Китайское военное руководство

Почему в Китае внезапно сменился командующий стратегическими ядерными силами

Его предшественник и зам ранее надолго «исчезли» из публичного поля, как и смещенный глава МИДа

People’s Liberation Army
中国人民解放军 Zhōngguó Rénmín Jiěfàngjūn
Emblem of the People’s Liberation Army
Flag of the People’s Liberation Army The characters are «八一», referencing August 1.
Motto	为人民服务 («Serve the People»)
Founded	1 August 1927; 96 years ago
Current form	10 October 1947; 75 years ago[1][2][3]
Service branches	Ground Force  Navy  Air Force Rocket Force Strategic Support Force
Headquarters	August First Building (ceremonial), etc., Fuxing Road, Haidian District, Beijing
Website	eng.chinamil.com.cn
Leadership
Governing body	Central Military Commission (CMC)
CMC leadership	Chairman: Xi Jinping Vice Chairmen: General Zhang Youxia General He Weidong
Minister of National Defense	General Li Shangfu
Director of the Political Work Department	Admiral Miao Hua
Chief of the Joint Staff Department	General Liu Zhenli
Secretary of Discipline Inspection Commission	General Zhang Shengmin
Personnel
Military age	18
Conscription	Yes by law, but not enforced in practice. All adult males must register for the draft.[4]
Active personnel	2,035,000 (2022)[5] (ranked 1st)
Reserve personnel	510,000 (2022)[5]
Expenditures
Budget	US$293 billion (2022)[6] (ranked 2nd)
Percent of GDP	1.7% (2022)[6]
Industry
Domestic suppliers	China National Aero-Technology Import & Export Corporation China Electronics Technology Group Norinco China Precision Machinery Import-Export Corporation Aviation Industry Corporation of China China State Shipbuilding Corporation China Shipbuilding Industry Corporation China Aerospace Science and Technology Corporation China Aerospace Science and Industry Corporation China South Industries Group Corporation China Electronics Technology Group China National Nuclear Corporation
Foreign suppliers	Russia  France  Ukraine Historical:  Soviet Union[7]
Annual imports	US$14.858 billion (2010–2021)[8]
Annual exports	US$18.121 billion (2010–2021)[8]
Related articles
History	History of the PLA Modernization of the PLA Historical Chinese wars and battles Military engagements
Ranks	Army ranks Navy ranks Air force ranks

Chinese People’s Liberation Army
Simplified Chinese	中国人民解放军
Traditional Chinese	中國人民解放軍
Literal meaning	«China People Liberation Army»
Transcriptions Standard Mandarin Hanyu Pinyin Zhōngguó Rénmín Jiěfàngjūn Bopomofo ㄓㄨㄥ ㄍㄨㄛˊ ㄖㄣˊ ㄇㄧㄣˊ ㄐㄧㄝˇ ㄈㄤˋ ㄐㄩㄣ Wade–Giles Chung1-kuo2 Jen2-min2 Chieh3-fang4-chün1 IPA [ʈʂʊ́ŋ.kwǒ ɻə̌n.mǐn tɕjè.fǎŋ.tɕýn] Yue: Cantonese Yale Romanization Jūng-gwok Yàhn-màhn Gáai-fong-gwān Jyutping Zung1-gwok3 Jan4-man4 Gaai2-fong3-gwan1 IPA [tsoŋ˥.kʷɔːk̚˧ jɐn˩.mɐn˩ kaːi˧˥.fɔːŋ˧.kʷɐn˥]

The People’s Liberation Army (PLA) is the principal military force of the People’s Republic of China and the armed wing of the Chinese Communist Party (CCP). The PLA consists of five service branches: the Ground Force, Navy, Air Force, Rocket Force, and Strategic Support Force. It is under the leadership of the Central Military Commission (CMC) with its chairman as commander-in-chief.

The PLA can trace its origins during the Republican Era to the left-wing units of the National Revolutionary Army (NRA) of the Kuomintang (KMT) when they broke away in 1927 in an uprising against the nationalist government as the Chinese Red Army, before being reintegrated into the NRA as units of New Fourth Army and Eighth Route Army during the Second Sino-Japanese War. The two NRA communist units were reconstituted as the PLA in 1947.^[9] Since 1949, the PLA has used nine different military strategies, which it calls «strategic guidelines». The most important came in 1956, 1980, and 1993.^[10] In times of national emergency, the People’s Armed Police (PAP) and the China Militia act as a reserve and support element for the PLAGF. Politically, the PLA and PAP are represented in the National People’s Congress (NPC) through a delegation of 285 deputies, all of whom are CCP members. Since the formation of the NPC, the joint PLA–PAP delegation has always constituted the largest delegation and today comprises just over 9% of the NPC.^[11]

PRC law explicitly asserts the leadership of the CCP over the armed forces of China and designates the CMC as the nationwide military command of the People’s Republic of China. The Party CMC operates under the name of the State CMC for legal and governmental functions and as the ceremonial Ministry of National Defense (MoD) for diplomatic functions. The PLA is obliged to follow the principle of the CCP’s absolute civilian control of the military under the doctrine of «the party commands the gun» (Chinese: 党指挥枪; pinyin: Dǎng zhǐhuī qiāng)^[10] In this sense, the PLA is not a national army of the type of traditional nation-states, but a political army or the armed branch of the CCP itself since its allegiance is to the party only and not the state or any constitution. At present, the CMC chairman is customarily also the CCP general secretary.^[12]

Today, the majority of military units around the country are assigned to one of five theater commands by geographical location. The PLA is the world’s largest military force (not including paramilitary or reserve forces) and has the second largest defense budget in the world. China’s military expenditure was US$292 billion in 2022, accounting for 13 percent of the world’s defense expenditures.^[13] It is also one of the fastest modernizing militaries in the world, and has been termed as a potential military superpower, with significant regional defense and rising global power projection capabilities.^[14][15]

Stated mission[edit]

In 2004, paramount leader Hu Jintao stated the mission of the PLA as:^[16]

• The insurance of CCP leadership
• The protection of the sovereignty, territorial integrity, internal security and national development of the People’s Republic of China
• Safeguarding the country’s interests
• Maintaining and safeguarding world peace

History[edit]

Early history[edit]

The CCP founded its military wing on 1 August 1927 during the Nanchang uprising, beginning the Chinese Civil War. Communist elements of the National Revolutionary Army rebelled under the leadership of Zhu De, He Long, Ye Jianying, Zhou Enlai, and other leftist elements of the Kuomintang (KMT), after the Shanghai massacre of 1927.^[17] They were then known as the Chinese Workers’ and Peasants’ Red Army, or simply the Red Army.^[18]

In 1934 and 1935, the Red Army survived several campaigns led against it by Chiang Kai-Shek’s KMT and engaged in the Long March.^[19]

During the Second Sino-Japanese War from 1937 to 1945, the CCP’s military forces were nominally integrated into the National Revolutionary Army of the Republic of China forming two main units, the Eighth Route Army and the New Fourth Army.^[9] During this time, these two military groups primarily employed guerrilla tactics, generally avoiding large-scale battles with the Japanese, at the same time consolidating by recruiting KMT troops and paramilitary forces behind Japanese lines into their forces.^[20]

After the Japanese surrender in 1945, the CCP continued to use the National Revolutionary Army unit structures until the decision was made in February 1947 to merge the Eighth Route Army and New Fourth Army, renaming the new million-strong force the People’s Liberation Army (PLA).^[9] The reorganization was completed by late 1948. The PLA eventually won the Chinese Civil War, establishing the People’s Republic of China in 1949.^[21] It then underwent a drastic reorganization, with the establishment of the Air Force leadership structure in November 1949, followed by the Navy leadership structure the following April.^[22][23]

In 1950, the leadership structures of the artillery, armored troops, air defense troops, public security forces, and worker–soldier militias were also established. The chemical warfare defense forces, the railroad forces, the communications forces, and the strategic forces, as well as other separate forces (like engineering and construction, logistics and medical services), were established later on.

In this early period, the People’s Liberation Army overwhelmingly consisted of peasants.^[24] Its treatment of soldiers and officers was egalitarian^[24] and formal ranks were not adopted until 1955.^[25] As a result of its egalitarian organization, the early PLA overturned strict traditional hierarchies that governed the lives of peasants.^[24] As sociologist Alessandro Russo summarizes, the peasant composition of the PLA hierarchy was a radical break with Chinese societal norms and «overturned the strict traditional hierarchies in unprecedented forms of egalitarianism[.]»^[24]

Modernization and conflicts[edit]

During the 1950s, the PLA with Soviet assistance began to transform itself from a peasant army into a modern one.^[26] Since 1949, China has used nine different military strategies, which the PLA calls «strategic guidelines». The most important came in 1956, 1980, and 1993.^[10] Part of this process was the reorganization that created thirteen military regions in 1955. The PLA also contained many former National Revolutionary Army units and generals who had defected to the PLA.^{[citation needed]}

In November 1950, some units of the PLA under the name of the People’s Volunteer Army intervened in the Korean War as United Nations forces under General Douglas MacArthur approached the Yalu River.^[27] Under the weight of this offensive, Chinese forces drove MacArthur’s forces out of North Korea and captured Seoul, but were subsequently pushed back south of Pyongyang north of the 38th Parallel.^[27] The war also catalyzed the rapid modernization of the PLAAF.^[28]

In 1962, the PLA ground force also fought India in the Sino-Indian War, achieving limited objectives.^[29][30] In a series of border clashes in 1967 with Indian troops, the PLA suffered heavy numerical and tactical losses.^[31][32][33]

Before the Cultural Revolution, military region commanders tended to remain in their posts for long periods. As the PLA took a stronger role in politics, this began to be seen as somewhat of a threat to the CCP’s (or, at least, civilian) control of the military.^{[citation needed]} The longest-serving military region commanders were Xu Shiyou in the Nanjing Military Region (1954–74), Yang Dezhi in the Jinan Military Region (1958–74), Chen Xilian in the Shenyang Military Region (1959–73), and Han Xianchu in the Fuzhou Military Region (1960–74).^[34]

In the early days of the Cultural Revolution, the PLA abandoned the use of the military ranks that it had adopted in 1955.^[35]

The establishment of a professional military force equipped with modern weapons and doctrine was the last of the Four Modernizations announced by Zhou Enlai and supported by Deng Xiaoping.^[36][37] In keeping with Deng’s mandate to reform, the PLA has demobilized millions of men and women since 1978 and has introduced modern methods in such areas as recruitment and manpower, strategy, and education and training.^[38] In 1979, the PLA fought Vietnam over a border skirmish in the Sino-Vietnamese War where both sides claimed victory.^[39] However, western analysts agree that Vietnam handily outperformed the PLA.^[34]

During the Sino-Soviet split, strained relations between China and the Soviet Union resulted in bloody border clashes and mutual backing of each other’s adversaries.^[40] China and Afghanistan had neutral relations with each other during the King’s rule.^[41] When the pro-Soviet Afghan Communists seized power in Afghanistan in 1978, relations between China and the Afghan communists quickly turned hostile.^{[42][better source needed]} The Afghan pro-Soviet communists supported China’s enemies in Vietnam and blamed China for supporting Afghan anticommunist militants.^[43] China responded to the Soviet invasion of Afghanistan by supporting the Afghan mujahideen and ramping up their military presence near Afghanistan in Xinjiang.^[43] China acquired military equipment from the United States to defend itself from Soviet attacks.^[44]

The People’s Liberation Army Ground Force trained and supported the Afghan Mujahideen during the Soviet-Afghan War, moving its training camps for the mujahideen from Pakistan into China itself.^[45] Hundreds of millions of dollars worth of anti-aircraft missiles, rocket launchers, and machine guns were given to the Mujahideen by the Chinese.^[46] Chinese military advisors and army troops were also present with the Mujahideen during training.^[47]

Since 1980[edit]

In 1981, the PLA conducted its largest military exercise in North China since the founding of the People’s Republic.^[10][48] In the 1980s, China shrunk its military considerably to free up resources for economic development, resulting in the relative decline in resources devoted to the PLA.^[49] Following the PLA’s suppression of the 1989 Tiananmen Square protests and massacre, ideological correctness was temporarily revived as the dominant theme in Chinese military affairs.^[50]

Reform and modernization have today resumed their position as the PLA’s primary objectives, although the armed forces’ political loyalty to the CCP has remained a leading concern.^[51][52] Another area of concern to the political leadership was the PLA’s involvement in civilian economic activities. These activities were thought to have impacted PLA readiness and have led the political leadership to attempt to divest the PLA from its non-military business interests.^[53][54]

Beginning in the 1980s, the PLA tried to transform itself from a land-based power centered on a vast ground force to a smaller, more mobile, high-tech one capable of mounting operations beyond its borders.^[10] The motivation for this was that a massive land invasion by Russia was no longer seen as a major threat, and the new threats to China are seen to be a declaration of independence by Taiwan, possibly with assistance from the United States, or a confrontation over the Spratly Islands.^[55]

In 1985, under the leadership of the Central Committee of the Chinese Communist Party and the CMC, the PLA changed from being constantly prepared to «hit early, strike hard and to fight a nuclear war» to developing the military in an era of peace.^[10] The PLA reoriented itself to modernization, improving its fighting ability, and becoming a world-class force. Deng Xiaoping stressed that the PLA needed to focus more on quality rather than on quantity.^[55]

The decision of the Chinese government in 1985 to reduce the size of the military by one million was completed by 1987. Staffing in military leadership was cut by about 50 percent. During the Ninth Five Year Plan (1996–2000) the PLA was reduced by a further 500,000. The PLA had also been expected to be reduced by another 200,000 by 2005. The PLA has focused on increasing mechanization and informatization to be able to fight a high-intensity war.^[55]

Former CMC chairman Jiang Zemin in 1990 called on the military to «meet political standards, be militarily competent, have a good working style, adhere strictly to discipline, and provide vigorous logistic support» (Chinese: 政治合格、军事过硬、作风优良、纪律严明、保障有力; pinyin: zhèngzhì hégé, jūnshì guòyìng, zuòfēng yōuliáng, jìlǜ yánmíng, bǎozhàng yǒulì).^[56] The 1991 Gulf War provided the Chinese leadership with a stark realization that the PLA was an oversized, almost-obsolete force.^[57][58]

The possibility of a militarized Japan has also been a continuous concern to the Chinese leadership since the late 1990s.^[59] In addition, China’s military leadership has been reacting to and learning from the successes and failures of the American military during the Kosovo War,^[60] the 2001 invasion of Afghanistan,^[61] the 2003 invasion of Iraq,^[62] and the Iraqi insurgency.^[62] All these lessons inspired China to transform the PLA from a military based on quantity to one based on quality. Chairman Jiang Zemin officially made a «Revolution in Military Affairs» (RMA) part of the official national military strategy in 1993 to modernize the Chinese armed forces.^[63]

A goal of the RMA is to transform the PLA into a force capable of winning what it calls «local wars under high-tech conditions» rather than a massive, numbers-dominated ground-type war.^[63] Chinese military planners call for short decisive campaigns, limited in both their geographic scope and their political goals. In contrast to the past, more attention is given to reconnaissance, mobility, and deep reach. This new vision has shifted resources towards the navy and air force. The PLA is also actively preparing for space warfare and cyber-warfare.^[64][65][66]

In 2002, the PLA began holding military exercises with militaries from other countries.^[67]: 242 From 2018 to 2023, more than half of these exercises have focused on military training other than war, generally antipiracy or antiterrorism exercises involving combatting non-state actors.^[67]: 242 In 2009, the PLA held its first military exercise in Africa, a humanitarian and medical training practice conducted in Gabon.^[67]: 242

For the past 10 to 20 years, the PLA has acquired some advanced weapons systems from Russia, including Sovremenny class destroyers,^[68] Sukhoi Su-27^[69] and Sukhoi Su-30 aircraft,^[70] and Kilo-class diesel-electric submarines.^[71] It has also started to produce several new classes of destroyers and frigates including the Type 052D class guided-missile destroyer.^[72][73] In addition, the PLAAF has designed its very own Chengdu J-10 fighter aircraft^[74] and a new stealth fighter, the Chengdu J-20.^[75] The PLA launched the new Jin class nuclear submarines on 3 December 2004 capable of launching nuclear warheads that could strike targets across the Pacific Ocean^[76] and have three aircraft carriers, with the latest, the Fujian, launched in 2022.^[77][78][79]

From 2014 to 2015, the PLA deployed 524 medical staff on a rotational basis to combat the Ebola virus outbreak in Liberia, Sierra Leone, Guinea, and Guinea-Bissau.^[67]: 245 As of 2023, this was the PLA’s largest medical assistance mission in another country.^[67]: 245

In 2015, the PLA formed new units including the PLA Ground Force, the PLA Rocket Force and the PLA Strategic Support Force.^[80]

The PLA on 1 August 2017 marked its 90th anniversary.^[81] Before the big anniversary it mounted its biggest parade yet and the first outside of Beijing, held in the Zhurihe Training Base in the Northern Theater Command (within the Inner Mongolia Autonomous Region).^[82]

Overseas deployments and peacekeeping operations[edit]

The People’s Republic of China has sent the PLA to various hotspots as part of China’s role as a prominent member of the United Nations.^[83] Such units usually include engineers and logistical units and members of the paramilitary People’s Armed Police and have been deployed as part of peacekeeping operations in Lebanon,^[84][85] the Republic of the Congo,^[84] Sudan,^[86] Ivory Coast,^[87] Haiti,^[88][89] and more recently, Mali and South Sudan.^[84][90]

Engagements[edit]

• 1927–1950: Chinese Civil War^[91]
• 1937–1945: Second Sino-Japanese War^[92]
• 1949: Yangtze incident against British warships on the Yangtze River^[93]
• 1949: Incorporation of Xinjiang into the People’s Republic of China^[94]
• 1950: Annexation of Tibet by the People’s Republic of China^[95]
• 1950–1953: Korean War under the banner of the Chinese People’s Volunteer Army^[96]
• 1954–1955: First Taiwan Strait Crisis^[97]
• 1955–1970: Vietnam War^[98]
• 1958: Second Taiwan Strait Crisis at Quemoy and Matsu^[99]
• 1962: Sino-Indian War^[100]
• 1967: Border skirmishes with India^[101]
• 1969: Sino-Soviet border conflict^[102]
• 1974: Battle of the Paracel Islands with South Vietnam^[103]
• 1979: Sino-Vietnamese War^[104]
• 1979–1990: Sino-Vietnamese conflicts 1979–1990^[105]
• 1988: Johnson South Reef Skirmish with Vietnam^[106]
• 1989: Enforcement of martial law in Beijing during the 1989 Tiananmen Square protests and massacre^[107]
• 1990: Baren Township riot^[108]
• 1995–1996: Third Taiwan Strait Crisis^[109]
• 1997: PLA establishes Hong Kong Garrison
• 1999: PLA establishes Macau Garrison
• 2007–present: UNIFIL peacekeeping operations in Lebanon^[84]
• 2009–present: Anti-piracy operations in the Gulf of Aden^[110]
• 2014: Search and rescue efforts for Flight MH370^[111]
• 2014: UN peacekeeping operations in Mali^[112]
• 2015: UNMISS peacekeeping operations in South Sudan^[113]
• 2020–present: China–India skirmishes^[114]

Organization[edit]

National military command[edit]

The state military system upholds the principle of the CCP’s absolute leadership over the armed forces. The party and the State jointly established the CMC that carries out the task of supreme military leadership over the armed forces. The 1954 Constitution stated that the State President directs the armed forces and made the State President the chairman of the National Defense Commission. The National Defense Commission is an advisory body and does not hold any actual power over the armed forces.

On 28 September 1954, the Central Committee of the CCP re-established the CMC as the commanding organ of the PLA.^{[citation needed]} From that time onward, the current system of a joint system of party and state leadership of the military was established. The Central Committee of the CCP leads in all military affairs. The State President directs the state military forces and the development of the military forces which is managed by the State Council.

To ensure the absolute leadership of the CCP over the armed forces, every level of the party committee in the military forces implements the principles of democratic centralism.^{[citation needed]} In addition, division-level and higher units establish political commissars and political organizations, ensuring that the branch organizations are in line. These systems combined the party organization with the military organization to achieve the party’s leadership and administrative leadership. This is seen as the key guarantee to the absolute leadership of the CCP over the military.

In October 2014 the People’s Liberation Army Daily reminded readers of the Gutian Congress, which stipulated the basic principle of CCP control of the military, and called for vigilance as «[f]oreign hostile forces preach the nationalization and de-politicization of the military, attempting to muddle our minds and drag our military out from under the Party’s flag.»^[115]

Leadership[edit]

The leadership by the CCP is a fundamental principle of the Chinese military command system. The PLA reports not to the State Council but rather to two Central Military Commissions, one belonging to the state and one belonging to the CCP.

In practice, the two central military commissions usually do not contradict each other because their membership is usually identical. Often, the only difference in membership between the two occurs for a few months every five years, during the period between a party congress, when Party CMC membership changes, and the next ensuing National People’s Congress, when the state CMC changes. The CMC carries out its responsibilities as authorised by the Constitution and National Defense Law.^[116]

The leadership of each type of military force is under the leadership and management of the corresponding part of the Central Military Commission of the CCP Central Committee. Forces under each military branch or force such as the subordinate forces, academies and schools, scientific research and engineering institutions and logistical support organisations are also under the leadership of the CMC. This arrangement has been especially useful as China over the past several decades has moved increasingly towards military organisations composed of forces from more than one military branch.

In September 1982, to meet the needs of modernisation and to improve coordination in the command of forces including multiple service branches and to strengthen unified command of the military, the CMC ordered the abolition of the leadership organisation of the various military branches. Today, the PLA has an air force, navy and second artillery leadership organs.

In 1986, the People’s Armed Forces Department, except in some border regions, was placed under the joint leadership of the PLA and the local authorities.^{[citation needed]} Although the local party organizations paid close attention to the People’s Armed Forces Department, as a result of some practical problems, the CMC decided that from 1 April 1996, the People’s Armed Forces Department would once again fall under the jurisdiction of the PLA.^{[citation needed]}

According to the Constitution of the People’s Republic of China, the CMC is composed of the following: the chairman, Vice-chairmen and Members. The Chairman of the Central Military Commission has overall responsibility for the commission.

The Central Military Commission of the Chinese Communist Party and the Central Military Commission of the People’s Republic of China

Chairman

• Xi Jinping (also General Secretary, President and Commander-in-chief of Joint Battle Command)

Vice Chairmen

• General Zhang Youxia
• General He Weidong

Members

• Minister of National Defense – General Li Shangfu
• Chief of the Joint staff – General Liu Zhenli
• Director of the Political Work Department – Admiral Miao Hua
• Secretary of the Central Commission for Discipline Inspection – General Zhang Shengmin

Central Military Commission[edit]

In December 1982, the fifth National People’s Congress revised the state constitution to state that the State Central Military Commission (CMC) leads all the armed forces of the state. The chairman of the State CMC is chosen and removed by the full NPC while the other members are chosen by the NPC standing committee. However, the CMC of the Central Committee of the CCP remained the party organization that directly commands the military and all the other armed forces.

In actual practice, the party CMC, after consultation with political representatives, proposes the names of the State CMC members of the NPC so that these people after going through the legal processes can be elected by the NPC to the State Central Military Commission (CMC). That is to say, the CMC of the Central Committee and the CMC of the State are one group and one organisation. However, looking at it organizationally, these two CMCs are subordinate to two different systems – the party system and the state system.

Therefore, the armed forces are under the absolute leadership of the CCP and are also the armed forces of the state. This is a unique joint leadership system that reflects the origin of the PLA as the military branch of the CCP. It only became the national military when the People’s Republic of China was established in 1949.

By convention, the chairman and vice-chairman of the Central Military Commission (CMC) are civilian members of the CCP, but they are not necessarily the heads of the civilian government. Both Jiang Zemin and Deng Xiaoping retained the office of chairman even after relinquishing their other positions. All of the other members of the CMC are uniformed active military officials. Unlike other nations, the Minister of National Defense is not the head of the military but is usually a vice-chairman of the CMC.

2016 military reforms[edit]

On 1 January 2016, the CMC released guidelines^[117] on deepening national defense and military reform, about a month after Xi Jinping called for an overhaul of the military administration and command system.^{[citation needed]}

On 11 January 2016, the PLA was restructured and a joint staff department directly attached to the CMC.^{[citation needed]} The previous four general headquarters of the PLA were disbanded. They were divided into 15 functional departments instead – an expansion from the domain of the General Office, which is now a single department within the Central Military Commission.^{[citation needed]}

1. General Office (办公厅)
2. Joint Staff Department (联合参谋部)
3. Political Work Department (政治工作部)
4. Logistic Support Department (后勤保障部)
5. Equipment Development Department (装备发展部)
6. Training and Administration Department (训练管理部)
7. National Defense Mobilization Department (国防动员部)
8. Discipline Inspection Commission (纪律检查委员会)
9. Politics and Legal Affairs Commission (政法委员会)
10. Science and Technology Commission (科学技术委员会)
11. Office for Strategic Planning (战略规划办公室)
12. Office for Reform and Organizational Structure (改革和编制办公室)
13. Office for International Military Cooperation (国际军事合作办公室)
14. Audit Office (审计署)
15. Agency for Offices Administration (机关事务管理总局)

Included among the 15 departments are three commissions. The CMC Discipline Inspection Commission is charged with rooting out corruption.

Central Military Commission

Departments

Commissions

Offices

Forces Directly under the CMC

Research institutes

General Office

Discipline Inspection Commission

Office for Strategic Planning

Joint Logistic Support Force[118]

Academy of Military Science

Joint Staff Department

Politics and Legal Affairs Commission

Office for Reform and Organizational Structure

National Defence University

Political Work Department

Science and Technology Commission

Office for International Military Cooperation

National University of Defense Technology

Logistic Support Department

Audit Office

Equipment Development Department

Agency for Offices Administration

Training and Administration Department

National Defense Mobilization Department

Theater commands

Service Branches

Eastern Theater Command

PLA Ground Force

Western Theater Command

PLA Navy

Southern Theater Command

PLA Air Force

Northern Theater Command

PLA Rocket Force

Central Theater Command

PLA Strategic Support Force

People’s Liberation Army

Theater commands[edit]

Until 2016, China’s territory was divided into seven military regions, but they were reorganized into five theater commands in early 2016. This reflects a change in their concept of operations from primarily ground-oriented to mobile and coordinated movement of all services.^[120] The five new theatre commands, in order of stated significance are:

• Eastern Theater Command
• Southern Theater Command
• Western Theater Command
• Northern Theater Command
• Central Theater Command^[121]

The PLA garrisons in Hong Kong and Macau both come under the Southern Theater Command.^{[citation needed]}

The military reforms have also introduced a major change in the areas of responsibility. Rather than separately commanding their troops, service branches are now primarily responsible for administrative tasks (like equipping and maintaining the troops). It is the theater commands now that have the command authority. This should, in theory, facilitate the implementation of joint operations across all service branches.^[122]

Coordination with civilian national security groups such as the Ministry of Foreign Affairs is achieved primarily by the leading groups of the CCP. Particularly important are the leading groups on foreign affairs, which include those dealing with Taiwan.^{[citation needed]}

Ranks[edit]

Officers[edit]

Rank group	General / flag officers	Senior officers	Junior officers	Officer cadet
PLA Ground Force[123] v t e
上将 Shàngjiàng	中将 Zhōngjiàng	少将 Shàojiàng	大校 Dàxiào	上校 Shàngxiào	中校 Zhōngxiào	少校 Shàoxiào	上尉 Shàngwèi	中尉 Zhōngwèi	少尉 Shàowèi	学员 Xuéyuán
PLA Navy[123] v t e
海军上将 Hǎijūn shàngjiàng	海军中将 Hǎijūn zhōngjiàng	海军少将 Hǎijūn shàojiàng	海军大校 Hǎijūn dàxiào	海军上校 Hǎijūn shàngxiào	海军中校 Hǎijūn zhōngxiào	海军少校 Hǎijūn shàoxiào	海军上尉 Hǎijūn shàngwèi	海军中尉 Hǎijūn zhōngwèi	海军少尉 Hǎijūn shàowèi	海军学员 Hǎijūn xuéyuán
PLA Air Force[123] v t e
空军上将 Kōngjūn shàngjiàng	空军中将 Kōngjūn zhōngjiàng	空军少将 Kōngjūn shàojiàng	空军大校 Kōngjūn dàxiào	空军上校 Kōngjūn shàngxiào	空军中校 Kōngjūn zhōngxiào	空军少校 Kōngjūn shàoxiào	空军上尉 Kōngjūn shàngwèi	空军中尉 Kōngjūn zhōngwèi	空军少尉 Kōngjūn shàowèi	空军学员 Kōngjūn xuéyuán
PLA Rocket Force v t e
上将 Shàngjiàng	中将 Zhōngjiàng	少将 Shàojiàng	大校 Dàxiào	上校 Shàngxiào	中校 Zhōngxiào	少校 Shàoxiào	上尉 Shàngwèi	中尉 Zhōngwèi	少尉 Shàowèi	学员 Xuéyuán
PLA Strategic Support Force v t e
上将 Shàngjiàng	中将 Zhōngjiàng	少将 Shàojiàng	大校 Dàxiào	上校 Shàngxiào	中校 Zhōngxiào	少校 Shàoxiào	上尉 Shàngwèi	中尉 Zhōngwèi	少尉 Shàowèi	学员 Xuéyuán

Other ranks[edit]

Rank group	Senior NCOs	Junior NCOs	Enlisted
PLA Ground Force[123] v t e
一级军士长 Yījí jūnshìzhǎng	二级军士长 Èrjí jūnshìzhǎng	三级军士长 Sānjí jūnshìzhǎng	四级军士长 Sìjí jūnshìzhǎng	上士 Shàngshì	中士 Zhōngshì	下士 Xiàshì	上等兵 Shàngděngbīng	列兵 Lièbīng
PLA Navy[123] v t e
海军一级军士长 Hǎijūn yījí jūnshìzhǎng	海军二级军士长 Hǎijūn èrjí jūnshìzhǎng	海军三级军士长 Hǎijūn sānjí jūnshìzhǎng	海军四级军士长 Hǎijūn sìjí jūnshìzhǎng	海军上士 Hǎijūn shàngshì	海军中士 Hǎijūn zhōngshì	海军下士 Hǎijūn xiàshì	海军上等兵 Hǎijūn shàngděngbīng	海军列兵 Hǎijūn lièbīng
PLA Air Force[123] v t e
空军一级军士长 Kōngjūn yījí jūnshìzhǎng	空军二级军士长 Kōngjūn èrjí jūnshìzhǎng	空军三级军士长 Kōngjūn sānjí jūnshìzhǎng	空军四级军士长 Kōngjūn sìjí jūnshìzhǎng	空军上士 Kōngjūn shàngshì	空军中士 Kōngjūn zhōngshì	空军下士 Kōngjūn xiàshì	空军上等兵 Kōngjūn shàngděngbīng	空军列兵 Kōngjūn lièbīng
PLA Rocket Force v t e								No equivalent
Master sergeant class one 一级军士长 yījí jūnshìzhǎng	Master sergeant class two 二级军士长 èrjí jūnshìzhǎng	Master sergeant class three 三级军士长 sānjí jūnshìzhǎng	Master sergeant class four 四级军士长 sìjí jūnshìzhǎng	Sergeant first class 上士 shàngshì	Sergeant 中士 zhōngshì	Corporal 下士 xiàshì	Private first class 上等兵 shàngděngbīng	Private 列兵 lièbīng
PLA Strategic Support Force v t e
一级军士长 Yījí jūnshìzhǎng	二级军士长 Èrjí jūnshìzhǎng	三级军士长 Sānjí jūnshìzhǎng	四级军士长 Sìjí jūnshìzhǎng	上士 Shàngshì	中士 Zhōngshì	下士 Xiàshì	上等兵 Shàngděngbīng	列兵 Lièbīng

Service branches[edit]

The PLA encompasses five main service branches (Chinese: 军种; pinyin: jūnzhǒng): the Ground Force, the Navy, the Air Force, the Rocket Force, and the Strategic Support Force. Following the 200,000 troop reduction announced in 2003, the total strength of the PLA has been reduced from 2.5 million to just under 2.3 million. Further reforms will see an additional 300,000 personnel reduction from its current strength of 2.28 million personnel. The reductions will come mainly from non-combat ground forces, which will allow more funds to be diverted to naval, air, and strategic missile forces. This shows China’s shift from ground force prioritisation to emphasising air and naval power with high-tech equipment for offensive roles over disputed coastal territories.^[124]

In recent years, the PLA has paid close attention to the performance of US forces in Afghanistan and Iraq. As well as learning from the success of the US military in network-centric warfare, joint operations, C4ISR, and hi-tech weaponry, the PLA is also studying unconventional tactics that could be used to exploit the vulnerabilities of a more technologically advanced enemy. This has been reflected in the two parallel guidelines for the PLA ground forces development. While speeding up the process of introducing new technology into the force and retiring the older equipment, the PLA has also emphasized asymmetric warfare, including exploring new methods of using existing equipment to defeat a technologically superior enemy.^{[citation needed]}

In addition to the four main service branches, the PLA is supported by two paramilitary organizations: the People’s Armed Police (including the China Coast Guard, CCG) and the Militia (including the maritime militia).^{[citation needed]}

Ground Force (PLAGF)[edit]

The PLA Ground Force (PLAGF) is the largest of the PLA’s five services with 975,000 active duty personnel, approximately half of the PLA’s total manpower of around 2 million personnel.^[125] The PLAGF is organized into twelve active duty group armies sequentially numbered from the 71st Group Army to the 83rd Group Army which are distributed to each of the PRC’s five theatre commands, receiving two to three group armies per command. In wartime, numerous PLAGF reserve and paramilitary units may be mobilized to augment these active group armies. The PLAGF reserve component comprises approximately 510,000 personnel divided into thirty infantry and twelve anti-aircraft artillery (AAA) divisions. The PLAGF is led by Commander Liu Zhenli and Political Commissar Qin Shutong.^[126][127]

While much of the PLA Ground Force was being reduced over the past few years, technology-intensive elements such as special operations forces (SOF), army aviation, surface-to-air missiles (SAMs), and electronic warfare units have all experienced rapid expansion. The latest operational doctrine of the PLA ground forces highlights the importance of information technology, electronic and information warfare, and long-range precision strikes in future warfare. The older generation telephone/radio-based command, control, and communications (C3) systems are being replaced by an integrated battlefield information networks featuring local/wide-area networks (LAN/WAN), satellite communications, unmanned aerial vehicle (UAV)-based surveillance and reconnaissance systems, and mobile command and control centers.^{[128][unreliable source?]}

Navy (PLAN)[edit]

Until the early 1990s, the PLA Navy (PLAN) performed a subordinate role to the PLA Ground Force (PLAGF). Since then it has undergone rapid modernisation. The 300,000 strong PLAN is organised into three major fleets: the North Sea Fleet headquartered at Qingdao, the East Sea Fleet headquartered at Ningbo, and the South Sea Fleet headquartered in Zhanjiang.^[129] Each fleet consists of a number of surface ship, submarine, naval air force, coastal defence, and marine units.^[130][131]

The navy includes a 25,000 strong Marine Corps (organised into seven brigades), a 26,000 strong Naval Aviation Force operating several hundred attack helicopters and fixed-wing aircraft.^[132] As part of its overall programme of naval modernisation, the PLAN is in the stage of developing a blue water navy.^[133] In November 2012, then Party General Secretary Hu Jintao reported to the CCP’s 18th National Congress his desire to «enhance our capacity for exploiting marine resource and build China into a strong maritime power».^[134] According to the United States Department of Defense, the PLAN has numerically the largest navy in the world.^[135] The PLAN is led by Commander Dong Jun and Political Commissar Yuan Huazhi.^[136][137]

Air Force (PLAAF)[edit]

The 395,000 strong People’s Liberation Army Air Force (PLAAF) is organised into five Theater Command Air Forces (TCAF) and 24 air divisions.^[138] The largest operational units within the Aviation Corps is the air division, which has 2 to 3 aviation regiments, each with 20 to 36 aircraft. The surface-to-air missile (SAM) Corps is organised into SAM divisions and brigades. There are also three airborne divisions manned by the PLAAF. J-XX and XXJ are names applied by Western intelligence agencies to describe programs by the People’s Republic of China to develop one or more fifth-generation fighter aircraft.^[139][140] The PLAAF is led by Commander Chang Dingqiu and Political Commissar Guo Puxiao.^[141][142]

Rocket Force (PLARF)[edit]

The People’s Liberation Army Rocket Force (PLARF) is the main strategic missile force of the PLA and consists of at least 120,000 personnel.^[143] It controls China’s nuclear and conventional strategic missiles.^[144] China’s total nuclear arsenal size is estimated to be between 100 and 400 thermonuclear warheads. The PLARF is organised into bases sequentially numbered from 61 through 67, wherein the first six are operational and allocated to the nation’s theater commands while Base 67 serves as the PRC’s central nuclear weapons storage facility.^[145] The PLARF is led by Command Li Yuchao and Political Commissar Xu Zhongbo.^[146][147]

Strategic Support Force (PLASSF)[edit]

Founded on 31 December 2015 as part of the first wave of reforms of the PLA, the People’s Liberation Army Strategic Support Force (PLASSF) was established as the newest and latest branch of the PLA. Personnel numbers are estimated at 175,000.^[143] Initial announcements regarding the Strategic Support Force did not provide much detail, but Yang Yujun of the Chinese Ministry of Defense described it as an integration of all current combat support forces including but limited to space, cyber, electronic and intelligence branches. Additionally, commentators have speculated that the new service branch will include high-tech operations forces such as space, cyberspace and electronic warfare operations units, independent of other branches of the military.^[148]

Yin Zhuo, rear admiral of the People’s Liberation Army Navy and member of the eleventh Chinese People’s Political Consultative Conference (CPPCC) said that «the major mission of the PLA Strategic Support Force is the provision of support to the combat operations so that the PLA can gain regional advantages in the aerospace, space, network and electromagnetic space warfare and ensure integrated operations in the conduction of US joint warfare style operations.»^[149]

Conscription and terms of service[edit]

Technically, military service with the PLA is obligatory for all Chinese citizens. In practice, mandatory military service has not been implemented since 1949 as the People’s Liberation Army has been able to recruit sufficient numbers voluntarily.^[150] All 18-year-old males have to register themselves with the government authorities, in a way similar to the Selective Service System of the United States. In practice, registering does not mean that the person doing so must join the People’s Liberation Army.^{[citation needed]}

Article 55 of the Constitution of the People’s Republic of China prescribes conscription by stating: «It is a sacred duty of every citizen of the People’s Republic of China to defend his or her motherland and resist invasion. It is an honoured obligation of the citizens of the People’s Republic of China to perform military service and to join the militia forces.»^[151] The 1984 Military Service Law spells out the legal basis of conscription, describing military service as a duty for «all citizens without distinction of race … and religious creed». This law has not been amended since it came into effect. Technically, those 18–22 years of age enter selective compulsory military service, with a 24-month service obligation. In reality, numbers of registering personals are enough to support all military posts in China, creating «volunteer conscription».^{[152][better source needed]}

Residents of the Special administrative regions, Hong Kong and Macau, are exempted from joining the military.

Departments[edit]

Joint Staff Department[edit]

The Joint Staff Department carries out staff and operational functions for the PLA and had major responsibility for implementing military modernisation plans. Headed by the chief of the joint staff (formerly chief of the general staff), the department serves as the headquarters for the entire PLA and contained directorates for the five armed services: Ground Forces, Air Force, Navy, Rocket Forces and Support Forces.

The Joint Staff Department included functionally organised subdepartments for operations, training, intelligence, mobilisation, surveying, communications and politics. The departments for artillery, armoured units, quartermaster units and joint forces engineering units were later dissolved, with the former two forming now part of the Ground Forces. The engineering formations are now split amongst the service branches and the quartermaster formations today form part of the Joint Logistics Forces.

Navy Headquarters controls the North Sea Fleet, East Sea Fleet, and South Sea Fleet. Air Force Headquarters generally exercised control through the commanders of the five theater commands. Nuclear forces were directly subordinate to the Joint Staff Department through the Rocket Forces commander and political commissar. Conventional main, regional, and militia units were controlled administratively by the theater commanders, but the Joint Staff Department in Beijing could assume direct operational control of any main-force unit at will.

Thus, broadly speaking, the Joint Staff Department exercises operational control of the main forces, and the theater commanders controlled as always the regional forces and, indirectly, the militia. The post of principal intelligence official in the top leadership of the Chinese military has been taken up by several people of several generations, from Li Kenong in the 1950s to Xiong Guangkai in the late 1990s; and their public capacity has always been assistant to the deputy chief of staff or assistant to the chief of staff.

Ever since the CCP officially established the system of «theater commands» for its army in the 2010s as a successor to the «major military regions» policy of the 1950s, the intelligence agencies inside the Army have, after going through several major evolutions, developed into the present three major military intelligence setups:

1. The central level is composed of the Second and Third Departments under the Joint Staff Headquarters and the Liaison Department under the Political Work Department.
2. At the Theater Command level intelligence activities consist of the Second Bureau established at the same level as the Operation Department under the headquarters, and the Liaison Department established under the Political Work Department.
3. The third system includes several communications stations directly established in the garrison areas of all the theater commands by the Third Department of the Joint Staff Headquarters.

The Second Bureau under the headquarters and the Liaison Department under the Political Work Departments of the theater commands are only subjected to the «professional leadership» of their «counterpart» units under the Central Military Commission (CMC) and are still considered the direct subordinate units of the major military region organizationally. Those entities whose names include the word «institute», all research institutes under the charge of the Second and the Third Departments of the Joint Staff Headquarters, including other research organs inside the Army, are at least of the establishment size of brigade level. Among the deputy commanders of a major Theater command in China, there is always one who is assigned to take charge of intelligence work, and the intelligence agencies under his charge are directly affiliated to the headquarters and the political department of the corresponding theater command.

The Conference on Strengthening Intelligence Work was held 3–18 September 1996 at the Xishan Command Center of the Ministry of State Security and the General Staff Department. Chi Haotian delivered a report entitled «Strengthen Intelligence Work in a New International Environment To Serve the Cause of Socialist Construction.» The report emphasised the need to strengthen the following four aspects of intelligence work:

• Efforts must be made to strengthen understanding of the special nature and role of intelligence work, as well as an understanding of the close relationship between strengthening intelligence work on the one hand, and of the Four Modernizations of the motherland, the reunification of the motherland, and opposition to hegemony and power politics on the other.
• The United States and the West have all along been engaged in infiltration, intervention, sabotage, and intelligence gathering against China on the political, economic, military, and ideological fronts. The response must strengthen the struggle against their infiltration, intervention, sabotage, and intelligence gathering.
• Consolidating intelligence departments and training a new generation of intelligence personnel who are politically reliable, honest and upright in their ways, and capable of mastering professional skills, the art of struggle, and advanced technologies.
• Strengthening the work of organising intelligence in two international industrial, commercial, and financial ports – Hong Kong and Macau.

Although the four aspects emphasised by Chi Haotian appeared to be defensive measures, they were both defensive and offensive in nature.

Second Department[edit]

The Second Department of the Joint Staff Headquarters is responsible for collecting military intelligence. Activities include military attachés at Chinese embassies abroad, clandestine special agents sent to foreign countries to collect military information, and the analysis of information publicly published in foreign countries. This section of the PLA Joint Staff Headquarters act in a similar capacity to its civilian counterpart the Ministry of State Security.

The Second Department oversees military human intelligence (HUMINT) collection, widely exploits open source (OSINT) materials, fuses HUMINT, signals intelligence (SIGINT), and imagery intelligence data, and disseminates finished intelligence products to the CMC and other consumers. Preliminary fusion is carried out by the Second Department’s Analysis Bureau which mans the National Watch Center, the focal point for national-level indications and warning. In-depth analysis is carried out by regional bureaus. Although traditionally the Second Department of the Joint Staff Department was responsible for military intelligence, it is beginning to increasingly focus on scientific and technological intelligence in the military field, following the example of Russian agencies in stepping up the work of collecting scientific and technological information.

The research institute under the Second Department of the Joint Staff Headquarters is publicly known as the Institute for International Strategic Studies; its internal classified publication «Foreign Military Trends» (Chinese: 外军动态, Wai Jun Dongtai) is published every 10 days and transmitted to units at the division level.

The PLA Institute of International Relations at Nanjing comes under the Second Department of the Joint Staff Department and is responsible for training military attachés, assistant military attachés and associate military attachés as well as secret agents to be posted abroad. It also supplies officers to the military intelligence sections of various military regions and group armies. The institute was formed from the PLA «793» Foreign Language Institute, which moved from Zhangjiakou after the Cultural Revolution and split into two institutions at Luoyang and Nanjing.

The Institute of International Relations was known in the 1950s as the School for Foreign Language Cadres of the Central Military Commission (CMC), with the current name being used since 1964. The training of intelligence personnel is one of several activities at the institute. While all graduates of the Moscow Institute of International Relations were employed by the KGB, only some graduates of the Beijing Institute of International Relations are employed by the Ministry of State Security.

The former Institute of International Relations, since being renamed the Foreign Affairs College, is under the administration of the Ministry of Foreign Affairs and is not involved in secret intelligence work. The former Central Military Commission (CMC) foreign language school had foreign faculty members who were either CCP sympathizers or were members of foreign communist parties. But the present Institute of International Relations does not hire foreign teachers, to avoid the danger that its students might be recognised when sent abroad as clandestine agents.

Those engaged in professional work in military academies under the Second Department of the Joint Staff Headquarters usually have a chance to go abroad, either for advanced studies or as military officers working in the military attaché’s office of Chinese embassies in foreign countries. People working in the military attaché’s office of embassies are usually engaged in collecting military information under the cover of «military diplomacy». As long as they refrain from directly subversive activities, they are considered as well-behaved «military diplomats».

Some bureaus under the Second Department are responsible for espionage in different regions, of which the First Bureau is responsible for collecting information in the Special Administrative Regions of Hong Kong and Macau, and also in Taiwan. Agents are dispatched by the Second Department to companies and other local corporations to gain cover.

The «Autumn Orchid» intelligence group assigned to Hong Kong and Macau in the mid-1980s mostly operated in the mass media, political, industrial, commercial, and religious circles, as well as in universities and colleges. The «Autumn Orchid» intelligence group was mainly responsible for the following three tasks:

• Finding out and keeping abreast of the political leanings of officials of the Hong Kong and Macau governments, as well as their views on major issues, through social contact with them and information provided by them.
• Keeping abreast of the developments of foreign governments’ political organs in Hong Kong, as well as of foreign financial, industrial, and commercial organisations.
• Finding out and having a good grasp of the local media’s sources of information on political, military, economic, and other developments on the mainland, and deliberately releasing false political or military information to the media to test the outside response.

The «Autumn Orchid» intelligence group was awarded a Citation for Merit, Second Class, in December 1994. It was further awarded another Citation for Merit, Second Class, in 1997. Its current status is not publicly known. During the 2008 Chinese New Year celebration CCTV held for Chinese diplomatic establishments, the head of the Second Department of the Joint Headquarters was revealed for the first time to the public: the current head was Major General Yang Hui (Chinese: 杨晖).

Third Department[edit]

The Third Department of the Joint Staff Department is responsible for monitoring the telecommunications of foreign armies and producing finished intelligence based on the military information collected.

The communications stations established by the Third Department of the Joint Staff Headquarters are not subject to the jurisdiction of the provincial military district and the major theater command of where they are based. The communications stations are entirely the agencies of the Third Department of the Joint Staff Headquarters which have no affiliations to the provincial military district and the military region of where they are based. The personnel composition, budgets, and establishment of these communications stations are entirely under the jurisdiction of the Third Department of the General PLA General Staff Headquarters and are not related at all with local troops.

China maintains the most extensive SIGINT network of all the countries in the Asia-Pacific region. As of the late 1990s, SIGINT systems included several dozen ground stations, half a dozen ships, truck-mounted systems, and airborne systems. Third Department headquarters is in the vicinity of the GSD First Department (Operations Department), AMS, and NDU complex in the hills northwest of the Summer Palace. As of the late 1990s, the Third Department was allegedly manned by approximately 20,000 personnel, with most of their linguists trained at the Luoyang Institute of Foreign Languages.

Ever since the 1950s, the Second and Third Departments of the Joint Staff Headquarters have established several institutions of secondary and higher learning for bringing up «special talents». The PLA Foreign Language Institute at Luoyang comes under the Third Department of the Joint Staff Department and is responsible for training foreign language officers for the monitoring of foreign military intelligence. The institute was formed from the PLA «793» Foreign Language Institute, which moved from Zhangjiakou after the Cultural Revolution and split into two institutions at Luoyang and Nanjing.

Though the distribution order they received upon graduation indicated the «Joint Staff Headquarters», many of the graduates of these schools found themselves being sent to all parts of the country, including remote and uninhabited backward mountain areas. The reason is that the monitoring and control stations under the Third Department of the PLA General Staff Headquarters are scattered in every corner of the country.

The communications stations located in the Shenzhen base of the PLA Hong Kong Garrison started their work long ago. In normal times, these two communications stations report directly to the Central Military Commission (CMC) and the Joint Staff Headquarters. Units responsible for coordination are the communications stations established in the garrison provinces of the military regions by the Third Department of the PLA General Staff Headquarters.

By taking direct command of military communications stations based in all parts of the country, the CCP Central Military Commission (CMC) and the Joint Staff Headquarters can not only ensure a successful interception of enemy radio communications, but can also make sure that none of the wire or wireless communications and contacts among major military regions can escape the detection of these communications stations, thus effectively attaining the goal of imposing direct supervision and control over all the theater commands, all provincial military districts, and all group armies.

Monitoring stations[edit]

China’s main SIGINT effort is in the Third Department of the Joint Staff Department of the Central Military Commission (CMC), with additional capabilities, primarily domestic, in the Ministry of State Security (MSS). SIGINT stations, therefore, are scattered through the country, for domestic as well as international interception. Prof. Desmond Ball, of the Australian National University, described the largest stations as the main Technical Department SIGINT net control station on the northwest outskirts of Beijing, and the large complex near Lake Kinghathu in the extreme northeast corner of China.

As opposed to other major powers, China focuses its SIGINT activities on its region rather than the world. Ball wrote, in the eighties, that China had several dozen SIGINT stations aimed at the Soviet Union, Japan, Taiwan, Southeast Asia and India, as well as internally. Of the stations apparently targeting Russia, there are sites at Jilemutu and Jixi in the northeast, and at Erlian and Hami near the Mongolian border. Two Russian-facing sites in Xinjiang, at Qitai and Korla may be operated jointly with resources from the US CIA’s Office of SIGINT Operations, probably focused on missile and space activity.

Other stations aimed at South and Southeast Asia are on a net controlled by Chengdu, Sichuan. There is a large facility at Dayi, and, according to Ball, «numerous» small posts along the Indian border. Other significant facilities are located near Shenyang, near Jinan and in Nanjing and Shanghai. Additional stations are in the Fujian and Guangdong military districts opposite Taiwan.

On Hainan Island, there is a naval SIGINT facility that monitors the South China sea, and a ground station targeting US and Russian satellites. China also has ship and aircraft platforms in this area, under the South Sea Fleet headquarters at Zhanjiang immediately north of the island. Targeting here seems to have an ELINT as well as COMINT flavor. There are also truck-mounted mobile ground systems, as well as ship, aircraft, and limited satellite capability. There are at least 10 intelligence-gathering auxiliary vessels.

As of the late nineties, the Chinese did not appear to be trying to monitor the United States Pacific Command to the same extent as does Russia. In future, this had depended, in part, on the status of Taiwan.

Fourth Department[edit]

The Fourth Department (ECM and Radar) of the Joint Staff Headquarters Department has the electronic intelligence (ELINT) portfolio within the PLA’s SIGINT apparatus. This department is responsible for electronic countermeasures, requiring them to collect and maintain databases on electronic signals. 25 ELINT receivers are the responsibility of the Southwest Institute of Electronic Equipment (SWIEE). Among the wide range of SWIEE ELINT products is a new KZ900 airborne ELINT pod. The GSD 54th Research Institute supports the ECM Department in the development of digital ELINT signal processors to analyze parameters of radar pulses.

Special forces[edit]

China’s special ground force is called PLASF (People’s Liberation Army Special Operations Forces). Typical units include consist of highly trained soldiers, a team commander, assistant commander, sniper, spotter, machine-gun support, bomber, and a pair of assault groups.^{[citation needed]} China’s counter-terrorism unit members are drawn from the public security apparatus rather than the military. The name of such units change frequently. As of 2020, it is known as the Immediate Action Unit (IAU).^[153]

China has reportedly developed a force capable of carrying out long-range airborne operations, long-range reconnaissance, and amphibious operations. Formed in China’s Guangzhou military region and known by the nickname «South Blade», the force supposedly receives army, air force, and naval training, including flight training, and is equipped with «hundreds of high-tech devices», including global-positioning satellite systems. All force members officers are military staff college graduates, and 60 percent are said to have university degrees.

Soldiers are reported to be cross-trained in various specialties, and training encompassing a wide range of operating environments. It is far from clear whether this unit is considered operational by the Chinese. It is also not clear how such a force would be employed. Among the missions stated missions include: «responding to contingencies in various regions» and «cooperating with other services in attacks on islands».

According to the limited reporting, the organisation appears to be in a phase of testing and development and may constitute an experimental unit. While no size for the force has been revealed, there have been Chinese media claims that «over 4,000 soldiers of the force are all-weather and versatile fighters and parachutists who can fly airplanes and drive terrain vehicles and amphibious boats».^{[citation needed]}

Other branches[edit]

• The Third Department and the Navy co-operate on shipborne intelligence collection platforms.
• PLAAF Sixth Research Institute: Air Force SIGINT collection is managed by the PLAAF Sixth Research Institute in Beijing.

Weapons and equipment[edit]

According to the United States Department of Defense, China is developing kinetic-energy weapons, high-powered lasers, high-powered microwave weapons, particle-beam weapons, and electromagnetic pulse weapons with its increase of military fundings.^[154]

The PLA has said of reports that its modernisation is dependent on sales of advanced technology from American allies, senior leadership have stated «Some have politicized China’s normal commercial cooperation with foreign countries, damaging our reputation.» These contributions include advanced European diesel engines for Chinese warships, military helicopter designs from Eurocopter, French anti-submarine sonars and helicopters,^[155] Australian technology for the Houbei class missile boat,^[156] and Israeli supplied American missile, laser and aircraft technology.^[157]

According to the Stockholm International Peace Research Institute’s data, China became the world’s third largest exporter of major arms in 2010–14, an increase of 143 percent from the period 2005–2009.^[158] SIPRI also calculated that China surpassed Russia to become the world’s second largest arms exporter by 2020.^[159]

China’s share of global arms exports hence increased from 3 to 5 percent. China supplied major arms to 35 states in 2010–14. A significant percentage (just over 68 percent) of Chinese exports went to three countries: Pakistan, Bangladesh and Myanmar. China also exported major arms to 18 African states. Examples of China’s increasing global presence as an arms supplier in 2010–14 included deals with Venezuela for armoured vehicles and transport and trainer aircraft, with Algeria for three frigates, with Indonesia for the supply of hundreds of anti-ship missiles and with Nigeria for the supply of several unmanned combat aerial vehicles.^[160]

Following rapid advances in its arms industry, China has become less dependent on arms imports, which decreased by 42 percent between 2005–09 and 2010–14. Russia accounted for 61 percent of Chinese arms imports, followed by France with 16 percent and Ukraine with 13 per cent. Helicopters formed a major part of Russian and French deliveries, with the French designs produced under licence in China.^[160]

Over the years, China has struggled to design and produce effective engines for combat and transport vehicles. It continued to import large numbers of engines from Russia and Ukraine in 2010–14 for indigenously designed combat, advanced trainer and transport aircraft, and naval ships. It also produced British-, French- and German-designed engines for combat aircraft, naval ships and armoured vehicles, mostly as part of agreements that have been in place for decades.^[160]

In August 2021, China tested a nuclear-capable hypersonic missile that circled the globe before speeding towards its target.^[161] The Financial Times reported that «the test showed that China had made astounding progress on hypersonic weapons and was far more advanced than U.S. officials realized.»^[162] During the Exercise Zapad-81 in 2021 with Russian forces, most of the gear were novel Chinese arms such as the KJ-500 airborne early warning and control aircraft, J-20 and J-16 fighters, Y-20 transport planes, and surveillance and combat drones.^[163] Another joint forces exercise took place in August 2023 near Alaska.^[164]

Cyberwarfare[edit]

There is a belief in the Western military doctrines that the PLA have already begun engaging countries using cyber-warfare.^[165] There has been a significant increase in the number of presumed Chinese military initiated cyber events from 1999 to the present day.^[166]

Cyberwarfare has gained recognition as a valuable technique because it is an asymmetric technique that is a part of information operations and information warfare. As is written by two PLAGF Colonels, Qiao Liang and Wang Xiangsui in the book Unrestricted Warfare, «Methods that are not characterized by the use of the force of arms, nor by the use of military power, nor even by the presence of casualties and bloodshed, are just as likely to facilitate the successful realization of the war’s goals, if not more so.^[167]

While China has long been suspected of cyber spying, on 24 May 2011 the PLA announced the existence of having ‘cyber capabilities’.^[168]

In February 2013, the media named «Comment Crew» as a hacker military faction for China’s People’s Liberation Army.^[169] In May 2014, a Federal Grand Jury in the United States indicted five Unit 61398 officers on criminal charges related to cyber attacks on private companies based in the United States after alleged investigations by the Federal Bureau of Investigation who exposed their identities in collaboration with US intelligence agencies such as the CIA.^[170][171]

In February 2020, the United States government indicted members of China’s People’s Liberation Army for the 2017 Equifax data breach, which involved hacking into Equifax and plundering sensitive data as part of a massive heist that also included stealing trade secrets, though the CCP denied these claims.^[172][173]

Nuclear capabilities[edit]

In 1955, China decided to proceed with a nuclear weapons program. The decision was made after the United States threatened the use of nuclear weapons against China should it take action against Quemoy and Matsu, coupled with the lack of interest of the Soviet Union for using its nuclear weapons in defense of China.^{[citation needed]}

After their first nuclear test (China claims minimal Soviet assistance before 1960) on 16 October 1964, China was the first state to pledge no-first-use of nuclear weapons. On 1 July 1966, the Second Artillery Corps, as named by Premier Zhou Enlai, was formed. In 1967, China tested a fully functional hydrogen bomb, only 32 months after China had made its first fission device. China thus produced the shortest fission-to-fusion development known in history.

China became a major international arms exporter during the 1980s. Beijing joined the Middle East arms control talks, which began in July 1991 to establish global guidelines for conventional arms transfers, and later announced that it would no longer participate because of the US decision to sell 150 F-16A/B aircraft to Taiwan on 2 September 1992.

It joined the International Atomic Energy Agency (IAEA) in 1984 and pledged to abstain from further atmospheric testing of nuclear weapons in 1986. China acceded to the nuclear Non-Proliferation Treaty (NPT) in 1992 and supported its indefinite and unconditional extension in 1995. Nuclear weapons tests by China ceased in 1996, when it signed the Comprehensive Test Ban Treaty and agreed to seek an international ban on the production of fissile nuclear weapons material.

In 1996, China committed^{[clarification needed]} to assisting unsafeguarded nuclear facilities.^{[citation needed]} China attended the May 1997 meeting of the NPT Exporters (Zangger) Committee as an observer and became a full member in October 1997. The Zangger Committee is a group that meets to list items that should be subject to IAEA inspections if exported by countries, which have, as China has signed the Non-Proliferation Treaty. In September 1997, China issued detailed nuclear export control regulations.

China began implementing regulations^[which?] establishing controls over nuclear-related dual-use items in 1998.^{[citation needed]} China also has decided not to engage in new nuclear cooperation with Iran (even under safeguards) and will complete existing cooperation, which is not of proliferation concern, within a relatively short period. Based on significant, tangible progress with China on nuclear nonproliferation, President Clinton in 1998 took steps to bring into force the 1985 US-China Agreement on Peaceful Nuclear Cooperation.^{[citation needed]}

Beijing has deployed a modest ballistic missile force, including land and sea-based intermediate-range and intercontinental ballistic missiles (ICBMs). It was estimated in 2007 that China has about 100–160 liquid-fuelled ICBMs capable of striking the United States with approximately 100–150 IRBMs able to strike Russia or Eastern Europe, as well as several hundred tactical SRBMs with ranges between 300 and 600 km.^[174] Currently, the Chinese nuclear stockpile is estimated to be between 50 and 75 land and sea based ICBMs.^[175]

China’s nuclear program has historically followed a doctrine of minimal deterrence, which involves having the minimum force needed to deter an aggressor from launching a first strike. The current efforts of China appear to be aimed at maintaining a survivable nuclear force by, for example, using solid-fuelled ICBMs in silos rather than liquid-fuelled missiles. China’s 2006 published deterrence policy states that they will «uphold the principles of counterattack in self-defense and limited development of nuclear weapons», but «has never entered, and will never enter into a nuclear arms race with any country». It goes on to describe that China will never undertake a first strike, or use nuclear weapons against a non-nuclear state or zone.^[174]

In 2007, however, the United States’ Department of Defense suggested that the Chinese position may be ambiguous, and nuclear weapons may be used both to deter conventional strikes/invasions on the Chinese mainland or as an international political tool – limiting the extent to which other nations can coerce China politically, an inherent, often inadvertent phenomenon in international relations as regards any state with nuclear capabilities.^[174]

Space[edit]

Having witnessed the crucial role of space to United States military success in the Gulf War, China continues to view space as a critical domain in both conflict and international strategic competition.^[176][177] The PLA operates a various satellite constellations performing reconnaissance, navigation, communication, and counterspace functions.^{[178][179][180][181]}

Significant components of the PLA’s space-based reconnaissance include Jianbing (vanguard) satellites with cover names Yaogan (遥感; ‘remote sensing’) and Gaofen (高分; ‘high resolution’).^{[178][182][183]} These satellites collect electro-optical (EO) imagery to collect a literal representation of a target, synthetic aperture radar (SAR) imagery to penetrate the cloudy climates of southern China,^[184] and electronic intelligence (ELINT) to provide targeting intelligence on adversarial ships.^[185][186] The PLA also leverages a restricted, high-performance service of the country’s BeiDou positioning, navigation, and timing (PNT) satellites for its forces and intelligence, surveillance, and reconnaissance (ISR) platforms.^[187][188] For secure communications, the PLA uses the Zhongxing and Fenghuo series of satellites which enable secure data and voice transmission over C-band, Ku-band, and UHF.^[180] PLA deployment of anti-satellite and counterspace satellites including those of the Shijian and Shiyan series have also brought significant concern from western nations.^{[189][190][191]}

The PLA also plays a significant role in the Chinese space program.^[176] To date, all the participants have been selected from members of the PLA Air Force.^[176] China became the third country in the world to have sent a man into space by its own means with the flight of Yang Liwei aboard the Shenzhou 5 spacecraft on 15 October 2003,^[192] the flight of Fei Junlong and Nie Haisheng aboard Shenzhou 6 on 12 October 2005,^[193] and Zhai Zhigang, Liu Boming, and Jing Haipeng aboard Shenzhou 7 on 25 September 2008.^[194]

The PLA started the development of an anti-ballistic and anti-satellite system in the 1960s, code named Project 640, including ground-based lasers and anti-satellite missiles.^[195] On 11 January 2007, China conducted a successful test of an anti-satellite missile, with an SC-19 class KKV.^[196]

The PLA has tested two types of hypersonic space vehicles, the Shenglong Spaceplane and a new one built by Chengdu Aircraft Corporation. Only a few pictures have appeared since it was revealed in late 2007. Earlier, images of the High-enthalpy Shock Waves Laboratory wind tunnel of the CAS Key Laboratory of high-temperature gas dynamics (LHD) were published in the Chinese media. Tests with speeds up to Mach 20 were reached around 2001.^[197][198]

Budget and expenditure[edit]

Official budget

Publication date	Value (billions of US$)
March 2000	14.6[citation needed]
March 2001	17.0[citation needed]
March 2002	20.0[citation needed]
March 2003	22.0[citation needed]
March 2004	24.6[citation needed]
March 2005	29.9[citation needed]
March 2006	35.0[citation needed]
March 2007	44.9[citation needed]
March 2008	58.8[199]
March 2009	70.0[citation needed]
March 2010	76.5[200]
March 2011	90.2[200]
March 2012	103.1[200]
March 2013	116.2[200]
March 2014	131.2[200]
March 2015	142.4[200]
March 2016	143.7[200]
March 2017	151.4[200]
March 2018	165.5[201]
March 2019	177.6[202]
May 2020	183.5[203]
March 2021	209.4[204]
March 2022	229.4[205]

Military spending for the People’s Liberation Army has grown about 10 percent annually over the last 15 years.^[206] The Stockholm International Peace Research Institute (SIPRI) estimated China’s military expenditure for 2013 to US$188.5bn.^[207] China’s military budget for 2014 according to Janes Information Services, a defense industry consulting and analysis company, will be US$148bn,^[208] which is the second largest in the world. The United States military budget for 2014 in comparison, is US$574.9bn,^[209] which is down from a high of US$664.3bn in 2012.

According to SIPRI, China became the world’s third-largest exporter of major arms in 2010–2014, an increase of 143 per cent from the period 2005–2009. China supplied major arms to 35 states in 2010–2014. A significant percentage (just over 68 per cent) of Chinese exports went to three countries: Pakistan, Bangladesh, and Myanmar. China also exported major arms to 18 African states. Examples of China’s increasing global presence as an arms supplier in 2010–2014 included deals with Venezuela for armored vehicles and transport and trainer aircraft, with Algeria for three frigates, with Indonesia for the supply of hundreds of anti-ship missiles and with Nigeria for the supply of several unmanned combat aerial vehicles. Following rapid advances in its domestic arms industry, China has become less dependent on arms imports, which decreased by 42 per cent between 2005–2009 and 2010–2014.^[160]

China’s rise in military spending come at a time when there are tensions along the South China Sea with territorial disputes involving the Philippines, Vietnam, and Taiwan, as well as escalating tensions between China and Japan involving the disputed Senkaku Islands. Former-United States Secretary of Defense Robert Gates has urged China to be more transparent about its military capabilities and intentions.^[210][211] The years 2018 and 2019 both saw significant budget increases as well. China announced 2018’s budget as 1.11 trillion yuan (US$165.5bn), an 8.1% increase on 2017, and 2019’s budget as 1.19 trillion yuan (US$177.61bn), an increase of 7.5 per cent on 2018.^[212][213]

Budget figures are published on the website of the State Council via a document named ‘Central and Local Budgets’ followed by the preceding year of the publication.

Commercial activities[edit]

Historical[edit]

Until the mid-1990s the PLA had extensive commercial enterprise holdings in non-military areas, particularly real estate. Almost all of these holdings were supposedly spun off in the mid-1990s. In most cases, the management of the companies remained unchanged, with the PLA officers running the companies simply retiring from the PLA to run the newly formed private holding companies.^[214]

The history of PLA involvement in commercial enterprises began in the 1950s and 1960s.^{[citation needed]} Because of the socialist state-owned system and from a desire for military self-sufficiency, the PLA created a network of enterprises such as farms, guest houses, and factories intended to financially support its own needs. One unintended side effect of the Deng-era economic reforms was that many of these enterprises became very profitable.^{[citation needed]}

For example, a military guest house intended for soldier recreation could be easily converted into a profitable hotel for civilian use. Two main factors increased PLA commercial involvement in the 1990s. One was that running profitable companies decreased the need for the state to fund the military from the government budget. The second was that in an environment where legal rules were unclear and political connections were important, PLA influence was very useful.^{[citation needed]}

By the early 1990s party officials and high military officials were becoming increasingly alarmed at the military’s commercial involvement for several reasons. The military’s involvement in commerce was seen to adversely affect military readiness and spread corruption. Further, there was great concern that having an independent source of funding would lead to decreased loyalty to the CCP. The result of this was an effort to spin off the PLA’s commercial enterprises into private companies managed by former PLA officers, and to reform military procurement from a system in which the PLA directly controls its sources of supply to a contracting system more akin to those of Western countries. Jiang Zemin restricted the PLA from engaging in commercial practices, subject to a few exceptions.^[215]: 78 The separation of the PLA from its commercial interests was largely complete by 2000. It was met with very little resistance, as the spinoff was arranged in such a way that few lost out.^[214]

Anthem[edit]

The military anthem of the PLA is the Military Anthem of the People’s Liberation Army (simplified Chinese: 中国人民解放军军歌; traditional Chinese: 中國人民解放軍軍歌; pinyin: Zhōngguó Rénmín Jiěfàngjūn Jūngē) (Chinese People’s Liberation Army Song). The Central Military Commission (CMC) adopted the song as the official anthem on 25 July 1988.^[216] The lyrics of the anthem were written by composer Gong Mu (real name: Zhang Yongnian; Chinese: 张永年) and the music was composed by Korea born Chinese composer Zheng Lücheng.^[217][218]

Flag and insignia[edit]

The PLA’s insignia consists of a roundel with a red star bearing the two Chinese characters «八一«(literally «eight-one»), referring to the Nanchang uprising which began on 1 August 1927 (first day of the eighth month) and symbolic as the CCP’s founding of the PLA.^[219] The inclusion of the two characters («八一«) is symbolic of the party’s revolutionary history carrying strong emotional connotations of the political power which it shed blood to obtain. The flag of the Chinese People’s Liberation Army is the war flag of the People’s Liberation Army; the layout of the flag has a golden star at the top left corner and «八一» to the right of the star, placed on a red field. Each service branch also has its flags: The top 5⁄8 of the flags is the same as the PLA flag; the bottom 3⁄8 are occupied by the colors of the branches.^[220]

The flag of the Ground Forces has a forest green bar at the bottom. The naval ensign has stripes of blue and white at the bottom. The Air Force uses a sky blue bar. The Rocket Force uses a yellow bar at the bottom. The forest green represents the earth, the blue and white stripes represent the seas, the sky blue represents the air and the yellow represents the flare of missile launching.^[221][222]

• 

  PLA

• 

• 

• 

• 

See also[edit]

• 2015 People’s Republic of China military reform
• Chinese information operations and information warfare
• Macao Garrison
• Military Power of the People’s Republic of China
• Republic of China Armed Forces
• Timeline of the Cox Report controversy
• Type 07

References[edit]

Works cited[edit]

• Goldstein, Melvyn C. (1997). The Snow Lion and the Dragon: China, Tibet, and the Dalai Lama. University of California Press. ISBN 978-0-520-21254-1.
• The International Institute for Strategic Studies (14 February 2022). The Military Balance 2022. Routledge. ISBN 978-1-000-62003-0.

Further reading[edit]

History[edit]

• Dreyer, Edward L. (1995). China at War: 1901–1949. Pearson Longman. ISBN 9780582051232.
• Fravel, M. Taylor (2019). Active Defense: China’s Military Strategy Since 1949. Princeton University Press. ISBN 9780691210339.
• Li, Xiaobing (2007). A History of the Modern Chinese Army. University Press of Kentucky. ISBN 9780813172248.
• Whitson, William W.; Huang, Zhenxia; Chên-hsia, Huang (1973). The Chinese High Command: A History of Communist Military Politics, 1927–71. Praeger. ISBN 978-0333150535.

Present-day[edit]

• 2022 Military and Security Developments Involving the People’s Republic of China (PDF). Arlington, Virginia: United States Department of Defense. 2022. (China Military Power Report, Annual Report to Congress)
• Chase, Michael S.; Jeffery, Engstrom; Cheung, Tai Ming; Gunness, Kristen A.; Harold, Scott; Puska, Susan; Berkowitz, Samuel K. (2015). China’s Incomplete Military Transformation: Assessing the Weaknesses of the People’s Liberation Army (PLA). RAND Corporation. ISBN 9780833088307.
• Fisher, Richard D. (2008). China’s Military Modernization: Building for Regional and Global Reach. Praeger Security International. ISBN 9780275994860.
• Kamphausen, Roy; Lai, David; Scobell, Andrew (2009). Beyond the Strait: PLA Missions Other Than Taiwan. ISBN 9781304886385.
• Pollpeter, Kevin; Allen, Kenneth W. (14 June 2012). The PLA as Organization v2.0 (PDF) (Report).

В отличие от США, при анализе военных проблем безопасности в Восточной Азии
китайские эксперты принимают в расчёт все четыре основные державы и, помимо
США, Японии, Китая, включают и Россию (да никто этого и не отрицал). При
этом, правда, чётко оговаривая реальный статус каждой из них. По их мнению,
Китай и Япония — на подъёме, Россия в результате распада СССР (до сих пор)
ныне только «региональная держава», а США — единственная сверхдержава.
Поэтому именно Соединённые Штаты являются страной, которая в состоянии
сильнее других воздействовать на все аспекты национальных интересов КНР
(политика, экономика, безопасность). Естественно, в этой связи Америке
придаётся первостепенное значение в совокупной внешней политике Пекина.

Между США и КНР существуют серьёзные различия по широкому кругу проблем,
что, в свою очередь, делает двусторонние отношения нестабильными,
ситуативными и непредсказуемыми. У Китая особое беспокойство вызывают:

• вмешательство США во внутренние дела КНР, в частности, в связи с «плохой
  историей» по правам человека;
• усиление военного присутствия США в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) в
  форме качественного реформирования военных отношений с Японией и
  Австралией, что «может обернуться частью стратегии сдерживания восходящего
  Китая»;
• поддержка политики Ли Дэнхуя, нацеленная на инициирование движения за
  независимость Тайваня.

Пекин выступает не просто против «превосходства», а в принципе против
военного присутствия США, поскольку Восточная Азия «не нуждается в
американском покровительстве». Ещё в апреле 1997 года в ответ на
утверждение Вашингтона о необходимости сохранения 100 тысяч американских
военнослужащих в Азии МИД КНР заявил о том, что «мир и стабильность в Азии
должны поддерживаться самими азиатскими странами, и азиатские страны в
полной мере в состоянии это сделать». Многие китайские эксперты постоянно
подчёркивают, что страны Восточной Азии «не желают увязывать свою
безопасность и судьбу с Соединёнными Штатами — страной, которая привержена
силовой политике и утверждает себя в качестве мирового жандарма».

При таком «стратегическом» подходе к США совершенно естественно то
внимание, какое придается «русскому фактору» в Восточной Азии. Выстраивая
цели в отношении России, Китай исходит из того, что:

• во-первых, очевидна завершённость процесса демаркации российско-китайской
  границы, за исключением (до сих пор) небольших участков в районе Приморья и
  по реке Амур;
• во-вторых, Китай позитивно оценивает военно-техническое сотрудничество,
  особенно в связи с тем, что сами американцы заблокировали ему доступ на
  военный рынок США после событий на площади Тяньаньмынь в 1989 году;
• в-третьих, в Китае заинтересованы в технической помощи со стороны России
  в переоборудовании значительного числа промышленных предприятий, построенных
  с её помощью в 50-е годы. Кроме того, большие планы связаны и с поставками
  нефти и газа из Сибири и постройки (достройки) АЭС.
• в-четвёртых, китайско-российское сотрудничество призвано оказать
  противодействие доминирующему влиянию США как единственной сверхдержавы
  мира. Стратегическое партнёрство между КНР и РФ даёт основу для более
  успешного выстраивания многополярной системы в мире.

Руководство Китая занимает резко негативную позицию по поводу
реформирования японо-американского военного альянса, идея которого
зафиксирована и успешно реализуется в настоящее время.

В ответ на аргумент американцев о том, что их военное сотрудничество с
Японией является фактором, сдерживающим милитаризацию последней, Китай
указывает на усиление военного потенциала собственно Японии, расширение
зоны её национальной, следовательно, военной безопасности, т. е. расширение
действия «сил самообороны» страны чуть ли не до Австралии. Более же тесное
сотрудничество двух стран, по мнению экспертов, может втянуть и Японию в
тайваньскую проблему. Наконец, реформирование альянса усиливает ряд
компонентов доктрины «превентивной дипломатии США», что в первую очередь
затрагивает китайскую сторону. К примеру, если Вашингтон и Токио решат
создать «театр ракетной обороны» Японии, это окажет дестабилизирующее
воздействие в регионе и затронет систему безопасности КНР.

В Пекине с настороженностью относятся к предложениям о формировании
различного рода коллективных организаций в сфере обеспечения безопасности.
Например, выдвигаемым американцами предложениям о создании Совета по
сотрудничеству в области безопасности — нечто вроде оборонного АТЭС.
Незаинтересованность в подобного рода организациях объясняется просто: так
или иначе в них будут доминировать США с их представлениями о безопасности
в регионе, которая стратегически не совпадает с национальными интересами
стран АТР.

Военно-стратегические концепции КНР по обеспечению национальной безопасности сегодня

Несмотря на то, что Китай в обеспечении национальной безопасности делает
упор на экономический рост и модернизацию экономики, сохранение
социально-политической стабильности, военно-политическое руководство КНР
уделяет большое внимание обеспечению военной безопасности страны. В
итоговых документах XIX съезда КПК указывалось, что армия должна
«обеспечить полную гарантию сохранения государственной безопасности в ходе
осуществления политики реформ и модернизации Китая». Темпы роста военного
потенциала, по взглядам китайского руководства, должны соответствовать
динамике экономического развития.

В настоящее время (вплоть до 2050 года) вооружённые силы Китая должны быть
способны обеспечить защиту государственных интересов Китая, в том числе
путём успешного проведения локальных войн малого и среднего масштабов по
всему периметру своих границ.

Но на втором этапе (с 2020 года) вооружённые
силы должны достичь уровня и обладать возможностями расширять
«стратегические границы и жизненное пространство» посредством применения
или угрозы применения силы в отношении других держав, а также быть способны
одержать победу в войне любого масштаба и продолжительности с
использованием любых средств и способов ведения вооружённой борьбы.

Изменения в подходах китайского руководства к вопросу о характере военных
угроз и уточнение долгосрочных политических целей страны потребовали и
конкретизации стратегических задач для вооружённых сил и каждого их вида.

Заявления политических лидеров и анализ мероприятий, проводимых в рамках
реформы вооружённых сил, показывают, что руководство КНР намерено
поддерживать размеры военных ассигнований на таком уровне, который
обеспечивал бы достаточный сдерживающий военный потенциал. Имеющееся в
Народно-освободительной армии Китая (НОАК) вооружение, хотя и уступает по
своему техническому уровню современным зарубежным аналогам, однако
обеспечивает решение поставленных перед вооружёнными силами задач. Военное
производство сокращается до масштабов, определяемых потребностями
«компактной армии мирного времени», при одновременном росте расходов на
военные исследования и социальное обеспечение военнослужащих.

Осуществлённая в 80-е годы переоценка источников опасности для Китая
способствовала снижению доли военных расходов в бюджете страны, благодаря
чему КНР значительно усилила свою экономическую мощь и укрепила своё
положение в борьбе за лидерство в регионе мирным путём. Вооружённые силы до
некоторого времени предусматривается использовать как средство сдерживания,
а при определённых ситуациях — для демонстрации силы. В целом комплексная
направленность концепции «национальной безопасности» способствует
концентрации всех возможностей на выполнении известной программы «четырёх
модернизаций» (сельского хозяйства, промышленности, науки и техники,
обороны).

В целях наиболее эффективного обеспечения национальной безопасности были
переосмыслены старые доктринальные концепции и разработаны новые, в
наибольшей степени соответствующие сложившимся военно-политическим
условиям. Они в полном объёме учитывают политические цели КНР, уровень
развития экономики, науки и техники вероятных противников и возможных
союзников, физико-географические условия и особенности ТВД.

Выделяют следующие основные концепции военно-стратегического плана:

• концепция «ограниченного ядерного контрудара в целях самозащиты»;
• концепция «народной войны в современных условиях»;
• концепция «активной обороны»;
• концепция «триединой системы вооружённых сил»;
• концепция «быстрого реагирования»;
• концепция «локальных войн»;
• концепция «стратегических границ и жизненного пространства»;
• концепция «ограниченного ядерного контрудара в целях самозащиты».

То, что касается Союзного государства

Руководство Китая, приняв обязательство не применять ядерное оружие
первым, в то же время признаёт возможность вовлечения КНР в ядерную войну.
В соответствии с этим перед ядерными силами страны поставлена задача в
военное время своими ответными действиями обеспечивать в любых условиях
обстановки нанесение неприемлемого для нападающей стороны ущерба.

Ядерное оружие в мирное время является средством «сдерживания» других
держав от нанесения ударов по Китаю и противодействия их ядерному шантажу,
а также устрашения региональных гегемонистов (Япония, Индия). Таково
основное содержание концепции «ограниченного ядерного контрудара в целях
самозащиты», согласно которой предусмотрено совершенствование ядерного
оружия не путём наращивания количественных показателей, а за счёт улучшения
его качественных характеристик. Она ориентирует не на достижение
решительной победы над противником, а на эффективное и неотвратимое
возмездие. В этой связи большое значение придаётся повышению боеспособности
ограниченных по составу ядерных сил, обеспечению высокой эффективности их
боевого применения, улучшению живучести и надёжности функционирования.
Концепция «ограниченного ядерного контрудара в целях самозащиты»
характеризуется оборонительной направленностью и имеет своею целью не
допустить возможности применения противником ядерных сил при нападении.

Главным же военным фактором сдерживания противника от нападения на страну и
обеспечения национальной безопасности, согласно ещё мао-цзедуновской
военной теории, остаются пока концепции «народной войны», «активной
обороны» и «триединой системы вооружённых сил».

Принципиальной особенностью концепции «народной войны» явились различия в
её ориентации: до середины 60-х годов основным направлением военной угрозы
считалось приморское направление (США), а позже, после осложнения отношений
с СССР, — северное. При этом в любых сценариях развития военно-политической
обстановки в мире предполагалось, что война, в которую будет втянут Китай,
сразу же станет крупномасштабной «большой», или непременно перерастёт в неё
из «малой», но главное — противники будут иметь техническое превосходство
над НОАК.

В настоящее время мао-цзэдуновская концепция «народной войны»,
предполагавшая наличие крупной армии и многомиллионного резерва,
модернизирована. Концепция «народной войны в современных условиях»
предусматривает ориентацию на перспективные системы военной техники,
определяющие успех при ведении всех видов войн.

В качестве основных направлений повышения потенциальных возможностей НОАК
она рассматривает прежде всего улучшение качественных характеристик
вооружения при дальнейшем сокращении количества военной техники и
численности личного состава регулярных войск. Для армии сегодня
заказывается только высокотехнологичная военная продукция. Продолжается
процесс списания старого вооружения, которое или утилизируется, или
складируется и продаётся. Сокращение численного и боевого состава во всех
видах вооружённых сил предусмотрено не ниже уровня, обеспечивающего ведение
«народной войны в современных условиях» и сопровождается увеличением
мобилизационных запасов боевой техники.

Китайские военные учёные пришли к выводу, что противник уже на первом этапе
войны (даже безъядерной) в состоянии уничтожить силами общего назначения
многие стратегические важные военно-экономические центры, особенно
находящиеся в планируемых для оставления НОАК зонах, а также китайский
ядерный потенциал, что может привести к невосполнимому нарушению
функционирования экономики всей страны, срыву планов стратегического
развертывания НОАК и исключить возможность использования китайских ядерных
сил для ответного удара. Уровень жёсткости и прочности обороны границ Китая
должен быть таким, чтобы потенциальный противник уже на первом этапе войны
осознал неприемлемость цены за вторжение на территорию государства.

Концепция «народной войны в современных условиях» является переходной, как
бы компромиссом между требованиями ведения современной войны и современными
возможностями Китая, ограниченными техническим уровнем вооружения НОАК.
Вместе с тем она уже сегодня ориентируется на модернизацию оружия и военной
техники, оборону на приграничных рубежах, а когда необходимо — и на
ограниченную агрессию (оборонительный удар в целях самозащиты).

Концепция «активной обороны» имеет двойное предназначение: в военное время
нацеливает на достижение победы в войне, а в мирное — на укрепление
обороноспособности государства. Она предполагает, что Китай не начнёт
боевые действия против технически превосходящего противника.
Предусматривается, что с началом агрессии всё население будет мобилизовано
для ведения решительной самообороны и отражения агрессии. Активность
обороны в стратегическом плане не только предусматривала рациональное
сочетание позиционной и мобильной обороны, но и предполагала нарушение
планов первых операций противника, срыв его замысла на молниеносную войну.
В ходе «активной обороны» предполагалось проведение в нужный момент
наступательных операций оперативно-тактического масштаба (контрудары
осуществляются непосредственно обороняющимися войсками или специально
выделенными мобильными силами). Такие операции должны начинаться внезапным
ударом авиации и артиллерии, а на море и в прибрежной полосе — ещё и
ударами сил флота. После изменения соотношения сил в свою пользу
планируется переход в стратегическое контрнаступление и ведение боевых
действий до полной победы.

Данная концепция ориентирует на оборудование укреплённых районов, в том
числе в оперативной и стратегической глубине обороны, для защиты ключевых
участков местности и прикрытия направлений, на которых наиболее вероятен
прорыв войск потенциального противника, а также предполагает наличие
мобильных сил, предназначенных для эффективного противодействия агрессору,
обходящему оборонительные позиции НОАК. Концепция «активной обороны»
предписывает войскам не только отрабатывать вопросы стратегической обороны
и наступления, но и добиваться умения вести наступательные и оборонительные
действия на тактическом и оперативном уровнях (Южно-Азиатского региона).

Китайское военно-политическое руководство, следуя этой концепции, учитывает
постоянные изменения в соотношении сил и важность сохранения военного
потенциала страны. Одновременно с отказом от принципа «заманивания
противника вглубь страны» выдвинуто требование к НОАК не допускать
глубокого вторжения войск противника вглубь своей территории и быть
способной вести позиционную и мобильную оборону в сочетании с партизанскими
действиями. При этом главными задачами войск должны стать максимально
возможный срыв темпов наступления противника, нанесение ему значительных
потерь и подготовка условий для быстрого перехода к
наступательным действиям стратегического масштаба.

Характерной особенностью концепции «активной обороны»
явилось то, что она обосновывает необходимость для Китая иметь тактическое
ядерное оружие, которое, по мнению китайских теоретиков, устраняет
имеющийся дисбаланс в силах общего назначения. Применение НОАК тактического
ядерного оружия на своей территории, как предполагалось, удержит
потенциального противника от развязывания военного конфликта любого уровня,
за исключением всеобщей ядерной войны.

Поэтому ещё одним важным аспектом указанной концепции стало требование
такого развития стратегических ядерных сил, которое в любой обстановке
обеспечило бы нанесение со стороны Китая ответного достаточно мощного
удара, чтобы удержать США и Россию от использования в конфликте своих
стратегических ядерных сил.

На сегодняшний день НОАК юридически освобождена от функций обеспечения
внутренней безопасности государства и является главным боевым компонентом
вооружённых сил. Она предназначена для защиты территориальной целостности
государства и реализации внешнеполитических замыслов военным путём.

Пекинские события 1989 года показали, что сил у народной вооружённой
милиции не всегда достаточно для эффективного выполнения возложенных на неё
функций. Поэтому при разрешении внутриполитических кризисных ситуаций не
исключается возможность использования формирований НОАК. Народная
вооружённая милиция включает войска внутренней и пограничной охраны,
специальные войска (пожарной и лесной охраны, производственно-строительные
и другие). И их финансирование осуществляется на средства госбюджета,
выделяемых министерству общественной безопасности, и местных ассигнований,
которые в общие военные расходы страны не включаются.

В целом концепция «триединой системы вооружённых сил» призвана
способствовать более рациональному использованию возможностей страны в
интересах обеспечения военной безопасности, подготовки и ведения войны
путём чёткого распределения задач между компонентами вооружённых сил,
максимального использования многочисленных людских ресурсов, а также
государственного и местных бюджетов, средства из которых идут на содержание
и развитие НОАК. В основу этой концепции положена идея создания системы,
обеспечивающей как полное, так и частичное мобилизационное развёртывание
вооружённых сил, а также ведение «народной войны в современных условиях»
способом «активной обороны» против вторгшегося противника, превосходящего
НОАК, и быструю реакцию на различные изменения обстановки локального
характера.

А уж концепция «быстрого реагирования» выдвигает боевую и мобилизационную
готовность в качестве важнейших показателей боевой мощи вооружённых сил и
предусматривает уже на ближайшую перспективу развитие Сил быстрого
реагирования (СБР), которые были бы оснащены передовой техникой и способны
решать задачи начального этапа войны. В настоящее время эти силы
ориентируются на самостоятельное решение таких задач в пограничных
конфликтах и локальных войнах, которые рассматриваются в качестве наиболее
эффективного и безопасного способа достижения политических целей военным
путём, а реальная опасность их развязывания якобы сохранилась по всему
периметру границ Китая на прогнозируемый период.

Китай стремится к такому развитию экономики и вооружённых сил, которое
позволило бы ему активно вступить в борьбу за передел «стратегических
границ» и расширение «жизненного пространства» в XXI веке. Поэтому
практическая реализация этой концепции связывается с необходимостью
всестороннего обеспечения дальнейшего роста «комплексной мощи
государства», одной из основных составляющих которой является
мощь военная.

Анализ военно-стратегических концепций Китая показывает, что их
политическое содержание определяется стремлением руководства к превращению
страны в мощную современную державу, способную наравне с ведущими
государствами мира оказывать значительное влияние на развитие международной
обстановки. Но, в отличие от прежних лет, достичь данной цели планируется не
с помощью военной силы, а прежде всего через лидерство, базирующееся на
«комплексной мощи государства» и политическом авторитете. При этом не
исключается в интересах решения конкретных задач проведение ограниченных по
масштабам военный акций, если их последствия не будут обременительны для
экономики и не приведут к осложнениям в выполнении программы «четырёх
модернизаций».

В целом доктринальные концепции Китая достаточно подробно раскрывают
сущность подходов к решению проблем войны и мира, национальной безопасности
страны, развития НОАК, определяют стратегические задачи её компонентов и
источники их финансирования. В последнее время в КНР уделяется достаточное
внимание готовности страны к ведению войны, быстрой реакции всего
государственного механизма, экономики, людских ресурсов, инфраструктуры и
т. д. на изменение военно-политической обстановки в регионе.

Анализ сформулированных стратегических задач и направлений развития
НОАК, намеченных китайским военно-политическим руководством, показывает,
что они не только соответствуют нынешней военно-политической обстановке
и состоянию вооружённых сил Китая, но и весьма перспективны, так как в
наибольшей степени отвечают доктринальным требованиям подготовки страны
к борьбе за передел «стратегических границ» и расширению «жизненного
пространства» в XXI веке.

Военная реформа в КНР, провозглашенная в 2015 году высшим партийно-государственным руководством Китая, носит масштабный и глубокий характер. Она направлена на придание вооруженным силам КНР нового качества…

Военная реформа играет важную роль и для внешней политики КНР, в которой военный компонент политики национальной безопасности будет, по-видимому, играть более видную роль.

За счет наличия отработанных десятилетиями и развиваемых в ходе реформы механизмов Военного совета Центрального комитета Компартии Китая (ВС ЦК КПК) и Центрального военного совета (ЦВС)

Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект №15-37-11136 «Влияние технологических факторов на параметры угроз национальной и международной безопасности, военных конфликтов и стратегической стабильности».

КНР китайская система политико-военного и военно-стратегического управления (руководства) будет сохранять свою ярко выраженную специфику.

В конце ноября 2015 года Председатель КНР Си Цзиньпин объявил начало масштабной военной реформы в КНР. Эта реформа затрагивает в том числе все основные звенья системы стратегического управления в области обеспечения обороны и государственной безопасности в целом. Официальные заявления китайских руководителей подчеркивают неразрывную связь задачи реформирования Народно-освободительной армии Китая (НОАК) с задачами успешного построения в Китае «социализма с китайской спецификой», с обеспечением руководящей роли Компартии Китая во всех основных сферах жизни страны.

Отмечается также важность активизации усилий по созданию современных вооруженных сил Китая для обеспечения задач реализации выдвинутой двумя годами ранее Си Цзиньпином формулы «китайской мечты» — о «великом возрождении китайской нации»[1].

Говорится о том, что реформа направлена на повышение эффективности НОАК в решении внешних задач национальной безопасности КНР, в том числе для обеспечения победы в локальной войне. Как отмечал Си Цзиньпин в одном из своих выступлений (за два с лишним года до объявления военной реформы — 11 марта 2013 г.), важнейшее требование к армии — это ее боеспособность и умение побеждать.

Объявлено, что реформа должна быть реализована к 2020 году. Вспомним, что еще в 2010 году в «Белой книге» по вопросам обороны КНР 2020 год назывался рубежом достижения «серьезного прогресса» в строительстве «информатизированных вооруженных сил»[2].

Очевидно, что одна из важнейших задач реформы — создание механизмов, минимизирующих коррупцию в вооруженных силах. На XVIII съезде ЦК КПК на высшем уровне проблема коррупции была отмечена как едва ли не крупнейшая угроза для КНР. Говорилось о том, что «неадекватное решение этой проблемы может нанести смертельный вред партии и даже погубить ее и страну»[3].

Реформа готовилась на протяжении по крайней мере семи лет, на последних этапах ее разработка осуществлялась при активном участии самого Си Цзиньпина.

Внутри руководства КПК, в высшем командном и политическом составе НОАК шли активные дебаты о том, каким путем должны развиваться в новых условиях вооруженные силы государства, сделавшего серьезнейшую заявку на роль второй сверхдержавы.

Сообщается о том, что было проведено 860 семинаров и форумов с участием военных и гражданских специалистов, опрошены около 700 частей различных видов НОАК, учтены мнения 900 командиров и командующих, штабных работников, политработников[4].

Китайские специалисты отмечают, что при подготовке военной реформы в КНР активно исследовался опыт США и недавний опыт реформирования Вооруженных сил России, а также детально оценивался собственный китайский опыт в этой сфере. В том числе была проделана масштабная и глубокая работа по изучению истории и теории войн и военного искусства, по сравнительному анализу систем политико-военного и военно-стратегического управления (руководства) различных стран и различных периодов истории. Китайскими специалистами переведено большое число исследований зарубежных военных и гражданских экспертов по этим вопросам, которые активно используются в отработке вопросов военной реформы тысячами генералов и офицеров, гражданскими работниками аппарата Военного совета ЦК КПК, других органов ЦК КПК.

Немаловажную роль в разработках китайских ученых и специалистов играет исследование феномена революции в военном деле во всех ее измерениях. В том числе большое внимание китайских военачальников и экспертов привлекли усилия руководства Минобороны США в 2014-2016 годах по концептуализации и реализации так называемой «третьей стратегии компенсации». (С высокой степенью вероятности можно ожидать, что реализация этой стратегии может еще больше снизить уровень стратегической стабильности[5].)

Один из центральных вопросов, который, по-видимому, стоял перед партийно-государственным руководством, когда рассматривался вопрос о глубине военной реформы (особенно о замене больших военных округов на объединенные командования), — каково должно быть соотношение возможностей вооруженных сил, с одной стороны, по обеспечению более эффективного использования военной силы во внешнеполитических интересах, а с другой — по сохранению роли НОАК в решении внутренних задач, особенно в условиях потенциальных внутриполитических кризисов.

Рефреном во многих выступлениях Си Цзиньпина, специалистов, военачальников звучит тема о непререкаемом руководстве Компартией вооруженными силами КНР. Так, выступая в Гуанчжоуском военном округе НОАК в декабре 2012 года, Си Цзиньпин заявил, что в строительстве национальной обороны и армии необходимо «постоянно вооружать наших офицеров и солдат теорией социализма с китайской спецификой», а также «воспитывать их в духе концепции основных ценностей современных революционных военных»[6]. В своем выступлении на пленарном заседании делегации НОАК, принимавшей участие в работе первой сессии 12-го созыва Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) 11 марта 2013 года, Си Цзиньпин заявил, что «необходимо без всякого колебания отстаивать основной принцип руководства армией со стороны партии» и «гарантировать абсолютную преданность, абсолютную чистоту и абсолютную надежность армии», а также чтобы «все ее действия подчинялись ЦК КПК и Военному совету КПК»[7].

Сразу же следует отметить, что утверждения о том, что именно Си Цзиньпин объявил НОАК армией партии, а не государства, вернувшись к тому, что заявлял Мао Цзэдун 85 лет назад, неверны[8]. Положение о том, что НОАК подчинена КПК, всегда присутствовало в политической жизни Китая. Об этом неоднократно заявляли различные китайские лидеры, в том числе такие предшественники Си Цзиньпина на посту генерального секретаря ЦК КПК и Председателя КНР, как Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао. И на практике это было так, за исключением, по-видимому, некоторых сравнительно локальных ситуаций в годы «культурной революции» и периода борьбы после нее между «леваками» и «прагматиками» в китайском руководстве.

Однако в условиях развития рыночной экономики в КНР, бурного роста числа и веса предпринимателей, достигшего огромных масштабов социального расслоения все острее встает вопрос о роли КПК с ее официальной идеологией Маркса — Ленина, Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина в жизни общества. Так что тема обеспечения решающей роли Компартии КНР в управлении силовыми структурами, и прежде всего НОАК, вооруженными силами в целом (с действительно китайской спецификой) в современных условиях весьма актуальна.

Несомненно, что выдвинутые Си Цзиньпином требования полного подчинения армии, вооруженных сил партии звучат болеерельефно и акцентированно, чем это было, например, у его предшественника Ху Цзиньтао. И деятельность нынешнего китайского руководства в этом отношении нельзя недооценивать.

В 2001 году Председатель КНР и генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь выдвинул стратегию развития оборонно-промышленного потенциала и модернизации вооруженных сил Китая в перспективе до середины XXI века. Как отмечалось в исследованиях Института Дальнего Востока Российской академии наук, эта программа включала три этапа: на первом этапе (до 2010 г.) предполагалось создание основ преобразований; на втором этапе (2010-2020 гг.) вооруженные силы Китая должны были бы стать сильнейшими в Азии; на третьем этапе (2020-2049 гг.) предполагалось завершить модернизацию и достичь передового уровня вооруженных сил развитых стран. Можно констатировать, что эта программа в целом выполняется — хотя упоминание о ней в выступлениях современных китайских руководителей по поводу нынешней военной реформы, по оценкам многих китаистов, отсутствует.

При этом ряд аналитиков отмечают, что на деле темпы реализации программы модернизации вооруженных сил КНР оказались по многим параметрам более высокими, чем это предполагалось в отмеченной ранее программе Цзян Цзэминя. В то же время различные эксперты говорят о том, что в НОАК имеется и немало сложных проблем. Они связаны с созданием действующих в реальном масштабе времени интегрированных систем боевого управления, связи, контроля, разведки, целеуказания, в обеспечении НОАК во всех ее сегментах кадрами достаточно высокого уровня, в отработке действительно объединенных действий на стратегическом, оперативном и тактическом уровнях и т. д.

До достижения более высокого уровня развития НОАК и китайской оборонной промышленности и науки китайское руководство настоятельно требовало в соответствии с заветами Дэн Сяопина конца 1980-х — начала 1990-х годов всячески ограничивать амбиции, «прятать в ножны свою гордость», «не зазнаваться» — в традициях стратагемности китайского мышления. В КНР неоднократно ставился вопрос о том, что раньше времени Китай не должен брать на себя бремя активной конфронтации с США, соперничать с Соединенными Штатами в военной мощи по всему спектру, не повторять ошибок Советского Союза.

В последние годы неоднократно возникал вопрос о том, не отходит ли уже китайское руководство от принципов умеренности, осторожности, стимулируемое в том числе и поведением самих США, активизировавших свою политику «сдерживания КНР», объявивших разворот (pivot) в АТР, который, как считают многие в Пекине, носит прежде всего антикитайский характер.

Возвышение же Китая происходит гораздо быстрее, чем это представлялось многим западным и российским исследователям в предыдущие годы. Признание этого факта нашло свое отражение и в ряде оценок американских государственных органов9.

Один из ключевых вопросов будущего мировой политики (в том числе в ее политико-военной и военно-стратегической сферах) — это вопрос о том, будут ли во взаимоотношениях США и КНР иметь место острые столкновения с кризисной ситуацией, подобные той, что сложилась у другой пары сверхдержав — СССР и США, например, в ходе Карибского кризиса в октябре 1962 года. Говоря о перспективах американо-китайских отношений, один из классиков современной политологии профессор Гарвардского университета Г.Аллисон обращается к замечаниям древнегреческого историка Фукидида относительно истинных причин Пелопоннесской войны, в которой столкнулись два претендента на гегемонию в Греции — Спарта и Афины. Аллисон предостерегает США от того, чтобы они не попали в «ловушку Фукидида», развернув военное противостояние с КНР как молодой, увеличивающей свою мощь сверхдержавой[10]. Фукидид писал: «Истинным поводом к войне (хотя и самым скрытым), по моему убеждению, был страх лакедемонян [спартанцев] перед растущим могуществом Афин, что и вынудило их [Спарту] воевать»[11].

Модернизация НОАК осуществлялась и осуществляется на фоне значительного сокращения ее численности. Известно, что и нынешняя военная реформа будет сопровождаться сокращением численности НОАК на 300 тыс. человек. Си Цзиньпин объявил об этом еще 3 сентября 2015 года.

Отмечается, что предстоит значительное сокращение административного персонала, доли некомбатантов. Но сокращение может коснуться и ряда соединений и частей сухопутных войск.

Процесс сокращения общей численности HOAK был начат еще в 1985 году. Тогда ее численность составляла 4,5 млн. человек. В основном сокращению подверглись сухопутные войска, часть из которых передавалась в состав Народной вооруженной полиции (НВП). К 1991 году численность НОАК составляла немногим более 3 млн. человек. Сокращения численности НОАК, в первую очередь за счет сухопутных войск, продолжились и далее. К 2012 году ее численность уменьшилась до 2,285 миллиона, в частности сухопутных войск — с 2,3 млн. человек до 1,6 миллиона[12]. По ряду оценок, значительная часть военнослужащих НОАК (в том числе целыми частями и соединениями) была передана в Народную вооруженную полицию, группировки которой прежде всего были усилены в Синцзян-Уйгурском автономном районе и Тибете. Нельзя исключать того, что при нынешних сокращениях численности НОАК произойдет то же самое.

Ху Цзиньтао в своем выступлении на XVIII съезде КПК в ноябре 2012 года заявил о военно-стратегическом курсе на активную оборону нового периода. Он сказал: «Необходимо в соответствии с новыми требованиями стратегии государственного развития и государственной безопасности и с упором на полное выполнение исторической миссии армии в новом веке на новом этапе проводить в жизнь военно-стратегический курс на активную оборону нового периода, усиливать военно-стратегическое ориентирование, шагая в ногу со временем»[13]. Завершая свое пребывание на посту высшего руководителя КНР, этот деятель заявил, что необходимо уделять «повышенное внимание безопасности морского, космического и сетевого пространства, активно планируя использование военных сил в мирный период, непрерывно расширяя и углубляя подготовку к военной борьбе, повышая свои возможности в выполнении разного рода военных задач»[14].

Значительная часть усилий по развитию НОАК приходится на военно-морские силы. Еще в конце 1980-х годов в КНР была разработана Концепция «активной обороны в ближних морях». В соответствии с ней ВМС НОАК должны были приобрести способность обеспечить на определенное время господство в прилегающих к Китаю морях применительно к так называемой первой цепи островов с последующим поэтапным продвижением ко второй цепи островов. В более отдаленной перспективе рассматривалась возможность строительства океанского флота[15]. Только в последние семь-восемь лет у КНР появились возможности по реализации этой концепции. При этом господство на морях внутри первой цепи островов считается необходимым условием для решения проблемы Тайваня. Для этого и предназначаются авианесущие корабли.

Важнейшей задачей в Пекине считается обеспечение китайского суверенитета применительно к спорным островам и акваториям в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях. Перед ВМС НОАК встает и вопрос об обеспечении важнейших морских коммуникаций Китая, проходящих через Индийский океан и Южно-Китайское море. Все более важной функцией флота КНР становится «демонстрация флага». В целом это соответствует долговременной тенденции усиления позиций КНР в Азиатско-Тихоокеанском регионе[16].

Уже на протяжении целого ряда лет усиление военно-морской активности КНР рассматривается в США как вызов американскому господству на море, являющемуся одним из краеугольных камней политико-военной стратегии Соединенных Штатов[17].

Со времени проведения XVIII съезда Компартии Китая прошло четыре года. Можно констатировать, что за этот сравнительно короткий промежуток времени, уже в условиях нахождения у власти Си Цзиньпина, сделано немало, в том числе в техническом оснащении НОАК.

Военная реформа 2015 года закрепляет в организационном, управленческом плане усилия руководства КПК и КНР на создание возможностей вести «активную оборону», причем «нового периода», в значительно больших масштабах и с рядом акцентов, которые ранее отсутствовали.

Необходимо отметить, что вооруженные силы в Китае в новейшей истории играли часто весьма важную роль во внутренней политике страны, превосходящую то, что было свойственно многим другим странам[18]. По китайским меркам исторические события, характеризующие особую роль военных в жизни КНР, происходили сравнительно недавно[19]. Уроки этих событий учитываются, безусловно, нынешними партийно-государственными руководителями КНР, делающими акцент на абсолютное руководство вооруженными силами со стороны Компартии Китая в такой тональности, которая не допускает никакой самостоятельной роли армии.

Оценивая нынешнюю реформу, следует сразу же отметить, что главная роль в управлении вооруженными силами Китая (в томчисле в обеспечении политического контроля над ними) остается в руках партийного органа — Военного совета Центрального комитета КПК и его государственного аналога в лице Центрального военного совета.

Председателя, заместителей председателя и членов ВС ЦК КПК избирают на Пленуме ЦК КПК наряду с избранием на Пленуме членов Политбюро ЦК КПК, Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, генерального секретаря ЦК КПК, членов Секретариата ЦК КПК. На сессии ВСНП и заседаниях Постоянного комитета ВСНП избирают председателя ЦВС КНР, его заместителей и членов ЦВС КНР.

С конца 1920-х годов, со времени создания Красной армии Китая, в вооруженных силах КНР отсутствовало единоначалие. На уровне округов, армий, корпусов, дивизий и ниже, вплоть до роты, все приказы отдавались за подписью двух лиц — командующего (или командира) и комиссара. Единоначалие имелось лишь в низших тактических звеньях — во взводе и отделении. В каждой роте, как это было заведено еще Мао Цзэдуном в 1930-х годах, имеется партийная ячейка КПК. Практически все рядовые НОАК — члены китайского Коммунистического союза молодежи (комсомола), что достигается соответствующей системой отбора призывников. Такой отбор возможен благодаря тому, что ежегодный призывной контингент КНР составляет, по некоторым оценкам, 25-26 млн. человек, что более чем на порядок превышает потребности НОАК и Народной вооруженной полиции Министерства общественной безопасности КНР.

Эта роль комиссаров, политработников была заимствована Красной армией Китая из советской Красной армии, где соответствующий институт возник в годы Гражданской войны в России и неоднократно претерпевал изменения.

О важности ЦВС, его особой роли в системе партийно-государственного управления в КНР говорит тот факт, что в свое время Дэн Сяопин, уйдя со всех постов в высшем руководстве Китая, оставил за собой лишь посты председателя Военного совета ЦК КПК и председателя ЦВС КНР. Находясь на этих постах, Дэн был способен контролировать действия Председателя КНР — генерального секретаря ЦК КПК (Цзян Цзэминя) и в случае необходимости серьезно корректировать его действия (вплоть, по-видимому, до отстранения от власти).

Многое говорит о том, что ЦВС — это орган высшего не только военного, но и общегосударственного управления, особенно на чрезвычайный период, в условиях повышенной угрозы внутриполитической стабильности в КНР. По ряду оценок, ЦВС сложился как своего рода запасной орган высшей власти в стране в случае разного рода кризисных ситуаций, в которых эффективная в бескризисной ситуации система власти уже не срабатывает. Такая роль ЦВС (и больших военных округов, о которых речь пойдет далее), возможно, отражала опасения руководства Китая какого-то периода развития КНР в новейших условиях относительно того, что КПК в кризисных условиях может утратить де-факто роль ведущей силы в стране. На подобные предложения мог указывать глубоко проработанный в Китае после распада СССР опыт развития политической системы Советского Союза в последние годы его существования.

В соответствии с Законом об обороне 1997 года, ЦВС подчинена Народная вооруженная полиция КНР (эквивалент российских внутренних войск Министерства внутренних дел РФ, трансформированных недавно в войска национальной гвардии России, автономную организацию, подчиняющуюся непосредственно Президенту РФ), а также войска народного ополчения. Эти формирования находятся под началом непосредственно председателя ЦВС, а де-факто — его заместителя по ЦВС. Вместе с НОАК КНР НВП и войска народного ополчения в соответствии с этим законом образуют вооруженные силы КНР[20].

Членами ЦВС КНР (и ВС ЦК КПК) долгое время оставалось ограниченное число лиц. Помимо самого председателя, это заместитель председателя ЦВС (иногда два заместителя), министр обороны КНР, начальник Главного политуправления НОАК, начальник Генерального штаба НОАК, начальник вооружений НОАК и начальник тыла НОАК, главкомы ВВС и ВМС НОАК. В некоторые периоды в состав ЦВС входили также и заместители начальника Главного политического управления. Как правило, несколько человек из состава ЦВС были членами Политбюро ЦК КПК, остальные — членами ЦК КПК. Все они имели высшее воинское звание в КНР — генерал-полковник (трехзвездный генерал). В результате нынешней реформы состав ЦВС (и Военного совета ЦК КПК) будет, вероятно, несколько иным.

В большинстве случаев министр обороны в китайской системе стратегического управления не обладал (и не обладает) полномочиями, аналогичными тем, которые есть у руководителей ведомств многих других стран (в том числе России и США). Будучи обычно членом Госсовета КНР, министр обороны, как правило, прежде всего выполняет представительские функции на международной арене(исключением в этом отношении был, по-видимому, генерал-полковник Цао Ганчюань, входивший в состав Политбюро ЦК КПК и известный, в частности, своими достижениями в военно-техническом оснащении НОАК).

Одним из важнейших звеньев стратегического управления в КНР до реформы 2015 года были большие военные округа, подчинявшиеся руководству ЦВС КНР. Несмотря на явное доминирование сухопутных войск в НОАК КНР, в структуре управления Главное командование сухопутных войск отсутствовало — подобно тому, как оно отсутствовало в структуре органов стратегического управления СССР в ходе Великой Отечественной войны.

До реформы 2015-2016 годов в КНР существовало семь больших военных округов: Шэньянский, Пекинский, Ланьчжоуский, Цзинаньский, Нанкинский, Гуанчжоуский и Чэндуский. Они имели в своем подчинении некоторое число общевойсковых армий, соединения и части различных родов и видов вооруженных сил (в том числе ВВС), части тылового обеспечения, а также командования провинциальных уровней, большинство из которых было создано на основе командований старых малых военных округов — провинциальных, или командований отдельных гарнизонов.

Командующие и политические комиссары больших военных округов, каждый из которых имел зоной своей ответственности сразу несколько провинций, являлись весьма важным элементом обеспечения политической власти из центра — Пекина. Сами они находились под контролем со стороны Главного политического управления НОАК, подчиняющегося непосредственно председателю ЦВС КНР. В случае кризисной ситуации внутри страны командующие и политкомиссары больших военных округов обладали большими возможностями по установлению чрезвычайного контроля над теми провинциями, которые находились на территории этих округов.

Такая возможность была связана с историческим опытом угрозы утраты централизованного контроля над теми или иными провинциями Китая в случае потрясений в Поднебесной.

Функции Главного политуправления НОАК были значительно шире, чем у Главного политического управления (Главпура) Советской армии и Военно-морского флота СССР. Помимо подразделений, занимавшихся собственно «политработой» — пропагандой и агитацией, обеспечивавших «классическую» деятельность политкомиссаров, в подчинении Главпура НОАК находились кадровыеорганы, которые в Вооруженных силах СССР были вне системы Главпура, а также внутренняя служба безопасности НОАК (в том числе военной контрразведки). Этот орган представлял собой аналог особых отделов в Красной армии и Вооруженных силах СССР, которые на протяжении большей части истории Советского Союза являлись частью не Вооруженных сил СССР, а сменявших друг друга спецслужб — ВЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ (только в 19411945 гг., в годы Великой Отечественной войны, военная контрразведка (Смерш) входила в систему военного ведомства — Народного комиссариата обороны, который в то время возглавлял Сталин).

Генеральный штаб НОАК обладал развитой структурой, в чем-то соответствовавшей структуре Генштаба Вооруженных сил СССР. Ядром Генштаба НОАК всегда было оперативное управление — аналог Главного оперативного управления (ГОУ) Генштаба Вооруженных сил СССР и РФ. В составе китайского Генштаба было несколько подразделений, занимавшихся разными видами разведки. В числе прерогатив этого органа ЦВС были и ряд вопросов, связанных с мобилизационной подготовкой ВС; решение же вопросов по оргштатным структурам ВС ГШ НОАК было свойственно в меньшей мере, чем Генштабу ВС СССР или Генштабу ВС РФ.

Ни Министерство госбезопасности (МГБ) КНР, в ведении которого находятся органы контрразведки, ни Министерство общественной безопасности Китая, у которого имеются органы, аналогичные Пятому управлению КГБ (боровшемуся против «идеологических диверсий»), не имели полномочий вмешиваться в вопросы обеспечения безопасности внутри НОАК. Ее вопросы всегда были полностью в компетенции самой системы ЦВС КНР через соответствующую, упомянутую выше, службу Главного политического управления НОАК. Многие специалисты отмечали, что эта служба безопасности ведала и уголовными делами в НОАК.

Наличие в подчинении Главпура НОАК органов безопасности (независимых от МГБ КНР и Министерства общественной безопасности), а также кадровых органов делали китайское Главное политическое управление — на случай возможных потрясений в Поднебесной — значительно более устойчивой организацией, нежели Главпур Советской армии и Военно-морского флота, не обладавшее такими структурами и полномочиями. Отсутствие контроля над НОАК со стороны МГБ КНР значительно отличало (и отличает) систему взаимоотношений между органами госбезопасности и вооруженными силами КНР от той системы, которая существовала в СССР.

Присутствие собственной службы безопасности внутри НОАК, безусловно, подчеркивало особый статус военных в китайской системе власти, в китайском обществе (с учетом обозначенного выше отсутствия единоначалия в НОАК, большего веса политработников, нежели это было в ВС СССР после восстановления в них единоначалия в 1942 г.).

Можно считать справедливыми утверждения тех китайских специалистов, которые считали, что Главное политическое управление НОАК до реформы превосходило по своему весу в системе ЦВС КНР Генштаб НОАК.

Нельзя не отметить, что еще до реформы 2015 года предпринимались усилия по превращению больших военных округов в подобие объединенных командований, а Генштаба — в эффективный центр планирования межвидовых операций. Для этого на протяжении ряда лет в качестве заместителя начальника Генштаба НОАК назначались адмиралы от ВМС НОАК и генералы от ВВС НОАК. Но в конечном итоге было признано, что без радикального изменения структуры управления НОАК желательный результат по обеспечению реальной боевой эффективности достигнут не будет.

Справедливо отмечается, что изменения в организации НОАК происходят сразу на трех уровнях — на национальном, на уровне театра (потенциальных военных действий) и на уровне видов вооруженных сил[21].

Со стороны партийно-государственного руководства КНР не раз звучал тезис о том, что в управлении вооруженными силами должны быть использованы современные управленческие технологии.

Бывшие четыре главных управления, а именно: Генеральный штаб, Главное политическое управление, Главное управление тыла и Главное управление вооружений преобразованы в 15 структур, ряд из которых ранее входили в состав описанных выше главных управлений. Создаются новые управления ЦВС: Объединенный штаб, Управление политической работы, Управление тылового обеспечения, Управление разработки вооружений, Управление боевой подготовки и управления войсками, Управление оборонной мобилизации. Также в числе этих структур работают следующие комиссии: Комиссия по проверке дисциплины ЦВС и Политико-юридическая комиссия ЦВС.

Кроме этого, в числе органов ЦВС появились такие структуры, как Комитет по науке и технике ЦВС, Канцелярия ЦВС по стратегическому планированию, Канцелярия ЦВС по реформам и организационно-штатной структуре, Канцелярия ЦВС по международному военному сотрудничеству, Аудиторское управление ЦВС, Главное управление делами ЦВС.

Управление политической работы ЦВС призвано заниматься вопросами партийного строительства в вооруженных силах, политическим воспитанием личного состава НОАК, решением задач обеспечения в НОАК абсолютного руководства партией и управлением военными людскими ресурсами, в том числе посредством развития партийного строительства, обеспечения деятельности политкомиссаров. Последнее предполагает, по-видимому, сохранение в этом управлении функции старого Главного управления НОАК по ведению кадровой работы (за исключением кадров генеральского уровня).

Объединенный штаб (ОШ) в максимальной мере освобожден от административных и хозяйственных функций, которые были у Генштаба НОАК. Объединенному штабу больше не подчиняются ряд учебных заведений. Полностью из ОШ выводятся мобилизационные вопросы, а также те функции по тыловому обеспечению НОАК, которые имелись у старого Генштаба (наряду с Главным управлением тыла НОАК).

Задача ОШ — оперативно-стратегическое планирование и объединенное управление войсками. Одна из важнейших задач ОШ, как подчеркивают китайские специалисты, — изучать будущие войны и как в них победить.

Главным органом Объединенного штаба, как и Генштаба НОАК, будет оперативное управление — в определенной мере аналог Главного оперативного управления Генштаба ВС СССР/РФ. По ряду сведений, в ОШ сохранится и большая часть прерогатив (и структур) по ведению стратегической разведки. Одна из важнейших задач ОШ ЦВС КНР — осуществление на межвидовой основе оперативной подготовки (которая часто сильно пересекается с боевой подготовкой). Можно предположить с высокой степенью вероятности, что ОШ НОАК будет сочетать в себе ряд черт и российского Генштаба, и Объединенного комитета начальников штабов (ОКНШ) вооруженных сил США, а точнее — его Объединенного штаба (Joint Staff).

Вряд ли китайский ОШ будет трансформироваться в подобие американского Объединенного штаба (относительно которого в законе Голдуотера — Николса 1986 г. однозначно сказано, что американский орган не будет функционировать и не будет обладать полномочиями исполнительного органа как общего для всех вооруженных сил Генерального штаба)[22].

Можно считать, что Управление разработки вооружений ЦВС является прямым наследником Главного управления вооружений НОАК.

То же можно сказать об Управлении тылового обеспечения ЦВС как преемнике Главного управления тыла НОАК. Известно, что у Управления тылового обеспечения будет отсутствовать функция финансового контроля, которая имелась у его предшественника.

Управление оборонной мобилизации будет заниматься вопросами мобилизационной подготовки и создания резервов для НОАК. Оно будет, по-видимому, руководить и управлять провинциальными военными округами, которые, судя по всему, уже не будут подчиняться объединенным межвидовым командованиям на театрах.

Китайские специалисты подчеркивают, что в современных условиях мобилизационная работа — это стратегическая работа, которая должна быть предметом забот высшего руководства страны.

Касаясь Комиссии по проверке дисциплины ЦВС, надо отметить, что ранее подобный орган входил в Главное политуправление; его возглавлял заместитель начальника Главного политуправления. Теперь это самостоятельный орган, подчиненный ЦВС[23].

Управление боевой подготовки и управления войсками по определению призвано обеспечивать организацию боевой подготовки в войсках. Судя по некоторым сведениям, в этом плане у данного управления есть полномочия и в отношении военно-учебных заведений.

Политико-юридическая комиссия ЦВС призвана обеспечить наведение в НОАК жесткого порядка. Данная комиссия займется раскрытием уголовных преступлений в НОАК и их профилактикой. Вместе с тем подчеркивается, что это должно осуществляться на основе законов. Видный российский китаист В.Б.Кашин отмечает, что «политико-правовая комиссия ЦВС станет руководить военной прокуратурой, судами. В ведении этого органа ЦВС будет, по-видимому, находиться и основная армейская правоохранительная структура — Служба безопасности бывшего Главного политуправления» НОАК[24]. По другим сведениям, эта служба остается в политуправлении НОАК.

Канцелярию ЦВС по реформам и организационно-штатной структуре нацелят на совершенствование структуры НОАК в соответствии с задачами проведения объединенных высокоинтегрированных межвидовых операций. В ее рамках будет вестись работа по подготовке организационно-штатных расписаний объединений, соединений и частей в целях обеспечения высокого уровня интеграции, «объединенности», в соответствии с требованиями современной науки об управлении.

Образование Комитета по науке и технике ЦВС китайские должностные лица связывают с требованиями по усилению инновационности в оснащении НОАК вооружениями, военной и специальной техникой. Отмечается важность «интегрированного развития» военной и гражданской науки и техники. Известно, что в КНР проявляли большой интерес к деятельности американской DARPA, занимающейся перспективными исследованиями и разработками. Возможно, что этот комитет ЦВС будет в том числе выполнять функции, аналогичные функциям DARPA.

Вместо семи больших военных округов созданы Восточное, Южное, Западное, Северное, Центральное межвидовые объединенные командования (ОК), охватывающие интегрированные боевые зоны. Штаб Восточного ОК находится в г. Нанкине, Южного — в г. Гуанчжоу, Западного — в г. Чэнду, Северного — в г. Шэньяне, Центрального — в г. Пекине. Как уже отмечалось выше, этим командованиям не подчинены провинциальные военные округа, роль которых видоизменяется. Создание объединенных командований вместо семи больших военных округов отнюдь не означает, что эти командования (сочетающие межвидовой и в то же время территориальный характер) будут лишены внутриполитических функций, которыми применительно к острой кризисной ситуации в стране обладали большие военные округа, их командующие и политические комиссары. Этот вопрос еще, несомненно, нуждается в прояснении.

В зоне Западного объединенного командования, по-видимому, сосредоточены наиболее крупные силы Народной вооруженной полиции, которая, как уже отмечалось выше, входит в состав Вооруженных сил КНР и имеет двойное подчинение — ЦВС КНР и Министерству общественной безопасности, что связано с задачами обеспечения внутренней безопасности в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) и в Тибете.

С конца 1980-х годов произошло смещение акцентов в дислокации сил и средств НОАК по территории КНР. По мере изменения внешнеполитической обстановки отмечается значительное сокращение группировок на северном направлении (в соответствии с духом российско-китайского Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве 2001 г. и рядом других российско-китайских соглашений). Одновременно происходило наращивание возможностей НОАК на восточном и южном направлениях.

Далеко не все специалисты обратили внимание на то, что наряду с объединенными межвидовыми территориальными командованиями в НОАК образовано еще функциональное командование — сил стратегической поддержки (обеспечения). Судя по имеющимся сведениям, оно также ведает проведением операций в киберпространстве, радиоэлектронной борьбой и действиями сил специальных операций.

Виды вооруженных сил в соответствии с реформой 2015 года отвечают только за строительство, обучение, развитие, они лишены теперь функции оперативного руководства, применения вооруженных сил — боевого и небоевого, на военное время все оперативное управление — в руках ОШ и межвидовых командований на театрах. Наряду с руководящими структурами для ВМС и ВВС НОАК образована структура по управлению Сухопутными войсками НОАК, которая ранее в системе стратегического управления отсутствовала: сухопутные войска (СВ) управлялись непосредственно из Генштаба НОАК. (В СВ будут, видимо, и дивизии, и бригады — с учетом опыта реформы в РФ, когда сначала дивизии были полностью упразднены, а затем частично начали восстанавливаться. Уже на протяжении 10-15 лет в НОАК действует тенденция к сокращению числа дивизий и увеличению числа бригад[25].)

Еще одним видом в НОАК стали ракетные войска, создаваемые на базе так называемого 2-го артиллерийского корпуса. (В официальном издании Государственного совета КНР (на русском языке) о задачах этой структуры НОАК говорилось следующее: «2-й артиллерийский корпус (стратегические ракетные войска) представляет собой ключевые силы стратегического устрашения. Главные задачи корпуса: сдержать применение другими странами ядерного оружия в отношении Китая, нанести в случае необходимости ответный ядерный удар и с точностью поражать цели с помощью обычных баллистических ракет»[26].) Их не стали именовать «ракетными войсками стратегического назначения» по аналогии с видами вооруженных сил (позднее — родами войск) в ВС СССР/России.

У Китая помимо наземного компонента стратегических ядерных сил имеется и сравнительно небольшая (на данном этапе) морская составляющая в лице атомных подводных лодок с ракетами «Цзюйлан-1» и «Цзюйлан-2» (с базированием на о. Хайнань) [27].

Реализуемая в КНР военная реформа связана с новым характером задач, поставленных перед НОАК партийно-государственным руководством КНР. Она отражает значительно более высокий уровень экономического и научно-технического развития КНР. Эта реформа является частью огромных усилий руководства КНР по борьбе с коррупцией, которая может угрожать не только экономическому благополучию страны, но и политической стабильности в КНР (и даже в целом политической системе).

Несомненно сохранение, а может быть даже и усиление, политического и идеологического контроля над вооруженными силами со стороны компартии, ее высших органов власти, начиная с генерального секретаря ЦК КПК и Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК. Со стороны высшего руководства КНР налицо значительное усиление внимания к НОАК.

Есть все основания говорить о том, что роль Военного совета ЦК КПК и Центрального военного совета КНР в управлении китайскими вооруженными силами в результате военной реформы в Китае стала еще более значительной.

Реформа системы стратегического управления и изменение организационно-штатных структур китайских вооруженных сил вплоть до тактического звена создадут огромные возможности для обновления командного и политического состава НОАК как с точки зрения повышения степени его адекватности современным профессиональным военным задачам, стоящим перед вооруженными силами, так и в плане обеспечения его лояльности государственно-политической системе в КНР, руководству КПК.

В результате реформы произошло рассредоточение полномочий между структурными компонентами ЦВС, призванное обеспечить более развитую систему сдержек и противовесов в этой области, специфическую для китайской системы. Нельзя не отметить, что при этом значительно усложняется задача управления таким числом органов ЦВС (при их увеличении более чем в три раза). По-видимому, это будет означать усиление роли заместителя (заместителей) председателя Центрального военного совета. Ясно, что потребуется немало времени и усилий, чтобы эта новая система заработала достаточно эффективно.

1.               Си Цзиньпин. Для того чтобы сбылась «китайская мечта», необходимо следовать по китайскому пути // Синьхуа. 17.03.2013 // http://russian.people.com.cn/31521/8176942html (дата обращения: 15.05.2016).

2.               Кашин В. Эволюция китайской военной политики // Экспорт вооружений. 2012. №10. С. 6.

3.               Буров В.Г. XVIII съезд КПК и стратегия развития Китая // Новая и новейшая история. 2013. №3. С. 35.

4.               China Announces Important Military Reforms Guidelines: Implications — Analysis // Eurasia Review. 2015. Dec. // Eurasiareview.com (дата обращения: 05.06.2016).

5.               Панкова Л.В. Стратегическая стабильность: новая американская «стратегия компенсации» // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. 2015. №3. С. 115-140.

6.               Си Цзиньпин. О государственном управлении. Пекин: Издательство литературы на иностранных языках, 2014. С. 299.

7.               Там же. С. 303.

8.               Xi’s New Model Army // The Economist. 2016. Jan. 16 // economist.com (дата обращения: 15.04.2016).

9.               Кокошин А.А. К прогнозированию отношений КНР и США // Проблемы прогнозирования. 2014. №6. С. 71.

10.            Allison Graham T. Avoiding Thucydides’s Trap // The Financial Times. 2012. August 22 // http://belfercenter.ksg.harvard.edu/publication/22265/avoiding_thiucydidess_trap

11.            Фукидид. История. Ленинград: Наука, 1981. С. 14.

12.            КашинВ. Эволюция… Соч. С. 7.

13.            Доклад Генерального секретаря ЦК КПК Ху Цзиньтао на XVIII съезде ЦК КПК // Жень- минь жибао онлайн. 19.11.2012 // http://rusian/people.com.en/31521_/8023_RRL.html (дата обращения: 15.12.2012).

14.            Там же.

15.            КашинВ. Эволюция… соч. С. 7.

16.            Андрианов В.П. Укрепление позиций Китая в АТР: потенциал и пределы // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. 2012. №3. С. 49-71.

17.            Тебин П.Ю. Проблема обеспечения господства на море в современной военно-морской стратегии США // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. 2011. №1. С. 163-172.

18.            Кокошин А.А. Стратегическое управление. Теория, исторический опыт, сравнительный анализ, задачи для России. М.: РОССПЭН, 2003. С. 455-458.

19.            ГКиссинджер в своей недавней работе по Китаю обоснованно писал: «Одной особенностью культуры, часто приводимой китайскими руководителями в качестве примера, являлось их восприятие исторической перспективы — способность, а на деле необходимость, думать о времени в категориях, отличных от применяемых на Западе» // Киссинджер Г. О Китае. М.: Астрель, 2012. С. 271.

20.            КокошинА.А. Стратегическое управление… С. 279-292.

21.            Garafola Cristina L. Will the PLA Reforms Succeed? // The RAND Corporation. April 2016 // www.rand.org (дата обращения: 10.06.2016).

22.            Goldwater — Nichols Department of Defense Reorganization Act of 1986. 99th Congress, 2nd Session. House of Representatives, Report 99-825. Washington, D.C.: GPO, 1986. P. 20. 23Кашин В.Б. Реформа органов управления китайскими вооруженными силами // Проблемы Дальнего Востока. 2016. №2. С. 38.

23.            Там же. С. 39.

24.            Каменнов П.Б. Военная политика // Китайская Народная Республика. К 60-летию КНР. М.: ИДВ «Форум», 2009. С. 275.

25.            Разносторонняя деятельность вооруженных сил Китая. Пресс-канцелярия Госсовета КНР.

Пекин: Издательство литературы на иностранных языках, 2013. Апрель. С. 14.

27Крашенинникова Л.С. Влияние китайской стратегической культуры на ядерную политику КНР // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. Т. 7. №3. 2015. С. 142-168.

Источник: Международная жизнь