Что такое эффективность научного руководства

Исследование проблемы научной эффективности должно предполагать ее разрешимость, включающую как теоретическое обоснование, так и основанные на нем практические действия. Конечно, было бы слишком большой претензией утверждать, что этот текст сможет определить все необходимые условия, а также описать детали пути к цели. Однако исследование следовало бы признать не только не результативным, но и бессмысленным, если бы в нем не был бы намечен такой путь, по крайней мере в контексте определенного истолкования самой проблемы и той концептуальной базы, которая выбирается для ее интерпретации. Обосновывая осмысленность предприятия, мы опишем кратко ряд шагов, которые необходимо сделать для его осуществления. О результативности же следует судить читателю, причем в первую очередь тому, кто решается на конкретные практические действия в этой области. Следует отметить, что за рамками данного пути остаются те теоретические разработки и практики, которые строятся на основании отсутствия проблемы, или, точнее на ее забвении, не принятии во внимание. В такой ситуации научная эффективность представляет собой двоякую задачу: для ученых — ее достижения, для научных менеджеров — ее измерения и стимулирования. Все это остается за рамками не в силу незначительности, а лишь потому, что может быть понято в своей конструктивности только в контексте разрешаемой проблемы.

В самом общем виде исследуемую проблему можно понять как противоречие между внешним требованием эффективности, предъявляемым к науке, и автономией как существенной характеристикой научной деятельности². Указанное противоречие выражается в так называемом кризисе институциональных взаимодействий или конфликте интересов сообщества ученых и иных социальных субъектов в поле науки. Среди таких субъектов особая роль принадлежит тем, кто осуществляет управление, обладая властным ресурсом принятия решений относительно научной деятельности, оказываясь проводниками внешнего требования эффективности, закрепляя своими действиями status quo академического капитализма и гетерономии. Проблему, таким образом, следует рассматривать как препятствие развития науки, основанное на отсутствии конструктивного взаимодействия всех общественных сил относительно эффективности научных исследований, а ее решение связывать с восстановлением взаимодействия или созданием условий для него.

Как удержать проблему или О предрассудке поспешности

Прежде всего следует подчеркнуть, что проблема не будет решаться, пока требование эффективности и сопровождающие его процедуры оценки будут истолковываться как внешние по отношению к научной деятельности, а гетерономия — абстрактно противопоставляться автономии. Осознание проблемы — понимание того, что автономия и эффективность в равной степени оказываются характеристиками научной деятельности, — должно сопровождаться стремлением удержать ее и разрешить. Однако не всегда действительно проблематичным оказывается то, что попадает в поле дескрипции или объяснения под таким именем. Это отчасти оправданно, ведь удержание проблемы и даже осознание ее существа — конфликта в основании собственной деятельности — требует особой решимости и искренности. О такой решимости пишет Декарт в начале «Второго размышления», когда признается в готовности идти до конца в поиске необходимых условий очевидности, хотя для этого приходится поставить под вопрос то, что вселяло ранее уверенность и позволяло действовать³. Оба стремления — найти основания для мышления и практик, а также подвергнуть сомнению имеющийся фундамент знаний — на первый взгляд противоречат друг другу и потому провоцируют к поспешности, связанной с предпочтением одного или другого в качестве собственного и, соответственно, пренебрежением вторым. Данное предпочтение создает лишь видимость разрешения проблемы, но на самом деле приводит к тому, что она пропадает из поля зрения. В случае Декарта можно было пренебречь поиском очевидности, поспешив погрузиться в пучины скептицизма, не дойдя до понимания жеста сомнения как достоверного модуса собственного мышления. Или поспешить остановиться на промежуточной предпосылке рассуждения, предъявив ясность и отчетливость математических начал или напомнив раньше времени себе и читателю: все же Бог не обманщик. Тогда предложенное Декартом основание науки не было бы предельно достоверным, тем, за которое можно отвечать, будучи его субъектом.

Проблематизация оснований мышления в «Размышлениях» Декарта может служить конструктивной метафорой первого шага на пути решения проблемы эффективности научных исследований, которую мы определили как существенное противоречие между требованиями автономии и эффективности научной деятельности. В такой ситуации важно увидеть и удержать оба требования в их единстве и почти неразличимости, не пренебречь ни первым — как устаревшим и не отвечающим вызовам современности, ни вторым — как внешним, несущественным, лишь методическим, не имеющим отношения к содержанию и развитию науки. Именно это удержание проблемы не дает успокоиться на ее неокончательных решениях.

Практики научного сообщества, отвергающего рациональность эффективности, или, напротив, научного менеджмента, пренебрегающего автономией в погоне за результативностью науки, демонстрируют отчасти оправданное, но ограниченное поспешное решение проблемы, предполагающее выбор «позиции эффективности» либо «позиции автономии». В современной исследовательской литературе есть немало примеров обоснования такого выбора. С одной стороны, это демонстрация преимуществ академического капитализма и коммерциализации образования, когда условия конкуренции между университетами и между профессорами способствуют борьбе за собственную исследовательскую и преподавательскую идентичность⁴. Или же доказательство того, что научное сообщество в своей защите автономии оказывается верным утопическим ценностям прошлого и проигрывает, не желая выбирать будущее⁵. С другой стороны, это защита автономии, опирающаяся на подчеркивание негативного влияния требования эффективности, связанного по преимуществу с использованием количественных показателей ее оценки⁶.

Убеждение, которое все же в большей или меньшей степени разделяют представители научного сообщества, не только критикующие существующие системы оценки эффективности, но и предлагающие их усовершенствования, состоит в том, что без учета общественного воздействия и многообразных социальных связей понимание научной деятельности не будет полным. Наука, очевидно, не существует в башне из слоновой кости, а ее автономию не следует мыслить как отдельность и самодостаточность. Удержание проблемы должно сопровождаться обнаружением теоретического и исторического основания данного убеждения, то есть представлением необходимой взаимосвязи таких характеристик научной деятельности, как эффективность и автономия. Существенным при этом оказывается изменение в интерпретации термина «эффективность»: отказ от узкого понимания, связанного с экономическим смыслом разницы между доходом и вкладом в пользу широкого, включающего способность и актуальность воздействия научной деятельности на саму себя и на иные общественные и культурные практики современности.

Исторический анализ употребления концепта эффективности, в том числе в контексте дискуссий об общественном значении науки и образования, показывает, что его узкий экономический смысл возникает только к началу XX века. До этого эффективность была тождественна результативности, причем понималась часто не в утилитарном смысле конкретной пользы, но как альтернатива замкнутости и самодостаточности. С таким широким смыслом требования эффективности была связана, в частности, критика средневековых университетов и идея возникновения новых научных и образовательных учреждений в XVIII — начале XIX века. В эпоху становления немецкого классического университета эффективность отнюдь не противостояла новому пониманию автономии — следованию всеобщему интересу, но дополняла его⁷.

Теоретически включение эффективности в самоопределение науки, может быть продемонстрировано на нескольких уровнях. Первый следует назвать внутринаучным. Здесь воздействие на другого трактуется как условие первоначального признания идей, приобретающих в конкретном сообществе ученых статус распределенного и в пределе объективного знания⁸. Кроме того, от объектов, как бы они ни истолковывались в научном исследовании, также ожидается реакция в ответ на воздействие. Будет ли эта реакция подтверждающим догадку ответом или отпором и возражением, коль скоро научное исследование включает экспериментирование, своего рода тяжбу с реальностью, последняя оказывается полем проникновения эффектов научной деятельности. Также на данном уровне оправданно говорить об эффективности той или иной методологической стратегии, влияющей на развитие определенного направления исследований⁹. Все указанные эффективные процедуры могут быть названы внутринаучными, поскольку осуществляются еще до того, как построение знания завершено и определено в своем отношении к внешнему.

Второй уровень — интертеоретический, или междисциплинарный, где научное знание, будучи уже относительно завершенным, проходит процедуры обоснования, связанные с совместимостью различных теорий друг с другом¹⁰. Такого рода совместимость включает, по крайней мере имплицитно, производство эффекта, обоснование возможной значимости одной завершенной теории для других. Это действие обоснования и признания может быть понято как непосредственное применение в иных научных исследованиях, или как междисциплинарное взаимодействие. Практики междисциплинарности осуществляются непосредственно, формируя так называемые зоны обмена между соответственными дисциплинами, взаимно заинтересованными в результатах друг друга. Или для их осуществления требуется посредник, организующий коммуникацию путем перевода, транслирования результатов¹¹. На данном уровне, так же как и на предыдущем, эффективность в широком смысле слова признается в качестве существенной характеристики исследований самими учеными, входя в перечень современных критериев научности под именем интерсубъективности. Научное знание при этом, несмотря на собственную завершенность, не является закрытым.

Третий уровень — вненаучный, или институциональный, на котором больше всего очевидна и проблематична научная эффективность в качестве внешнего требования, однако и здесь эффективность нельзя не считать собственной характеристикой научной деятельности, коль скоро признается открытость науки взаимодействию с иными социальными институтами и закономерность ее заботы о собственной легитимации.

За этими тезисами о единстве и совместимости трудно не заметить фактичности существующего сегодня противоречия между целями науки и требованием эффективности с конкретными формами оценки, вынуждающими ученых подстраиваться под них, трансформировать свои исследования, менять способы их репрезентации. Потому следующим шагом на пути раскрытия проблемы научной эффективности должен быть анализ возникновения отчуждения этого требования от существа научных исследований. Удержание проблемы подводит к ее уточнению — в фокусе теоретического внимания и практического действия оказывается не просто противоречие характеристик, но тот необходимый комплекс обстоятельств, при котором требование эффективности начинает осознаваться противостоящим требованию автономии, приобретает видимость внешнего. Два образа пути, ведущего к такому отчуждению, могут быть описаны как дополняющие друг друга.

Отчуждение эффективности или о наукометрии как центре проблемы

Первый образ связан с представлением науки самой по себе, безотносительно к внешнему контексту ее бытия. Предварительный анализ уровней, где может быть обнаружено единство эффективности и автономии, показывает, что «превращение во внешнее» должно быть связано с завершенностью научной деятельности, со становлением объективированного научного знания, оказывающегося своего рода ответом на проблемные вопросы или решением задач. Формирование такого знания — одна из целей научной деятельности. «Задача любой науки — построение и развитие знаний. Опираясь на существующие программы исследования, реализуя их, наука ликвидирует незнание и получает знание. От незнания к знанию — вот путь науки»¹². Об этом же пишет и А. Эйнштейн, определяя в качестве позитивной причины научной деятельности стремление человека «создать в себе простую и ясную картину мира для того, чтобы оторваться от мира ощущений, чтобы в известной степени попытаться заменить этот мир созданной таким образом картиной. <…> На эту картину и ее оформление человек переносит центр тяжести своей духовной жизни, чтобы в ней обрести покой и уверенность, которые он не может найти в слишком тесном головокружительном водовороте собственной жизни»¹³. Следует отметить, что в этом пассаже Эйнштейн пишет о том, что такой мотив определяет деятельность не только ученого, но и художника, поэта, философа. Что, однако, отличает картину мира ученого, так это претензия на объективность языка науки и сформулированных на этом языке суждений. Причем объективность понимается как преодоление субъективности.

В результате такого преодоления происходит замена мира, самой реальности картиной, которую как будто никто не создавал. Если посчитать такую замену оправданной, картину достаточно полной, а преодоление субъективности завершенным, что-то существенное оказывается упущенным. Это существенное — два взаимосвязанных момента, также определяющие научную деятельность. Первый — субъект производства научной картины мира, внимание к которому позволяет удержать зазор между всегда неполной и всегда отчасти субъективной картиной и самим миром¹⁴. Второй — сама деятельность, условия производства картины, которые оказываются скрытыми за представленным результатом. В пространстве этих условий — неопределенность итога, бóльшая очевидность вопросов, чем ответов, открытость взаимодействию с различными заинтересованными участниками¹⁵. Внутреннее противоречие научной деятельности состоит в том, что подобное сокрытие столь же естественно, сколь необходимо выявление упущенного. Пограничным элементом, оказывающимся условием сокрытия, выступает представление завершенного научного знания для распоряжения и использования любым заинтересованным в этом представлении другим. Предполагается, что в своей заинтересованности в результатах научной деятельности другой освобожден от необходимости обращения к скрытому элементу субъективности научного знания и его производства и не обязан раскрывать производителю научного знания основания собственной заинтересованности. На основании отсутствия необходимости приводить эти интересы к взаимодействию и взаимной очевидности возникает возможность их несовпадения, и даже противоречия. Так возникает фигура внешнего другого и жест внешнего требования эффективности.

Второй образ того же пути определяется социальным контекстом бытия науки. Процессы ее институциализации с конца XVII века — возникновения первого научного журнала в 1665 году «Philosophical Transaction» — сопровождаются формализацией публикационной деятельности или научной коммуникации. Формы представления научных исследований в сети публикаций с этого времени претерпевают множество изменений, связанных с подчеркнутым значением процедур оценки исследования, а также с ролью журналов в институциализации определенного научного направления или в конкурентной борьбе за признание¹⁶. Однако в целом важность периодики как условия внутринаучной коммуникации не подвергается сомнению в современности¹⁷. Понимается ли научное сообщество как уже существующее или как регулятивная идея коммуникации, оно всегда связано с тем, что ученые пишут о результатах исследований и пишут не в стол¹⁸.

Формирование сети научных публикаций происходит в интересах самого научного сообщества, которое получает возможность так называемой отложенной или непрямой коммуникации. Формализация этой сети, осуществляемая уже в XX веке, также служит этим целям: ускорению поиска информации, проверке восприятия сообществом собственных идей. Такая формализация, реализуемая через создание баз данных и индексов цитирования, оказывается своего рода визуализацией результатов научной деятельности, самой научной коммуникации. Однако эта визуализация может использоваться внешним другим. Во-первых, учеными, изучающими науку, картографирующими ее развитие и современное состояние¹⁹. И, во-вторых, управляющими структурами, использующими формализованные показатели в научном менеджменте в качестве средства оценки эффективности научных исследований. Важно подчеркнуть, что не только в первом, но даже во втором случае использование такой визуализации научной деятельности может осуществляться в интересах научного сообщества. Так, исследователи отмечают, что разработки В. Налимова относительно формализации науки как информационной системы предполагались автором не в последнюю очередь для того, чтобы стать заменой субъективным командно-административным методам управления наукой²⁰. Но подобное использование при определенных условиях приобретает форму внешнего требования и в качестве такового воспринимается научным сообществом²¹.

Эти два образа представляют путь отчуждения эффективности с точки зрения научного сообщества. Оказывается, что в самой научной деятельности присутствуют условия подобного отчуждения: необходимость пусть относительного, но завершения исследования, а также использование формализованной сети научных публикаций. Можно привести дополнительные аргументы внешних науке субъектов. Во-первых, потребность государства в управлении наукой, возрастающую соразмерно ее превращению в основную производительную силу общества и актуализации неоднозначности последствий научной деятельности²². Во-вторых, необходимость простого и универсального средства оценки значимости исследований, позволяющего, не вникая в их сложность и вариативность, выстраивать ожидания, формировать заказы, распределять финансирование, контролировать результаты²³. В-третьих, готовность общества (сохраняющаяся по сей день) воспринимать количественные соотношения как адекватный способ определения значимости во всех областях деятельности, начиная с экономики и заканчивая определением качества жизни.

На пересечении этих внутренних и внешних тенденций и аргументов находится наукометрическая репрезентация науки. Несмотря на то, что в процессе управления наукой используются не только количественные показатели, связанные с наукой как информационной системой, именно они оказываются в центре проблемы. Данная репрезентация одновременно и соединяет науку и иных участников научной коммуникации, в том числе заинтересованных в науке социальных субъектов, и разъединяет их, представляя собой простое и универсальное средство управления, заслоняющее для научного менеджмента существо исследовательской деятельности, провоцируя тем самым кризис институциональных взаимодействий.

Концептуальное основание проблемы

Для того чтобы описание указанной трансформации — становления внешним требования эффективности и наукометрии разделяющей границей — было строгим и, кроме того, допускающим выяснение условий выхода из кризиса, ею спровоцированного, мы предлагаем использовать два концептуальных каркаса, определяющих одно и то же событие.

Первый — теория превращенных форм в том смысле, в котором она возникает в текстах К. Маркса и получает концептуализацию в качестве методологии социальных и гуманитарных наук у М. К. Мамардашвили²⁴. Случаи конструктивного применения методологии анализа превращенных форм связаны с принципиальным несовпадением описаний наблюдения сложной системы извне и изнутри, а также с теми ситуациями, когда форма внешнего проявления начинает функционировать отдельно, по своим правилам, заслоняя доступ к тому содержанию, общественным отношениям, которые скрываются за нею. Е. Ю. Завершнева пишет о таком отношении к предметности в психологии и, соответственно, о возможности использования подобной методологии в анализе психических феноменов. При этом отмечаются те элементы концепта превращенной формы, которые оправдывают подобное использование. «1) Ведет самостоятельное квазисуществование; 2) восполняет пропущенное звено в системе, обеспечивает ее стабильность; 3) в обыденном сознании действует непосредственно как конечная, не разложимая далее реальность, не исчезающая даже после раскрытия ее механизмов, если сама система не претерпевает изменений; 4) выступает в качестве отправного момента дальнейшего развития системы и индуцирует поле возможных действий, поле понимания, одновременно создавая и области непонимания, недоступные сознанию; 5) исчезает только в процессе развития системы, сменяясь другими формами, либо вместе с распадом всей системы»²⁵.

Сложно не заметить, что наукометрическая формализация научной коммуникации и публикационной активности имеет схожие функции. Она ведет квазисамостоятельное существование, оказываясь существенным аргументом в процедурах принятия решений относительно финансирования научных исследований и кадровых вопросов, обеспечивая тем самым определенную стабильность системе управления²⁶. Существенно, что ее воспринимают как самостоятельный элемент не только те субъекты общественных отношений, которые считаются аутсайдерами, но и сами ученые. Различного рода «игры с показателями» являются симптомом иррационального характера этой формы: любое изнутри становится сложно реализуемым. Четвертый элемент раскрывает роль превращенной формы в последующем развитии системы взаимодействий субъектов, заинтересованных в большей или меньшей степени в результатах научной деятельности. При ее использовании в управлении наукой ряд существенных областей такого поля научных взаимодействий — достаточная обеспеченность материальными ресурсами для конкретных исследований, условия научной коммуникации, свободное время и гарантии стабильности работы, новизна как базовый мотив исследования — порой остаются без должного внимания, вытесняются в качестве незначительных. Третий и пятый элементы говорят о возможной трансформации системы, необходимым, но не достаточным условием которой является раскрытие механизма превращения.

Современная наука как социальный и культурный феномен представляет собой сложную систему общественных взаимосвязей, различным образом воспринимаемую изнутри и изнутри. Такое различие конституирует проблему эффективности научных исследований и оправдывает применение к ее исследованию методологии анализа превращенных форм. Три следствия определяют конструктивность применения этого концептуального аппарата. Во-первых, хотя раскрытие механизма превращения само по себе не приводит к изменению системы, оно позволяет конкретизировать это изменение, связывая его с выведением на свет того, что считалось ранее вытесненным, неучтенным, а также с трансформацией превращения, в стремлении его устранить или уменьшить. В-вторых, становится очевидным, что субъектом изменения системы может и должно быть сообщество (общественный класс), осознающее свою собственную деятельность как скрытое основание превращения и признающее закономерность механизмов превращения — актуализации внешнего в культуре. В-третьих, идея М. К. Мамардашвили о «необходимости превращения» указывает на то, что проблема не является случайной и будет воспроизводиться в дальнейшем.

Второй концептуальный каркас, который можно использовать для прояснения проблемы эффективности научных исследований, не противоречит предыдущему, но дополняет его. Он связан с так называемым кризисом научных репрезентаций. В общих чертах указанный кризис, попадающий в поле внимание современных социальных исследований науки, раскрывается следующим образом. Научная деятельность включает в себя процесс и его результат — знание, представленное в той или иной форме: образа, понятия, идеи, нарратива. Научную репрезентацию следует толковать и как глагол, обозначающий процесс производства или даже сотворения знания, и как существительное, определяющее то, что получается в итоге научной деятельности²⁷. В первом случае речь идет о событиях взаимодействия большого количества заинтересованных и осознающих эту заинтересованность агентов и элементов реальности — ученых и дилетантов, ожидающей результатов публики и заказчиков различного рода, уже имеющихся знаний, а также вопросов и выдвигаемых гипотез, технических устройств, и иных материальных ресурсов. Во втором случае репрезентация может быть понята уже как завершенное «отражение реальности». При этом она, представительствуя за реальность, содержит в себе опасность ее подмены и замещения — возникновения кризиса. Г. Маркус и М. Фишер, используя концепт кризиса репрезентаций для характеристики современных исследований в гуманитарных науках, определяют его «как разворот маятника от того периода, в котором парадигмы или обобщающие теории относительно безопасны, к тому, когда они теряют свою легитимность и авторитет. Когда теоретический интерес обращается к проблемам интерпретации деталей реальности, ускользающей от способности доминирующих парадигм описывать и объяснять ее»²⁸. Опасность замещения становится актуальной тогда, когда главенствующая теория перестает представлять реальность во всей ее полноте, что, в свою очередь, препятствует дальнейшему развитию научного познания.

Так понятый кризис научных репрезентаций или репрезентативизма провоцирует появление нерепрезентативистских концепций научного знания, предполагающих, что работа с представлением реальности не определяет науку по существу²⁹. Однако, так же как и в случае проблемы научной эффективности, проблематичность репрезентаций должна быть удержана. Признание того, что репрезентации, с одной стороны, необходимы в науке, а с другой — содержат опасность утраты собственной функции представительства, мотивирует искать причины кризиса и определять условия выхода из него с сохранением их значимого статуса. Два взаимосвязанных момента одновременно проясняют существо кризиса и указывают путь выхода. Во — первых, именно догматически принятый универсализм препятствует продолжению работы над более полной репрезентацией реальности. Этот момент не означает необходимости признания множественности представлений, что в философии науки всегда ассоциируется с недопустимым релятивизмом, но трактует единство как идеал, движение к которому никогда не завершается. Во-вторых, существо репрезентации, утрачиваемое в ситуации кризиса, — есть способность служить посредником между реальностью и познающими ее субъектами³⁰. Соответственно, выход из кризиса представляет собой критику догматизма единого представления реальности и работу над восстановлением его медиального статуса.

В нашем случае проблемы научной эффективности речь идет о представлении науки посредством формализованной сети публикаций. Форма такого представления первоначально разрабатывается в наукометрии и используется в исторических и социальных исследованиях науки. Но она перестает быть посредником между всеми действующими субъектами, в той или иной степени заинтересованными в производстве научного знания, когда становится универсальным орудием управляющих наукой структур, заслоняя от них репрезентируемое — саму научную деятельность. Это орудие используется односторонне, без внимания к условиям производства результатов и к интересам научного сообщества. В итоге актуализируется противоречие интересов или кризис в системе научных институциональных взаимодействий, создающий препятствия развитию науки. Применение теории научных репрезентаций в качестве концептуального каркаса исследования проблемы эффективности также оказывается конструктивным, поскольку позволяет раскрыть механизм кризиса наукометрической репрезентации науки и продемонстрировать пути выхода из него.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

Как известно, пытаясь оценить вклад каждого учёного в науку, что в принципе равносильно его формализации, руководители РАН не нашли ничего умнее, как свести основные показатели к цитируемости публикаций и финансовой эффективности.
Однако нередко больше всего цитируют такие тексты, которые вызвали наиболее существенный резонанс. И если какой-то работник ошарашит коллег несусветной чушью, его-то и будут цитировать больше всего.
При этом и окупаемость исследований имеет отношение лишь к прикладным наукам и изобретениям, но как применить этот показатель к фундаментальной науке и открытиям гуманитариев, абсолютно не понятно.
Тем более, если открытия учёных намного опередили своё время или пока ещё конвертировались в конкретную прибыль.
Более того, даже в лучшем случае эти показатели охватывают всего лишь количественный аспект.
И в свете сказанного уместен вопрос: а что лучшие умы страны не в состоянии предложить что-то более умное? Или они просто не заинтересованы в этом?

Впрочем, есть люди, которые пытаются данную проблему решить и ниже предлагается один из возможных вариантов решения.

Постановка проблемы

Цель науки – поиск истины. Ответ на вопрос, что истинно, а что нет, дает практика. Но в реальности часто происходит другое. Человек изобретает свои субъективные законы и основывает на них социальную практику. Человеку свойственно ошибаться. Изобретенное им («антропогенные» законы) часто оказывается противоречащим объективным законам. Свидетельство этому – весь негатив истории человечества, в особенности, войны.

Другой аспект проблемы: не поиски истины, а удовлетворение потребностей движут человеком. Так появляются не отвечающие естеству законы. Яркий пример: закон либерализма – возвышение потребностей (имеются в виду «низшие потребности»), извращающий природу человека.
Работа научного сотрудника оценивается по формальным критериям (число публикаций, индекс цитирования и т.п.). Но наиболее продвинутые в этом аспекте исследования, которые больше других финансируются, могут также оказаться ошибочными. Однако выявляется это намного позже. Средства на исследования оказываются затраченными впустую. Наоборот, «новое» не цитируется, не признается, не финансируется, а достойная научная карьера для носителей «нового» не достижима.

…
Итак, цель науки – открывать «новое» для познания мира и человека и для практического использования. Цель управления наукой – повысить эффективность данного процесса. В данном сообщении обсуждаются проблемные вопросы современной науки и методы их решения; обосновываются индексы успешности научного сотрудника и качества научной работы.

Траектория естественно-гуманитарного синтеза

Обсудим некоторые актуальные вопросы российской науки, в особенности, в области естественно-гуманитарного синтеза. …
Первое обобщение: клановость в науке и, как следствие, консерватизм. Главный лозунг, действующий на всех уровнях научной лестницы: «дорогу своим» и « не пускать чужих». Если ты не входишь в когорту избранных и их приближенных, то твоя научная карьера – путь с тысячью препятствиями. А об академической карьере (быть избранным в члены Академии) вообще забудь.
Этот принцип всеобщ. Академические журналы уже давно превратились в своего рода «междусобойчики», публикующие «своих» или тех, чьи работы не противоречат «своим». На научных трибунах засилье «своих», многим из которых вообще нечего сказать. В члены РАН обычно выбирают «своих» – тех, кто всю жизнь делал академическую карьеру, имеющую весьма косвенное отношение к научной. Конечно, среди академиков есть зачинатели новых наук, научных направлений и научных школ. Но их – меньшинство. В то же время многие незаурядные ученые, делавшие научную (а не академическую) карьеру, в члены Академии не попадают.

В итоге имеем кризис российской науки. Засилье «своих» неизбежно ведет к тому, что всякое «новое» встречается в штыки. Положение зачинателя «нового» ненадежно, он всегда «подвешен», от него требуют чего-то другого – его направление не признается, не развивается, не финансируется. И если его новации все-таки признаются (с большим опозданием), то перехватываются «своими». Зачинатель же замалчивается.
Неспособность «своих» открывать «новое» имеет следствием пережевывание задов зарубежной науки, преклонение перед Западом (неужели это – неистребимая родовая черта российской интеллигенции, вообще?!). И это при том, что многие разработки отечественных «не своих» намного опережают западную науку. Между тем, налицо высокомерие Запада – там работы российских ученых (за редким исключением) не цитируются, не переводятся.

Второе обобщение: заблуждения в науке. Человеку свойственно ошибаться. Свои ошибки он переносит в науку. Так рождаются ложные концепции и теории, негативно влияющие на человечество. Это имеет особое значение применительно к гуманитарным наукам, на основе построений которых зачастую происходит социальное конструирование.
Если ошибочные построения в естественных науках исправляются последующими исследованиями без особого ущерба для человека, то в гуманитарных науках такие построения могут негативным образом изменить природу общества – вопреки «правильным» законам. Ярчайший пример этого – все, что происходило в России в ХХ веке и происходит сейчас. Коммунизм – это утопия, а его построение было провозглашено государственной идеологией. Либерализм – это исторически прошедшее, а реформы в посткоммунистической России происходят по либеральному сценарию. …

Третье обобщение: не востребованность науки. Это приводит к весьма печальным последствиям. У России формально отсутствует государственная идеология и основанная на ней стратегия развития. Имеющиеся же разработки в области стратегии («Стратегия-2020» и предполагаемые будущие стратегии) осуществляются либеральными экономистами и поэтому в принципе не могут отвечать эволюционным требованиям современности. Альтернативные стратегии не принимаются во внимание. Если бы при проведении реформ 90-х годов прошлого века учитывались последние достижения науки, то не было бы ни шоковой терапии и олигархата в России, ни майдана и последующих событий на Украине.

Этими обобщениями негативного характера пока и ограничимся. «Правильное» управление наукой обеспечит преодоление указанных негативных ее аспектов. Рассмотрим некоторые обобщения позитивного характера.
Четвертое обобщение: генеральное развитие науки о человеке и социуме в ХХI веке – естественно-гуманитарный синтез. Наука предполагает существование своего теоретического аппарата, количественных законов и методов исследования. Когда этого нет, то имеем дело всего лишь с пред- науками – науками качественного знания. Таковы гуманитарные науки. Естественно-гуманитарный синтез особо значим, если иметь в виду, что на основе гуманитарных построений ведется социальное конструирование. Синтез придаст конструированию объективный научный характер.

Пятое обобщение: наука о человеке (человековедение) – главная наука ХХI века. Человек в ХХI веке становится главной производительной силой, движителем прогресса. Между тем, главной науки – науки о человеке – практически нет.

…

Качество человека определяется тем, насколько его жизнь отвечает объективным социоприродным законам. Эти законы выявляются наукой о человеке – человековедением (человекознанием). Многочисленные подходы к проблеме человека носят по преимуществу качественный характер. Эта проблема широко представлена в философии, социологии, психологии и других гуманитарных науках. Исследования человека методами естественных наук носят, как правило, фрагментарный характер.

Человековедение – это прежде всего естественно-гуманитарный синтез [1]. На основе ее законов формируется научно обоснованное мировоззрение. Человек, обладающий таким мировоззрением, сознательно ведет строй своей жизни. Он стремится к гармонии с самим собой, обществом и природой. Цель человековедения – познать природу человека, его место в природе и обществе, его предназначение. Тем самым способствовать формированию поколения сполна удовлетворенных жизнью людей.
Если же человек не знает, почему и зачем он появился, в чем смысл его жизни, какова эволюционно обусловленная траектория развития его и социума, то он не может быть сполна удовлетворен жизнью. Отсюда рождаются социальный хаос и ощущение бессмысленности жизни.

Шестое обобщение: социогуманитарное просвещение как синтез образования и воспитания. Для этого потребуются глубинные изменения существующих систем воспитания и образования, их новый синтез. Назовем такой синтез социогуманитарным просвещением [1,2 ].
Обычно считается, что воспитание и образование имеет одну цель – всестороннее развитие человека. Но тем самым как бы утрачивается специфика каждого из процессов – воспитательного и образовательного. Полагаем, что все-таки имеется определенная специфика целей воспитания и образования. Воспитание – это процесс гармоничного развития человека. Цель образования – не просто получение знаний, но формирование «правильного», то есть научно обоснованного, мировоззрения. В совокупности это формирует «человека гармоничного».
Воспитание и образование сопряжены, взаимно влияют друг на друга – между ними существуют прямая и обратная связи. Правильное воспитание развивает способности к обучению. В свою очередь, овладение научным мировоззрением в результате обучения способствуют гармоничному развитию личности.

Седьмое обобщение: от экономического роста к гуманизации экономики и развитию. Экономический рост (с целью роста потребления и увеличения прибыли владельцев капитала) уже не может рассматриваться как критерий развития. Таким критерием становится рост национального богатства (в обобщенном смысле), включающего наряду с физическим капиталом другие — человеческий, социальный, природный, культурный, демографический, финансовый [2,3]. Национальное богатство является потенциалом экосоциогуманитарного развития. Тем самым экономика рассматривается уже не как цель, а как средство гармоничного развития человека, социума и природы. От либеральной к социогуманитарной экономике – такова новая траектория ХХI века. Концепция гуманизации экономики может рассматриваться как развитие «философии хозяйства» русского ученого ХХ века С.Н. Булгакова.

Восьмое обобщение: от охраны к гуманизации окружающей среды. Противоположность «естественная биосфера – искусственная (управляемая) биосфера» разрешается на основе гуманизации окружающей среды [2]. Регулируемая биосфера включает в себя гармоничное сочетание природного и антропогенного компонентов. Регулирование означает управление внешними механизмами функционирования биосферы (выбросами СО2 в атмосферу, промышленными и бытовыми отходами и др.) и ограниченное разумное вмешательство в ее внутренние механизмы (сохранение биоразнообразия, экохозяйство как сотворчество человека и природы: посадка лесов, аквафермы, заповедное дело и др.)[4].
Итак, главная проблема современной науки – ее гуманизация с тем, чтобы она служила интересам человека. Пока в большей степени она служит интересам государства и власти. …

О реформировании в науке

Вопрос о реформировании РАН уже неоднократно запускался в широкую общественность. Но создается впечатление, что дискуссия ведется зачастую по частным вопросам. В годы реформ 90-х годов ученых и науку в целом власть обрекла на нищенское существование. Одновременно были открыты все двери для отъезда ученых на Запад. В результате «утечки мозгов» российская наука понесла неисчислимые потери. Страна лишилась талантливых ученых и, как следствие, перспектив на ускоренное инновационное развитие. Запад же без всяких усилий получил человеческий капитал высокого качества.
«Утечка мозгов» имеет в основном материальную подоплеку: невозможность молодому человеку строить свою жизнь из-за низкой оплаты труда ученых. Молодежь не идет в науку также из-за низкого престижа данной профессии, а еще потому, что отсутствуют нормальные стимулы для карьерного роста. Ибо, как правило, в академики избираются на основе «академической», а не научной карьеры. Следствием данных факторов является качество научных исследований – Нобелевских лауреатов в посткоммунистической России почти нет.

Какая же реформа в действительности нужна? Суть ее может быть определена лишь одним способом – в зависимости от цели реформирования. Если же цель не ясна или она формулируется в неоднозначных терминах, то реформа идет по известному правилу: хотели как лучше, а получили как всегда.
Цель науки – изучать природу, общество и человека, открывать «новое». Цель реформы – повысить эффективность этого процесса: совершенствовать структуру РАН, повышать качество научной работы и квалификацию научных сотрудников. Существуют, по крайней мере, три проблемы, требующие решения: структура РАН; управление наукой; критерии оценки научных исследований.

Структура РАН архаична и крайне недемократична. Членами Академии считаются только академики и члены-корреспонденты. Все же остальные – всего лишь наемные работники; в их числе, и те, кто в основном и движет науку — доктора и кандидаты наук. Выбирают же в академики и члены-корреспонденты сами члены Академии. Это все равно, как если бы в Госдуму выбирал не народ, а сами думцы.
Конечно, Академия – не Дума. Но как Дума представляет народ, так и Академия – научных работников, которые, соответственно, и должны ее избирать. При существующей процедуре выборы не имеют демократического характера. Общее собрание РАН, где происходят выборы, просто не в силах объективно оценить вклад конкретного кандидата в науку. Инновационная траектория развития страны требует новых форм организации науки.
Демократизация подразумевает расширение состава членов Академии: введение в ее состав докторов наук. Это означает изменение процедуры академических выборов: член-корреспондентов выдвигают из своего числа и избирают доктора наук, а академиков – член-корреспонденты. При этом более объективно станет оцениваться вклад в науку избираемых ученых. Здесь подчеркивается лишь принципиальная сторона вопроса без обсуждения самой процедуры выборов.
Требуют существенного уточнения критерии выбора в члены академии. Научная работа не должна подменяться, как это зачастую происходит, академической карьерой. Не секрет, что в РАН достаточно «номенклатурных» академиков, которые избраны не по научным, а по карьерным заслугам. Типичный путь в академики – сначала стать директором института или его заместителем и на этом основании получить академическое звание. А потом можно и уйти из больших начальников на спокойное академическое существование. К сожалению, таким карьерным путем часто приходится идти даже незаурядным ученым.
Этот порочный путь к академическим званиям должен быть закрыт. Потребуется осуществить разграничение в руководстве РАН административной и научной функций. Директора академических институтов должны выполнять чисто административные функции и в силу этого уже не избираться в академики. В каждом институте должен быть научный руководитель с наивысшим статусом, ответственный за научную работу. Для придания большей динамичности развитию науки было бы целесообразно установить предельные сроки пребывания на руководящих должностях.
Должны четко выдерживаться критерии, по которым происходят выборы. В сущности, они просты. Если ученый развил новое научное направление, то он – явный кандидат в член-корреспонденты. Если же им развито несколько новых направление или новая наука, или создана своя научная школа, то он -кандидат в академики. Все это могло бы способствовать росту качества научной работы и более квалифицированному отбору на научный Олимп, главный критерий которого – научные достижения.
…

Определение приоритетных направлений – центральная проблема управления наукой. Но это должно происходить по преимуществу снизу, в академических институтах. А работающие в них академики и член-корреспонденты должны стать лидерами данного процесса. Сверху же, со стороны Президиума РАН, необходимо обеспечить максимально благоприятные условия для проведения приоритетных исследований. Правильная политика в отношении перспективных научных направлений и будет означать способность Президиума РАН управлять наукой. Важные приоритеты в области исследования системы природа-человек-общество следуют из рассмотренных выше эмпирических обобщений 4-8.
Существующая структура институтов РАН достаточно архаична. Разделение институтов по отдельным наукам (математика, физика, геология и т.п.) уже не отвечает требованиям современности, когда главным становится синтез (а не анализ, как на начальном этапе становления наук). Для решения важнейших проблем человечества требуются методы разных наук, универсальные специалисты. Работая же в рамках конкретной науки, институты страдают архаичностью тематик, не всегда связанных с актуальными запросами дня. Ибо наука – не цель, а средство решения реальных проблем жизни.

Теперь жизнью на первый план выдвигаются инновационные системные исследования (методами разных наук) – по проблемам и объектам, а не по отдельным наукам. Поэтому требуется сформулировать наиболее приоритетные проблемы, в решении которых будут задействованы самые разные научные организации. Это, в свою очередь, потребует создания особых структурных подразделений. Те же структуры и лица, которые не вписываются в приоритетные проблемы, по существу, есть субъекты «чистой» науки.
Хорошо известно высказывание: наука – способ удовлетворить собственное любопытство за счет государства. Почему ученый выбирает зачастую «чистую» науку, далекую от актуальных проблем, число которых не счесть? «Чистая» наука, конечно, нужна. Но развивать ее, кажется, более уместно в вузах, совмещая занятия ею с преподаванием. Не исключено, что «проблемная» и «чистая» наука должны несколько по-разному финансироваться, по-разному оплачиваться и труд в них.

…

Цензура в академических журналах

Цензура – система государственного контроля за печатью и средствами информации. В России цензура массовой информации не допускается. А как решается вопрос о цензуре в академических журналах?
Академические журналы все более превращаются в своего рода «междусобойчики», публикующие «своих» авторов и те материалы, которые не выходят за рамки традиционных исследований. Метод такого превращения – отзывы анонимных рецензентов на рукописи присылаемых в журналы статей. Рецензентов выбирает сама редакция журналов. Если отзывы отрицательные – статья не публикуется. Если в отзывах содержатся замечания, дальнейшее превращается в малопродуктивную дискуссию с редакцией. Не редки случаи, когда рукопись просто замалчивается.
Как правило, проходными являются публикации «академических профессионалов», которые всю жизнь занимаются одной проблемой и за рамки ее редко выходят. Они «все знают». Их чему-то научили, и они всю жизнь этим занимаются. Все же «новое» встречается ими в штыки. А еще чаще – просто замалчивается (что проще). Ибо их цель — сохранить себя в науке. Но не развитие науки, требующее утверждения истинно «нового». Не ремесленники ли они от науки?!

Фактически имеет место цензура со стороны редакции журнала. Рецензент анонимен; автор же (особенно «нетрадиционного») бесправен. Его апелляции (когда они допускаются), как правило, не принимаются во внимание. …
В идеале функция рецензента – отличить истинное от не истинного. Содержательная оценка истинности научных результатов, если и возможна, то требует сложного анализа. Но разве может это сделать рецензент, труд которого к тому же не оплачивается? Особенно если он «академический профессионал», перегруженный традиционным знанием? Особенно если в рукописи содержится «новое», которое всегда имеет дискуссионный характер? Не сможет! Это сможет сделать только будущее время. Публикация дискуссионных материалов, возможно, главная функция научных журналов. Ибо в них более вероятно присутствие «нового».

Проблема «нового» и «истинного» в науке решается не сразу, а часто годами. Одна из целей управления наукой — разработать методы скорейшего разрешения этой проблемы, а именно – что из «нового» истинно. Один из таких методов — широкая научная дискуссия относительно «нового» в науке. Она способна снизить остроту проблемы и избежать издержек научного поиска.

Для этого потребуется существенное реформирование академических журналов. В каждом из них должен иметь место раздел «дискуссионные материалы», где публикуется «новое». По этому «новому» проводится научная дискуссия. И если «новое» побеждает, то исследования по данному направлению признаются наиболее актуальными. Тогда в журналах станет меньше традиционных материалов; больше – постановочных, принципиального плана; еще больше – новых, дискуссионных. Это будет специфический, объективный и эффективный, способ управления наукой.

…

Стиль академического журнала (многочисленное цитирование предшественников, особенно, иностранных, обзор их работ и др.) затрудняет публикацию «нового». «Новым» обладает лишь автор, и оно еще не цитируется. Так, сам автор по образованию физик, кандидат химических и доктор геолого-минералогических наук. Но теперь пишет и как-то публикует (по преимуществу, не в академических журналах) работы по экономике, экологии, социологии, человековедению и др. Может ли он быть «академическим профессионалом» в экономике, экологии и других науках? Вряд ли. Но тогда ему закрыт путь к публикациям в академических журналах (что реально и происходит), следовательно, и к признанию его научной успешности.
Но даже не это главное. Главное, что такой ученый имеет не «замыленный» взгляд на проблемы новой для него науки. Именно его публикации способны двигать эту науку. Но ему-то и нет хода. Как и где ему публиковаться? Научный сотрудник, как и любой человек, свободен. И нельзя препятствовать высказывать ему свою «правду». «Истина» не просто сдается. Пусть человек ошибается. И если это будет доказано научной дискуссией, то другие уже не повторят его ошибки.
…

Теперь происходит процесс формирования новой синтетической, системной науки. Ее предмет — сложный природный или социальный объект. Описать его можно, только используя методы разных наук. «Системщик» не может быть «академическим профессионалом» одновременно во всех этих науках. Поэтому критерии оценки его работы должны быть другими, чем «академических профессионалов». Другими должны быть и требования к его публикациям. Назрела необходимость в новых системных научных журналах. Реформирование академических журналов, разработка критериев оценки публикаций, укрепление редколлегий и т.п. – одно из главнейших приоритетных направлений реформирования науки.

Индекс успешности научного работника

Чиновники от науки выработали критерии успешности научного работника. Главные среди них: количество публикаций в зарубежных журналах, количество публикаций в ВАКовских журналах, индекс цитируемости. Способна ли успешно развиваться наука, пользующаяся этими критериями? Учитывая сложившуюся реальность, вряд ли. Наоборот, это будет загнивающая наука. Как известно, прогресс сопровождается ростом структурного разнообразия. Нельзя сводить критерии развития науки всего лишь к нескольким показателям. Наоборот, чем больше этих показателей, чем они разнообразнее, тем объективнее они отражают успешность работника.
Индекс цитируемости мало значим и не может использоваться для оценки качества научной работы. В какой-то степени он отражает успешность работника, но отражает ее субъективно. Ибо сам работник участвует (прямо или косвенно) в формировании этого индекса. Зачастую непосредственно он сам просит своих коллег цитировать (к месту, а больше не к месту) его работы.
Используемые критерии оценки работы ученого не достаточны. Отрицается разнообразная жизнь науки. В связи с этим предлагается индекс успешности (ИУ) научного работника, более объективно отражающий его деятельность.
Чем разнообразнее результаты труда научного работника, тем он более успешен – его работа способствует прогрессу науки. Чем больше показателей, характеризующих результаты научной работы, отражено в ИУ, тем он более показателен.
Пусть ri (i = 1,2,… n) – набор индикаторов, характеризующих результаты научной работы за фиксированное время (год и др.). Результативность работы G определим формулой:

G = a1r1 + a2r2 + … +anrn (1)
где ai — постоянные коэффициенты.

Преобразуем формулу следующим образом:

G = a1r1max J1 + a2r2max J2 +… + anrnmaxJn , Ji =ri/ rimax (2)
Здесь Ji — i-составляющая индекса успешности J, rimax — максимально возможное (наблюдаемое) значение i- индикатора.
Далее полагаем, что одинаково значим вклад в результаты научной работы максимальных значений каждой из составляющих G (в принципе здесь можно ввести весовые коэффициенты), то есть:

a1r1max = a2r2max =… = anrnmax (3)
Индекс успешности J на основе приведенных формул вводим следующим образом:

J = G/Gmax = 1/n ( r1 / r1max + r2 / r2max + … + rn / rnmax ) (4)
Как видно, индекс успешности – величина безразмерная, меняющаяся по мере роста успешности от нуля до единицы (предельных значений, практически не реализуемых).
Рассмотрим один из возможных способов расчета J. Выбор того или иного варианта зависит от принятого набора оценочных индикаторов научной работы. Чем их больше, тем полнее и объективнее отражаются результаты научной работы.
В качестве одного из вариантов (а их может быть несколько) выберем следующие индикаторы. Пусть r1 — число опубликованных (за рассматриваемое время, год или др.) работ в ВАКовских журналах, r2 — в зарубежных, r3 — в прочих научных журналах и сборниках, r4 — в популярных изданиях, r5 — число изданных монографий, r6 — научно-популярных книг, r7 — учебных пособий, r8 — число выступлений на научных конференциях, r9 — прочитанных лекций.
Если исследуется научное сообщество (институт и др.) в целом, то максимальные значения каждого из индикаторов rimax находятся непосредственного из данного их набора для каждого из сотрудников. Например, рассчитывается J для всех сотрудников научного института. Тогда значения rimax отвечают наиболее успешному по этому индикатору сотруднику.
Но возможен и другой более простой путь, когда требуется рассчитать индекс успешности отдельного сотрудника без анализа успешности всех сотрудников (для его научного отчета и др.). Для этого волевым способом надо непосредственно задать индикаторы rimax.
Рассмотрим конкретный пример. Пусть рассчитывается индекс успешности сотрудника по результатам его работы за год. В качестве примера зададим следующие максимальные значения индикаторов: r1max = 5, r2max = 3, r3max = 10, r4max = 4, r5max = 3, r6max = 2, r7max = 1, r8max = 10, r9max = 100.
Пусть конкретный сотрудник имеет следующие значения индикаторов: r1 = 3, r2 = 0, r3 = 5, r4 = 1, r5 = 1, r6 = 0, r7 = 0, r8 = 6, r9 = 0. Тогда по формуле для J рассчитывается его индекс успешности J = 0,26.
Впрочем, содержательная оценка истинности научных результатов требует более сложного анализа.

Индекс качества научной работы

Индекс успешности научного работника является оценкой лишь «количества» научной работы. Не менее, а, пожалуй, более важна оценка качества научных результатов. Оценить качество научной работы весьма не просто, а, по мнению ряда ученых, вообще не возможно. Но ведь есть же всеми признанные выдающиеся ученые, исследования которых оценены уже при их жизни. А премии, государственные и международные! Разве их присуждение не свидетельствует, как правило, о высоком качестве работ их лауреатов?! Значит, проблема все-таки допускает определенное, пусть частичное, решение.
Проблема не в том, можно или нет оценить качество научной работы. Она — в том, как формализовать эту процедуру. Конечно, проще всего оставаться на точке зрения, что такая формализация не возможна и не нужна. Возможно, это справедливо для практикуемых в научных учреждениях отчетов по работе (за год и др.). Но разве самому ученому не важно знать, насколько значима для науки его работа?!
Российский индекс цитирования (РИНЦ) вряд ли можно использовать для этой цели. Международные индексы (Scopus, Web of Science и пр.), возможно, в большей степени годятся для оценки качества публикаций. Но и они также субъективны и не отражают всю многообразную деятельность ученого.
Обсудим иной подход к решению данной проблемы. В ее центре вопрос критерия (критериев) оценки качества научной работы. В общем виде решение этого вопроса содержится в эргодинамике. Качество научной работы тем выше, тем больше ее вклад в структурную энергию (национальное богатство в обобщенном смысле) социума; в данном случае, в ее составляющую – культурный капитал. Однако пока не ясно, как применить этот общий критерий на практике, особенно, к конкретному исследователю (для науки страны в целом этот вопрос в принципе решается через расчет культурного капитала и его индекса)
Оставляя для последующего анализа проблему оценки качества конкретной научной публикации (этот вопрос в какой-то степени решается на основе упомянутых выше индексов), рассмотрим возможный подход к оценке качества научной работы конкретного исследователя в целом. Введем по аналогии с индексом успешности научного работника индекс качества всей его научной работы на рассматриваемое время – индекс качества научного работника ИКР.
Учтем наиболее существенные, на наш взгляд, составляющие качества научной работы и их вклад (g) в качество научного работника КР (в условных единицах):
— новое научно-обоснованное мировоззрение – g1 ;
— новая наука — g2 ;
— новое явление или новая закономерность (в эксперименте) – g3 ;
— практическая реализация нового явления — g4;
— новое направление в существующих науках — g5 ;
— новая научная школа – g6 ;
— теория нового явления – g7 ;
— развитие и совершенствование существующих теорий – g8 ;
— рядовые научные исследования – g9 .
Ограничимся девятью (n=9) данными составляющими КНР (вопрос о составляющих и их вкладе может решаться по-разному, что нуждается в особом исследовании). Тогда предельное максимально возможное (идеальное, не реализуемое на практике) значение качества научного работника (КР) будет:

(КР)max = (g1 + g2 + … + gn ). (5)
Определим индекс качества j-научного работника как отношение имеющихся в работах данного исследователя m -составляющих КР к максимально возможному их значению:

(ИКР)j = (КР)j/ (КР)max = (gj1 + gj2 +…+ gjm )/ (g1 + g2 + … + gn ). (6)
Пусть, например, индивид установил в процессе своей научной работы новое явление, развил его теорию и, естественно, вел рядовые исследования. Тогда ИКР для него будет:

ИКР = (g3 + g7 + g9 )/ (g1 + g2 +…+ gn ). (7)
Для практических расчетов ИКР требуется задать значения gi (i = 1,2,…n). Для этого надо учесть «вес» каждой из этих cоставляющих в суммарной величине (КР)maх. Данный вопрос нуждается в специальном исследовании. Ограничимся лишь иллюстративным примером, задавшись «весами» gi по следующей формуле:

gi = (10 — i) g0 , (i = 1,2,…n). (8)
Тогда будем иметь:

ИКР = [(10 — 1) + (10 — 2) +…+(10 – m)]/ [(10 – 1) + (10 – 2) +…… + (10 – n)]. (9)
Для рассмотренного выше примера научного работника (открывшего новое явление) найдем по формуле (6.9) ИКР = 0,24.
Суммарную оценку научной деятельности по индексу труда ученого ИТ предлагаем рассматривать как среднее арифметическое частных индекса успешности ИУ и индекса качества ИКР:

ИТ = (ИУ + ИКР)/ 2. (10)
ИТ характеризует как производительность труда научного работника (индекс ИУ), так и итог всей его научной деятельности. В частности, для рассмотренного в данном и предыдущем параграфе примере имеем ИТ = 0,25.
Конечно, предлагаемый подход является лишь введением в сложную проблему количественной оценки научной деятельности. Но он демонстрирует возможность критериальной оценки работы ученого. В частности, такая оценка позволит на более объективной основе избирать членов РАН.

О балльной оценке научной работы

Как разработанный подход соотносятся с применяемой на практике балльной оценкой научной работы? Индекс успешности и индекс качества научного работника строятся на основе определенного теоретического аппарата. Но откуда берутся баллы и их численные значения (30, 15, 10 и т.д.) для оценки разного рода научных результатов, абсолютно не понятно. И если в предложенных индексах не удается избежать определенной доли субъективизма, то баллы ультра субъективны.
…

Обсудим конкретно, что нам предлагают разработчики балльной системы в качестве индивидуальных показателей результативности за 2014-2015 гг. За опубликованные статьи в ВАК-журналах начисляется 15 баллов, а в иностранных – уже 30 баллов. Это ли не унижение российской науки, преклонение перед Западом (неистребимая черта российской действительности)?! Далее, статьи, опубликованные в любых других журналах или сборниках научных трудов, вообще не учитываются. Получается, что если один сотрудник опубликовал какое-то число статей в разных изданиях, а другой вообще ничего не опубликовал, то их труд оценивается одинаково. Тем самым не учитываются не только важные научные публикации (особенно если учесть, что в ВАК-журналах царствует научная цензура, что неблагоприятно сказывается на качестве публикаций), но и научно-популярные. А популяризация науки чрезвычайно важна, об этом говорится на всех уровнях. Также оказывается, что не нужно заниматься научно-общественной деятельностью – публикациями в газетах и других общественных изданиях, выступлениях в ненаучной аудитории и т.п.
Еще более поразительная картина с докладами на научных конференциях. Учитываются лишь «заказные» доклады и сделанные на пленарных заседаниях. А основная работа конференций (особенно, высокого ранга) происходит на секциях, круглых столах и др. Получается: участие в последних мероприятиях – напрасный труд.
Этими сторонами научной деятельности плюс опубликованные монографии (которые почему-то оцениваются недостаточно — малыми баллами) и ограничивается официальная оценка результативности работы ученого в РАН.
Не учитываются такие важные стороны деятельности ученого, как преподавание, научное руководство соискателями ученых степеней и дипломниками, написание учеников и учебных пособий (отнесение их к монографиям сомнительно). …
Констатируем: число баллов за разного рода результаты работы научного сотрудника устанавливаются произвольно. Учитываются лишь некоторые стороны научной деятельности. Другие, не менее важные аспекты научной работы игнорируются. Чрезмерен субъективизм данного подхода. Балльная оценка разработана людьми, далекими от реальной жизни науки и не понимающими существа научной деятельности. …

Заключение

Перефразируем известное высказывание «нет ничего практичнее хорошего управления». Управление в соответствии с объективными законами социоприродного развития решает многие проблемы: эффективность научных исследований, их качество, выбор приоритетов и др. Пора ввести в практику управление наукой с помощью дискуссий и научно обоснованных индексов успешности научного работника и качества научной работы. Решение обсуждаемых проблем будет способствовать росту эффективности научного творчества.

Литература

1. Голубев В.С., Кураков А.Л., Тимирясова А.В. Человековедение: учебно-методическое пособие. М., ИАЭП; Казань, Познание, 2014.
2. Голубев В.С. Природа-человек-общество: развитие и гармония. М., ЛЕНАНД, 2016.
3. Бушуев В.В., Голубев.В.С. Эргодинамика-экоразвитие-социогуманизм. М., ЛЕНАНД, 2010.
4. В.С.Голубев. Введение в синтетическую эволюционную экологию. М., Папирус Про, 2001.
5. Бушуев В.В., Белогорьев А.М., Голубев В.С. и др. Кризис 2010-х годов и новая энергетическая цивилизация. М., Энергия, 2013.

___

В отличие от идей и теорий, статьи – предмет вполне осязаемый и поддающийся
бухучету

Владимир
Арутюнов

Об авторе: Владимир Сергеевич Арутюнов –
доктор химических наук, профессор, заведующий лабораторией окисления
углеводородов ФИЦ химической физики им. Н.Н. Семенова РАН.

Наука стала таким же фактором мировой конкурентной борьбы и условием
национальной безопасности, как передовая промышленность, высокообразованное
население (человеческий капитал) и способность, в том числе и вооруженным
путем, отстаивать свои интересы на международной арене. И, перефразируя
известное выражение про армию, можно утверждать, что те государства, которые не
хотят кормить свою науку, вынуждены будут кормить науку чужую, приобретая за
счет своих природных и человеческих ресурсов доступ к зарубежным технологиям и
товарам.

Они пишут статьи и публикуют их

К сожалению, если понимание значения надежной обороноспособности для
независимого государства у нас уже сформировалось, то в отношении науки такого
понимания со стороны государства пока не наблюдается. Отражением отсутствия
адекватной государственной политики в сфере науки, основанной на понимании ее
специфики, отличной от большинства других видов человеческой деятельности,
является попытка свести вопрос к нескольким количественным показателям.

Однако творческая деятельность никогда не определялась количественными
критериями. Мы ценим Леонардо да Винчи отнюдь не за количество написанных им
картин. Как раз по этому критерию он вполне заурядный, если не сказать жестче,
художник. Мы ценим новые идеи, которые расширяют наши представления и дают
импульс нашему развитию.

Вполне естественно, что любая система управления, если только речь не идет
о чрезвычайных ситуациях, таких как война или масштабные катастрофы, стремится
упростить управляемую ею систему, сведя ее к минимальному числу понятных самой
системе параметров. Этот вполне рациональный подход, являющийся основой
бюрократизации любой, в том числе государственной системы управления, прекрасно
описан в уже ставшем классикой «Законе Паркинсона».

Но для науки (как и искусства) такой подход, в других областях вполне
оправданный, не работает. И это – источник постоянных конфликтов науки и искусства
с государством, в котором бюрократическая основа всегда доминирует. Недооценка
значения науки для нашего государства, претендующего на передовые позиции в
мировой политике и экономике, привела к тому, что управление этой важнейшей
сферой возложено на тех, кто имеет слабое представление о ее специфике.
Нарушена известная максима Ежи Леца, первоначально сформулированная им, правда,
в отношении искусства: «Тот, кто не имеет никакого отношения к науке, и не
должен его иметь».

Для любого профессионального бюрократа, или, как их сейчас называют,
«эффективного менеджера», не имеющего представления о специфике вверенного ему
в управление объекта, естественно стремление найти простые и доступные его
пониманию критерии управления. Чем занимаются специалисты, работающие в сотнях
различных направлений науки, понять действительно сложно. Но известно, что
помимо прочего все они пишут статьи и публикуют их в научных журналах. В
отличие от идей и теорий, статьи – предмет вполне осязаемый и поддающийся
традиционному бухучету. Вот вам и готовый критерий оценки научного труда.

Совсем как в доброе советское время, когда можно было регулярно рапортовать
«наверх» о растущих удоях и тоннах обмолоченного зерна на фоне стагнирующего
сельского хозяйства. Точно так же сейчас можно рапортовать о росте валового
объема публикаций на фоне прогрессирующей стагнации отечественной науки. Ну,
действительно, не отчитываться же отсутствием в отечественной науке даже
потенциальных номинантов на Нобелевскую премию?!

Один академик на миллион населения

Справедливости ради
необходимо отметить, что привлечение «эффективных менеджеров» со стороны к
управлению отечественной наукой и отстранение от этой функции представителей
самого научного сообщества в лице его элиты – членов РАН – произошло не на пустом
месте. Когда официальная численность членов РАН в 20 раз превысила норму
петровских времен (один академик на миллион населения), основную роль в ней
тоже стали играть не самые выдающиеся ученые, а наиболее «эффективные
менеджеры» от науки, менее своих коллег обремененные научными изысканиями.

Как следствие перехода управления российской наукой к бюрократии, будь то
увенчанная академическими регалиями верхушка РАН или внешние управленцы, на
первый план выдвигаются количественные критерии, позволяющие регулярно радовать
руководство «положительной динамикой» вверенной области. Отечественная
бюрократия прекрасно освоила технологию постоянной генерации новых программ и
концепций ожидаемого светлого будущего, желательно за пределами срока возможной
констатации расхождения «прогноза» и неприятной реальности. Кто вспомнит сейчас
о 15-летней давности заявлении тогдашнего первого лица страны о том, что через
пять лет Россия захватит 30% мирового рынка нанотехнологий? Захватили?

Теперь для облегчения процесса управления отечественной наукой «эффективные
менеджеры» обязали всех российских ученых печататься исключительно в журналах,
индексируемых в зарубежных базах данных. Конечно, это большой подарок для
тамошних спецслужб, которым теперь не надо даже переводить, чтобы мониторить
то, что еще осталось у русских. Даже Джордж Сорос поступал честнее. Он хоть сам
платил за то, что ему сливали все, что у нас было. Теперь уже отечественных
издателей вынуждают самих платить за индексацию их журналов в частных
зарубежных базах, то есть за возможность сливать туда информацию.

Ловушка «открытого доступа»

Более того, российских авторов поощряют платить зарубежным журналам
«открытого доступа» (Open Access Journals) за право публиковать наши
достижения. Хотя государство вложило громадные средства в создание технически
более совершенной и полной отечественной базы – Российского индекса научного
цитирования, РИНЦ, а при разработке нацпроекта «Наука» декларирует
необходимость приоритетного использования отечественных систем хранения,
обработки и передачи информации в целях обеспечения безопасности страны.

Отцам-основателям системы учета публикационной активности ученых во главе с
Юджином Гарфилдом даже в голову не могло прийти, что созданная ими система для
изучения формирования внутри- и междисциплинарных связей в науке будет использована
для ранжирования ученых по их «научной значимости». Абсурдность оценки вклада в
науку по числу публикаций очевидна всем, имеющим о науке хотя бы общие
представления.

По этому критерию таких выдающихся ученых, как трижды Герои
Социалистического Труда академики Юлий Харитон, Яков Зельдович и Кирилл Щелкин,
создателей атомного щита страны, в некоторые академические институты сегодня не
взяли бы даже на должность научного сотрудника из-за отсутствия у них
необходимого числа публикаций в базе Scopus. Кому интересно, чем там они
занимались в Сарове вместо того, чтобы строчить статьи в журналы из Scopus и
поднимать свой индекс Хирша.

Я уже не говорю об академике Николае Семенове, нашем единственном
Нобелевском лауреате по химии, который написал всего-то несколько книг и пару
десятков статей. И какое имеет значение, что каждая из них положила начало
новому направлению в науке, а среди его учеников полсотни членов Академии? С
таким «рейтингом» сейчас его не взяли бы на приличную ставку даже в его
собственный Институт химической физики РАН (ныне ФИЦ ХФ РАН), где единственным
критерием при зачислении на должность научного сотрудника и распределении
стимулирующей надбавки является число публикаций в журналах из частной
американской базы Scopus со штаб-квартирой в Филадельфии. Хотя в ФИЦ ХФ РАН
ведутся в том числе закрытые работы по спецтематикам.

Есть и серьезный этический аспект в оценке «научной эффективности» по
публикациям в базе Scopus, прежде всего в платных журналах «открытого доступа»
(Open Access). Возможность получения бюджетных стимулирующих надбавок за
эффективность научной деятельности с учетом публикаций, оплачиваемых самим
автором, открывает широкую возможность повышения не только своего «научного
рейтинга», но и реального дохода от «научной» деятельности.

И это уже вполне сформировавшийся «научный» бизнес – научные сотрудники
постоянно получают по электронной почте предложения опубликовать за умеренную
плату статьи в каком-нибудь «мусорном» журнале, которых полно в базе Scopus,
или повысить их цитирование в этой базе. Цены вполне доступные. Как там у нас
насчет борьбы с коррупцией?

В заключение можно с
большой долей вероятности констатировать, что, несмотря на различие в масштабах
и специфике объекта управления, отечественную систему руководства наукой
поразила та же болезнь, которую президент Франции недавно диагностировал у
руководства альянса НАТО.