие ума – есть такая неотразимая сила и приятность убеждений, что мы против чаяний, против воли, совсем неожиданно соглашаемся с мыслями автора. Если красноречие ума соединится с красноречием сердца, то нет почти сил им противиться.

Древние софисты и философы XVIII в. вводили в заблуждение силою чувств и убедительностию и, может быть, никто столько не соединил красноречие ума с красноречием сердца, как Ж. Ж. Руссо. Были ли они красноречивы? без сомнения. Но их красноречие есть мнимое, а не истинное, и тем опаснейшее, чем труднее видеть землю под цветами. Желание общего блага – красноречие добродетели – есть тот существенный признак, по которому узнается истинное красноречие и отличается от мнимого. Пламенное желание добра, стремление к сей цели – вот благородный предмет истинного красноречия, достойный добродетели!

Красноречие ума и сердца могут заблуждаться, но красноречие добродетели‑как самая добродетель, как прекрасное (само по себе), остается истинным, неизменным для всех веков и народов. Кто умножил хотя одною полезною истиною счастие людей, приблизил их хотя на один шаг к добродетели, тот истинно красноречив. Заметим, что мнимое красноречие желает казаться истинным, и, представляя вредное, хочет доказать, будто оно полезно. Так порок иногда принимает на себя вид добродетели. 35) Истинное красноречие равно может быть в прозе и в стихах. Демосфен в разительных речах против Филиппа, Жуковский в незабвенном Певце в стане русских воинов, равно красноречивы, равно достигают цели, спасительной для Отечества.

Мы еще помним Москву в плену и в пламени, помним как юные защитники, рыдая при виде горящей столицы, взывали с певцом: «Внимай нам, вечный мститель! За гибель – гибель, брань за брань и казнь тебе губитель!..» Кричали: «И жизнь и смерть, все пополам!» и утешались приветами: «О други! смерть не все возьмет. Есть жизнь и за могилой!..» Вот истинное красноречие, оживлявшее воинов в 1812 г. Можно ли назвать истинным красноречием то, которое предлагает мысли, полезные для блага людей, но не имеет ни силы чувств, ни убедительности? Не знаю… но чувствую, что в нем есть основание истинного красноречия.

Много есть сочинений, уважаемых современниками и потомством единственно за добрую цель их, за прекрасное желание блага Отечеству или всем людям. Истинно красноречивым может назваться тот, кто соединил красноречие ума и сердца с красноречием добродетели.

Вкус. Гений. Талант. Способности писателя

36) «Вкус (sensus recti pulchrique, Quint.) неизъясним для ума», – сказал Карамзин. «Есть знание приличий», – говорит Лагарп. Есть какое‑то легкое, эфирное, неприкосновенное для нас чувство приятности или неприятности, при виде красот или безобразий в натуре и в искусствах.<… >

37) Не определяя вкуса, взглянем на его свойства и действия: 1) Вкус врожден всем людям, хотя в разных степенях. 2) Он различен до бесконечности, как самые физиогномии. 3) Здравый вкус, как здравый разум, один у всех людей. 4) Он беспрестанно стремится к совершенству и требует пищи. 5) Вкус раскрывается прежде разума, еще в детстве и 6) Имеет сильное влияние на образ мыслей, жизни и поступков.<… >

38) Вкус должен быть освещаем разумом, как природа лучами солнца. В союзе с разумом вкус становится верным, здравым и достигает утончения и разборчивости.

Утончение вкуса состоит в легкости замечать такие красоты и недостатки, которые для обыкновенных глаз не приметны, и зависит от утончения способности чувствовать. (Но излишнее утончение здравому вкусу противно.) Разборчивость есть счастливое соединение разума со вкусом. Разборчивый вкус не обманывается мнимыми красотами, определяет истинную цену каждой, различает их степени свойства, действия – показывает, откуда каждая заимствует свою волшебную силу, и сам чувствует впечатление сих красот живо, сильно, но не больше и не меньше надлежащего.

39) Гений. Под сим словом разумеют счастливое соединение всех способностей и сил души в возможном совершенстве. Гений заметен по необыкновенному воображению, проницательности ума, твердости рассудка и непреодолимому стремлению к деятельности. Все силы его сосредотачиваются к изобретательности, которою отличается он от умов обыкновенных. Вкус без гения бывает, но гений без вкуса быть не может – или будет чудовище. Бывают гении наук, искусства, войны и проч., но всеобъемлющий гений чрезвычайно редок, напр. Петр I.

40) Талантом, дарованием, даром называют сильное и счастливое воображение, соединенное с здравым умом и вкусом. – «Прекрасный союз дарования с искусством заключен в колыбели человечества; они братья, хотя и не близнецы». Кар.<…>

ОТДЕЛЕНИЕ II

Письма

VII

О письмах вообще

55) Письмо (Literae datae) есть сообщение мыслей одного отсутствующего другому. Переписка есть разговор двух лиц, разделенных пространством и лишенных способа видеть и слышать друг друга.

Самый употребительный и обыкновенный род прозы – письма. Может быть, сотая часть их пишется для публики: прочие остаются собственностию, а некоторые даже тайною частных лиц. Письмо и разговор имеют ту разность между собою, что разговор живее от выражений голоса и телодвижений, но он исчезает; а письмо прочнее, ибо остается и всегда может быть перечитываемо с новым удовольствием.

56) Писем два главнейшие рода: письма по предметам общежития, кои пишутся не для печати; и письма литературные, коих цель – быть известными публике.

Письма по предметам общежития, удовлетворяя первой потребности человека, допускают и безыскусственною прозу. (Напр. письма между низшим классом народа); следственно, не всегда составляют изящное; но литературные письма, стремясь удовлетворять второй потребности – просвещению ума и наслаждению вкуса – всегда относятся к произведениям изящной словесности.<…>

Деловые письма и бумаги

84) Деловые письма заключают в себе не изъяснение чувств, но изложение дел и разные сношения по делам собственным, гражданским и государственным.

Таковые сношения бывают между присутственными местами, начальниками областей, заведения и вообще между чиновниками по делам службы и между частными людьми по делам собственным.

85) Содержанием таковых писем бывает изложение, изъяснение дела. Цель их – исполнение обязанности собственной или по службе. Расположение деловых писем, по свойству дел, бывает различно. Большею частию располагаются так: а) изложение дела; б) следствие, мнение, желание, прошение; в) краткое заключение.

Таковые письма часто бывают без приступа с самым кратким и обыкновенным заключением. Но человек с умом и вкусом может и в малой записке показать ум и чувство. 86) Главное достоинство деловых писем – простота, естественность и краткость. Слог их почти всегда средний. В деловых письмах всякое излишество слов, выражений и учтивостей почитается недостатком.<… >

Отделение III

Разговоры

XIII

Диалектика и разговоры

114) Разговор, диалог в натуре – взаимное изъяснение разумных существ – необходимость в обществах. В подражании разговор есть такое прозаическое сочинение, в коем собеседуют вводимые лица.

Разговор имеет то преимущество пред обыкновенною прозою, что в нем больше живости, убеждений и разнообразия, нежели в повествовании или рассуждении.<… >

XIV

Философские разговоры

123) Философский разговор есть исследование истины, в котором участвуют два или многие лица.<… >

126) Содержанием философского разговора бывает истина, большею частию новая, подверженная сомнению, требующая раскрытия – объяснения: сия истина может быть философская, богословская, историческая, литературная и вообще всякая ученая, которой исследование может принесть пользу уму, сердцу или науке.

Предмет и цель сих разговоров одинаковы с учеными сочинениями. Разность в одной форме.<…>

Драматические разговоры

130) Драматический разговор представляет в действии происшествия и лица. Он получил бытие и название от драматической поэзии.

131) Содержанием драматического разговора бывает не истина, а происшествие занимательное само по себе или по лицам.

132) Цель драматического разговора двоякая: а) Если действие занимательно, то оживить его и сделать еще занимательнее; б) Если занимательны лица, то привесть их в такое положение, чтобы каждое слово их возбуждало интерес и любопытство.<… >

Отделение IV

Повествование

XIX

Повествования и описания

165) Повествование говорит о том, что было. Оно не есть рассуждение, ибо не почерпается не из заключений ума, а из событий.

166) Описание представляет то, что есть. Оно также почерпается не из умствований, а из натуры, но не есть повествование, хотя очень легко с ним соединяется и украшает его.

167) Повествование прилично воспоминанию прошедшего, описание чувствованию настоящего. Первое, кажется, издает звуки вдали, второе рисует предмет пред очами…

168) Философы утверждают: «Повествование изображает происшествия во времени (собственно, в прошедшем), а описание представляет перемены в пространстве, которые оно, по противоположности повествованию, являет в настоящем виде».

174) Повествование с описанием есть род. Виды их: 1) характеры, 2) некрологи, 3) анекдоты, 4) летописи, 5) жизнеописания, 6) повести, 7) романы, и, наконец, история и все ее отрасли.<… >

Отделение V

Ораторство

XXV

Ораторство у древних и новых

225) Ораторство, витийство (ars oratoria) есть искусство даром живого слова действовать на разум, страсти и волю других.

226) Ораторство в кругу всех родов прозы занимает высшее место; оно составляет особое изящное искусство и не довольствуется изобретением, расположением и выражением мыслей, как все роды прозы, но требует еще произношения – языка действий.

227) Оратор действует на разум красноречием ума, силою доказательств, убеждений, движет страсти красноречием сердца, жаром чувств, стремлением души.

Все древние реторики и реторы от Аристотеля до Квинтилиана силятся создать оратора. У римлян и греков оратор был вместе и государственный человек.

228) Содержание ораторства – ораторская речь, в которой предлагаются: похвалы героям, монархам, любви к отечеству, к добродетели, ко благу людей; или высокие истины нравственные, политические, ученые, или обвинения и оправдания.

Ораторская речь почти столько же подобна рассуждению, сколько описание повествованию – предметы речи и рассуждения почти равны. Но диссертатор не является сам, не говорит, а пишет и хладнокровно убеждает разум, не заботясь ни о воле, ни о страстях. Оратор сам действует, и не только на разум, но и на страсти и на волю других, и не довольствуется одним словам, но заимствует и язык действий.

229) Цель ораторства – благотворная для людей – состоит в том, чтоб согласить различные мнения в одну мысль, различные страсти в одно направление, различные желания в единую волю.

У древних ораторство составляло некоторым образом правительственную науку. Ибо в мятежных народных державах достижение столь важной цели есть необходимость. Оно сливалось у них со всеми родами знаний и достигало такой высокой энергии, какой едва ли достигает ныне.<… >

XXVI

Ораторское изобретение

235) Оратор имеет тему или предмет речи, о коем должен говорить, и цель, коей должен достигнуть. Тема есть повод к ораторству, а цель‑то, к чему ведет оратор, в чем хочет убедить разум, какие хочет возбудить чувства, или к чему хочет подвигнуть нашу волю.

236) Прежде всего оратор соображает тему с целью: а) Достаточна ли тема его к достижению желаемой цели? b) Достаточны ли силы его к раскрытию темы для достижения цели? с) Кто слушатели и прилична ли им тема и цель его? d) Наконец, может спросить сам себя тайно, во глубине души, уверен ли он сам в предлагаемой истине или только хочет уверить других? – Это важная тайна, которая невидимо будет иметь влияние на действие его речи.<… >

Отделение VI

Ученость

XXXI

Понятие об ученых сочинениях

285) Словесность, расширяя круг свой, неприметно сближается со всеми родами учености. Она срывает плоды наук и искусств и щедрою рукою сыплет их в народе.

Все открытия наук и искусств распространяются посредством словесности и становятся приобретением целого народа. «Науки, – говорит Карамзин, – составляют собственность немногочисленного класса людей, а словесность бывает достоянием всякого, кто имеет душу».

286) Ученость (doctrina, ars) заключает в понятии своем все ученые сочинения. Частная реторика рассматривает их столько, сколько они относятся к словесности, т. е. к способу расположения и выражения мыслей.

287) Содержание ученых сочинений: науки и искусства. Ученость составляет обширный род прозы и обнимает все древо человеческих знаний.

Примеч. Все знания наши имеют одно общее основание. Утверждаясь на опытах и наблюдениях, как на бесчисленных корнях, Древо знаний (его начертить можно) едва возвысилось и разделилось на две части: на науки – нишу ума, и искусства – пищу воображения и сердца. Искусства разрослись на две главные ветви: на механические, удовлетворяющие нуждам, и на изящные, пленяющие сердце. От изящных вновь идут три ветви: искусства образовательные, представительные и тонические (оставим искусства до другого случая). Науки – по трем способностям души – разделились на три главные отрасли: на науки ума – догматические; науки рассудка‑точные; и науки памяти – исторические. От догматических выходят ветви: науки богословские, философские, юридические (или нравственные) и медицинские. От точных родятся ветви наук: математических и физических. От исторических происходят: географические, статистические, хронологические и собственно исторические. Каждая ветвь наук имеет свои отпрыски, или особые науки… и все многочисленные ветви сего дерева, растут… и дают содержание ученым сочинениям. 288) Цель ученых сочинений, благотворная для людей: распространение знаний – возвышение нравственности – усовершение способностей – показание полезных истин, опытов, наблюдений, открытий и пр., и пр.

293) Все ученые сочинения – в отношении к словесности‑делятся на два главные рода: на систематические и отдельные. Систематическое сочинение объемлет науку или искусство во всей полноте или связи частей ее между собою. Отдельное берет один только предмет из науки и рассматривает его с большим вниманием или с новой точки зрения.

294) К систематическим сочинениям относятся книги, как ученые, так и учебные; – к отдельным: 1. Рассуждения. 2. Диссертации. 3. Мнения. 4. Голоса и смесь ученых сочинений. 5. Энциклопедические сочинения. 6. Записки Академий и частных людей. 7. Акты университетов. 8. Труды разных обществ. 9. Повременные издания и 10. Критика.

XXXII

Систематические ученые сочинения

295) Цель систематических сочинений двоякая: одни пишутся для чтения знающих науку и в ней усовершающихся; – другая для преподавания науки незнающим. Первые называются учеными, вторые – учебными.

Ученые книги называются полными именами наук. Напр. история, физика, математика. Учебные чаще ограничиваются условиями. Напр. Руководство к истории, Сокращение истории, Физика для детей и пр.

296) Достоинство ученой систематической книги состоит в основательности начал, в постепенной связи и полноте частей – словом, в системе ее и в ясном, приличном слоге.

Системою называют связь и полноту всех частей, относящихся к одному целому, все, что необходимо для составления полного целого, полной науки.

297) Достоинство учебной книги, удерживая систему науки, требует еще известной методы, а для больших успехов ищет симметрии и пропорции. Слог учебной книги, сверх ясности и приличия, предполагает краткость.

Вопросы и задания

1. Как Н. Ф. Кошанский определяет природу человека в соответствии с его словесным даром?

2. Какие словесные науки входят в систему наук Н. Ф. Кошанского? Какова динамика толкования словесных наук у основных риторов конца XVIII – начала XIX в. (А. С. Никольский, И. С. Рижский, А. Ф. Мерзляков, Н. И. Греч, Н. Ф. Кошанский)?

3. Что такое общая и частная риторика?

4. Каковы, по Н. Ф. Кошанскому, средства достижения цели «общей реторики»?

5. Назовите три основных способа изобретения мыслей. Как вы думаете, может ли современный человек воспользоваться источниками мыслей, описанными Кошанским? Что при этом надо учитывать?

6. Каково отношение различных риторов к проблеме изобретения мыслей? Кто из них настаивает на введении и обучении общим местам, а кто отказывается от раздела «Изобретение мыслей»?

7. Как объясняются Н. Ф. Кошанским понятия язык, словесность, литература, поэзия, проза! Насколько эволюционировали значения этих терминов в наше время?

8. Что такое красноречие истинное и мнимое! Каковы три признака истинного красноречия по Н. Ф. Кошанскому?

9. Что такое вкус, гений, талант! Насколько вы согласны с рассуждениями автора? Могут ли они быть проецированы на современную реальность?

10. Прочитайте внимательно интересующие вас профессионально разделы частной риторики. Выберите те советы, которые могут быть полезны и сейчас, например описания деловых писем и бумаг. Кажутся ли они вам устаревшими и в чем этими советами можно воспользоваться?

11. Как Н. Ф. Кошанский оценивает назначение ораторства и оратора?

12. Прочитайте главу об ученых сочинениях. Рассмотрите жанры ученых сочинений, указанных Н. Ф. Кошанским. Каким современным жанрам соответствуют жанры, указанные Н. Ф. Кошанским?

Источник